Круговорот ошибок/Книга перемен

Гарик вспомнил, как с Костей нажрался в когда-то тут бывшей пивнушке. Они наиграли в школе немного денег, около рубля. Тогда на переменах во всех углах школы играли в «Чу» – игру на деньги в сами же деньги. Мелочь трясли в сомкнутых ладонях. Это называлось –

трусить. Трусил тот, кто больше ставил. А ставки делали втёмную, держа мелочь в зажатом кулаке. Потом открывали ладонь. У кого больше мелочи, тот трусит. Трясёт и кидает на землю мелочь. Монетки падают. Кто трусит, забирает орлы.

А решки по очереди бьют о землю или одна о другую. Те монетки, которые падают на орла, забирает тот, кто бил. В тот день было несколько уроков, которые можно было смело прогулять. Учителя были даже рады, когда Гарик с компанией не ходил на урок. Так и боли головной меньше, и капли сердечные пить не надо. Но последний урок – классный час. На него прийти было надо. Классный руководитель – Татьяна Архиповна. Русский и литература. Секретарь парторганизации школы. Зверь. Гроза мышей. Наиграв около рубля, Гарик с Костей идут на пиво. Пивнуха рядом. Отчего же-с, спрашивается, при таком раскладе перед классным часом по паре кружек пива не всосать? Зима. Мороз и солнце, день чудесный… Пивняк. Маленькая комнатка. Тесно, впритык стоят столики. Помещение не топится. Дикий холод. Утро. Гарик и Костя на пиве одни. Гарик достаёт колоду карт. Они пьют ледяное пиво, сжавшись от холода, и играют в дурака. В пивнушку входит парень лет тридцати. Берёт пиво, становится с кружкой к ним за столик.

ПАРЕНЬ

Во что играете?

ГАРИК

В дурака. Будешь?

ПАРЕНЬ

Давайте. Сдавай. Делать не хуй…

КОСТЯ

Давай на пиво играть?

ПАРЕНЬ

Давайте. В дурака?

КОСТЯ

Да ну на хуй! В секу давай. (Отделяет не нужные для секи маленькие карты.)

ГАРИК

Я отолью. (Выходит в сортир.)

Туалет во дворе пивнушки. Гарик выходит из туалета на улице, к нему с пивняка подходит Костя.

КОСТЯ

Чё, раскатаем этого быка?

ГАРИК

Давай. Он, сука, мутный. Может, сам катает?.. Бабок нет…

КОСТЯ

Ну проиграем, просто пизды ему накатим. Какие проблемы?!

ГАРИК

Огонь! Пошли…

КОСТЯ

Счас. Поссу… (Заходит в сортир.) Бля, холодно. Забей косяк пока. Хватанём по-быстрому.

На пиве идёт игра. Гарик и Костя даже не особо передёргивают, но парню не везёт фатально. Он проиграл уже кружек десять. Весь столик уставлен полными пивными кружками. Парень злится и не может отыграться.

ГАРИК

Мы заебёмся пить это. (Прихлёбывает из полной кружки, кивает на заставленный пивом стол.) Давай на водку играть.

ПАРЕНЬ

(Нервно курит.) Давай.

Проходит несколько сдач карт. Парень проигрывает три бутылки водки.

ГАРИК

Пойду отолью. (Закуривает и выходит во двор.)

Гарик приходит за столик. От холодного пива холод становится просто собачьим. За столиком курит один Костя.

ГАРИК

А где этот штемп?

КОСТЯ

(Прихлёбывает пиво, затягивается сигаретой.) За водярой пошёл. Время – одиннадцать…

ГАРИК

Да ты чё, бля?! Ты его отпустил?

КОСТЯ

Чё отпустил? На часы посмотрел, говорит: одиннадцать, пойло начали отпускать. Сказал: пойду за водярой.

ГАРИК

Да он съебался. Вот ты лох, в натуре. Надо было с него хоть бабла взять.

