Под флагом Корабля дураков

Я не понимал происхождения этих текстов, но был очень сильно впечатлен ими.

04. Июнь-сентябрь 2000, Приморск.

В июне состоялся еще один семинар Команды, где-то под Приморском, но я был захвачен общением на своей творческой работе и первыми нормальными заработками. Теперь я уже думал так: «Семинары в моей жизни еще будут, а объект хочется закончить вместе со всеми». На объектах заказчиков разрешалось вносить в проект свои предложения и реализовывать их, и вместе с дизайнером я ждал «того самого заказа», где будет возможность воплотить мечту – японский сад камней. Но мечта все откладывалась, и откладывалась…

По слухам, добираться до семинара было как-то не особо сложно, но когда Дей приехала, то у всех был один вопрос: «Ты сама, одна сюда добралась?!» Потому что все помнили, как на ее втором семинаре Корабля она все дни безвылазно просидела в уголочке, а Звездочет прямо туда приносил ей еду, и теперь от нее каждый раз ожидали нечто похожее. На этом июньском семинаре она беседовала с Владимиром Григорьевичем: «Ну почему же люди могут ехать на семинар, но так и не едут?!»

После семинара Владимир Григорьевич какое-то время жил в квартире Лепихиной. Квартира была предоставлена в его полное распоряжение, и Дей как-то раз поехала туда, чтобы сделать что-то по хозяйству. Получилось так, что я перехватил ее выходящей из дома, и Дей – спешащая и слегка раздраженная – разрешила поехать с ней.

В квартире Лепихиной она представила меня («приходил на семинар»), и практически сразу ушла в кухню готовить чай. Я вполголоса бросил ей вслед презрительное:

– Он что, сам себе чай навести не может?! – и заслужил осуждающий взгляд Дейдры.

У меня была с собой девяностоминутка суфийской музыки: Sirus (Caravan, 1989) и Ahura (Sufis vision. Dance meditation. 1991), которую я с разрешения ВС поставил на магнитофоне, а он предложил партию в нарды. Мне не запомнилось, чтобы за игрой мы много разговаривали, я благополучно проигрывал, но музыка ему понравилась, он специально подходил к магнитофону, прочел содержимое подкассетника. Потом пили чай, и я вышел в кухню, чтобы не слушать беседу ВС и Дей. Я не понимал принципиального различия между мутной местечковой эзотерикой, обрывками настоящего опыта и Школой, себя полагал человеком уже осведомленным во всем, и к той встрече отнесся как к заурядному случаю.

На одном из семинаров того периода Звездочет как-то сказал:

– Особенность Корабля в том, что на него невозможно выйти из социума.

Это действительно было так. Никакой рекламы, никаких обмолвок в интернете, который еще не был столь доступен. Люди приходили через людей: кто-то с кем-то работал, учился, дружил, пересекался на каких-то других семинарах. В этом плане наше с Роландом прибытие было вполне обыкновенным делом. На внешнем плане участников приморских семинаров роднило разве лишь то, что почти все были с высшим образованием и так или иначе реализованы в социуме, на внутреннем у многих внутри была тяга к чему-то еще, стремление к идеалам, мало представленным в социуме.

Девяностые годы – это своего рода бум, прорыв: издавалось много качественной духовной литературы, которую лично я купить не мог, но у меня был к ней доступ в «школе философов». Реклама различных семинаров регулярно попадалась на глаза, но были и такие школы и направления, которые в рекламе не нуждались: к примеру, ученики Ошо, стабильно собиравшие большие группы методом сарафанного радио. Попробовать сходить тогда куда-либо «по рекламке» мне в голову не приходило, но бригада по ландшафтному дизайну странным образом притягивала разных эзотериков, и у меня даже появилось новое увлечение: я стал собирать истории недошедших, людей в силу тех или иных причин эзотерику оставивших. Мне казалось, что в этом деле – эзотерическое развитие – все просто и ясно, достаточно выбрать практику и непрерывно ее делать. А там и вожделенное просветление не за горами!.. поэтому я так интересовался чужими «граблями». По прошествии времени из кучи всякой всячины могу выделить лишь немногое:

Захар рассказывал о том, как с помощью практики внутреннего безмолвия из Интегральной йоги достигал состояний, когда мир начинал содрогаться. Я смог получить такой же результат, но суть его мне была непонятна. Дизайнер фирмы, в которой мы с ним работали, с помощью той же практики изредка проявляла просто феноменальную интуицию, но было это еще до того как настал период бизнеса. Тут я смог приблизиться только к тому, что теперь вместе с ней и Захаром испытывал атаки темных – специфическое по первому впечатлению состояние. Мы все могли находиться в разных местах, но сопоставление времени говорило о том, что это не является галлюцинацией.

