Зелёный Вихрь, Жёлтая буря. Часть первая

– Ну, давай ещё чуть-чуть! – крикнул он в ухо лошади. Но когда увидел ее налитые кровью, обезумевшие от скачки глаза, натянул поводья. – Э-эх, живи бедняга, – прошептал он ей и, махом, соскочив с седла, бегом кинулся к обрыву.

– Что за чудак, – удивился Зеленый Вихрь, глядя на непонятное поведение «длинноносого». То, что это был разыскиваемый властями чужеземец, он не сомневался, настолько хорошо разглядывалось его бледное лицо, с плотно сжатыми губами и раздувающимися от бега ноздрями.

– Огонь по моей команде! – перекрывая гулкий топот копыт и азартное гиканье всадников, отдал команду Зеленый Вихрь.

Лотар быстро бежал прямо на них, совсем не замечая лежащих в сухой траве «неприметных». На ходу он повернул голову назад и бросил взгляд на преследователей, мчавшихся во весь опор и стремительно сокращавших расстояние. До беглеца оставалось метров двести. Тун Бао понял, что Лотар попробует прыгнуть в обрыв и затеряться в нем. На ходу снять мечом голову уже точно не получится. Тогда он выхватил прикрепленную возле седла новейшую американскую винтовку и, бросив поводья, чуть привстав на стременах, стал целиться. Мушка прыгала, никак не совпадая со спиной беглеца. Но Тун Бао не зря считался отменным стрелком на скаку, прежде из лука, сейчас из заморского винчестера. Умение метко стрелять сидя в седле, всегда высоко ценилось у маньчжуров. Наверное, благодаря этому искусству им и удалось разгромить огромные армии ханьских военачальников и покорить своего южного соседа. Палец на спусковом курке терпеливо ждал своего момента.

Бросив взгляд назад, Лотар увидел, как скачущий впереди всадник отпустил поводья и, взяв ружье наизготовку, целился ему в спину.

«Раз, два, три!» – мысленно просчитал он в уме и плашмя кинулся на землю, заскользив по колючей траве. Свиста пули он не услышал, но резкий звук выстрела долетел до него.

– Вот, черт! – прорычал себе под нос Тун Бао, передергивая затвор винтовки.

«Так, повторим еще раз!» – Лотар резко вскочил, преодолел короткий отрезок и снова плашмя кинулся на траву под хлопок очередного выстрела.

После второго выстрела Тун Бао показалось, что Лотар попытался вскочить, но тут же рухнул и неподвижно затих.

– Хой, хой! – радостно воскликнул он. – Готов! – Тун Бао победно вскинул вверх винтовку, и его отряд, сотрясая воздух восторженными криками, поскакал к лежачему беглецу. Мерген и Ундэс кричали громче всех.

Но Лотару, на самом деле, снова удалось обмануть пулю, летевшую ему прямо под лопатку. А изображать убитого ему пришлось совсем по другой причине. Когда он сделал попытку приподняться, то внезапно увидел прямо перед собой лицо полуприкрытое черной маской, поверх которой на него смотрели узкие, немигающие, насквозь буравящие глаза.

– Тссс.. Лежи! Не шевелись! – донеслось до него. Он, сам не зная почему, мгновенно повиновался шёпоту-приказу, тут же вжался в землю, не в самом удобном для себя положении – жесткая трава и колючки впились в открытую шею. Всего этого, конечно же, не видели и не знали приближающиеся преследователи во главе с Тун Бао и потому посчитали беглеца подстреленным.

А человек, лежащий напротив Лотара, неотрывно всматривался в приближающихся всадников сквозь прицел своей винтовки. Лотар, не поворачивая головы, покосил глазами по сторонам и обнаружил еще несколько слившихся с землей бойцов с винтовками наизготовку.

