Жизнь моя, иль ты приснилась мне

Анатолий Зелепугин

Жизнь моя, иль ты приснилась мне

Анатолий Зелепугин

«ЖИЗНЬ МОЯ,

ИЛЬ ТЫ ПРИСНИЛАСЬ МНЕ…»

Санкт-Петербург

Издательство СПбГЭТУ «ЛЭТИ»

2024

УДК 82–1+821.16

ББК Ш6(2=Р)6 З48

Зелепугин А. В.

З48 «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…». СПб.: Изд-во СПбГЭТУ «ЛЭТИ», 2024. 78 с.

ISBN 978-5-7629-3356-8

В сборник вошли повесть «Лобан», написанная на основе реальных событий, а также рассказы об удивительных людях и стихи, посвящённые самым близким друзьям.

УДК 82–1+821.16

ББК Ш6(2=Р)6

ISBN 978-5-7629-3356-8                                    © А. В. Зелепугин, 2024 Содержание

ЛОБАН .................................................................................................................... 5

Лобан-подпасок .................................................................................................................... 5

Сенокос ................................................................................................................................. 14

Первая любовь .................................................................................................................... 15

Морозная весна 1953 года .............................................................................................. 17

Сезонные радости .............................................................................................................. 20

Федосья ................................................................................................................................. 21 Лобан на шабашке ............................................................................................................. 23

Лобан на посевной ............................................................................................................ 29

Кончина Лобана ................................................................................................................. 31 Собрание ............................................................................................................................... 35

ПОМНЮ, ПОМНЮ Я, КАК МОЛОДЫ МЫ БЫЛИ,

КАК ВЕСЕЛЫ МЫ БЫЛИ И ВЕРИЛИ В СЕБЯ… ..................................... 38

Однажды на рыбалке ........................................................................................................ 39

Ильин Дмитрий Александрович .................................................................................. 44 Грачёв Иван Дмитриевич ............................................................................................... 45

Салахов Мякзюм Халимулович ................................................................................... 47 Исхаков Камиль Шамильевич ...................................................................................... 47

Диц Виктор Георгиевич .................................................................................................. 48

Юра «ЧК» ............................................................................................................................. 50

ИРАНО-ИРАКСКАЯ ВОЙНА И МОИ БУДНИ В ИРАКЕ

........................ 55

НЕКОТОРЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ .................................... 52

Посвящается памяти Сальвадоро Альенде .............................................................. 52

Гимн Магнитке ................................................................................................................... 52

Похмельный синдром ...................................................................................................... 53

Молодость ............................................................................................................................ 54

Капитану Первого Ранга, командиру атомной подводной лодки, председателю клуба подводников города Сосновый Бор Денисову Николаю Александровичу от Анатолия, от сухопутного

человека, в честь дня Военно-Морского Флота 31.08.2022 г. ........................... 68 В день строителя Григорию Михайловичу Нагинскому .................................... 70

О сестре Вале ...................................................................................................................... 72

Ивану ко дню рождения (семидесятилетие) от Анатолия .................................. 73

Людмиле в день рождения ............................................................................................. 74 *** ........................................................................................................................................... 74

Наташе в день рождения ................................................................................................. 75 Cемёну от Анатолия, в день рождения. 23.01.22 ................................................... 75

Ностальгия ........................................................................................................................... 76

Другу ...................................................................................................................................... 76

ЛОБАН

В основе повести лежит реальная история жизни человека, его невероятного самоубийства в знак протеста против совхозной системы и сельских коррупционеров-чиновников, чему я был очевидец.

…Двери настежь у вас, а душа взаперти.

«Кто хозяином здесь?» – напоил бы вином. А в ответ мне: «Видать, был ты долго в пути – И людей позабыл, – мы всегда так живем!

