
Полная версия
Под флагом Корабля дураков
– Что это?
– Бабочка.
– А это корова? – он разговаривал со мной как с маленьким ребенком, бережно.
Я насупился:
– Нет, это такой крокодил.
– Хорошо. Все правильно. – И я снова остался один у темного окна.
Попытка пообщаться с Хуанито на тему буддизма оказалась бесплодной: он даже не слышал о «Дхаммападе», которую я тогда мог цитировать наизусть, а я не читал сутр. Скоро все потянулись обратно в зал.
А в зале после обсуждения результатов работы групп предполагалось ужасное: танцы! Я сбежал в спортзал, который служил раздевалкой и складом для личных вещей. Нужно было чем-то заняться, и я попробовал одним пальцем подобрать на пианино знакомую мелодию. На звук ли, или еще зачем, но в помещение вошел Звездочет, удивленно и немного строго посмотрел на меня:
– Почему Вы не танцуете?
Я внутренне сжался:
– Не хочу.
Звездочет вышел, но за какими-то вещами пришла Маргарита. Она была более настойчива и въедлива: ты же заплатил за это деньги, почему ты этим не пользуешься? А я мог только сжиматься, багроветь и ни в коем случае не выходить из спортзала, пока за стеной не стихнут шаманские барабаны. Потом была мантра и на этом – далеко за полночь – завершился первый день моего семинара.
Диванчик, на который я положил глаз, оказался занят громадным Валентином, пришлось завернуться в одеяло и устроиться на полу в матраснике. Что снилось в ту ночь, я не запомнил.
В субботу утром проветривали зал перед началом молитвенных практик, а Валентин пользуясь случаем делал там телесные практики: начал с «Ока возрождения» и продолжил комплексами тенсегрити, из которых мне был знаком только первый.
Я смотрел на него, стоя в дверях зала. Подошел Звездочет:
– Вы знаете, что это?
Я авторитетно заявил: «Это тенсегрити» И поспешно добавил: «Нет, я не практикую!» Звездочет пошел дальше по коридору. Потом я не раз задавался мыслью: не так и много помещений, но почти всегда с нами был кто-то один из Команды, Костя или Звездочет – где же были в это время все остальные?! Дей тоже почти не попадала на глаза…
Снова сели в круг, передавали из рук в руки молитвослов, читали молитвы. Меня крестили еще в младенчестве, а дома всегда были Новый завет и Почаевская икона Богородицы, но все же православие мне не было особенно близко. Теперь показалось любопытным отстраниться от значения звучащих слов: так я смог уловить некий ритм в том, что произносилось. Подошла моя очередь. Дей почему-то встревожено смотрела, как я беру в руки молитвослов. Кое-как, подражая услышанной манере чтения, я прочел несколько молитв и передал книгу дальше.
Тревога Дей была вызвана тем, что подобно некоторым не задержавшимся на Корабле студентам я мог передать молитвослов, не принимая участия в общей практике. Что же касается моего плохого чтения, то самое забавное произошло еще до меня, когда на одном из семинаров Звездочет учил читать православные молитвы людей, для которых русский язык не был родным: в какой-то момент от усталости и усердия ученик прочел: «Господи, помилуй меня трижды!»
После молитв Костя стал объяснять практику Внутреннего света, из цикла Арканологии Света. Часть, которую можно было бы назвать теоретической, перешла в достаточно свободное тематическое общение. Костя говорил о бегстве от реальности: люди собирают книги, словно собирают карты города, в котором никогда не были, строят себе нереальный мир, в котором выступают как авторитеты. Говорил о шаблоне Учителя, который сидит у всех в голове, и не имеет отношения к реальности.
Как-то так получилось, что во время объяснений я сидел по правую руку от Кости, и в ходе общей беседы он спросил зал:
– А вот такой вопрос возник: что такое Монсальват?
Я воскликнул:
– Это замок, где хранится святой Грааль! – но развития темы не последовало, разговор перешел на другие предметы.
Потом перешли к выполнению подготовительных упражнений, но непосредственно саму практику Костя объяснял уже в воскресенье, когда меня не было. После семинара оказалось неожиданно трудным восстановить в деталях, что же это за практика, потому что записи делали не все.