Самым загадочным явлением, промелькнувшим в Приморске, оказалась закрытая целительская школа: в моем кругу общения на тот момент оказались сразу три человека, которые побывали на ее семинарах, но они давали подписку о неразглашении, и кроме имени ведущего и названия школы у меня был только комплекс по набору энергии, который якобы давали на семинаре первой ступени. Семинары в Приморске эта школа больше не проводила, и выйти на них я не мог.

Одно время в бригаде работал парень, который прошел первые две ступени обучения в той самой закрытой целительской школе, но еще до их семинаров он успешно и не один год занимался медитациями и сновидениями… Никому так и не удалось толком выяснить, что с ним произошло, но бытовала версия, что в одном из сновидений он столкнулся с чем-то, что переломило его жизнь: с того дня он ни при каких обстоятельствах не поддерживал разговоры о эзотерике и полностью бросил все свои практики. От прошлого у него остались только очень хорошая способность к концентрации и иронический взгляд на наши «эзотерические» беседы во время работы. По их поводу он как-то изрек:

– Лукава ты, Кали-юга: шудры философствуют!

После «происшествия» он вел не особенно здоровый образ жизни, «жил как все», но на здоровье не жаловался. Лет через пять после нашего с ним знакомств он умер, остановилось сердце.

На занятиях Корабельной группы мы благополучно изучали Арканы, иногда смотрели фильмы, которые предлагала Дей, и обсуждали их. Не только упомянутые «Шоу Трумена» и «Юнга», но и «Красная борода», «Седьмая печать», «Имя Розы», «Скромное обаяние буржуазии»… После «Красной бороды» я впервые в жизни задумался: «Неужели никто не приходит к Добру, не пройдя через собственные страдания?» Зимой я переписал фильм «Барака» и мы как-то смотрели его на группе, но этим мой вклад в совместные просмотры того периода и ограничился.

В порядке вещей было сыграть партию-другую в нарды или карты до или после занятия. Играть в нарды я уже умел, однако большого желания «сражаться за доской» у меня не было, и когда Дей впервые предложила сыграть с ней, то в качестве отказа я пересказал ей фрагмент из Маркеса, когда к привязанному к дереву Буэндиа приходит с шахматами Мелькиадес: «Какой смысл сражаться за доской, если между нами нет вражды и противоречий?!» Дей на это только рассмеялась и объяснила суть игры с девизами. Действительно, таким образом игра уже менялась, но мне потребовалось несколько лет, чтобы сделать интеллектуальное понимание бытием. А в тот период я играл «динозаврические» партии: стремился энергетически задавить противника и волево повлиять на выпадающие цифры.

О игре в нарды Мастер говорил так:

Уметь играть в нарды – это великое дело! <Если вы играете своими ящерами, то> вы, конечно, выигрываете, но где вы при этом? Вы не играете своей душой, своей сущностью, и в этом ваш прокол. Главное – не выигрыш, главное через нарды – особое общение с человеком, настройка на его флюидацию, его токи. Надо наблюдать, что из себя в это время эманирует человек и войти с его эманациями в контакт, наблюдать, как он ходит, затем ходить самому, не бросать камни до того, как он сходит. <Иначе> вы играете не с противником, а сами с собой. <…>

<…> Человеческая партия расщепляет внутренние водороды в игроках, а звероподобная – ничего не дает, только пустая трата времени. Ну, сыграли два ящера между собой, механически, жестко. Ну, один из них выиграл, но не было душевной песни, романтического взаимодействия двух душ. Не было алхимического процесса отделения грубого от тонкого, а значит – время было потрачено впустую.