Траву кушаем,

Век – на щавеле,

Скисли душами,

Опрыщавели,

Да еще вином

Много тешились, –

Разоряли дом,

Дрались, вешались»…

В. Высоцкий «Старый дом»

Лобан-подпасок

Солнце ещё не показалось над Конёвой горой, а со дворов уже начали сгонять в табун домашнюю скотину: мычали коровы, годовалые тёлки, молодые бычки, ещё не приученные ходить в табун, козы, овцы. Было раннее утро июньского дня. «Перёдский» табун составлял примерно полсотни коров с телками и молодыми бычками и около сотни овец с козами. Скотина стекалась к дороге ведущей к «рытушкам» и дальше к ближнему лесу, где уже наевшись сочной травы на склонах «рытушек», скотина могла отдыхать на лесных полянах в знойную полудённую жару. Солнце небольшой золотистой дугой наконец показалось из-за Конёвой, когда под мычанье коров и блеянье овец табун в облаках поднявшейся дорожной пыли влился в дорогу, ведущую к «рытушкам». В деревне Крым-Сарай слово «стадо» в разговорном обиходе не использовалось, а употребляли всегда слово «табун», которое больше подходит к лошадям. Мне думается, это сложилось из-за географического расположения деревни: она соседствовала с татарскими деревнями на протяжении 250 лет, и в результате язык взаимообогащался, и слово «табун» перешло в словарный обиход от близ лежащего селения Муртаза. За стадом еле поспевали двое – пастух и подпасок. Пастух – рыжеватый мужик лет сорока, среднего роста, со слегка синеватым лицом и резкий в движениях. Звали его Николай. В общем, для деревенских – Колька Рыжий – скандальный упрямый мужик; особенно у него проявлялся характер в подвыпившем состоянии в отношениях со своей женой. В один из таких скандалов он порубил топором только что купленное жене дорогое крепдешиновое платье. Деревенские бабы сокрушённо обсуждали это между собой, качая головами, приговаривая: «Ох и карахтерный человек! Не дает жене спуску! Сошлись как коса на камень!» А всё из-за ревности: жена его Верка – фигуристая, симпатичная черноглазая бабенка, хотя не давала повода для ревности, но при случайной встрече на дороге или у колодца любила поговорить, и только это являлось поводом для их скандала. Случалось это редко, в дни когда Колька запивал дня на три.

Подпасок, парнишка 11 лет, не по летам серьёзный на вид из-за порученного ему такого важного ответственного дела, с голубыми, широко расставленными глазами, беловолосый, лобастый, почему и прозвали его Толик Лобан. Оба – пастух и подпасок были вооружены кнутами и короткими гладкими палками-бадиками из черёмухового дерева. Подпасок любил кнутом производить громкие хлопки, когда замахиваясь из-за спины рукояткой кнута резко останавливая её перед собой, заставляя кольцом катиться по земле веревочную часть кнута, заканчивающуюся полоской телячьей кожи, громко издавать короткий резкий звук, похожий на выстрел, что пугало скотину, оторвавшуюся от стада. Также можно было бросать бадиком в нерадивую скотину. Донимали в основном козы – хитрые создания, улизнувшие от стада и всегда норовившие урвать куски сочной травы или хлебных колосьев.

Солнце уже встало полным диском над Конёвой, когда на склонах рытушек скот насыщался, и можно было пастухам отдохнуть, прилечь на подогревшуюся землю и даже немного поспать. Великое дело – поспать в шесть часов утра, когда весь табун в лощине мирно пасётся на склонах рытушек.