КОСТЯ

Да и хуй с ним. Мы это (кивает на уставленный пивом столик) хуй выпьем. Я лопну сейчас. Нам тут час ещё виснуть и на классный час надо. Пойдём лучше курнём.

В дверях появляется парень. Он держит в руках три бутылки водки.

КОСТЯ

Вот это ни хуя!

ГАРИК

Ага! И в школу не пойдём!

Они открывают первую бутылку. Выливают недопитое пиво за двери в снег. Наливают водки в пивные кружки, чокаются ими и пьют за знакомство, запивая водку пивом. Пошла жара! Они закуривают. Уже не холодно.

ПАРЕНЬ

Играть ещё будем? А то мне минут через сорок валить надо.

ГАРИК

Да как хочешь. Что-то масть тебе не прёт сегодня…

ПАРЕНЬ

Ну да…

ГАРИК

Нам тоже валить через полчаса надо. (Разливает остатки первой бутылки по кружкам, открывает вторую.) Так что будем торопиться.

ПАРЕНЬ

А вам ехать куда?

ГАРИК

Да нам не ехать. Нам в школу идти. Недалеко, через дорогу.

ПАРЕНЬ

Куда??

ГАРИК

В школу, бля! На классный час! (Они с Костей взрываются смехом.)

ПАРЕНЬ

Вы что, школяры?

КОСТЯ

Ну да! (Вытаскивает из кармана пионерский галстук.)

ПАРЕНЬ

Охуеть!

Гарик вырывает из рук Кости галстук. На галстуке крупными буквами чернильной пастой написано слово: «KISS» (название модной рок-группы). Они не переставая истерически ржут. Парень смотрит на них обалдело. Гарик вытирает пионерским галстуком стол от разлитого пива. Костя пытается вырвать галстук у него из рук. Галстук с треском рвётся.

КОСТЯ

Та ты заебал! Он сорок копеек стоит.

ГАРИК

Да, бля, не повезло! (Хохочет, кидает разорванный галстук на пол, вытирает о него ноги.)

КОСТЯ

Будешь должен.

ГАРИК

С первой пенсии отдам! Наливай!

Костя разливает всю бутылку по трём кружкам. Они чокаются, давясь, пьют водку залпом, запивают пивом и сразу закуривают.

КОСТЯ

(Парню) А тебе куда надо?

ПАРЕНЬ

Я в милицию иду.

ГАРИК

Куда?! Ты чё, охуел?!

ПАРЕНЬ

Меня нахлобучили месяц назад. Котлы, цепуру забрали… магнитофон. Мне мусора повестку прислали. Нашли грабителей. Надо в мусарню в час – мафон забрать по описи.

ГАРИК

Ого! Бля! (Они с Костей злорадно ржут.)

Становится жарко. Мочевой пузырь работает исправно. Гарик и Костя постоянно шастают, шатаясь, в туалет и обратно в распахнутых куртках, уже не утруждая себя застёгивать мотню на брюках. Они нажрались в хлам. Продавщица пива с опаской на них поглядывает из-за прилавка, опасаясь порчи имущества.

ПАРЕНЬ

Ладно, пацаны. Мне пора, погнал я.

КОСТЯ

Погоди. (Открывает последнюю бутылку водки, разливает её всю по кружкам.) Давай! На коня!

Они, шатаясь, держатся за стол, выпивают залпом, давясь, водку, запивают пивом и вываливаются из пивной на улицу. Яркое солнце слепит глаза. Гарик замешкался на пороге. Зацепился карманом за ручку двери. Костя вываливается из двери и цепляется за него. Гарик падает на скользкий порог. Костя перелетает через него по инерции через весь порог на тротуар. Гарик, поднявшись на колени, пытается поймать Костю в воздухе, спотыкается на скользком пороге и летит вслед за ним кубарем с порога. Они валяются на тротуаре. Пытаются поднять друг друга и опять заваливаются на землю. Парень стоит в дверях, держась за косяк дверного проёма, и наблюдает эту картину.

