Полная версия
– Мартин! Наконец-то! – её голос был живым, а глаза искрились радостью. – Пойдем, скоро твой выход. У тебя маленькие помощники? Идёмте, я вас подготовлю.
Мартин сразу же заговорил с ней, но слова его были неясными, как будто слышал их впервые. Он улыбался, но всё его существо, казалось, было оторвано от того, что происходило вокруг. Мия не понимала, что происходит. Она чувствовала, как её сердце начинает колотиться быстрее. Всё происходящее было слишком настоящим, но слишком чуждым. Гримерки, артисты, эта женщина, которая обращалась к ним как к старым знакомым – всё это казалось знакомым, но также – необъяснимым. Девушка жестом позвала их за собой и направилась к одному из столов. Мартина быстро окружили другие артисты, начали менять его одежду, укладывать волосы, прилаживать костюм. Он не сопротивлялся, его лицо было спокойным, как будто это было его место, его жизнь. Эд сразу почувствовал отвращение. Что-то в этой ситуации было слишком чуждое, и он не мог понять, как они оказались здесь. Когда начали работать с ним, он яростно сопротивлялся. Каждое прикосновение, каждый шаг казался ему насилием. Он дёргал руку, старался вырваться, кричал на каждого, но никто не обращал внимания. Артисты продолжали работать, будто его сопротивления не существовало. Мия, с другой стороны, была в полном замешательстве. Её руки холодели, она не могла понять, что происходит. Женщина в костюме посмотрела на неё с лёгкой улыбкой, направила её к другому столику и начала помогать ей переодеваться. Мия ничего не понимала, но её тело не двигалось, как будто оно подчинялось какой-то невидимой силе. Она не могла найти в себе силы сопротивляться. Вся сцена казалась ей фрагментами собственного сна, где она была не в силах понять, что из этого – реальность, а что – просто игра, в которой она не знала своих правил. Эд продолжал бороться с руками, которые его держали. Он знал, что не хочет быть здесь, но его усилия не приносили результатов. Он выглядел так, как будто хотел сбежать, но не знал, куда идти. И тогда Мия почувствовала, как его взгляд пересёкся с её глазами – полные страха и неведомой тревоги. В его глазах она прочитала одно: сопротивление было бесполезно. Артисты, занятые своими делами, словно не замечали, как каждый шаг Мии и Эда приближает их к ещё одной неизвестной части этого странного мира. Мия и Эд стояли в углу гримерки, когда их быстро привели в порядок. Вокруг были уже готовые артисты, каждый в своём костюме, занятые последними приготовлениями. Всё, как всегда, казалось обычным и знакомым – до тех пор, пока Эд не почувствовал, как если бы вокруг всё начинало двигаться неестественно медленно. Мартин стоял рядом, его лицо сияло под слоями грима, а костюм клоуна был безупречен. Он смотрел на арку, ведущую на арену, с нетерпением, почти как маленький ребёнок перед долгожданным праздником. Его глаза сверкали, и казалось, что он был в своей стихии.
– Мы уже проходили это, – прошептал Эд, глядя на Мию с тревогой в глазах. – Нам нужно уходить, Мия.