«Так… Засада… Лежать, не двигаться, а как начнут стрелять – сразу в обрыв», – определился он со своими следующими шагами. – «Хотя странно как-то… Я даже не знаю, что ждет меня в этом обрыве, а считаю, что там мое спасение… Бред…»

Гул копыт нарастал и приближался, заставив Лотара зажмурить глаза и еще сильнее вдавиться в подрагивающую землю. «Только не сорваться, не рвануть раньше времени! Спокойнее…». Он приоткрыл глаза. Человек напротив него явно взял одного из всадников на мушку и сосредоточенно вел цель, медленно передвигая вороненный ствол своей винтовки.

С шумным гиканьем неслись ошалевшие от скорой удачи солдаты из городского гарнизона. Давно не чувствовал такого прилива сил раскрасневшийся от встречного ветра Тун Бао. Визжали от захлестывающей их радости Мерген и Ундэс. Оставалось совсем немного. Вон лежит на сырой земле бездыханное тело чужеземца – тысяча лян серебра! Туго натянулись поводья, впились удила в лошадиные пасти, притормаживая бешеную погоню. И в этом сумасшедшем азарте никто не заметил легких движений «неприметных», еще точнее наведших на них свои ружья. Никто не почувствовал затаившейся в полусотни шагах смерти.

                                               * * *

Дружный залп из десяти стволов оглушительным треском резанул по ушам, свинцовый рой с шипением пронесся над головой Лотара. Следом раздались короткие недоуменные вскрики солдат, встретивших внезапную смерть; тупые удары о землю вывалившихся из седел тел; громкие стоны прошитых насквозь тяжелыми пулями раненых; ржание коней; свист, рвущийся из пробитой груди, завалившегося на бок коня Тун Бао; его отчаянный, запоздалый вопль: «Засада!!!»; лязгание затворов; замелькавшие у глаз Лотара ноги вскочивших бойцов; руки маньчжурских солдат, тянущиеся в мольбе о пощаде; сухой треск одиночных, добивающих их выстрелов. Лотар, заметив, что никто не обращает на него никакого внимания, тихонько, по-пластунски прополз до оврага и, не оборачиваясь, нырнул в темнеющую перед ним неизвестность.

Ундэсу пуля выбила левый глаз и снесла полчерепа. Мерген лежал рядом и слабо постанывал от боли. Пуля прошла насквозь под плечом. Острая боль отдавалась в теле при малейшем напряге.

Могучему Тун Бао повезло больше всех. Он лежал целый и невредимый, придавленный телом все еще хрипящей и судорожно бьющейся лошади. Струя конской крови залила его с головы до ног, и он напоминал крупного, недорезанного хряка под ножом неумелого забойщика. Тун Бао затаил дыхание и не шевелился, в надежде, что его примут за убитого. Часть «неприметных» тут же стала собирать оружие и сгонять в кучу разбежавшихся коней.

Зеленый Вихрь, Кривошеий Муса и Ву Молчун, медленно, держа винтовки на взводе, обходили распластанные на земле тела.

– Смотри, монгол безоружный, – склонился над Мергеном Муса.

– Я ни в чем не виноват, – тяжело зашептал он. – Меня заставил вон тот. Он у них главный, – глазами Мерген повел в сторону окровавленного Тун Бао.

– Молчун, завяжи ему рану. С нами поедет, – приказал Зеленый Вихрь, а сам с Мусой двинулся к неподвижно лежащему Тун Бао.

– Живой, кажись. Кровь то не его, а конская, – заметил своим внимательным глазом Муса. – Эй, тебе помочь или сам вылезешь?

Под тушей коня зашевелилось тело. Рывками, толчками, цепляясь за пучки травы, Тун Бао высвободился и встал во весь рост.

– Приятель, а где-то мы уже встречались, – вглядываясь в лицо и напрягая свою память, проговорил Зеленый Вихрь.

– Я старший офицер императорского отряда по особым поручениям. Мое имя Тун Бао, – он хорошо знал, что офицеров такого ранга убивать сразу не станут. А дальше, как говорится, всегда есть два пути.