ПАРЕНЬ

Ни хуя вы нажрались! (Он медленно идёт к остановке трамвая, шатаясь и скользя на гололёде.)

Наконец после титанических усилий Гарик и Костя встают. Они очень медленно, держась за стены домов и заборы, скользя и поддерживая друг друга, изредка падая в снег, перемещаются к дороге. Подойдя к светофору, они видят, как их недавний знакомый ползёт на карачках через дорогу, потеряв шапку, к остановке трамвая. Машины объезжают его и обходят переходящие дорогу люди. Они обалдели от этой картины. Опять поскальзываются и валятся под светофор.

И это было только начало. Путь домой был нелёгок. Последние кварталы Гарик уже не мог встать. Он полз на коленях. Он потерял шапку, перчатки и портфель.

В те времена не было ни газа, ни центрального отопления. Дома топились углём и дровами. И узкие тротуары не посыпали песком от гололедицы. Их посыпали золой из печек. Гарик полз по этой золе, стирая брюки до дыр. Последние брюки. Когда он наконец дополз до своей калитки, долго не мог встать. Казалось бы, он уже подтянулся по деревянным воротам, но неведомая сила кидала его из стороны в сторону, и он валился в сугробы палисадника вновь и вновь. Снег набился за шиворот, таял и стекал по телу холодными струями. Гарик открыл калитку и упал на входе. Его дом был в глубине двора. Он полз к нему, и соседи видели в окна эту картину. Ему было всё равно. Он подполз к дому. Его дико мутило. Он не стал вваливаться в дом. Решил проблеваться и, шатаясь, держась за деревья, переместился за дом, в сад. Там стоял деревянный сортир. Гарик ввалился в него. Его начало рвать. Он провёл над очком целую вечность. Всё было вырвано. Но организм всё делал судорожные попытки вывернуть ещё что-нибудь из желудка. От непрерывных спазмов болело горло и всё внутри. Он надорвал диафрагму. Изо рта текла бурая жидкость. Гарик думал, что это кровь. Но это была желчь. Нечем было рвать, и он вырыгивал желчь. Ему было дико плохо. В глазах всё рябило. Как в телевизоре без антенны. Он видел реальность как белый шум.

Гарик лёг прямо в сортире. Кружилась голова. Неизвестно, сколько он провёл тут. Ему стало дико холодно, била крупная дрожь. Он насилу встал и, держась за деревья, поплёлся домой. Из последних сил он подошёл к дверям дома, и его глаза перестали видеть. Он жил с бабушкой. Видимо, она что-то почувствовала и вышла на улицу. Она увидела дикую картину. Внук стоял под дверью в распахнутой куртке, весь мокрый. Он шатался и дико выл, как собака. Изо рта текла бурая жижа. Эта жижа пропитала всю белую рубашку на груди до пояса. Гарик стоял с широко открытыми глазами, но в них были одни налитые кровью белки. Зрачки закатились вверх под веки. Именно поэтому он перестал видеть. Картина была жуткой. Бедная бабушка увидела его и упала. «Эх-х-х, – подумал, Гарик. –

Бедная моя бабушка».

После этого случая Гарик не пил три года. Просто не мог. Организм мутило даже от запаха спиртного.

Гарик решил проехаться по району своего непутёвого детства. Он свернул в частные дома. Их осталось не много. Район был застроен многоэтажками. И те дома, которые остались, были уже не те. Не те жалкие лачуги, а безвкусные огромные, наляпанные в разных стилях особняки. Большинство из них имели на втором этаже выступающие башенки, как в замках. Сразу видно, дома нацменов. С претензией на величие. Им-то, дуракам, и невдомёк, что эти башенки в замках были отхожими местами и из них летело вниз дерьмо. А у них они были надстроены над входными дверями.

