Зелёный Вихрь, Жёлтая буря. Часть первая

…Будучи молодым, самоуверенным, устремленным к служению на благо Империи, он провалился на последнем государственном экзамене по искусству, когда почтенный учитель с пышной седой бородой задал ему вопрос о трех различиях в постановке опер на юге и севере страны. Мао Хунлинь, выходец из центральной провинции Хунань, не знал об этих тонкостях.

– Как же вы можете претендовать на государственную службу, если не знаете особенностей оперного искусства?

Это был удар. «Неужели все мои способности в других науках меркнут по сравнению с какой-то оперой? Этот старец, видимо, всю жизнь только и изучал оперное искусство, стал знатоком в этой области и теперь считает, что нет ничего более важного в нашей стране, чем знать пение переодетых в женщин кастратов?!»

С позором он вернулся домой, возненавидев при этом не только почтенных, ученых старцев, а вообще, всех людей на свете, так зло и несправедливо отнесшихся к нему. Утешение нашлось в военных играх, которые он стал устраивать в своем просторном поместье и близлежащих окрестностях. Отец, видя его страдания, потакал любым забавам. Молодой Мао сколотил из крепких дворовых слуг отряд человек в сорок и разыгрывал с ними сцены из «Речных заводей». Он всегда выступал на стороне правительственных войск, а своего племяника, по имени Чжан Сяолунь переодевал в разбойника.

– Разбойники не бывают благородными. Они воры и злодеи, – объяснял он свою позицию юному племянику, с радостью исполнявшему роли знаменитых героев-мятежников из народного романа.

А однажды ему пришлось столкнуться с самыми, что ни есть, настоящими злодеями. Объявление о розыске трех беглых преступниках он прочитал на шумной рыночной площади уездного городка. Их имена навсегда отпечатались в памяти генерала Мао: Сюй Линь, Ван Дайю и Ма Цзяньфэй. За каждую голову полагалось вознаграждение в двадцать пять лян серебра. Долгое время лицо одного из них, по имени Ма Цзяньфэй, приходило к нему во сне. Но затем, словно растаявшая на бумаге тушь, превратилось в расплывчатое пятно. Генерал Мао часто вспоминал и размышлял о том случае.

Ма Цзяньфэй был торговцем опиумом. В какой-то момент случились перебои в поставках зелья, и он, в свою очередь стал нерегулярно заносить взятки уездному начальнику полиции. Тот, недолго думая, нашел ему скорую замену, а самого Ма Цзяньфэя арестовали, выбили нужные признания, осудили и отправили на каторжные работы в медные рудники. Вместе с ним под охраной трех стражников шли еще пять преступников. На всех были тяжелые шейные канги, а на ногах кандалы с гремящими железными цепями.

«В рудник попал, пиши пропал», – в преступном мире прекрасно знали, что оттуда живыми не возвращаются.

В одну из ночей, Ма Цзяньфэю удалось освободиться от шейной канги. Голыми руками он удушил спящих стражников.

– Кто хочет, может пойти со мной, – предложил он онемевшим от увиденного сотоварищам, потряхивая перед их глазами ключами от свободы. – Вы хотя бы знаете, куда нас ведут? – И, не дожидаясь ответа, продолжил. – На медные рудники в каторожные норы. Сдохнете там через пару лет.

Двое, Сюнь Ли и Ван Дайю, шагнули вперед. Через мгновенье с их плеч упали канги.

– Никогда больше она не будет висеть на мне, – сказал Сюнь Ли и плюнул на валяющуюся под ногами кангу.

– А их не будет на моих ногах, – добавил Ван Дайю и пнул по железной цепи ножных кандалов.

Произошло все это неподалеку от родительского поместья. Узнав о случившемся, отец тут же распорядился усилить охрану. А молодой Мао собрал свой отряд.