– Брат, отойди в сторону, – прозвучал сбоку холодный голос Мусы. – Я убью эту тварь здесь на месте.

Обернувшийся Зеленый Вихрь увидел черный ствол винтовки, нацеленный прямо в грудь Тун Бао. Толстый палец Мусы лежал на спусковом крючке.

– Погоди, Муса! Не стреляй!

– Как не стрелять?! Это же он! Который мне…

– Я тоже узнал его… Убить всегда успеем. Возьмем с собой. Ему есть, что нам рассказать. Правда? – Зеленый Вихрь не спускал с Тун Бао взгляда.

– Да, да. Я много чего знаю, – мгновенно закивал головой Тун Бао. В нем тут же забилась надежда, что рано или поздно ему удастся высвободиться.

Возбужденные, радующиеся удачному бою, захваченному оружию и лошадям бойцы собрались возле командира. Связанный Мерген с трудом сидел в седле, поникшая голова упала на грудь, под тугой повязкой боль чуть стихла, и он тихонько радовался, что все еще жив.

Тун Бао связали понадежнее, примотав ноги к стременам, а руки к луке седла.

– А где беглец? – подымая из травы нож в деревянных ножнах и осматриваясь по сторонам, громко спросил Зеленый Вихрь.

– Кто? – в недоумении раздались голоса бойцов.

– Гнались восьмерки-то не за степным козлом, – шутливо прозвучал ответ командира. – Да и нож потерял он… хороший нож…

– Точно. Про беглеца-то и забыли, – завертели головами бойцы.

– Небось, в овраг спрыгнул, – высказал догадку Муса и, подойдя к краю, своей заломленной набок головой глянул вниз.

– Ну что, Кривошеий, видишь его? – в нетерпении крикнул боец, придерживающий за узды захваченных лошадей.

– Вижу, – раздался долгожданный ответ.

– Живой? – повис в воздухе чей-то вопрос.

– Вроде бы да… Прямо Саньгэ в руки попал, – через мгновенье радостно отозвался Муса.

– Так. Оружие, коней и этих в лагерь. Если что, в расход, – Зеленый Вихрь отрядил четырех бойцов для сопровождения. Выждал, когда они тронутся в путь. Затем добавил. – А мы посмотрим, на какого зверя маньчжуры охотились.

Один за другим бойцы попрыгали в овраг и вскоре столпились перед сидящим на земле под винтовочным дулом Саньгэ Лотаром. Бойцы молча, с любопытством, разглядывали чужестранца. Кто-то даже ощупывал ткань его красивого, необычного покроя мундира, подергивал за медные пуговицы.

– Хоть и чужеземец, а по-нашему говорит, – сказал Саньгэ. – В Кульджу идет.

– Вряд ли он туда дойдет, – сурово произнес Зеленый Вихрь. – Я знаю его. Это человек-дьявол. Он заслуживает только смерти.

Бойцы в ужасе отшатнулись от него. Наивное, почти детское любопытство мгновенно сменилось на жесткие, враждебные взгляды.

– Связать и покрепче, – приказал Зеленый Вихрь.

                                               * * *

Отряд Зеленого Вихря вскоре догнал своих. Поравнявшись, Лотар кинул взгляд на Мергена, нависшего от боли и слабости над седлом. Казалось, он вот-вот сползет с седла и рухнет наземь. Скользнув глазом дальше, он остановил взгляд на Тун Бао. «Знакомое лицо… Да это же Тун Бао, офицер по особым поручениям у генерала Мао. Так вот кто гнался за мной. Значит, генерал его отправил за моей головой… А может, я ошибаюсь? Нет, нет… Не гостинцы же хотел он мне передать, – саркзам вызвал вымученную усмешку на его лице. – Боится злодей-генерал, что о его преступлениях узнают другие люди, лицо потеряет. – Лотар незаметно огляделся по сторонам. Рядом, мерно покачиваясь в седлах, полудремали крепкие, как на подбор, бойцы. – Хм-м… Только вот удастся ли мне теперь до дома добраться и донести правду о нем? Сомнений нет, я в руках дунганских повстанцев. А они совсем не добрые самаритяне».