Да, всё изменилось безвозвратно. Гарик свернул вглубь домов. Неужели?! Угол! Он увидел знакомый перекрёсток. Вот и угол. Место стрелки. Место непрерывного круглосуточного сходняка на районе. Он почти не изменился. Тот же дощатый забор и заброшенный дом. Разве что нет той травы по пояс, её выкосили под корень и засыпали щебнем. Но стоят два огромных камня – молчаливые вечные свидетели ушедшей юности. Ночные песни под гитару. Бормотуха, домашняк, шмаль, опий. Гулящие местные девки, которых слаще не было и больше никогда не будет. Гарик вспомнил, как он с местными хулиганами стоял здесь.

Позднее утро. Осень. Сезон конопли. Они курят пластик. По кругу ходят два косяка с разных полей, чтоб сильнее пёрло. Гашиш как женщины. Он всегда разный. Из разных мест по-разному тащит. В тот день директор вызвал в школу его родителей. Гарику было вообще об этом неизвестно. Какая, на хуй, школа. Сезон идёт. Он заходил в школу только изредка. Денег отнять и курнуть со знакомыми школьниками. И вот его мама и отчим битый час выслушивали нотации от собравшихся по этому поводу вместе остервеневших учителей. Мама театрально льёт слёзы. Наконец ёбанные педагоги отпускают их. И вот мама, злая как собака, идёт с отчимом к бабушке, надеясь застать там Гарика и растерзать его. И что же они видят? Гарик с местными дебилами курит без зазрения совести шмаль на углу. Они, как коршуны, кидаются к ним. Косой видит краем глаза бегущих к ним родителей Гарика.

КОСОЙ

Гарик, матушка твоя!

Все как по команде поворачивают голову в сторону опасности. Тут вариантов не много. Всё это уже было-перебыло. Мама сейчас подскочит и будет всем лупить пощёчины. А отчим… Отчим, в сущности, добр. Но быстро заводится. А мама его заводит с пол-оборота. Бригадир строительной бригады. Передовик и коммунист. Он и головы поотрывать может. Недаром трубы руками гнёт водопроводные, как проволоку. Решение приходит быстро. Гарик, не говоря ни слова, просто разворачивается и бежит. Толпа срывается за ним. Умнее было бы разбежаться в разные стороны… но шмаль-то есть только у Гарика. У него набиты все карманы кропалями. Он сегодня банкует. А день кайфа только начался. Поэтому все срываются за ним. Они бегут, сшибая прохожих, к железной дороге. Там затеряться в самый раз. Мама Гарика не отстаёт. Она летит за ними вслед, ломая каблуки на босоножках. Сбрасывает обувь и бежит босиком. Отчим поднимает босоножки и не отстаёт от мамы. Гарик перелетает через дорогу и взбирается на крутую железнодорожную насыпь. Парни бегут за ним. Они перебегают рельсы. Множество железнодорожных путей. На пути стоит товарный состав. Они подлезают под вагонами на другую сторону. Мама насилу вскарабкалась на насыпь. Отчим поднялся быстрее и дал ей руку. Они видят, как последние парни уходят под вагонами. Сбежали. Не догнать. И поезд приближается. Надо пропустить его, отойти от рельсов.

МАМА

Вот паразиты! (Тяжело переводит дух.) Убить мало! Ты представляешь, что он творит?!

ОТЧИМ

Да ты сама что делаешь? Чтоб всем показать, что ты ненормальная? Дома найдём его… Что бегать без толку? Тебе что, восемнадцать лет?

Гарик с пацанами идут, запыхавшись, вдоль путей. Они спускаются с обратной стороны насыпи и, смеясь, уходят в высокой траве в промзону железнодорожной станции.

Резкий толчок возвращает погруженного в воспоминания Гарика к действительности. Он так ушёл в себя, что не заметил красного сигнала светофора и едва не въехал в впереди стоящую машину, машинально вдавил педаль тормоза в последний момент. Ну… вот оно и начинается, думает он.