– Удальцы, у нас есть шанс изловить настоящих злодеев и получить хорошее вознаграждение. Кто боится, пусть остается в поместье, – предложил он своим молодцам. Никто не отказался.

Неделю они провели впустую, то прочесывая речные заросли, то подымаясь в горные чащи. Никаких следов. Энтузиазм быстро иссякал, а усталость усиливалась. Мао Хунлиню даже показалось, что молодцы между собой посмеиваются над ним. Глубокой ночью, возвратившись в поместье, злой, раздосадованный, Мао заперся в своей комнате, не раздеваясь, упал на широкую кровать. «Это все равно, что вылавливать иголку, упавшую в море, – размышлял он. – Я считал себя умным и знающим, а не могу организовать поимку преступников. Какой позор! Так что же делать?»

На следующее утро его было не узнать. Сосредоточенный, с плотно сжатыми губами, он собрал свой отряд, раздал каждому бойцу по бумажке с инструкциями.

– Отправляйтесь в указанные деревни. Опросите старост. Обратите особое внимание на пропажу птиц, скота, изнасилование женщин. Если узнаете что-то подозрительное, немедленно сюда.

Удальцы умчались, а он остался ждать сообщений. И вскоре поступило первое: в горной деревушке за несколько последних дней пропали две козы. Такое там случалось, когда в горах ещё водились тигры. Однако уже давным давно никто даже их следов не встречал.

К середине ночи Мао прослушал остальные сообщения: «Дикая собака задрала курицу, но не успела унести добычу… В реке огромная рыба проглотила утку… Подвыпивший монах приставал к жене крестьянина, за что его сильно отдубасили». Вот и все новости.

Однако Мао уже знал, куда идти и что делать. Ранним утром весь отряд отправился в сторону деревни, где пропали козы. Поднявшись в горы, он сделал привал. Сам в это время отметил на бумаге все горные вершины, возвышающиеся над окрестностью. Затем разделил отряд на мелкие группы.

– Каждая группа подымается на свою вершину. Внимательно следите по всем сторонам. Злодеи обязательно разведут костер, и тогда появится дым.

Всё так и случилось. Беглецы нашли прибежище в одной из неприметных горных пещер. Холод и желание полакомитьтся горячей пищей вынудили их развести костер. А затем и вовсе соорудить уютный, домашний, обложенный камнями очаг. Но, как не бывает дыма без огня, так и не бывает огня без дыма. Просачивающийся сквозь щели в скалах, он предательски выдал беглецов. Брать их живыми Мао Хунлинь не собирался. Ему не терпелось проверить себя и своих молодцов в деле. И даже не это было главным. На самом деле, он очень хотел увидеть, как по-настоящему умирают люди, когда один убивает другого. Вот они живые, сильные идут в бой. Мгновенье… и кто-то в мученьях корчится на земле, прежде, чем его душа отправится к предкам. Забавно…

Однако смертельной схватки, как он себе ее представлял, не получилось. Всё испортил подступ к пещере. Это была узкая каменистая полоска земли, зависшая над глубокой пропастью. На ней не то, что сражаться, просто стоять было опасно. Выход оставался один – под покровом ночи незаметно проникнуть, накинуться на спящих и связать их.

Мао Хунлинь отобрал шестерку самых крепких. В своих играх они много раз пленяли «разбойников» и имели хорошие навыки. Шестерка бесшумно проскользнула в пещеру. Через короткое время оттуда раздались крики, наружу вылетел горящий факел, рассыпая вокруг себя яркие искры. Затем всё также внезапно стихло. В темноте появились удальцы. Они волочили за собой связанного по рукам и ногам пленника.

Мао приказал зажечь факелы.

– Двоих пришлось прикончить. Иначе они бы нас, – склонив голову, оправдывался старший шестерки, по имени Юй Чунлинь.

– Иди. Отруби им головы и принеси сюда, – приказал Мао Хунлинь. – А этого поставьте на ноги.