Самым сильным впечатлением семинара для меня стало выполнение практики No dimensions, которую вел Петр. Рассеянный свет, запах хороших сандаловых палочек, сильные энергии и приглушение постоянного внутреннего диалога… Во время второй части изменилось восприятие – чтобы не кружилась голова, нужно было смотреть на ладонь, но она воспринималась как нечто чужеродное. Позже Звездочет объяснял это явление: «Вы воспринимаете ее так, потому что во время практики начинаете смотреть на нее глазами души».
На работу мне нужно было выезжать рано утром, и я обратился к Петру, который был администратором, с просьбой разрешить переночевать на семинаре, ни в чем не участвуя на следующий день. Он посмотрел на меня внимательно, и разрешил. Дей попыталась уговорить остаться еще на день, но на это изначально не было денег, и не было договоренности с работодателем, которого я не мог подвести.
В субботу днем, выбрав время когда в зале никого не было, я с тетрадкой в руках прошел по залу и перерисовал рисунки, которые висели на стенах. Я не был уверен, что еще раз окажусь на семинаре, но внутри было ощущение, что оставить себе копии необходимо. Некоторые из знаков я воспроизвел в цвете и большом формате, показал Захару и спросил: что это? Он с деловым видом поводил над ними руками, но ничего не ощутил, а я не стал рассказывать, где я это все взял. Так совпало, что потом на семинарах знаки Орденов не вешали на стены около десяти лет.
03. Март-июль 2000, Приморск.
На тот момент, когда я попал на Корабль, звездный час Приморска уже миновал – большими семинарами теперь именовали трехдневные интенсивы, в противовес семинарам десятидневным, которые уже больше не проводились здесь. В конце девяностых десятидневные семинары порой шли тут парами один за другим, с перерывом в несколько недель, и всегда с переполненным залом. Тогда было много приезжих, в основном из Затамска, но на моем первом семинаре практически все были местные.
После семинара иногда возникала внутри нежданная тихая радость, никак не связанная с внешними обстоятельствами. В «школе философов» в тот период я показывался редко, и очень обрадовался приглашению приходить на занятия Корабельной группы.
Самым значительным изменением моего бытия после мартовского семинара стало то, что мне случилось устроиться на работу, которая мне очень понравилась – ландшафтный дизайн. Эта волна в Приморске только зарождалась, и на некоторых объектах получалось относительно хорошо заработать. Но все же финансовая независимость появилась не сразу, и было очень неловко приходить на занятия Корабельной группы с пустыми руками, ходить пешком было привычнее. Но эти занятия были мне очень нужны.
Единая приморская группа распалась по интересам: часть людей во главе с Маргаритой стала заниматься по книжке «Небесная 911», а та часть, центром которой являлась Дей и куда входил я, занималась изучением «предисловия к введению в предисловие в Арканы». Мы собирались по четвергам на квартире у Лепихиной и занимались по книге «Египетские мистерии», – у меня был свой экземпляр, который я незадолго до встречи с Кораблем присвоил в своей «школе философов», но Дей была непререкаемым экспертом и запрещала читать что-либо самостоятельно на тему Арканов.
Со слов Дей, Владимир Григорьевич очень сожалел об этом разделении группы, и Дей пыталась – как могла – снова воссоединить людей. Ее поддерживал Звездочет, у нее был авторитет среди местных корабельцев, понимание, и у нее было сердце. В Приморске она очень долго являлась связующим звеном между уходящими в социум людьми. В одном из разговоров Дей пояснила происходящее в Приморске и распад групп: «Люди не смогли перейти барьер искренности». Пожалуй, так оно и было, тем более, что я сам был хорошей тому иллюстрацией.
Тот самый «колокольчик», о котором я услышал от Боцмана, оказался очень необычным упражнением на развитие пространственной связи: две группы из разных городов одновременно концентрировались на фотографии колокола. Наши оппоненты иногда даже могли описать обстановку и присутствующих на занятии, но наши успехи не впечатляли. На мой взгляд, ошибка была в подходе: вместо того, чтобы просто фиксироваться на картинке, Дей требовала представлять колокол объемным. В результате усилия тратились на побочные детали упражнения. Противопоставлять Дей свое мнение я не решался…
В одной из бесед на кухне Лепихиной зашла речь о какой-то работе Павича, которую бесполезно было читать без инспирации от Мастера, а также прозвучала история о том, как некий Школьный адепт решил открыть скрытое в шахматах знание: «Он изучил теорию шахматной игры, и убил в себе волшебство шахмат!»