<…> играть в нарды нужно так, чтобы твой алхимический состав расщеплялся. Ты вот выиграл, ну и что? Внутри тебя не произошло никакого расщепления. Просто играли со мной твои «вальты», а не «короли» или «дамы».

С картами было проще – играли в известного мне с детства «Фараона», или «Польского дурака», по сути – это была версия игры «101». На Корабле эту игру именовали на английский манер – «last card», по одному из правил: когда у игрока остается на руках одна карта, он обязан вслух произнести «последняя карта», или «last card». Если он этого не сделал, а ход перешел к следующему игроку, то промолчавший берет из колоды пять карт, а игра продолжается своим ходом.

Если на занятии выстраивалась нужная атмосфера, то Дей предлагала прочесть что-нибудь из дневников Кости. Читали сразу по нескольку глав, а мне казалось, что так делать не нужно – лучше читать понемногу, но пытаться внутренне понять прочитанное, а не гнать хорошо уже известный группе текст скороговоркой. Тогда же я услышал записки Марины Московской, о которой было известно, что «она много путешествовала с Командой». Записки открывались фрагментом лекции Владимира Григорьевича; первые строки настолько хорошо ложились на мое внутреннее самоощущение, что я запомнил их и жил ими порядка десяти лет: «Герметический закон очень суровый, это Путь героев. Двигаться вперед по этому Пути может только узкий круг избранных».

На тот момент Звездочет характеризовал Дей так: «Дей все про всех знает!». В группе она занимала особое положение, информация к ней стекалась отовсюду, и когда в последующих странствиях мне случалось раздобыть какие-нибудь интересные тексты, я сразу же отправлял их ей. Однако, всезнайство было осложнено неболтливостью и Путем воина с его железной дисциплиной, и иногда узнать от Дейдры какую-то конкретику было практически невозможно. Тем более, что в расспросах я не был настойчив, а выспрашивать не умел.

По счастью, неболтливость не распространялась на Школьные доктрины. Некоторые из них в ее изложении звучали так:

Князь мира сего двулик: одна его грань это Бафомет (материальная жизнь и довольство ею), другая – Люцифер (нужно отрекаться от всего земного и идти к звездам). Адвайта – это учение, созданное Бафометом против Люцифера, что все, якобы, духовное, ничего не нужно, никаких стремлений.

В Светлом токе развитие начинается с того, что ученик в первую очередь проходит магическую стабилизацию: учится быть устойчивым к внешним влияниям, растит бытие. Только после этого следует стабилизация мистическая – развитие и укрепление способности не терять связь с Источником, со своей Школой. В Темном токе ситуация иная: в первую очередь ученик стабилизируется мистически, и только потом магически.

В записках Марины Московской о магической стабилизации было сказано следующее: «Это когда человек везде и всегда один и тот же: не меняет своих взглядов, идеологии, не подстраивается под других людей, их взгляды и идеологию. Не размывается».

Дей старалась держать на занятиях Школьную атмосферу; через общение с Дей, через занятия, через общение с другими приморцами и изучение доктрин я постепенно приобщался к Школе. И не всегда объяснения представали в виде лекций.

Как-то раз возвращались из поездки к Валентину, и что-то случилось с машиной Лепихиной. Мы вынуждены были остановиться, и практически сразу рядом притормозил какой-то мужчина, предложил свою помощь. Но Лепихина отмахнулась, мужчина уехал, и тут же раздался голос Дей:

– Ты ведь жест лажаешь! – отказываться от предложений, который делает окружающий мир, считалось моветоном. Поломка была ерундовой, Лепихина быстро устранила ее, и мы продолжили путь.

Этот же принцип я наблюдал позже на семинаре в изложении ВС: возвращались в лагерь после занятия на природе, ВС сидел под сосной и кто-то предложил ему руку, чтобы помочь подняться.

– Я могу встать сам, но жест лажать не буду!

Мне кажется, что каждый раз у нас был выбор: действовать привычно, либо строить Школьный мистический двор с его интригами и существенно менять свой стиль общения. К построению мистического двора относился и принцип, который я также наблюдал как в общении с приморцами, так и позже с ВС: «Обрати внимание, что я не спрашиваю человека прямо».