Но одиннадцатилетний мальчишка, перед тем как заснуть, вспоминал почему-то дни Рождества Христова, когда стояли январские трескучие морозы и снег кругом блестел, слепил глаза. Особенно была красива Конёвая гора: она стояла спокойно, незыблема и сияла под дневными лучами солнца своими снежными покатыми боками незабываемым цветом. А в предрождественную ночь в домах горели свечи в углах под иконами, женщины пекли, готовили блюда, каждая семья исходя из того что было. А было совсем не много: мука, масло, картофель; хорошо, если мясо припасено. Но для крым-сарайцев это был один из самых больших и радостных праздников. Лобан томительно ждал и всегда ходил один «славить» – так называли в деревне ночные походы мальчишек и девчонок по домам, где они пели славу Рождеству Христову с надеждой получить пряники, пирожки с картошкой, ливером или кусочки рафинированного сахара. Но при этом надо хорошо пропеть рождественную молитву: «Рождество Твоё, Христе Боже наш…», соблюсти и мотив молитвы. Обычно заходили в дома по двое и по трое, начало знали все, но чаще голоса звучали в разнобой. Но все женщины, в основном старухи, которые исполняли православные каноны, были в эти дни великодушными и всегда хвалили детей: «Вот молодцы! Как хорошо вы знаете молитву! Вот вам гостинчик!» Бабка Федосья для своего любимого внука сумела подшить подошвы его старых валенок, они стали просторней и прочнее из-за двух прокладок от старых голенищ, и Лобан радовался видя как на снегу остаются следы от дратвы (прошивные нити обработанные гудроном). Лобан с нетерпением ждал двенадцати часов ночи, пока бабка катала тесто для пирогов и плюшек, а он грелся на тёплой печке, поглядывая на ярко горящие лампады обрамляющие икону Божьей Матери. И наконец он выходил во втором часу ночи со своей тряпичной сумкой на улицу. Его встречало бездонное тёмно-синее ночное небо с мерцающими звёздами и золотой Луной, от которой Конёвая гора казалась сине-золотого цвета, что создавало картину необыкновенного природного явления в Рожественную ночь, и она была созвучна таинственному религиозному празднику. Лобана охватывало чувство благоговейной детской радости. Славить он всегда ходил один и старался вставать раньше других соседских детей. Возвращался с полной сумкой домой, где его встречала бабушка, хвалебно причитая: «Вот это да! Да как же ты смог!? И кто же тебе столько надавал гостинцев. Ну и ну!». У счастливчика сердце пело от радости и детской гордости, что он смог, не боясь злых соседских собак, встать рано и ходить славить по дворам один. Теперь он будет ставить соседских мальчишек на место – они-то явно не смогли наславить целую сумку.

Но дремота и воспоминания были недолги, надо стеречь табун. Главное, хлеба ещё не поспели, июнь месяц, а это ещё безопасно, коровы не могут объесться и сдохнуть. Бывали случаи в июле, в поспелые хлеба стадо заходило по недогляду пастухов, и бывало по нескольку коров дохло от разбухших зёрен в их животах. И это трагедия, заканчивающаяся зачастую кровопролитием: доставалось, как правило, пастуху. Но это ещё надо смотреть, кто пастух, а то бывало и наоборот. Раньше, до Кольки Рыжего, долгое время пас табун Сёмка Немой, который мог произносить только нечленораздельные звуки «эбэ, эбе», разные по долготе, в зависимости от его эмоционального состояния. Его побаивались, ходил он с большим ножом, икто знает, что у него на уме, – пырнёт и поминай как звали! Особенно после одного случая, когда он по непонятным причинам не справился с табуном, и тот оказался на ржаном поле. А в июле месяце колосилась рожь поспелая! В таком экстремальном случае жизненный опыт требует незамедлительно разгонять коров и гонять их, гонять до полного опорожнения их желудков, иначе разбухшее в их животах зерно разорвет стенки желудка и они сдохнут. Если коровы не опорожнились, «не продристались», то их необходимо тут же зарезать, чтобы не испортилось мясо. Сёмка Немой, по прозвищу Немтырь, сделал всё как надо, но пришлось трёх коров зарезать, которых он не успел прогонять до опорожнения. Надо знать, что корова на селе – это первая и последняя кормилица, отсутствие её – это полная безнадёга, голод, особенно в многодетных семьях. Когда дошёл слух до деревни (кто-то из проезжающих верхом на лошади сообщил, что Немтырь перерезал дюжину объевшихся коров), с десяток мужиков срочно поехали к пасущемуся стаду на лошадях, кто на запряжённой в телегу, кто верхом к ближнему лесу, что под Красной горой в четырёх километрах от села. Подъехав, мужики предстали перед картиной: стадо гуляло вразброд под горой на значительном расстоянии от колосящегося ржаного поля, Сёмка же только что перерезал горло третьей корове, две других лежали с перерезанными горлами невдалеке. Филька Корабль (это опять прозвище, более или менее подходящее, а то такие как Мышонок, Зверок, Гугай – с глушиной мужик, а то и вовсе не поймёшь, на каком языке кличка, например, «Мыя»! И кличка «Мыя» прилепилась к целому семейству нескольких поколений всего не из-за чего: рассказывал Пахомов Гришка весёлой компании мужиков, как он в детстве на колхозную бахчу лазил огурцы воровать. Кто-то возьми и спроси его: «А кто с тобой ещё был?» Григорий вообще-то не любитель был рассказывать, в основном всегда слушал, а тут то ли хорошая погода и весёлый настрой мужиков повлиял, то ли в предвкушении сытного ужина (жена обещала сделать пельмени) влез почему-то рассказать про бахчу, и от неожиданного вопроса неловко замолк, а потом шумно сказал: «Мы…, я…». Все грохнули со смеху! Ну всё! Его сосед, Витька Зида, деловой мужик с большим юмором тут же ему: «Эх ты, Мыя! Мы же знаем, что ты не один там был и драпал с бахчи впереди всех после того, как Филат-сторож орал благим голосом: “Вижу, вижу! слышу, слышу!”». Филат был слеповат и почти глухой, поэтому он часто упреждающе периодически вскрикивал, лёжа на боку: «Вижу, вижу, слышу, слышу!».