Мия, несмотря на свою решимость, почувствовала, как её собственные сомнения начинают расползаться по груди. Она не могла объяснить, что происходило, но в её сердце было какое-то неопределённое знание, что они не должны оставаться. Она просто молча кивнула, её взгляд не был таким твёрдым, как прежде. Эд сжал её руку, его нервозность становилась очевидной, но он также знал, что их нельзя держать здесь. Это было слишком неправдоподобно, слишком странно. Они не должны были быть частью этого мира. Но Мартин стоял, не обращая внимания на их разговор. Его лицо расплылось в тёплой улыбке, а его глаза были прикованы к сцене. Танцовщицы уже начали своё выступление, и он смотрел на них с по-настоящему детским восхищением. Его взгляд блуждал по их движениям, и в его глазах не было ни тревоги, ни страха. Было только счастье. Он не хотел уходить. Эд почувствовал, как его тревога превращается в страх. Всё, что происходило вокруг, становилось более и более нереальным. Он ощутил, как его тело напряглось, его мысли метались, пытаясь найти объяснение, но он знал, что его здесь не должно было быть. Он снова оглянулся на Мию, и она, несмотря на свою привычную стойкость, тоже ощущала нарастающую странность этого мира. Танцовщицы на арене продолжали своё представление, и Мартин, как будто находясь в другом мире, наслаждался каждым движением, каждой деталью шоу. Для него это было что-то знакомое, что-то важное и родное. Он не хотел покидать этот момент. Это был его мир. На арене, под ярким светом, девушки в сверкающих костюмах, их движения плавно перетекали в ритмичные, почти гипнотические хореографические комбинации. Световые лучи играли на их костюмах, создавая эффект, будто каждая из танцовщиц была окружена своим собственным ореолом, мягким и магическим. Зрители, сидящие в полумраке, молчали, их взгляды были прикованы к сцене, но не было ни аплодисментов, ни волнений. Это было странное молчание, как будто каждый зритель был в трансе. Танцовщицы двигались с безупречной синхронностью, словно сливались в одно целое, а их движения были одновременно воздушными и строгими, точно выверенными. Их тела, казалось, не касались земли – они будто скользили по ней, излучая странную, неуловимую лёгкость. В какой-то момент одна из девушек сделала невероятно сложный поворот и вскоре исчезла в темноте за сценой, а на её месте появлялась другая. Бесплотные и грациозные, они создавали ощущение иллюзии, как будто это было не физическое движение, а нечто большее, нечто, что невозможно было описать словами. Мартин стоял, не отрывая взгляда от сцены. В его глазах был свет, будто он видел не просто танец, а нечто большее – воспоминания или переживания, скрытые за каждым движением. Его губы слегка приоткрылись, он смотрел на танцовщиц так, как если бы они были частью его самой глубокой внутренней реальности. Эд и Мия стояли в тени, наблюдая. Эд чувствовал, как его кожа покрывается мурашками от странной атмосферы. Не было никакой музыки в его ушах, только тихий шум, который казался не музыкой, а дыханием самого пространства. В этот момент всё вокруг казалось наполненным чем-то невидимым – энергией, которой не было в обычной жизни. Он не мог объяснить, почему он чувствовал это, но ему было не по себе. Он оглянулся на Мию, но её лицо было напряжённым. Она тоже что-то ощущала, но не могла понять, что именно. Она смотрела на танцовщиц, не видя их, а как будто пытаясь увидеть что-то за ними. Эд понял, что они оба находятся в какой-то ловушке этого мира. Но Мартин, Мартин был поглощён полностью. Он не заметил их тревогу. Он был счастлив. Зрители не двигались. Их лица были застывшими, как маски, будто они тоже стали частью спектакля, частью этого мира, в котором было не место для вопросов или сомнений. Они просто сидели, смотрели, не реагируя. Их взгляд был одинаковым, пустым. Мия подала Эду тихий сигнал, её губы не произнесли ни слова, но её взгляд был полон беспокойства. Она поняла – это было не просто представление, это было нечто большее. Но до тех пор, пока они не разберутся, что происходит, они были не в силах вырваться. На арене танцовщицы менялись, их костюмы мелькали, и каждое движение становилось всё более странным и изысканным. Они почти не касались пола, их тела словно парили в воздухе, а движения казались бесконечными. С каждым новым шагом танца зрители становились всё более затуманенными, а Эд ощущал, как его сознание начинает размываться. Он пытался схватиться за реальность, но она ускользала, как вода сквозь пальцы. И вот, когда свет на арене померк, танцовщицы исчезли в темноте. Они оставили за собой лишь эхом звучащий шёпот, как будто сама сцена была живой, и все, кто на ней оказался, стали частью её воспоминаний. Мартин встал, широко расправив плечи, его глаза блеснули. Он был готов. Это было его место, его шоу. Всё