– Как твое имя, жалкий разбойник? – спросил он беглеца, смотрящего прямо ему в лицо.

– Меня зовут Ма Цзяньфай.

– Ты боишься смерти?

– Да. Но хочу получить ее поскорее! – выкрикнул он и плюнул Мао Хунлиню прямо в лицо. Мао молча выхватил меч и одним ударом пронзил грудь злодея. Не стирая с лица окровавленный плевок и с силой удерживая обмякшее тело на лезвии меча, он внимательно наблюдал, как смерть принимает Ма Цзяньфаня в свои объятья. Глаза затухали, ничем, кстати, не отличаясь от закатывающихся глаз забитого животного. Такое он часто видел на заднем дворе поместья при забое быков. Но вдруг, на какое-то мгновенье они широко открылись. Необычный взгляд был устремлен мимо него. В нем смешалось удивление и страх, словно умирающий ясно увидел кого-то позади Мао. Он резко обернулся, но кроме черной бесконечной и кромешной темноты не было ничего…

В это время его воспоминания перебил доктор Хуа То Третий. Прослушивая пульс, он был внимательнее и сосредоточеннее обычного. Затем тщательно всмотрелся в глаза.

– Уважаемый генерал, я прошу вас прилечь. Мне необходимо проверить ваше драгоценное хранилище крови.

С этими словами он мягко ощупал пальцами печень генерала.

– Легкое волнение. Оно не вызывает тревоги. Тем не менее, я приготовлю вам необходимое лекарство и применю лечение Волшебными иглами. Гармония в вашем теле очень скоро восстановится.

Генерал промолчал в ответ, выслушивая успокаивающие слова доктора. Однако сам-то он хорошо знал истинную причину своего, отнюдь не легкого, волнения.

– Дорогой Хуа То, ты знаешь, что Зеленый Вихрь вырвался из окружения?

– Да, господин генерал.

– Ты знаешь, что при прорыве он убил полковников Лю Дао и Хун Лусиня?

– Да.

– А ты знаешь, кем они были мне?

– Они были не только великими воинами, они были вашими лучшими друзьями, – учтиво произнес доктор.

– Они мне больше, чем друзья. Их было шестеро, моих преданных соратников, тех, с кем я создавал свою непобедимую армию. Сунь Цзян, по прозвищу «Молодой Мудрец», назвал наш первый боевой отряд «хунаньскими удальцами». Вот откуда название нашей армии. Он погиб при взятии Нанкина. Все остальные на совести Зеленого Вихря. Моя душа не найдет покоя до тех пор, пока я собственноручно не скормлю собакам сердце этого злодея.

– Отомстить за своих близких – цель благородная. Однако идти к ней следует с холодной головой. Ярость – плохой попутчик, – заметил доктор.

                                               * * *

Город Саньципу лежал в развалинах. Еще недавно казавшиеся неприступными, толстые, высотой в десять человеческих ростов стены с бойницами превратились в холмы желтой глины. Порывы ветра гуляли по пепелищам сожженных фанз, вздымая в воздух облака черной сажи, развевая гарь и вонь разлагавшихся трупов. Городскую мечеть теперь продолжали рушить сами оставшиеся в живых дунганские жители города. Такова была злая воля победителей. Дрожащими от слабости и холода руками они молча, со слезами на глазах, крушили свою святыню. Вокруг, цепью, лениво опираясь на свои пики, выстроились маньчжурские солдаты, время от времени своими громкими окриками подстегивая работу. Завидев приближающуюся кавалькаду конных офицеров во главе с самим генералом Мао, они выпрямились, а по ее приближении дружно склонились в низком поклоне. Генерал находился в невеселой задумчивости, а вот его свита была явно в хорошем настроении. Они громко о чем-то говорили, затем дружно рассмеялись. Их внезапный, веселый смех прорезал тяжелый воздух, заставив несчастных дунган резко вздрогнуть, еще сильнее съежиться и ниже пригнуться.