И всё! кличка приклеилась навечно! Соответственно дети-мыята, а если один ребёнок, то мыёнок, сам отец – Мыя, жена соответственно Мыиха).

Но вернёмся к нашим коровам. Филька Корапь (сельчане «бл» в слове корабль пропускали для простоты произношения), кривоногий мужик маленького роста, но ходил всегда с гордо поднятой головой, строго, почти перпендикулярно земле, из-за чего его прозвали Корабль. Соответственно дети – кораблята, а мать – кораблиха. Это деревенская крым-сарайская железная традиция – присваивать всем жителям села клички. И это оставалось в памяти на времена нескольких поколений.

Филька Корапь, увидев зарезанную свою корову, резко спрыгнул с телеги, закричал неистово голосом, переходящим на визг: «Что ты наделал немая сволочь! Убью, сука!». Он замахнулся толстой палкой, но не успел ударить, как Сёмка блестящим, хорошо заточенным ножом отбил палку и прыгнул навстречу Фильке с явным намерением вонзить в него нож с криком «эбэ, эбэээ!». Тот также мгновенно среагировал и с необыкновенной быстротой побежал к лесу – Сёмка за ним! Не догнать Филлипа, Сёмка вернулся к мужикам и с помощью своего «эбээ, эбээ» горячо доказывал, что он сделал всё что мог. А дело в том было, что без подпаска Сёмка просто физически не мог справиться с табуном в такой критической ситуации, да и возраст давал себя знать – ведь почти шестьдесят лет.

После этого случая перёдские мужики наняли Кольку Рыжего, но уже с подпаском. Вот так Лобан и заполнил эту вновь открывшуюся штатную единицу. А хотел он, до безумия, заработать денег, чтобы купить себе велосипед, который давно стоял в магазине, обёрнутый в желтоватую бумагу, пропитанную маслом-солидолом: ПВЗ – Пермский велосипедный завод! Это была главная, розовая мечта Лобана – купить именно этот велосипед.

Табун мирно пасся в лощине, солнце уже высоко поднялось над Конёвой – пришло время гнать его к ближнему лесу, где на прилегающей опушке уже выросло сочное разнотравье, питаемое накопленной за зиму влагой леса. Колька подал сигнал трогать табун: громко закричал «пошлии…, давай пошлии…!», и табун медленно потянулся по косогору рытушек к зеленеющему лесу. Подпасок тоже не преминул произвести громкий хлопок своим кнутом вдоль границы табуна и кинуть бадик в отлучившуюся козу. Перед ближним лесом травы на час, а дальше через лес – прогон до самого отлогого места Красной горы, где долгожданный двухчасовой отдых. Табун, хорошо напитавшись сочного зелёного разнотравья, – подорожника, кукушника, пырья, с попадающимся клевером и люцерной, сам привычно располагается на отдых: коровы, козы, овцы – все ложатся на подогретую солнцем землю у Красной горы. Солнце уже стоит в зените над Красной горой, и теперь можно и пообедать. Пастух и подпасок вынимают из своих сумок завёрнутую в чистые платки неприхотливую еду.