замерло, и в этот момент Эд понял – они не просто наблюдали. Они были частью этого мира. Танцевальный номер закончился. Внезапно свет на арене потух, и в тот момент, когда всё вокруг казалось замирающим, шторы стремительно распахнулись. Зрители, как по сигналу, начали фокусироваться на центре сцены. Танцовщицы, синхронно, в точно выверенном движении, указали пальцами на Мартина с детьми, их жесты были чёткими, словно заранее отрепетированными. Эд, не ожидая такой развязки, замер, его взгляд быстро перемещался от Мии к сцене, к танцовщицам, и обратно. Его сердце пропустило удар, когда прожекторы вдруг вспыхнули с ослепительной яркостью, застигнув их врасплох. Мия, как и он, не успела среагировать на неожиданное освещение. Эд почувствовал, как его тело напряглось, готовое к чему-то неизбежному. Но среди всего этого хаоса взгляд Эда оказался прикован к Мартину. Он стоял неподвижно, будто весь мир вращался вокруг него. В его глазах не было страха – только бесконечное любопытство и радость. Он наблюдал за происходящим с удивлением, его лицо сияло, словно в нём вновь пробудился какой-то искренний детский восторг. Эд быстро сориентировался и, заметив, как всё вокруг начинает приобретать какой-то гипнотический ритм, шепотом сказал Мартину: «Выходите». Его голос был почти невнятным, но в нём звучала настоятельная просьба. Он знал, что сейчас их присутствие на сцене под пристальным взглядом зрителей может быть слишком опасным. Нужно было действовать быстро. Мартин не обратил внимания на его слова. Он продолжал смотреть на арку сцены, наслаждаясь происходящим. Эд понял, что у него не было другого выбора, как подыграть этому миру, даже если это означало потерять ещё одну часть своей реальности. Теперь, когда они оказались в центре этого мира, было трудно отделить что было настоящим, а что – игрой. Взгляд Эда вернулся к Мие. Она стояла, слегка напряжённая, но её глаза также скользили по танцовщицам и зрителям, пытаясь уловить, что дальше. Когда Мартин встал на сцену, его неуклюжие движения сразу же привлекли внимание. Он пытался сделать вид, что уверен в себе, но его походка была странной и перекошенной, словно он был не в своём теле. Он шагал с излишней театральностью, то резко поднимая ноги, то спотыкаясь и делая «ляпы», будто случайно. Это было настолько нелепо, что в зрительном зале, несмотря на напряжённую атмосферу, уже начали раздаваться сдержанные смешки. Его одежда – огромный яркий костюм, с излишне большими пуговицами и ошмётками ткани, с яркими разноцветными лентами и помпонами – сидела на нём как старое, забытое облачение, которое когда-то носили с гордостью, а теперь оно стало только раздражающим атрибутом. Мартин, несмотря на свои ошибки, продолжал действовать, старался быть смешным и неуклюжим. Но его движения становились всё более глупыми и абсурдными: он старался прыгнуть, но не мог подскочить, его ноги запутались, он упал на колени, но тут же попытался встать, не заметив, что его большой нос вдруг «перелетел» в сторону, а резинка на костюме лопнула с характерным «пффф» – эти клоунские фокусы начинали казаться ещё более нелепыми. Дети наблюдали за этим с растерянностью. Эд почувствовал, как его лицо заливает стыд – этот мир, в который они попали, казался им таким чуждым. Он нервно оглядывался по сторонам, не зная, что делать, как помочь. Мия, не в силах отвести взгляд, почувствовала, как её внутренности сжались. Это было странно и унизительно. Мартин когда-то был настоящим клоуном – он мог смешить людей, его выступления были живыми, яркими, полными радости. Но сейчас всё изменилось. Его жесты, его смех, его странные падения и нелепые попытки взаимодействовать с «воображаемыми» партнёрами, зрителями, теперь казались болезненными. Это было трагично. Всё, что делал Мартин, превращалось в абсурд. Он пытался сделать «классический» клоунский фокус с шариками, но они бесконечно катились из его рук, словно ускользая от него, как его собственная память и способность справляться с реальностью. Всё, что могло бы вызвать смех, только усугубляло чувство стыда у детей, заставляя их смотреть на него с грустью. Мия не могла просто стоять и наблюдать. Она чувствовала, как её горло сжимается от напряжения, и что-то внутри её начинало требовать действовать. В голове мелькали мысли о том, как он был раньше – весёлым и уверенным, живым, с радостью в глазах. Но теперь всё было иначе. Она подошла к Мартину, и её движения были быстрыми и решительными. Он продолжал свои нелепые движения, как будто ничего не происходило, но, когда она дотронулась до его плеча, он замер. Она протянула ему руку, пытаясь направить его на следующую часть его «выступления», помогая не только физически, но и словесно, хотя и не говорила ничего. Только мягким движением вела его дальше. Мартин с каждым шагом всё больше терял