Генералу нравилось проезжать по покоренным им городам. Жалкий вид вчерашних врагов, стертые с лица земли жилища, порушенные святилища, стаи кричащих воронов, вечных спутников войны, пожирающих останки трупов, все это заставляло ликовать его сердце, наполняло новой силой кровь в его жилах. Но в этот раз его радость оказалась неполной, подпорченной, словно в любимое, ароматное вино из плодов личи плеснули болотной воды. Гибель последних боевых друзей-соратников, прорыв из окружения Зеленого вихря, бегство Лотара свинцовой тяжестью давили на его сердце. А все горести, словно толстой гранитной плитой накрывал ужасный факт того, что никаких тайных сокровищ дунганского шейха Ма Вэйдуна так и не нашли. И потому солдаты, не получив вожделенного вознаграждения, занимались сейчас поголовным мародерством, а командиры с трудом управляли ими.

Свою ставку генерал Мао Хунлинь разбил вблизи Саньципу на территории Большой мечети. Тяжелые бои обошли ее стороной. Ни один снаряд не разорвался в ее пределах. Выстроенная в виде традиционного китайского павильона в глубине обширного двора мечеть казалась огромной цветной шкатулкой, украшенной по углам луковками с золотыми полумесяцами. Она словно парила над тяжелыми каменными плитами, расстилающимися перед нею. Вблизи сооружение поражало не столько мощью черных резных столбов, поддерживающих гигантские красно-зеленые балки и изогнутую, взмывающую в небо кровлю с синей глазурованной черепицей, сколь тончайшей арабской вязью, своим таинственным и зачаровывающим орнаментом, покрывавшим снизу доверху стены духовного храма.

Кроме мечети здесь существовало несколько медресе. Когда в одних только начинали учить премудростям исламского учения, то из других уже выходили готовые для практики ахуны. Учеников когда-то было столь много, что в их помещениях теперь легко разместилось несколько тысяч «хунаньских удальцов», боевой элиты армии Мао.

Сам генерал Мао обосновался в покоях шейха Ма Вэйдуна. Ему сразу бросилась в глаза аскетичность, в которой жил шейх. Простая мебель, на чистых, белых стенах изречения из Корана, вместо кровати обычный деревянный кан*. «И его называли самым богатым и могущественным дунганом. Странно..» – отметил он про себя и приказал сменить всё на привычные удобства и интерьер…

– Хуа То, – подозвал он к себе доктора. – Ты хорошо слышал, что кричал Лотар, когда бросился убивать меня?

– Господин генерал, – ответил доктор, отмеряя серебряной ложечкой толченую пудру из только ему известных веществ. – Я все слышал, но совсем ничего не запомнил. Разве следует обращать внимание на слова безумца?

– Но мне он показался в здравом уме, – не согласился генерал.

– Уверяю вас, у него было помутнение рассудка, – доктор аккуратно всыпал порошок в чайную чашку.

– Он кричал, что я убийца!

– Вы воин, господин генерал.

– Он назвал меня предателем!

– Вы верно служите нашему великому императору.

– Он посмел обозвать меня бесчестным!

– Длинноносые не имеют представления о совести и чести. Они озабочены только загребанием денег.

– Хуа То, я мог бы посчитать все твои ответы лестью. Но ты прав во всем. На войне нет убийц. Есть воины, побеждающие и погибающие. А победитель – тот, кто убил больше врагов, и его не осуждают. Предатель не служит своему императору и народу. Их судьбы ему безразличны. И разве бесчестно не прощать врага. Ведь прощенный ненавидит еще сильнее.

– Как вы убедительны в своих словах, господин генерал, – поддакнул доктор.