Хуанито после семинара еще какое-то время пробыл в Приморске, и однажды мы на нескольких машинах поехали в гости к Валентину, который был очень радушным хозяином и к нашему приезду уже истопил баню. Я снова держался особняком, и из того путешествия больше всего запомнилось как мы всю ночь простояли на кухне, обнявшись в круге, и пели песни. Строку из песни «Прекрасное далеко»: «а сегодня что для завтра сделал я?» кто-то тут же прокомментировал: «А это Костя нас так спрашивает!»
В кругу Дей была справа от меня, и Хуанито, хитро посмотрев на нас, поцеловал даму справа от себя и воскликнул: «Передай дальше!» Я не умел целоваться, но прижался сухими губами к щеки Дей и замер… Дей какое-то время подождала, но все же отстранилась. Этой ситуацией эротическая часть моих отношений с Дей исчерпана полностью.
По рассказам я все же смог восстановить практику внутреннего света, и однажды с ее помощью перешел в удивительно сердечное состояние. Поскольку энергии я набрал много, а хранить ее не умел, то на этой сердечной волне отправился навестить «школу философов». Мне не были особенно рады, поскольку активного участия в их деятельности я уже не принимал, но все состоялось: я потерял ту энергию, которая была получена благодаря практике, и потом несколько лет эта практика у меня вообще не получалась. Нужно было выбирать круг общения и возвращать потерянное с помощью практики перепросмотра, которым я еще не владел.
У одной из дам, побывавших на том же семинаре, что и я, результат от практики внутреннего света был иным: у нее открылось тонкое видение, но увидела она бесовские сущности, кружащие вокруг нее. Костя порекомендовал ей покреститься в православии, что она и сделала. На семинары она потом приходила еще несколько лет.
Появление на семинаре некрещеных людей не было массовым явлением, но в результате они все крестились, хотя причины к тому у всех были разные, и описанную выше мотивацию могу отнести только к исключениям. Дей крестилась после первого же Корабельного семинара, а о Звездочете было известно, что когда крестился он, то на вопрос священника о восприемниках ответил: «Я буду сам нести за себя ответственность».
Помимо того, что с Дей я еженедельно виделся на занятиях у Лепихиной, я стал бывать у нее в гостях. В мое первое гостевание все время беседы она держала в руке перед собой нательный крестик, который вытащила из-под кофточки. Я хотел научиться читать молитвы, но получалось, что я просто копировал ее интонации при чтении, и мне это не нравилось: я хотел читать так, как читаю я, а не как я подражаю Дей.
Несколько раз мы встречались в городе, и на одной из прогулок я спросил о том, какие книги рекомендуют читать в этой Школе. Ответ Дей был таков:
– Был период, когда людям давали книги на обязательное изучение, потом стали просто предлагать, а теперь уже только информируют о том, что есть вот такая-то книга: хочешь – читай, не хочешь – не читай. Мне Звездочет привозил «Волхва» Фаулза, толстенный том!
В девяностые годы довольно многое печаталось на страницах «Иностранной литературы», поэтому «Волхв» уже был мне известен, но впечатление от него осталось смешанное.
Насколько я понял, в условиях все же были исключения, потому что позже Звездочет при мне несколько раз подкидывал ученикам книги: «Избранное» Черубины де Габриак, «Путник по Вселенным» Волошина… Лично мне в разные периоды жизни перепадали от него тексты, которые действительно были для меня важны в тот момент. Жаль только, что понимал я это далеко не сразу.
Тогда особенно часто в Школьном пространстве звучала тема работы с намерением, и в связи с этим Дей ссылалась на книги Жикаренцева, которые мне случилось прочесть как раз незадолго до встречи с ней. А у Жикаренцева работа с намерением представляла собой выработку детального плана и учитывание деталей… Меня такая рутина не привлекала! Я считал, что нужно только волево пожелать, и все получится. Только ничего не желалось. Я не задумывался над жизнью, у меня не было никаких планов на будущее, поэтому до поры до времени никаких особых проблем у меня не возникало.