ориентацию в пространстве. Он не мог вспомнить, что нужно делать дальше. Но Мия не отступала. Она помогала ему продолжать, подсказывала, что делать. Её движения были осторожными и лёгкими, словно она старалась вернуть его к тем дням, когда он был настоящим клоуном – живым и полным энергии. Но всё равно, как бы она ни пыталась, абсурдность происходящего не исчезала. Это был мир, в котором Мартин уже давно утратил свою роль, а дети оказались втянуты в этот цирк. Они были частью этой игры, и их присутствие становилось только ещё более мучительным. Мия продолжала вести Мартина через его выступление, стараясь делать его немного менее нелепым, хотя сама чувствовала, как её собственное внутреннее напряжение возрастает. Мартин с радостным видом сделал несколько неуклюжих шагов, вертясь на месте. Но вот он решил «зажигать», взял шляпу и попытался сделать эффектный жест, но в этот момент, к его ужасу, она не влезла на голову, а соскользнула на лицо, словно банальный трюк, который всегда заканчивается провалом. Зрители начали смеяться, а Мартин, смущаясь, быстро отстегнул шляпу и подбежал к Эду, как будто это был очередной момент для взаимодействия. Он хотел сделать «трюк», но запутался в собственных движениях. Эд, пытаясь сохранить серьёзное лицо, помог ему, подстраивая свои шаги под странные танцы Мартина. Мия, тем временем, не удержалась и начала подыгрывать, делая несколько шуточных движений. Вместо того, чтобы просто продолжать двигаться в ритме, она случайно перешла в один из клоунских жестов, и в итоге оказалась в положении, похожем на позу «падения», когда она перевернулась на спину. Мартин, увидев её, решил, что это тоже часть номера, и попытался подкатить к ней, но сам случайно встал на её руку. Мия вздохнула, но, заметив, что зрители продолжают смеяться, встала и продолжила «танцевать» в том же стиле. В какой-то момент Мартин попытался покрутиться, но на нём вдруг открылся большой карман, и оттуда вылетели пёстрые бантики. Эти бантики как раз вовремя оказались под ногами Мии, и она, наступив на один из них, потеряла равновесие и влетела в большой ведро с краской, которое стояло рядом. Она упала с глухим «плюхом», а краска разлетелась по всей сцене, окрасив пол и её костюм в ярко-зелёный цвет. Зрители начали хихикать ещё громче, и когда Мартин подбежал, чтобы помочь Мие встать, он тоже зацепился за её костюм и наклонился, скользя по сцене прямо в ведро с краской. Весь зал взорвался от смеха. Эд, отчаянно стараясь не рассмеяться, подбежал к Мартину и быстро пытался поддержать его, на ходу показывая какие-то «клоунские» трюки, чтобы хоть немного смягчить ситуацию. Но всё, что получалось – это только усиливать абсурдность происходящего. Мартин, тем временем, не терял самообладания и продолжал в этом безумном темпе: он размахивал руками, делая вид, что пытается «улететь» на огромных надувных шарах. Один из них взорвался, и все вокруг попало в облако разноцветных мелких шариков. Всё, что могли сделать дети – это продолжить танцевать в том же ритме, стараясь избежать новых препятствий. Зрители, смеясь, искренне наслаждались этим беспорядочным и нелепым представлением. Мартин был полон решимости – каждый его шаг, каждый жест – были настоящими клоунскими акробатическими движениями. И хотя дети чувствовали некоторое смущение, они подыгрывали, чтобы поддержать его, да и потому что понимали – иначе этот номер никак не закончится. Когда выступление наконец завершилось, весь зал взорвался в овациях. Зрители смеялись и аплодировали, их улыбки были искренними, а смех – беззаботным. Мартин, сияющий, словно получил награду за лучшие актёрские таланты, с улыбкой поклонился, не замечая, как его костюм всё ещё болтается по бокам, как будто не пережил настоящую бурю. Дети, несмотря на смущение, последовали за ним, делая вид, что они абсолютно уверены в происходящем. Они тоже встали на сцену и, слегка опоздав, поклонились. Но их поклон был немного менее уверенным, чем у Мартина. Эд, с трудом сдерживая улыбку, попытался выглядеть как настоящий профессионал. Мия же, наоборот, слегка смущённо выглядывала в зал, всё ещё не до конца понимая, что произошло, но, тем не менее, делала вид, что всё это было частью плана. Вернувшись за кулисы, дети выдохнули, их сердца продолжали стучать от волнения. Мартин, счастливый и довольный, поспешил к гримерному столику, где его костюм нуждался в некоторых поправках. Он продолжал что-то напевать себе под нос, словно не осознавая всей нелепости происходящего. Эд и Мия молча подошли к нему, и только когда они оказались вдвоем, начали немного расслабляться. В этом странном и напряжённом моменте им было одновременно и смешно, и стыдно, но главное, что они спасли Мартина от более крупных ошибок. Мартин снова повернулся к ним с сияющей улыбкой, явно гордый своим выступлением.