Тем же летом у меня состоялся первый опыт наблюдения своих «я»: шел по городу, поймал себя на том, что одновременно тянет в несколько разных сторон, одновременно активны совершенно разные желания. Но я вспомнил прочитанного Ошо: сел на скамейку, просто наблюдал как появляются и тают «я», никуда не шел и ничего не делал. Примерно через час внутри воцарились тишина и покой, я продолжил свою прогулку.

Тогда же я прочел книгу Тарта, в которой нужно было через заданные случайные для читателя промежутки пытаться осознать себя. В какой-то момент у меня это действительно получилось, и потом я пытался снова прийти к этому переживанию, но уже без книги, волевым образом. Иногда у меня получалось ненадолго приблизиться к этому состоянию – я оборачивался и понимал, что последние метров сто прошел на автомате, не видя ничего вокруг… но снова «засыпал», и снова шел, видя не мир вокруг, а свои «объяснения» и фантазии.

Ментальный подход с выписыванием цепочек «я» мне претил, поэтому самонаблюдением я занялся по собственному разумению: во всех жизненных ситуациях держал внимание на ощущении физического тела. Через несколько месяцев практики я понял, что этого недостаточно, но как продвинуться дальше, не возвращаясь к построению схем, я не знал.

Уже в начальных классах общеобразовательной школы я опытным путем установил, что существует возможность исчерпывать вероятность наступления нежелательных событий, чем и пользовался. Позже выяснил, что существуют люди с уникальной способностью: рассказываешь им о своих планах или возможных нежелательных обстоятельствах – и гарантированно ничего не получается, а обстоятельства изменяются. Поэтому в каждом новом окружении постепенно вычислял человека с такой особенностью и потом по мере необходимости «скармливал» ему неудобные для меня возможные варианты. Приморская группа не была исключением, но не настолько у меня были близкие отношения с приморцами, да и «съедать» мои горести они не жаждали: рассказывай – не рассказывай, толку нет, ничего не исчерпывается. Пришлось ходить на сторону.

Помимо мечты о саде камней у меня была мечта пожить у моря в доме с камином. И в начале осени мечта сбылась: я угодил в командировку, и несколько месяцев действительно жил в доме с камином, а море было относительно рядом. Но намерение действует по кратчайшему пути: в доме из отопления был только камин, приходилось спать на пенопласте, положенном на бетонную стяжку, и всю ночь подбрасывать в камин дрова, чтобы не замерзнуть. А работы было столько, что за несколько месяцев такой жизни до моря я добрался всего пару раз. Но ту зиму я смог впервые позволить себе не работать – проблема была только в том, чтобы обменять доллары по более выгодному курсу, что я и делал.

К дому была пристроена остекленная оранжерея, и в первый же день, день заезда на объект, я подбил двух рабочих, которые должны были работать вместе со мной, устроиться спать под звездами. Под музыку Анугамы действительно было волшебно на звезды смотреть, но потом начальник уехал, мы уснули, мерзли всю ночь и нам всем снился один и тот же кошмар. Наутро третий рабочий сбежал в город, мы остались вдвоем и у камина, а я впервые надел и стал носить крестик и выучил наизусть девяностый псалом.

05. Октябрь-декабрь 2000, Приморск.

В «школе философов» мое увлечение Путем воина поначалу вызывало смех, поэтому люди охотно приносили и давали мне на изучение околотолтекскую шелуху, на основании которой они судили о кастанедизме: Теун Марез, Кен Орлиное перо, Виктор Санчез… Первые книги Кастанеды я прочел еще до армии, в универе прочел оставшиеся, а выученный от кастанедистов первый комплект тенсегрити теперь выполнял ежедневно, иногда по несколько раз в день. Благодаря этому комплексу я стал меньше болеть, и меня стало заметно в толпе: если кому-то на улице нужно было что-то спросить, то среди множества людей вопрос задавали именно мне. Первое время это сбивало с толку. Начались у меня и свои «сказки о Силе», разнесенные в пространстве чудеса, о которых в том кругу я предпочитал помалкивать.

Чудеса пленяли. Уже летом, на Корабле, через остановку внутреннего диалога мне пару раз случилось увидеть деформированные коконы окружающих, но самым сильным переживанием конца лета стало то, что я увидел летуна – страшное и тошнотворное зрелище, которое еще сильнее укрепило меня в решимости следовать кастанедизму.