Память Лотара погрузилась в один из вечеров, проведенных с генералом.

…Возле походной генеральской палатки горели факелы на длинных бамбуковых шестах, стояли часовые с пиками в руках и широкими мечами на поясах. В нескольких километрах от них стоял неприступный город-крепость Саньципу.

– Офицер Ла-нэ-го, вы работаете исключительно за деньги. Не так ли? – неожиданно во время шумного ужина спросил генерал. Обычно предельно сдержанный, в этот раз он не скрывал очевидного любопытства. За столом сидели еще несколько его близких приближенных. Тун Бао находился среди них. Когда говорил или задавал вопрос генерал, за столом мгновенно нависала тишина.

– Да, – согласился Лотар.

– Значит вам безразлично, в кого стреляют ваши пушки.

– Теперь это ваши пушки. А по ту сторону, насколько я все-таки знаю, такие же люди, как и вы. В чем конкретно их вина, мне неизвестно.

– И вас это совсем не интересует?

– Я стараюсь не вникать в чужие проблемы.

– Вы говорите, они такие же, как мы? Как все здесь сидящие?

– По крайней мере, они ничем особенным от вас не отличаются.

– Выходит, что мы воюем против своего народа?

– Ну… В общем, да.

– Как вы пришли к такому умозаключению?

– Довольно просто. Я не вижу внешнего врага. Мы, насколько я знаю, находимся в северной части Китая. До ближайшего соседа, Российской Империи, отсюда не менее трёх тысяч ли. До Японии и того дальше.

– Х-мм.. Вроде бы все логично и правильно. Но знайте, иногда враг внутри государства страшнее иноземного. А когда их вражеское число быстро умножается и при этом несет чуждую нам веру, то в этом уже угроза устоям страны, ее существованию. Пока нас больше и сила наша имеет превосходство, мы должны уничтожить как можно больше их, и только тогда спокойствие и гармония снова воцарятся в Поднебесной.

– А каким образом вы разделяете народ на своих и чужих?

– По вере, по отношению к традициям и преданности императору.

– Однако, насколько мне уже известно, ваши противники-дунгане проживают бок о бок с вами почти тысячу лет и всегда отличались преданностью своим императорам.

– Так вы все-таки кое-что о них уже знаете.

– Совсем немного.

– Так вот, позволю себе не согласится с вами. Дунгане схожи с нами, ханьцами, во всем, кроме самого основного – веры. И здесь сокрыта вся опасность. Их вера не позволяет им раствориться среди нас, подобно сотням других племен и народов, пришедших на нашу землю. Они не подчиняются законам, делают вид, что чтят наши традиции, и вечно бунтуют. В их веру обращается все больше и больше подданных Поднебесной. Наступит время, и наши тысячелетние традиции будут преданы забвению, наступит хаос. Разве есть иной путь, кроме их истребления? – Генерал сделал паузу, обвел взглядом молча внимающих его словам гостей.

– Более кровожадных и злобных людей мне не приходилось встречать, – вставил реплику полковник Лю Дао, один из ближайших соратников генерала. – После их набегов в живых не найти даже новорожденного.

– Однако ничего удивительного в этом нет. Человеколюбие малоприсуще, незнакомо варварским, невежественным народам, – добавил полковник по имени Хун Лусинь.

Затем взоры гостей обратились к Лотару.

– Господин генерал, мне трудно высказывать свои суждения на такие темы. Все, что я знаю – это пушки. Согласен, они сеют смерть. Однако я все-таки сторонник мира.

– И что это значит?

– Необходимо вступать с врагом в мирные переговоры.

– Даже если враг фанатичен, предпочитает земной жизни наслаждение в небесном раю?