– Этот жалкий варвар бросил мне какие-то нелепые обвинения, – продолжил свою речь генерал. – Что хотел он показать своей выходкой? Свой заморский гуманизм? Он что и вправду считает себя чище меня? Думает, это я мясник с руками по самые плечи в крови? А он тихий, добрый мирянин? Да, я убиваю тысячами и люблю это делать. Я должен уничтожать врагов и всех им подобных. Жен, воспроизводящих враждебное потомство; пособников-стариков, кующих им оружие; детей, которые возьмут в руки это оружие, как только смогут его держать. Я это не скрываю, не прячусь за слова о человеколюбии. Мне нравится убивать врагов. Это моя работа, которую я довожу до совершенства, искусства. Кто-то водит по бумаге кисточкой с тушью и называет это искусством каллиграфии. Кто-то извлекает из натянутых на доски струн звуки и называет это искусством музыки. А я посылаю одних людей убивать других. И чем больше уничтожаю, тем больше наград и почестей осыпается на меня. Это искусство войны. И ничто не дает мне столько энергии и сил, чем звон мечей, дым и грохот пушек, стоны и проклятья людей, оставляющих этот мир. Глупцы, они не понимают, что, убивая их, я дарю им новую жизнь… А что этот длинноносый? Он разве убивает меньше меня? Да один его снаряд разносит в клочья больше людей, чем я перерубаю за весь день. Но делает он это за тысячу чжаней4 от своих жертв. Он не ходит в атаки. Он не может взглянуть им в глаза, услышать страшные предсмертные хрипы, стоны и крики. После боя он видит раненых и искалеченных, и они вызывают у него сочувствие, жалость. Однако он не думает о том, что им, безногим, безруким, теперь во сто крат труднее жить. Смерть мгновенна, а мученья калек бесконечны. Дунгане, кстати, не оставляют в живых раненых бойцов врага на поле боя. Они перерезают им глотки, освобождая от страданий. Возможно, так велит им их Бог. Гуманно? Да. И я уважаю их за это. А заморский дьявол – просто жалкий лицемер.

Генерал закончил свою речь, принял в руки протянутую чашку и задумчиво отпил из нее глоток целебного напитка.

В дверном проеме, затянутом ширмой, раздался легкий кашель генеральского адъютанта.

– Входи! – приказал генерал.

В покоях появился щеголевато выряженный адъютант Ван Юнли с утренним докладом.

– Господин генерал, срочная новость. Монголы сообщают о появлении в районе южного Алашаня огромной массы дунганских мятежников. Они двигаются в направлении Хесийского коридора. Командует ими Зеленый Вихрь.

Лицо генерала мгновенно преобразилось. Оно наполнилось нескрываемой радостью.

– Значит, в Синьцзян двинулся… Через Пасть дракона. Прекрасно. На этот раз ему конец. Это мой последний шанс достать его. – В глазах замелькал кровожадный блеск. – Немедленно выслать разведку. Определить число разбойников. Всех старших офицеров ко мне!

– Какие будут еще указания?

– Сколько жителей осталось в городе?

– Тысяч десять.

– Уничтожить всех до единого. Город сравнять с землей. Мы уходим.

Глава четвертая

Лотар совсем не ожидал, что лошадь восстановит силы столь быстро, и поначалу внимательно наблюдал за ее дыханием. Оно было ровным и спокойным, и после нескольких минут размашистой рыси напряжение незаметно покинуло его. Голова тут же стала наполняться сумбуром последних дней. «Так, все по порядку! – внутренне приказал он себе. – Первое! А что первое?.. Кто помог мне бежать?..»

…Ту ночь перед казнью, назначенной на полдень следующего дня, он запомнил до мельчайших подробностей. Из вязкой дремы его вытащила негромкая, странная возня. Ему показалось, что где-то у входа уронили два тяжелых мешка. Затем звяканье подбираемых с пола ключей и прерывистое дыхание у его клетки. Лотар, слегка приподнявшись на локти, пытался рассмотреть человека, копающегося в массивном навесном замке.