Гарик ужинает в одном из уютных ресторанчиков в центре города и уже не один час кружит по окрестностям, выбирая место своего пристанища. На город спускается знойная южная ночь. Наконец он выбирает гостиницу в живописном зелёном районе, на самой окраине города, – гостевой дом «Зелёный попугай». Это одно из тех мест, которые так нравятся Гарику. Здесь можно селиться без всякой регистрации и лишней засветки. Район отдалённый от центра и только еще заселяется. Редкие небольшие дома стоят в большинстве своём пустыми. Ещё совсем недавно в этом месте были поля, но город неуклонно распространяется вширь, захватывая всё новые территории. Гарик ставит на стоянке свой новый модный, даже, можно сказать, гламурный автомобиль итальянского автопрома и входит с небольшим кожаным саквояжем в холл гостиницы. Гостиница пуста. Это видно по редким машинам на парковке, видимо, принадлежащим обслуге. В пустом холле – одинокая миловидная девушка-администратор. В центре холла – большая клетка, в которой сидит на жёрдочке огромный зелёный попугай с белым хохолком. Гарик здоровается и интересуется попугаем. Администратор говорит, что это и есть символ и талисман их заведения, и любимец хозяина гостиного двора.

ГАРИК

А как зовут этого человека? (Кивает на попугая.)

АДМИНИСТРАТОР

Коша.

Попугай с любопытством разглядывает Гарика. Гарик просовывает между прутьев палец, пытаясь погладить лапу попугая, тот тут же больно клюет его. Гарик отдёргивает палец, как бы опомнившись. Девушка улыбается и без лишних расспросов дает Гарику ключ от номера, и уже менее чем через четверть часа Гарик, приняв душ, валяется в постели, перед сном безучастно глядя в телевизор. Он понимает, что завтра будет нелёгкий день и хорошо бы выспаться, но последнее время его мучит бессонница.

Никогда Гарик не жаловался на отсутствие сна. Даже наоборот, вёл праздный образ жизни и больше спал обычно, чем бодрствовал. Но что-то произошло с душевным покоем, на который Гарик никогда не жаловался. Сон пропал. Стала по ночам приходить беспричинная тревога. То ли годы брали своё и возраст всё меньше хотел забвения, то ли дело, которым занимался Гарик, отнимало покой. Его мучили разные мысли, воспоминания, наоборот, опасения неотвратимо приближающего будущего. Причём если днём его временами и клонило в сон, то ночью одолевала какая-то нездоровая бодрость.

Гарик выключает пультом телевизор, ложится на бок и пытается уснуть. Он знает, что если прочитать про себя три раза молитву «Отче наш», это иногда помогает заснуть. Он так читает её несколько раз, потом еще, но сон не приходит. Так проходит около часа. Снова мысли захватывают его душу полностью. Гарик включает телевизор. Листает разные каналы. Обычная медийная чушь. «Телевидение умерло», – подумал Гарик. Он выключает телевизор и опять что есть силы пытается заснуть. Так проходит несколько часов. Да, ночь длинна для того, кто не спит… Ему приходят на ум слова Будды… А жизнь длинна для дурака, не знающего её законов. Казалось, вот уже ещё чуть-чуть – и он заснёт, ещё совсем немного. Он даже забывается, но откуда-то приходит гавкучая собака и совершенно разрушает своим лаем ночную тишину. Гарик прислушивается к гавканью за окном. Это продолжается бесконечно. Гарик удивляется, как же не надоедает собаке столько гавкать. Видимо, что-то тревожит её. Гарик вскакивает с кровати и звонит администратору.

АДМИНИСТРАТОР

(Заспанным голосом) Да…

ГАРИК

Девушка… Нельзя ли прогнать собаку?

АДМИНИСТРАТОР

Какую собаку?