Кассеты с записями комплексов тенсегрити ходили по рукам, поэтому вполне естественным было то, что в первое же межсезонье я купил видеомагнитофон – исключительно для того, чтобы переписать эти кассеты и выучить комплексы. По поводу моей активности Дей отметила, что я не первый, кто покупает «видик» исключительно для такой цели, и что многие попали на Корабль, вынырнули из социума, именно на энергии тенсегрити.

Сама Дейдра практиковала уже несколько лет, и я так понял, что ежедневно – сразу как приходила с работы. Пространство квартиры ее родителей было очень плотным, но «магические движения» давали ей силы не растворяться в окружающем. Тенсегрити на первых приморских семинарах обучал Костя, в пассы он внес поправки на основе собственного видения, но Дей тенсегрити училась у Звездочета. Поскольку я часто бывал у нее в гостях, однажды она предложила заниматься вместе, и тут очень ценными оказались ее коррекции, потому что некоторые моменты не объяснялись ни Сидерским, ни «ведьмами», ни иными инструкторами:

«Во втором движении нужно не только руками «рубить», но тазом и бедром продолжать это движение, вкладываться в него.

В шестом – «массаж желез вокруг лопаток» – не нужно энергично двигать руками, все движение происходит самопроизвольно за счет напряжения и расслабления мышц спины (вертикальные, вдоль позвоночника), из-за чего руки сами слегка сдвигаются вперед и назад.

В девятом – «двойная лицевая вилка» – большие пальцы нужно располагать на кости нижней челюсти, во впадинке. После вдоха энергию можно направить в орган, требующий подпитки.»

В седьмом движении пальцы все же только прикладываются к губам, тут Сидерский был не прав.

Начинался комплекс «перемешиванием энергии» – для этого использовались первые два движения из серии для достижения внутреннего безмолвия. А завершался дыханием всей поверхностью тела, впитывание всем телом энергии (глаза закрыты).

– Когда у меня тут на ковре Скрипачка тенсегрити делает, то меня просто наизнанку от энергии выворачивать начинает! – после сильного погружения в практику действительно наступало похожее состояние, и эту фразу Дей я позже включил в рассказ, посвященный ей. Это произведение, впрочем, как и все остальные мои работы, она никак не прокомментировала.

Мой собственный вклад в практику тенсегрити заключался в том, что должен быть активен волевой центр – благодаря этому происходило более полное включение, но возникала опасность перекоса, о котором на тот момент я даже не подозревал. И когда я делал тенсегрити, то непроизвольно держал в голове «картинку» – образы «ведьм» с кассеты, а предостережения Звездочета и Кости несколько лет оставлял без внимания. Лично мне с записями «ведьм» нужно было быть очень осторожным, потому что Кайли Лундал вышла за пределы человеческой колонны и проводила через себя люциферический ток, с которым я легко отождествлялся и начинал проводить его через себя. А Костя настоятельно и всем рекомендовал ходить в храмы и читать молитвы, чтобы сердце не остывало. Но… но… Для меня было в порядке вещей общаться из волевого центра и не понимать почему же со мной так некомфортно?!

Одной из популярных тем того периода были осознанные сновидения. Минимальный опыт в этом у меня был, теперь же благодаря Дей я учился использовать для достижения этой цели намерение: на уровне хары (два пальца ниже пупка), примерно под сорок пять градусов вправо и на некотором расстоянии от тела находилась точка намерения – таково было «книжное» описание, на деле же она несколько смещена, но ее местоположение легко ощутить. Следовало массировать эту точку пальцами правой руки и проговаривать свою цель: «Намерение, намерение, намерение, я хочу помнить свои сны и сновидения! Намерение, намерение, намерение я хочу осознать себя во сне! Намерение, намерение, намерение я хочу осознать себя во сне и увидеть свое спящее тело!» Можно было бродить по комнате и работать с намерением одновременно, формулировку ведь можно было менять.

При жизни ВС осознанные сновидения никогда не были основной темой семинаров, с теми же, у кого действительно начинало что-то получаться, Звездочет работал индивидуально. Общая рекомендация от Звездочета была такова:

– Помните, как Кастанеда стал пленником неорганических существ? Его оттуда целая команда магов вытаскивала, а вы уверены, что вас также будут вытаскивать?