Это, как правило, пол-литровая бутылка молока, пара варёных яиц, лук, соль и конечно хлеб домашний, испечённый в русской печи, которая просто жила в каждом деревенском доме. Иногда в меню входил кусок курятины, сало. Послевоенные годы с продуктами было не просто. Несмотря на то, что в Крым-Сарае была, как и во всей стране, колхозная система, и по результатам труда с колхозниками расплачивались натуральными продуктами – ржаное зерно, просо, греча – все остальные продукты брались со своих приусадебных участков и своего личного подсобного домашнего хозяйства, а оно и было самым главным источником жизнеобеспечения для всех крестьянских семей.

После двухчасового отдыха табун поднимают – и в обратный путь по тем же опушкам, косогорам и лощинам рытушек. Под закат солнца табун с блеяньем овец, мычаньем коров и мяканьем коз вливается в главную улицу деревни в клубах подорожной пыли. Каждая баба встречает свою скотину и хворостиной загоняет в свой двор. Лобана встречала его бабушка Федосья, семидесятилетняя старуха. Она, не обращая внимания на плотный поток скотины, шла прямо в начало стада, где виднелась вихрастая белая голова её любимого внука. Подойдя, она обнимала и гладила его по голове своей шершавой натруженной рукой, приговаривая: «Отпас внучек, отпас, справился, молодец!». На глазах у неё поблёскивали слёзы в лучах уже совсем заходящегося солнца. Она безумно любила, как всякая бабка, своего внука, а тем более, что он был сиротой: отец Толика погиб на фронте, а мать убило молнией, когда на сенокосе они сидели, спрятавшись под омётом сена от разбушевавшейся стихии. Лобану было всего четыре годика, когда он остался на попечении своей бабушки. Гроза была та самая небывалая: в домах повыбивало окна градом величиной с куриное яйцо. Сторожилы не могли припомнить таких гроз в истории села, говорили: «По кулаку градины, это кара божья, за нашу неправедную жизнь!»

Лобан с бабкой загоняли свою единственную козу во двор, примыкающий сбоку небольшого опрятного дома с тремя окнами; помыв руки в рукомойнике, закреплённом на стене напротив печи, садились ужинать. Тюря из молока: в блюдо наливалось молоко и туда отщипывался кусочками хлеб – это первое, главное блюдо; на второе пирожки с картошкой и потом чай с комковым сахаром. Но Федосья на этот раз приберегла единственному любимому внучку шоколадную конфету как гостинец за первый трудовой день. Толик быстро уплетал еду и взахлёб рассказывал, как он вовремя отгонял к табуну отлучившихся коров и коз. Бабка Федосья вдвойне жалела внучка из-за того, что он смотрел вечерние кинофильмы, начинающиеся в восемь часов вечера (ленты привозили из райцентра Бавлы). Ленты кино были намотаны на двенадцать бобин, так что фильм приходилось прерывать двенадцать раз для перезарядки ленты. Фильмы крутили в старой церкви, экран – белая простыня, натянутая на раму, висел над каменным возвышением, где раньше когда-то, до закрытия церкви, был амвон, а напротив экрана на каменном полу были установлены длинные деревянные лавки для зрителей. Церковь была построена на денежные средства сельчан в начале XVIII века, благо село было небедное и состояло в основном из зажиточных государственных крестьян, которые по екатерининской реформе имели наделы земли от нескольких гектаров до десятков, в зависимости от числа едоков в семьях. В селе в ту дореволюционную пору главные вопросы жизни села решались на сходах, где собирались все жители, и там же выбирался сельский судья, как правило, честный уважаемый человек, которого могли переизбрать на любом из ежегодно проводимом отчётном сходе. Это и была подлинная демократия на селе, то самое самоуправление, которое было разрушено в 30-х годах при коллективизации.