Не уверен, что именно во мне увидел на первом семинаре и во время послесеминарского общения Хуанито, но он рекомендовал обязательно прочесть «Степного волка» Гессе, а совместно с Дей он же пожелал мне обязательно посмотреть «Последнее искушение Христа», – но я не ставил себе такой цели, и фильм посмотрел только через несколько лет.
От Хуанито же я впервые узнал о том, что нужно с известной осторожностью обращаться с некоторыми книгами. Как пример он привел историю Сильвера, которому Владимир Григорьевич дал на изучение какую-то книгу, но запретил выносить ее из дома. Сильвер не послушался и попал под трамвай, и в результате ему ампутировали ногу. Книга Сереброва «Мистический андеграунд» вышла только через два года, там фигурирует именно этот адепт, но его история не рассказывается.
На момент моего попадания на Корабль Дейдра была в Школе уже три года, общалась со студентами из Затамска, которые пришли на Корабль еще раньше нее, и отличалась уверенностью и редкостной преданностью Школе:
– Вот если сказали тебе на семинаре сделать то-то и то-то, то умри, но сделай!
Я ее убежденности никак не разделял, и привычно впадал в негативы.
Тогда же у меня появилась идея, которую я даже попытался отстоять перед Дей: в этой Школе вообще все неправильно учат, учат книжной теории, а нужно учить на реальных ситуациях! …и был разгромлен в пух и прах: «Ты вообще ничего не знаешь о Школе, чтобы делать такие заявления!»
Из диалогов того же периода:
– Дей, если ты хочешь пить, то не все ли равно, кто дает тебе воду?
– Нет, мне не все равно!
Команду Корабля дураков составляли для нас три человека: Владимир Григорьевич, Константин и Звездочет. Костя в какой-то степени сам рассказывает о себе в своих книгах, также он один из персонажей книг Тоонен и Александровой, но что касается Звездочета, то он почти никогда не рассказывал о себе, и только из отдельных фрагментов я могу попытаться восстановить какую-то часть его жизни.
На Корабль он попал уже взрослым, сложившимся человеком. Как он сам рассказывал: «Меня учили Костя и Гурам», и на тот момент ВС особо любил его за то, что всем житейским соблазнам Звездочет предпочитал бытийный рост. «Одновременно похожий сразу на двух великих людей: на Карла Маркса и Сократа», Звездочет был учеником известного на весь Союз целителя Медведева, прекрасно разбирался в компьютерной технике, осваивал новые для себя профессии: работал проводником, ходил в моря, организовывал концертные выступления… Много лет занимался танцами и хорошо владел гитарой. Я не могу продолжить этот список, но уверен, что это лишь небольшая часть его жизни.
Много лет Звездочет был моим духовным наставником, по сей день я считаю его очень здравомыслящим человеком, который многое знает и умеет. В таком отношении к нему я был не одинок, как говорила о нем Дей: «Ну, Звездочет-то к народу поближе, чем Костя, вот к нему и тянутся». Это действительно было так: в Приморске и Затамске авторитетом был именно Звездочет, а Костю недолюбливали, хотя и уважали.
В середине лета, 15 и 16 июля, Звездочет проводил в Приморске свой семинар, который снова шел в том же самом детском садике.
Насколько я смог понять, свой стиль ведения семинаров и свой материал Звездочет наработал не сразу, в его более ранних семинарах – по рассказам участников – можно было четко выделить элементы бизнес-тренингов, гештальт-терапию, некоторые упражнения школы Штайнера. По всей видимости, на тот момент вокруг его семинаров еще шла какая-то дискуссия, потому что июльский семинар начался с того, что Звездочет произнес в кругу собравшихся небольшую речь:
– Неверно говорить, что раз приехал Звездочет, то будет то же самое, что было недавно на семинаре. Будет тот же самый уровень, то же самое качество, но материал будет другой.
Он был представителем Школы, действовал от ее имени, и его семинары действительно соответствовали заявленному уровню.
Первой темой семинара были внутренние ценности и качества: в групповых обсуждениях нужно было установить, что вообще такое внутренние ценности, что такое качества, выявить собственные ценности и качества и расположить их в порядке собственного внутреннего приоритета.