– Преувеличение. Жить хотят все. И на земле. История не знает примеров добровольного самоуничтожения целых народов.

– Хорошо. Лотар, вы готовы проявить по отношению к невежественным варварам гуманность?

– Каждая человеческая жизнь – творение божье, и спасти хоть одну из них – дело богоугодное.

– Ну, тогда вы можете сохранить жизни десяткам тысяч дунган.

– И каким же это образом?

– У меня есть план, – ответил генерал Мао Хунлинь…

…Лошадь под Лотаром оступилась о камень, и он резко вынырнул из воспоминаний. Держащийся рядом боец бросил на него косой взгляд, затем внимательно оглядел узлы, туго стянувшего руки и ноги волосяного аркана.

Отряд продолжал свой путь. Прибавить ходу они не могли из-за пленных. Кривошеий Муса время от времени кидал полные ненависти взгляды на сникшего Тун Бао. Чувство мести никогда не покидало его и сейчас клокотало в нем с не меньшей силой, чем в тот злосчастный день. С каким наслаждением он перерезал бы ему глотку. Но приказ командира не обсуждается.

Зеленый Вихрь не любил погружаться в воспоминания. Они всегда грустны. Даже, когда они радостны, то обязательная грустинка нахлынет на вас по их концу, считал он. А все веселые, радостные воспоминания у него закончились после казни на деревенской площади. Сегодня, увидев постаревшего, погрузневшего Тун Бао с седыми концами на усах и бороде, он, помимо своей воли, ненадолго провалился в прошлое…

…1861 год. Деревня Небесные тополя

Под громкий грохот барабанов уездный правитель и солдаты покинули деревню, оставив деревенского старосту и отца висеть на перекладине. Обрезав веревки, казненных бережно положили на принесенные кем-то одеяла. Удары бамбуковыми палками превратили их тела в кровавое месиво, смешанное с разорванными в клочья остатками длинных рубах.

Староста Любуза, потерявший сознание где-то после пятидесятого удара, так и не пришел в себя и тихо испустил дух. Тело его вытянулось, повернутая набок голова на длинной жилистой шее безжизненно покоилась на расшитом яркими цветами одеяле, губы застыли в последнем выдохе, без сомнения обращенным к Всевышнему. Отец лежал рядом и еле заметно дышал.

– Эбду, осторожно отдирай ткань от мяса. Присохнет, плохо будет, – советовал деревенский лекарь. В руках он держал охапку крупных листьев подорожника и банку с заживляющей раны мазью.

Через пару месяцев раны затянулись, превратившись в грубые, красные рубцы. Отец стал выполнять легкие упражнения, носить воду из колодца. Жизнь в их маленькой по дунганским меркам семье вновь вошла в свое русло. Отец стал чаще отлучаться из дома и проводить больше времени в мечети. А вскоре в стенах их школы он организовал тайник, куда местный кузнец по прозвищу Подкова незаметно приносил настоящее боевое оружие: мечи, пики, топоры, секиры, железные цепи. Как-то раз Эбду застукал отца у тайника.

– Отец, что это? Зачем нам столько оружия?

– Эбду, всё, что произошло с нами, это лишь начало. После тайпинов на очереди мы. Маньчжуры готовят ханьские боевые отряды, которые пустят на нас, как гончих псов. Братья из Пекина предупреждают о большой резне. Без оружия нас быстро и легко перебьют.

– Разве Сын Неба позволит творить такое беззаконие?

– Его убедили, что мы на стороне тайпинов и что наша вера еще опаснее.

– Но мы ведь его подданные, сотни лет мирно соседствуем?

– Сейчас многие страдают болезнью «красных глаз5». Пользуясь случаем, они хотят отнять наши плодородные земли, дома, промыслы.

– Так что нам делать?

– Защищаться. Мы создаем свои боевые отряды. Наш ахун Ма Лихэр организовал в мечети штаб. Всевышний не оставит нас в беде.