Толик Лобан отпас табун всего только один день, а их впереди у него восемьдесят девять! Жалко пацана… Шли дни своим чередом. Кому казалось, что они пролетают как птицы быстро, как у влюблённых молодожёнов в свадебном отпуске, а кому так медленно, что трудно найти сравнение, разве как время в сознании арестанта, досиживающего свой неправедный срок в лагерной зоне или как у солдата, дослуживающего последние дни до дембеля. Толик Лобан каждое утро вставал под мычанье коров ранними утрами, превозмогая невообразимую детскую сонливость. Особенно тяжело было после просмотров вечерних киносеансов, которые заканчивались около десяти часов вечера. И то сказать, как можно было устоять перед соблазном пробраться любыми путями к заветному экрану и, усевшись на каменном полу, оставшемуся от старой церкви, видеть чудодейственные движения героев таких фильмов, как «Тарзан», «Мамлюки», «Дело пёстрых» или «Кочубей», или «Тайна двух океанов», особенно нравившегося мальчишкам. Фильмы вечерние показывали только для взрослых, но мальчишки-сорванцы нашли свой путь. А пробраться – был путь один – через окно, в форточку. Находилось оно довольно высоко, так что приходилось подкладывать камни и взлезать на наружный карниз, при этом с низу приходилось помогать, толкать в ноги следующего страждущего, чтобы первому можно было быстрее пролезть через форточку. Конечно, всё это было не бесплатно, и плата в полцены, а иногда и за значительно меньшую сумму, бралась тут же перед окном. На следующий день кто-то из мальчишек, кому повезло пролезть через форточку и посмотреть кино, хвалился: «А я пролез за 15 копеек!».

Снова шли дни, и вот уже колосились рожь и пшеница на полях, из-за чего становилось пасти труднее: табун при первой возможности стремился в хлеба, налитые соком земли, колосья ржи и яровой пшеницы заманчиво покачивали головками, дразня скот табуна. Здесь надо смотреть в оба! Пока бог миловал и табун своевременно отгонялся от злачных полей. Лобан быстро бегал вдоль границы, за которую стадо рвалось к хлебам, ловко орудуя кнутом и бадиком. Колька Рыжий как бывалый пастух шёл то впереди стада, то позади в зависимости от рельефа местности, и грамотно руководил табуном резкими окриками и свистом. Но, как говорится, «не долго музыка играла, не долго фраер танцевал», и Николай прокололся. Виною этому ожидаемый случай – получка, плата по договору найма. Пастух получал хорошие деньги по тем временам, а также брал часть натурой, продуктами: яйца, молоко, сметана, масло и мясо в счёт оплаты по договору за каждую единицу скотины. На утро, после вчерашней получки, когда скотину с дворов сгоняли в табун, многие заметили, что Николай почемуто очень опрятно одет и, главное, на нём была надета новая синяя рубаха – она бросалась в глаза, и только некоторые бывалые мужики заподозрили, что Колька Рыжий сильно пьян. Даже подпасок Лобан заметил что-то необычное в поведении Николая. Но надо было гнать табун к травам, некогда было всматриваться в главного пастуха одиннадцатилетнему мальчишке. Всё шло как по расписанию: взошло над Конёвой горой солнце, в лощине рытушек скот хорошо подкрепился разнотравьем, затем небольшой отдых, иногда с лёгким завтраком, и в путь к ближнему лесу, по рытушкам мимо бетонных останков буровой установки нефтеразведки, как-никак Татарстан – нефтеносный край. Один бывалый мужик из крым-сарайцев пошутил: «Это наш штат Техас!». Но никто не знал, что это за слово и где этот Техас. Зато кличку прилепили человеку – Техас; соответственно жена – техасина, а дети техасцы и если маленький, то техасёнок. Мужик, обронивший это слово, прошедший всю Европу во Вторую мировую и там нахватавшийся заграничных слов, был уже сам не рад, что произнёс это ненавистное теперь ему слово. Но всё, уже поздно, слово не воробей. Дальше кто-то добавил ещё одно украшение: «Американ», главное, не «американец», а «американ». Возможно, это было связано с тем, что жил он на отшибе, на конце деревни, был большого роста, долго не вступал в колхоз, и огород расположен был около ключа, бьющего через трубу и сверкающего своей прохладной чистой водой у небольшого холма. Был Техас всегда загорелым, держал свою небольшую пасеку и часто работал на своём огороде в шляпе. Ну и горазд же крым-сарайский народ приклеивать клички по любому неожиданному поводу, но обязательно связанному с каким-либо затейливым происшествием, где главный герой допустил оплошность: струсил, не то сказал в критический момент или, что совсем недозволительно, с учётом физических недостатков. Был в деревне Панька с костылём до колена на одной ноге, был он один на всю деревню, так его просто прозвали Инвалид. И такой обычный диалог соседей: «А где бригадир, что счас прошёл?», – сосед спрашивает. Другой ему в ответ: «К Инвалиду зашёл!».