ГАРИК

У меня под окном полночи лает собака. Мне завтра серьёзные дела делать. Не даёт спать…

АДМИНИСТРАТОР

(Зевает.) Это не наша собака.

ГАРИК

Ну и что теперь? Прогоните её. Или покормите… Или пристрелите… Невозможно заснуть.

АДМИНИСТРАТОР

Это не наша собака. Она приходит к соседям, хочет охранять. Как я её найду? Бог знает, где она лает!

Гарик беспомощно бросает трубку и заваливается в кровать. Собака всё лает и лает. Гарик даже прислушивается уже. И лай уже не раздражает его. Он становится даже слабее, а потом и вовсе пропадает. Видимо, собака уходит искать свою судьбу дальше. Гарик засыпает, но тут совершенно дико начинает кричать в холле гостиницы попугай. Гарик одевается и выходит в холл. Девушка спит на диванчике, свернувшись калачиком, как ребёнок, и поджав ноги, совершенно не замечая воплей попугая. Гарик задумчиво стоит над ней некоторое время, как бы не решаясь нарушить безмятежный сон ребёнка, потом всё же дотрагивается до её руки, подложенной под щёчку. Девушка мгновенно вскакивает и обалдело смотрит на него, не понимая спросонья, в чём дело.

ГАРИК

Девушка. Попугай орёт немыслимо. Я так не смогу поспать.

АДМИНИСТРАТОР

Попугай… Орёт. Ну а что же делать?

ГАРИК

Давайте ощипаем его и сварим суп…

АДМИНИСТРАТОР

Вы живодёр?

ГАРИК

Я спать хочу. Давай накроем его клетку чем-нибудь. Одеялом. Пусть он спит.

АДМИНИСТРАТОР

Какой вы беспокойный постоялец. То вам не так и это. Если б спать хотели, и так уснули бы.

ГАРИК

Да как уснуть?! Он орёт на всю округу.

АДМИНИСТРАТОР

(Встаёт с дивана, протирает глаза.) Ладно, попробую.

Она берёт плед и накрывает им клетку, попугай перестаёт горланить, но всё же недовольно ворчит в накрытой клетке. Гарик уходит в номер.

Он снова лежит без сна. Уже рассвет. Гарик подходит к открытому окну, смотрит на стоянку. За окном лёгкий туман наполняется гомоном проснувшихся птиц. Гарик снова ложится и наконец проваливается в сон. Его будят громкие голоса на стоянке. Кто-то орёт там с нерусским акцентом.

СТОРОЖ

Куда ты едешь, билядь?!

ВОДИТЕЛЬ

А что?

СТОРОЖ

Права давай!

ВОДИТЕЛЬ

Какой права?! (Раздаётся звук удара.)

СТОРОЖ

Я твоё всё ебал! Что ты наделал?

Слышится звук открывшихся дверей.

СТОРОЖ

Пиздец! Теперь что, ишак ты ёбанный?! Машину разбил. Твоё корыто не покроет даже одного её колеса… Вот горе. Где ты взялся, ашнак необррразованный!

Гарик вскакивает с постели, подбегает к окну, видит старую «копейку», въехавшую в крыло своей машины, и двух кавказцев, молодого и старого, стоящих рядом. «Вот и кончились понты, –

думает он. – Буду теперь ехать, как лох, на разбитой тачке. Нехороший знак». Он снова прыгает в постель. Ложится на бок и накрывает сверху ухо второй подушкой, чтоб не слышать пререкания и ругань на стоянке. Гарик вспомнил, как со своим другом Славиком тоже разбили чужую машину. Давным-давно. Это было давно. Вот и карма. Колесо сансары. Отсечка прошла. Очередная глупость в калейдоскопе ошибок оплачена. Гарик погрузился в воспоминания.