– Кто ты? – шепотом спросил Лотар.

– Не бойся, – прозвучал ответ.

Замок глухо упал на землю и дверца его тесной, бамбуковой клетки широко распахнулась. В нее, согнувшись, пробрался человек. Вблизи Лотар увидел, что незнакомец весь с головы до пят в черном. Даже лицо было затянуто черной маской с узкими прорезьями для глаз. Руки незнакомца нащупали железную цепь, затем добрались до скоб кандалов, крепко обхватывающих лодыжки Лотара. Подобрав ключи, он освободил его от оков.

– Не отставай, – скомандовал он и повел Лотара за собой. Возле выхода Лотар споткнулся о тело лежащего в скользкой крови стражника. Рядом лежало второе тело. Из глубоко перерезанного горла доносилось слабое бульканье, и кровь легкими толчками продолжала выдавливаться на пол.

Они быстрым шагом двинулись по длинному коридору и вышли в сад. Скоро миновав его, они остановились у высокой стены, с которой свисала веревочная лесенка. «Лезь за мной!» – приказал незнакомец. За стеной их ожидали две лошади. Выбравшись в степь, они остановились. Спрыгнув с седла, человек в маске снял с копыт лошадей намотанные тряпки. Только в этот момент до Лотара дошло, почему кони так бесшумно прошли по окраинам города.

– Видишь Небесную ось? – указывая на яркую звезду прямо посреди звездного купола, спросил незнакомец.

– Да, это Полярная звезда, – ответил Лотар.

– Иди на запад. Держись развалин Длинной стены. Так дойдёшь до Хесийского прохода. После держи путь на Кульджу. Там много русских. Они помогут тебе. Не бойся аратов, но избегай больших стойбищ. Когда доберёшься до дома, обязательно расскажи своим людям об этой войне и злодеяниях генерала Мао, – человек в черном лихо запрыгнул на своего коня.

– Погодите, – остановил его Лотар. – Кто вы?

– Дойди и расскажи, – прозвучало в ответ…

…Кто же он?.. Лотар решил еще раз перебрать в памяти события последних дней, но сухой винтовочный выстрел заставил его резко обернуться. Со стороны города быстрой рысью шел небольшой отряд всадников с высокими шлемами на головах и развевающимся на ветру боевым синим знаменем.

– Вот черт! Как быстро они за подмогой сходили, – вырвалось у него. Он поддал каблуками под ребра начавшего слегка похрипывать коня, перешел на галоп и снова оглянулся. Вперед вырвались три всадника. Одним из них был Тун Бао…

…Удары в барабан, отмеряющие раннюю утреннюю стражу подняли его из теплой постели. На широком деревянном кане, разметав бесчисленные косички, лежали две обнаженные турфанские танцовщицы. Тун Бао, накинув халат, вышел во внутренний двор резиденции даотая, обильно помочился в клумбу с цветами, затем подозвал часового и приказал принести жбан с холодной водой. Скинув халат, он облился водой, громко фыркая и похлопывая себя по широкой мускулистой груди. Еще через некоторое время, поправляя на ходу боевую одежду, он уже подходил к дежурному офицеру, который тут же согнулся в низком поклоне.

– Прошу дать мне сопровождение для объезда постов, – приказал Тун Бао.

Вместе с восходящим солнцем в окружении шести всадников он выехал из города через Северные ворота. Тун Бао любил свежими рассветами выезжать в бескрайние степные просторы. Степь. Здесь он чувствовал, как тело наполняется силой и энергией. А вечерами степь становилась его колыбелью. Успокаивала, расслабляла, усыпляла под монотонное пение ветра. А еще степь казалась ему вечным гигантским погостом с бесчисленными народами, погребенными в толще первозданной земли и напоминающими о себе ранней весной океанами алых, цветущих маков. «Выходим из нее, уходим в нее», – едва подумал Тун Бао, как заметил во весь опор мчащихся к ним двух монгольских всадников. Приблизившись к знаменосцу, они остановили коней, соскочили на стылую землю и припали на колени, склонив головы.