После этого разговора Эбду навестил Мусу, которого уже успели прозвать Кривошеим. Засланных им сватов сторона невесты вежливо выслушала, но подарков не приняла. Это означало отказ. Грустный Муса тяжело переживал свалившиеся на него несчастья.

– Э-эх, сватов надо было раньше засылать, – сокрушенно произнес он. Затем добавил. – А может и к лучшему, что отказали, а?

– Это почему? – поинтересовался Эбду.

– Ну представь, ее всю жизнь звали бы не Лепестком Персика, а женой Кривошеего.

– Шутник, – улыбнулся Эбду. – А я вот к тебе по серьезному делу. Маньчжуры не оставят нас в покое…

– Ха, принес новость! Торчишь вечно в своей школе. Ничего не знаешь. Да они уже давно ханьцев против нас подбивают. Говорят, что сам генерал Мао Хунлинь сюда то ли уже прибыл, то ли скоро прибудет.

– Сам генерал Мао Хунлинь? Который командует «хунаньскими удальцами»?

– Тот самый. Его люди уже из разных бездельников несколько отрядов сбили. Ой, скоро что-то будет…

– Ну, а я, думаешь, почему к тебе пришел?

– Почему?

– Нам надо свой отряд создать. Ребят крепких у нас много. Чтоб поздно потом не было.

– Я тоже об этом думал.

– А чего молчал?

– Боялся.

– Ему пол башки отрезали, а он чего-то боится…

– Хорошо, а ты знаешь, с чего начинать?

– Знаю. С людей…

Как всегда и везде, люди оказались разными. Многими Эбду и Муса оказались глубоко разочарованы. «Да ты просто за отца отомстить хочешь, вот и баламутишь народ»… «А тебе Кривошеий, все мало, да?»… «Не надо нам сказки рассказывать про злых соседей»… – в общем, наслушались много чего. Но все равно, большинство, к кому они обратились, с охотой их поддержало. Набралось около сотни молодых человек.

– Знаешь, река с виду одинакова. Не знаешь, где глубоко, где мелко. Так и люди, – мудро подытожил Эбду разговор с Мусой и смело приступил к боевой подготовке. Как воевать и готовить солдат, он не имел ни малейшего понятия и потому, не мудрствуя лукаво, решил все делать, как в их школе боевых искусств.

– Дисциплина и отработка навыков! – требовал он с новобранцев, вместе с ними же беспрерывно упражняясь во владении оружием. Муса обеспечивал скрытность занятий. Он отыскал неприметное, подальше от людских глаз место, заставил народ приходить поодиночке, тайком, чтоб ни дети не увязывались, ни молодые жены не ревновали. Точно также и расходились.

– Вы должны быть неприметными, как тени. Не дай Бог пронюхают про нас маньчжуры, – каждый раз напоминал Муса. Однажды Эбду решил практиковать игры.

– Так, разделимся на две половины. Одна – это «враги», другая.., – он запнулся.

– «Неприметные», – предложил Муса.

– Точно. «Враги» и «неприметные», – согласился Эбду.

Сражения между ними иногда принимали нешуточный характер. Эбду и Мусе приходилось постоянно вмешиваться. Иначе не избежать синяков, расквашенных носов и, понятное дело, любопытных вопросов домочадцев. Но зато крестьянские парни на глазах превращались в воинов…

1871 год. Вблизи города-крепости Лияньчжоу

…Зеленый Вихрь вышел из забытья, тяжело вздохнул. Нет, он определенно не любил вспоминать прошлое. Тем более, что именно оттуда, как из глубокого колодца, до него все чаще стали доноситься отдающиеся эхом в голове крики и стоны тысяч погибших сородичей. Он не мог четко различить их слов, но чувствовал, что все они хотят спросить его об одном и том же… Он догадывался, о чем. Но все время гнал прочь от себя эти вопросы, потому что не имел на них ответа. Однако понимание того, что ответить рано или поздно придется, не оставляло и терзало его.