Он совсем молод. После армии он устроился в магазин на заводе рисоуборочных комбайнов помощником продавца. Страна катится к закату коммунизма. Правит Горбачёв. Перестройка, ускорение, хозрасчёт и прочее безумие. Магазин на территории завода. Завод поставляет в колхозы комбайны, в свою очередь колхозы поставляют для магазина Гарика овощи и фрукты по дешёвым ценам для рабочих завода. Дела идут неплохо. Гарик с утра берёт самосвал и едет за товаром с водителем в один из колхозов. Предварительно они берут кран и ездят по территории завода в поисках тяжёлого хлама. Наконец они находят бетонный блок, закидывают его краном в кузов. Это нужно для того, чтоб наебать по весу контролёров в хозяйстве. На дворе коммунизм. Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё. Красть на производстве вполне нормально. Ненормально не красть. Как говорится, ты на работе не гость, спизди с работы хотя бы гвоздь. Вот самосвал уже на весах, контрольное взвешивание. Затем они отъезжают за околицу станицы и вываливают из кузова самосвала блок. Едут, грузятся под завязку ящиками с яблоками. Опять взвешивают машину. Весовщики опытные. Разница в весе несколько тонн. От жадности многовато кинули в кузов левого веса. Некоторое время они ругаются. Требуется выгрузить машину, снова взвесить и опять загрузить. Это никто не хочет делать. Считают по среднему. Плюс-минус километр. Всем всё по большому счёту по хуй. Всё бесхозное кругом. Гарик заезжает в город. Такое количество яблок на заводе на фиг не нужно. Гарик едет по овощным магазинам. Он уже знает всех директоров. Это в основном пожилые матёрые бабы с обесцвеченными высокими причёсками, все подобные и как штампованные. Гарик скидывает им две трети груза за полцены, получает наличные. Все хорошие продукты продаются на базаре задорого. В магазинах лежит непотребная полусгнившая гадость. Сам запах там отвратителен. Так и яблочки Гарика пойдут на базар. Остаток он привезёт в свой магазин, и там их будет продавать продавец Миша. Он старше Гарика лет на двадцать и уже прожжённый, законченный торгаш. Миша будет торговать, всех наёбывая и обвешивая, зашибая свою копейку. В итоге хорошо будет всем, кроме прямого начальства. Их начальник – Ляшов. Мужик с пышными, лоснящимися рыжими отвратительными усами, которыми явно гордится. Начальник коммерческого отдела завода. У него в подчинении Гарик и Миша и ещё невзрачный клерк, у которого есть собака с бородой, ризеншнауцер, по-моему, о которой тот говорит часами, и симпатичная девушка экономист. Эта девушка подарила Гарику кактус. С тех пор кактусы были у Гарика всегда. Они расплодились в немыслимом количестве и заняли весь дом. Причём сначала кактусы были, как и положено кактусам, толстые и колючие. Но со временем в них произошла трансформации. Наверное, у каждого хозяина они свои. Кактусы Гарика почему-то выросли все длинные, они вились и завивались подобно змеям и совершенно лишились иголок. Видимо, они были добры. Так текла жизнь Гарика в качестве помощника продавца, и всё было неплохо. Плохо было только их начальнику Ляшову. Он ишачил за зарплату и просто жопой чувствовал, что за его спиной творятся колоссальные, несметные афёры. Так и бывает. Красиво жить не запретишь, но помешать можно. Начальник Ляшов решил положить конец этой идиллии. Он вышел с инициативой к руководству завода и закрыл магазин. Миша уволился, а для Гарика открыли другой магазин. Это была блестящая идея Ляшова. Магазин неликвидов. Всё же в стране перестройка. А это хозрасчёт и самоокупаемость. Всё в духе времени. С тех пор Гарик сидел день напролёт один в магазине, всё пространство которого было завалено хламом: какими-то немыслимыми обрывками огромных цепей, брезентовых ремней с комбайнов, величиною в рост Гарика болтов и гаек. Само собой, в такой магазин не