– Подымите головы и говорите! – приказал выдвинувшийся вперед Тун Бао.

– Мы обнаружили заморского злодея!.. Того самого!.. Мы первые!.. Вознаграждение наше! – наперебой заглушая друг друга, заверещали Мерген и Ундэс.

– Вы получите его. Показывайте, ведите нас к нему, – грозный голос Тун Бао остановил их выкрики.

– Нет, так не пойдет. Нам надо слово господина даотая, – почувствовав, что вознаграждение может им и не достаться, два товарища дружно запротестовали.

– Я, офицер Тун Бао, имею полномочия действовать от имени даотая Чжан Сяолуня. При свидетелях заверяю, что в случае поимки преступника вознаграждение принадлежит вам. Достаточно?!

– Да, господин офицер, – согласились Мерген и Ундэс. Они поднялись с земли и лихо вскочили на коней.

– Держитесь нас, – крикнул Мерген, и они быстрой рысью погнали своих крепких мохнатых лошадей к юрте Басана…

– И где же он?! – выходя из пустой, холодной юрты, гневно спросил Тун Бао. Его лицо быстро наливалось кровью, рука все крепче сжимала тяжелую плеть с вплетенными в сыромятную кожу железными шариками.

– Он не мог далеко уйти. Его лошадь совсем слабая, – жалобно запричитал Мерген, предчувствуя суровое наказание.

Ундэс отбежал в сторону и, прижавшись ухом к холодной земле, стал внимательно вслушиваться. Затем быстро поднялся и, показывая рукой на запад, прокричал: «Туда!»

Отряд сорвался и понесся вслед за Ундэсом. Он не ошибся, и вскоре сам первым заприметил удаляющегося Лотара. «Вон он!» – радостно проорал Ундэс.

Один из солдат сбросил с плеча винтовку и пальнул в сторону Лотара. Беглец резко обернулся и перешел на галоп.

…Сухой винтовочный выстрел услышал и отряд Зеленого вихря. Растянувшись один за другим, они скрытно двигались по дну давно высохшей реки с обрывистыми берегами, заросшими мелким кустарником. Командир поднял руку. Боец по имени Саньгэ без слов соскочил с коня и быстро вскарабкался на край обрыва. Словно степной суслик, вытянув голову, он повертел ею по сторонам. Затем кубарем скатился вниз.

– Отряд «восьмерок», девять сабель, гонится за одним безоружным всадником. Идут прямо на нас, – рубанув воздух рукой, выпалил он. «Восьмерками» дунгане называли солдат ненавистной восьмизнаменной маньчжурской армии.

– Останешься здесь с лошадьми, – бросил ему Зеленый Вихрь. – Остальные все, наверх! За мной!

Ловко спрыгнув на землю и придерживая перекинутую через плечо винтовку, он с бойцами кинулся к краю возвышающегося над ними оврага. Распластавшись на холодной земле, они слились с сухой травой и, выставив впереди себя винтовки, стали свидетелями захватывающей дух погони.

Беспрестранно погоняя лошадь, Лотар привстал на стремена и подался вперед, прижимаясь к мокрой шее. Так обычно делают жокеи, пытаясь облегчить бег лошади. Пот струился по ее вздымающейся груди, из под удил крупными хлопьями пошла пена с прожилками красной крови – первый признак вконец выдохшейся лошади. Но она продолжала свой бег. «Долго не протянет», – мелькнуло в голове. Лотар хорошо знал, что эти благородные животные, подчиняясь воле наездника, скачут до тех пор, пока не лопнут легкие, и тогда, издав предсмертный хрип, они замертво валятся на землю. Ему очень не хотелось губить свою измученную лошадь. Впереди завиднелась темная полоска спасительного обрыва.