– Как вам номер? – спросил он.
Мия взглянула на Эда, и только теперь она поняла, что они действительно помогли ему. Когда они только собрались немного передохнуть, в гримерке появилась новая фигура. Мужчина в цилиндре, с утончённым видом и уверенной походкой, появился в дверях. Его костюм был безупречным, словно он только что сошел с обложки глянцевого журнала. На первый взгляд, он мог бы быть старым другом, знакомым, но чего-то в нём было не так. Он стоял в дверном проёме, оглядывая детей и Мартина с немного странным, даже холодным взглядом. Лицо его было выражено с той самой изысканностью, что и у Адама. Мартин, увидев его, немного насторожился, но, похоже, не мог вспомнить, откуда он его знает.
– О, новый акт, – тихо пробормотал мужчина в цилиндре, заметив детей, но не подавая признаков того, что его интересует их участие. Он был сосредоточен исключительно на том, чтобы добраться до своей части шоу. – Очень интересный подход, ребята, – добавил он с улыбкой, которая была как-то неестественно застывшей.
Мартин, в свою очередь, словно ничего не замечая, продолжал напевать себе под нос, а дети стояли, ошеломлённые, не понимая, как и что именно происходит. Они ощущали, что что-то странное таилось в этом новом фокуснике, в его слишком уверенной манере, в его движениях, которые были не совсем человеческими, как будто он был на несколько шагов впереди их понимания. Мужчина в цилиндре не обращал внимания на реакцию детей, и, прежде чем они успели что-то сказать, он повернулся и направился к сцене. В его руках был не просто волшебный посох, а нечто большее – что-то, что могло бы полностью изменить ход этого странного представления. Эд, почувствовав какой-то странный холод, снова взглянул на Мию. Он чувствовал, как напряжение снова нарастает в воздухе. Всё было как-то не так, и каждый следующий шаг этого фокусника словно приближал их к чему-то неизбежному, что они всё ещё не могли осознать. Дети стояли за кулисами, и их ощущение тревоги нарастало с каждым мгновением. Всё происходящее казалось неправильным. Пространство вокруг них как будто переставало быть знакомым, даже воздух становился плотнее. Мия чувствовала, как её сердце начинает биться быстрее, а Эд, обычно более спокойный, сжимал кулаки, пытаясь понять, что происходит. Фокусник, заметив их растерянность, вдруг оглянулся через плечо. Его взгляд не был таким, как у обычного артиста, не было ни веселья, ни радости – только странная, ледяная настороженность. Он словно проверял, кто стоит за ним, но не с интересом, а с какой-то холодной уверенностью. Как будто они были частью его плана, и он знал, что они не смогут просто так уйти. После короткого осмотра, он снова вернулся к сцене, но перед тем, как продолжить, произнёс с легкой усмешкой:
– Вы ведь хотите быть частью этого, правда? – сказал он, его голос был мягким, но с неприятным оттенком, словно он уже давно знал ответ.
Его слова не звучали как предложение. Это было утверждение. Но больше всего Мия и Эд почувствовали не желание присоединиться, а страх. Ощущение, что они не должны быть здесь, что что-то не так. Этот фокусник был чужд, не как те, кто выходили на сцену и веселили зрителей, а как что-то, что навязывало себя, что тянуло их в ловушку. Мия слегка отступила назад, её взгляд метался по темному коридору. Эд шагнул вперёд, будто инстинктивно пытаясь заблокировать путь для Мии, но в этот момент его нога двигалась сама собой, а тело не слушалось. Он пытался сопротивляться, но фокусник всё равно заставил их двигаться к сцене. Как будто что-то невидимое тащило их за собой.