Глава пятая

Река Вэй четко разделяла дунганские и ханьские поселения. Дунгане заселили плодородные земли на северном берегу вблизи древней столицы Ханьской Империи города Сиань лет пятьсот тому назад, чему свидетельствовали не менявшиеся с тех древних пор вывески на мясницких, харчевнях, постоялых дворах и памятные надписи в бесчисленных деревенских мечетях. Народу за это время народилось много, и верных последователей пророка Магомета насчитывалось в провинции Шэньси никак не менее пяти миллионов душ.

На другом, еще более плодородном южном берегу стояли древние ханьские деревни и городки, доведенные своими нынешними помещиками до полного упадка и нищеты. Корень зла таился в неискоренимом пристрастии ханьского народа к курению опиума. Прокурено ими было все: накопленные богатства, земли, дома, жены, дети, желание трудиться. Болезнь, поразившая великий народ, породила бедность, зависть, ненависть. Правда, чего греха таить, многие зажиточные дунгане свой жирок наращивали как раз за счет нищенствующих соседей, снабжая их запретным дурманом. Хотя справедливости ради следует сказать, что главными распространителями опиума в Китае были благообразные, добродетельные джентльмены из далекой, заморской Англии. Но это совсем другая история. А вот как появился в этих местах год назад новый уездный правитель Чжан Сяолунь, племянник генерала Мао Хунлиня?..

Молодой Чжан, как крепкий сорняк, всегда жил в тени растущей славы своего дяди и обладал незаурядными способностями набивать карман за чужой счет. На свете много подобных людей, удивительно схожих между собой. Умные, хитрые, скользкие и цепкие, как пиявки, они никогда не упустят своего шанса насосаться чьей-то крови. «Не стремись к должности высокой, а занимай должность доходную», – как-то раз услышал он от подвыпившего пройдохи-чиновника, и слова эти навсегда врезались в его память. Он выклянчивал такие «рыбные места» у своего дяди и жил припеваючи. А когда его дядя создал армию «хунаньских удальцов» и стал генералом, то скромные накопления Чжана стали распухать, как тесто на теплых дрожжах. «Кому война, а кому мать родна», – не так зря говорят в народе о тех, кто умеет зарабатывать на людском горе. Все чаще ему доставались огромные состояния поверженных врагов вместе с дворцами, слугами, наложницами. Он продавал их, как овощи на рынке. Деньги текли нескончаемыми потоками. Теперь Чжан мог без меры предаваться своим пагубным страстям: курению опиума, азартным играм и женщинам. Однажды на один из его пиров, о которых ходили легенды, привезли красавиц со всех провинций Поднебесной. Было решено провести выборы самой-самой красивлй. Три дня и три ночи гости обсуждали достоинства красавиц. Но так никого и не выбрали… В промежутках между погружениями в сладкие опиумные грезы Чжан Сяолунь, оказывается, великодушно раздаривал направо и налево купленных наложниц, и к утру четвертого дня выбирать было уже просто не из кого.

Так прожил Чжан Сяолунь несколько лет. Но однажды все кончилось столь же быстро, как и началось. В его роскошном поместье появился генерал Мао Хунлинь, окруженный пятью преданными соратниками. Поданный гостям обед не уступал по изысканности императорскому. Генерал, умевший по достоинству оценить блюда, был в это раз скуп в похвалах. Совсем другие мысли терзали его. И он вскоре озвучил их.

– Война с тайпинами затягивается. Вскоре мы надолго застрянем у Нанкина, – задумчиво проговорил он, отпив редкого сорта жасминовый чай. – Армия крепка духом, пока получает деньги. А у нас они заканчиваются. Казна в Пекине давно пуста. Но мы должны вовремя платить нашим солдатам. Это мой долг. У тебя хранится часть наших денег, – генерал молча обвел взглядом обеденный зал. Он впечатлял своей красотой и богатством убранства.