И он же, в другой беседе:

– Нельзя в сновидении брать что-либо с собой «на память». К примеру, «адепт» какой-нибудь даст вам в сновидении «особо почетный орден», вы примете, а на энергетическом теле зафиксируется отметка, по которой эти существа всегда и где угодно будут вас находить, и будете вы для них как батарейка – бесперебойный источник питания.

Точно также нельзя в сновидении есть и пить: до Врат сновидения у пищи и питья нет вкуса, а за ними это может иметь нехорошие последствия.

В том, что касается работы с намерением, Звездочет приводил Дей такой пример:

– Предположим, ты сильно захотела определенное платье. И вот увидела в магазине именно то, что ты хотела, но дороже, чем предполагала – во что бы то ни стало, купи его, чтобы энергия намерения не рассеивалась!

И его же формулировка, но в пересказе:

После формирования намерения его следует отпустить, чтобы оно начало работать – не нужно потом за него цепляться и поправлять как-то, додумывать или исправлять детали, это будет похоже на то, как если бы вы выпустили стрелу из лука и уже в полете стали бы ее перенаправлять.

По рассказам Дей, на один из семинаров Корабля приходил парень-моряк, который в рейсах занимался перепросмотром. С его слов, «за веками» есть точка, через которую можно выйти в другое пространство – эта точка действительно есть, и с ней связано необычное состояние, но повторить его опыт я не смог.

Звездочет на одном из своих семинаров рассказывал, что через медитацию на пламени свечи можно войти в мир, где все состоит из язычков пламени. Это пространство мне также не открылось.

Совместным выполнением тенсегрити и эзотерическими беседами общение с Дей не ограничивалось – иногда выбирались на природу или гуляли по городу, иногда смотрели у нее фильмы. Ей нравился «Ночной портье» Лилианы Кавани, и на этой волне (как я предполагаю) она купила другой ее фильм – «Франческо», о жизни Франциска Ассизского. Меня этот фильм впечатлил настолько, что я не только купил себе такую же кассету, но и куртку с капюшоном, и ходил в ней до тепла, надвинув на голову капюшон – для меня это было напоминанием: «Чиара, молись за нас!» В храмы, впрочем, я заходил не очень часто, хотя утренние и вечерние молитвы теперь читал ежедневно.

Книг на виду у Дей было не очень много, буквально три полки в один ряд в комоде, сплошь художественная литература, где выделялось полное собрание Гессе. А еще там были «Заветные сказки» Афанасьева, и пока Дей выходила заваривать чай я пару раз доставал эту книгу и быстренько пробегал страницу-другую, за чем однажды был застукан и пристыжен. После чего книг уже не брал, а переключился на другое: на том же комоде в ряд лежали пять спичечных коробков, которые Дей запрещала брать в руки: «Это Звездочета!» Чем дальше, тем больше меня разбирало узнать, что же там внутри, и как-то я воспользовался случаем и взял в руки один из них. Он был невесом, а внутри находилось совсем немного каких-то мелких желтоватых пушинок, миллиметра два в диаметре. Но Дей уже держала ухо востро, моментально подскочила, забрала у меня коробок и серьезно отругала. После того случая я старался следить за своими «естественными» реакциями.

На одной из осенних прогулок получилось так, что нас быстрым шагом обогнала какая-то дама, и я непроизвольно процитировал Картасара: «Одинокие женщины, от которых пахнет умершими цветами» – у нее были такие же духи, как у двух других дам, с которыми мы примерено также пересеклись на той же прогулке. Мне это показалось странным, а Дей – поскольку на улице было много людей – спросила, знаю ли я о циркуляциях энергий в телах? Вскользь об этом было у Классена, но без практических выводов, а поскольку одной из основных тем той прогулки был перепросмотр, то уже в городе Дей дала мне на изучение слегка потрепанную тоненькую книжку с названием «Как достичь свободы рассказывает ученик Карлоса Кастанеды» – в ней было описано как на буддийский семинар приехал ученик Карлоса, объяснил практические моменты, связанные с разницей в циркуляции энергии в правом и левом телах, и дал практику перепросмотра в ее классическом виде.