заходили люди. Зачем было покупать этот хлам, если его можно было набрать на любом производстве, да и вообще на свалке даром, да и даром-то он был не нужен никому. Гарик сидел там один в окружении хлама, курил, иногда выпивал и шлялся по заводу. Но начальник Ляшов старался скрупулёзно следить за ним, чтоб он не покидал рабочего места. А то вдруг покупатели нагрянут, а продать некому будет такое добро. К Гарику в магазин зачастил его друг, с которым он сошёлся после армии, Славик. Славик был идейный бездельник, но мог на себя навести ореол серьёзного предпринимателя, делового человека и даже таинственного. Он умно рассуждал обо всём. И начальник Ляшов к нему прислушивался, питая надежды стать причастным к чему-то великому. Славик часто отмазывал Гарика под видом перспективных начинаний, и они уёбывали с работы зависать. Отец Славика работал на Севере водителем и оставил сыну «жигули» одиннадцатой модели, на которой Славик беспечно рассекал сутками. В те времена наличие машины вызывало уважение. Как обычно, Гарик сидел в магазине среди хлама. К полудню, как следует выспавшись, к нему заехал Славик. Славика всегда мучили приступы смеха при виде товаров магазина. Он был в восторге от обрывков цепей, которые невозможно поднять, подшипников величиной с голову и прочего немыслимого хлама. Последнее время они повадились к художнику завода курить шмаль. Плановые быстро угадывают друг друга. Так и Гарик сошёлся на этой почве с художником. Перемены приходят быстро. До армии Гарик и Славик курили гашиш с полей. Это было или масло, которое тёрли с головок конопли, или пыль с сухих головок, которые собирали в тарелку. Но всё прошло. Поля конопли стояли, как стояли, но шмаль на них лишилась кайфа. Её испортили селекционеры. Больше никто в этой стране не собирал гашиш. Началась эра марихуаны. Её называли шала. Гарику и Славику неприятно было курить листья. Они их считали бутором. Да и сам кайф от шалы был другим. От него не смеялись. Был просто тупняк и всё. Художник располагал же хорошим планом, как в старые добрые времена. Он был сам из деревни родом и часто посещал родные места. Так там, оказывается, на полях ещё осталась конопля со старым добрым гашишем. Он говорил, что его греют местные босяки. И что добыть хорошее дерево дури – настоящая проблема. Надо долго ходить по полю и среди беспонтовых ёлок, попадаются изредка прошлые сорта, неизвестно как сохранившиеся и прорастающие из семян прошлых посадок. Такая конопля выделяется, но на неё нужно иметь намётанный глаз. Короче, у него была атомная анаша, и Гарик со Славиком последнее время повадились к нему накуриваться. В те времена на каждом социалистическом предприятии должен был быть художник, а то и коллектив художников. Это была востребованная работа. Как на Западе реклама: лучшие трусы, средство от потливости ног, лучшие автомобили, молоко и сыры, лучший порошок для травли тараканов, – так и в Стране Советов была наглядная агитации. Плакаты с Лениным, щиты с призывами и лозунгами. На всех предприятиях, на улицах и домах. Радикально красный цвет. Вперёд к победе коммунизма! Миру – мир! Слава КПСС! Художники были нужны. Гарик и Славик ввалились в большую мастерскую художника. Художник был занят шабашкой. Он делал на полу для какого-то предприятия огромный витраж, подгоняя разноцветные стёкла, составляя профили голов Ленина, Маркса и Энгельса. Художник был неказистый, низкорослый парень. Он сразу понял, зачем они к нему пожаловали. Он оторвался от работы и важно закурил. Гарик и Славик закурили тоже. Художник слыл на заводе знатным ловеласом. Всегда на каждом предприятии найдётся такой типаж, охочий до чужих баб. Такой доморощенный ёбарь-террорист. Художник явно гордился своей славой. Он сразу завёл разговор про баб. Пацаны его слушали и терпеливо кивали.