– Пойдемте, – произнёс фокусник, не глядя на них, а его шаги уже звучали на сцене. Он снова не торопился, но каждый его жест был как команды, отдаваемые без слов. Никакого выбора у детей не было.
Мия с тревогой оглянулась на Эда, её глаза полные беспокойства, но Эд ничего не мог сказать. Он чувствовал, как его тело, его движения – всё было под контролем этого странного человека. Они медленно, почти не осознавая, двигались за ним. И каждый шаг наполнял их всё большим беспокойством, как если бы пространство становилось всё более чуждым, а фокусник, с каждым мгновением, становился всё менее человеком и всё больше чем-то неуловимым, отвратительным. Всё это было не так, и они оба это чувствовали. Но уже было поздно. Когда свет прожекторов выхватил лицо фокусника, дети замерли. Он был почти точной копией Адама, но в то же время совершенно другим. Это лицо было моложе, полное уверенности, почти аристократичное, но всё же с характерными чертами, которые Эд и Мия не могли игнорировать. Линии его лица были более чёткими, резкими, глаза – ярче, а выражение – спокойнее, не перегруженное той усталостью, которая всегда скрывалась за взглядом Адама. С каждым шагом фокусник казался всё более уверенным, его движения были плавными, а поза – величественной. Мия и Эд, хотя и чувствовали что-то знакомое в этих чертах, одновременно ощущали странную угрозу от того, что стояло перед ними. Но здесь, в его присутствии, не было той тревожной неуверенности, которая сжала их сердце, когда они думали о настоящем Адаме. Нет, этот мужчина был как щит, словно олицетворение того, что могло бы защитить их от опасности, исходящей от старого друга. Фокусник как бы стоял между ними и тем миром, который они покинули, словно барьер, защищающий от того, что было знакомо, но теперь казалось тёмным и чуждым. Его спокойствие, уверенность и даже лёгкая загадочная улыбка не казались угрожающими – скорее, он был тем, кто может помочь им справиться с тем, что они оставили позади. Он не смотрел на детей с пустым лицом, как мог бы Адам. Напротив, его взгляд был всё тем же спокойным, защищённым. Он не торопился, его шаги мягкие и беззвучные, но уверенные, и с каждым движением он становился ещё более убаюкивающим, словно обнимая их этим своим образом. Когда их глаза встретились, Мия ощутила, как напряжение, которое она чувствовала с самого начала, немного ослабло. Она не могла объяснить, почему, но этот мужчина, несмотря на свою внешнюю схожесть с Адамом, казался скорее другом, чем врагом. Что-то в нём давало ощущение защиты. Фокусник обернулся к зрителям, его лицо светилось уверенностью и харизмой. Он поднял руки, делая драматическую паузу, словно готовился к грандиозному моменту, и весь зал сразу замер.
– Дамы и господа, – произнёс он, его голос был мягким, но с такой силой, что каждый зритель почувствовал себя вовлечённым в происходящее. – Сегодня я покажу вам нечто особенное. Не просто фокус, а волшебство, которое живёт в нашем восприятии. И для этого мне нужна помощь моих друзей, – он указал рукой на детей, и зрители начали аплодировать.
Фокусник в тот момент снова перевёл взгляд на Мию и Эда, как будто всё, что происходило в этот момент, было для них. Он сделал шаг к детям и, не обращая внимания на их растерянные лица, спокойно продолжил:
– Итак, мои дорогие, вы теперь – часть магии. Не переживайте, всё будет в порядке. Я лишь покажу вам, как с помощью веры и немного фантазии можно создать нечто удивительное.
Его манера была словно постановочная, уверенная, словно он давно был знаком с тем, как дети реагируют на такие ситуации. Он аккуратно, но уверенно подвёл Эда к центру сцены, затем повернулся к Мие, взглянув на неё с лёгкой усмешкой, как если бы этот момент был частью тщательно продуманного спектакля.
– Эд, – сказал он, – Ты будешь моим первым помощником. Простой фокус, но зрелищный. Ты покажешь всем, что даже самые незначительные вещи могут стать чудом. Не переживай, я буду рядом.
Затем его взгляд мягко скользнул к Мие.
– А ты, Мия, будешь моей второй помощницей.