Список ценностей и качеств я составлял самостоятельно, поэтому получился он кратким и характерным. Коррекции Звездочеты были четкими и в меру строгими. Ничего феноменального в моем списке не было, обычное хорошее ложное мнение о себе.
Как потом объяснял Звездочет, для каждого студента (участника семинара, ученика Школы) выстраивалась своя линия, и все семинарские ситуации, все коррекции были звеньями выстроенной индивидуальной цепи обучения. Поэтому нет никакого смысла описывать семинарские ситуации – это всегда будет нечто отрывочное и неполное.
Темой обсуждений и самостоятельной работы второго дня были «Законы и принципы, по которым я существую в этом мире». После обескураживающего общения первого дня я погрузился в себя, список снова составлял индивидуально и получился он достаточно негативным:
Самооправдание.
Конформизм (уход-бегство от конфликтных ситуаций).
Трусость (страх).
Бегство от ситуаций требующих ответственности, внутренней стойкости, самостоятельности, свободы.
Стремление к минимуму напрягов (пассивное).
Мнительность (гордыня).
Стремление к благополучию, иногда ценой «покупки» этого благополучия, боязнь решений.
Услужливость.
«Наездничество», стремление жить за чужой счет.
(тут Звездочет уточнил: «Нечто в духе Остапа Бендера?» Я подхватил: «Да!».. хотя понимал, что это вовсе не так, но удержать себя не мог, и почему-то Звездочет оставил это без комментариев. Позже на одном из семинаров Звездочет упомянул о том, что в некоторых суфийских школах ученика на начальной стадии обучения определяют как «лгущее животное»: он не может не лгать и контролировать свои инстинкты.)
Все упорядочить.
Накопление книг, которые так и не читаю. Сбор «карт города».
Стремление к развитию.
Лень.
Беспомощность, инерция.
Отсутствие самостоятельности.
Звездочет опрашивал каждого участника по выполненному заданию, поразило выступление Хвостатого, у которого в его «своде законов» было очень сильное ядро из эволюционных принципов. Но были у людей в их «сводах» и более простые правила: «Не давать в долг больше, чем могу позволить себе потерять» (Лепихина).
Помимо психологической части были, разумеется, танцы и энергетические практики, а также театральные постановки: в маленьких сценках народ творчески и с юмором выражал свое понимание обсуждавшегося материала. Это, конечно, было интереснее танцев, но тут отвертеться было сложнее и приходилось участвовать.
– Сейчас уже за полночь, голова отключается и начинает включаться некий иной орган восприятия, который мы и попытаемся задействовать для понимания этого текста. Господа, кто из вас хорошо читает вслух по-русски? – Звездочет достал какой-то непростой текст, и я после чтения даже пытался задавать вопросы о натуральных ладах, которые как-то относились к теме текста, но при этом сам фиксировал, что уже не понимаю ни ответов, ни связи моих вопросов с темой.
Все время семинара, не только на практиках, но и во время работы групп и свободного общения Звездочет непрерывно был на виду, не отлучаясь практически никуда.
На том семинаре я зафиксировал некоторые из его рекомендаций:
По поводу выработки концентрации внимания:
– Если вам нужно выучить что-то, а вы не можете это запомнить, то включите на полную все источники звука, которые есть в квартире: радио, телевизор, магнитофон. Этот накал даст повышенную концентрацию на материале. Не нужно отождествляться с тишиной!
По поводу набора энергии:
– Для набора энергии Солнца смотрите на него сквозь дифракционную решетку ресниц, не прямо, чтобы глаза не обжечь! Желательно делать это лежа. Лучше всего набирать энергию в тот момент, когда Солнце становится темно-красным, это на закате или восходе. Таким же образом можно брать энергию Луны: на вдохе через левый глаз втягивать энергию в себя, через правый на выдохе отдавать. Если видение развито, то можно увидеть как выстраивается тонкая петля от вас к Луне.
В контексте гурджиевской работы Звездочет рекомендовал создать себе «будильник»:
– Случайным образом остановите кассету с вашей любимой музыкой во время перемотки и начитайте на нее ряд вопросов по самовспоминанию, сделайте это раз тридцать, а потом гуляйте по городу и в тот момент, когда вопросы начнут звучать в наушниках, остановитесь и отвечайте на них. Вопросы можно взять в книге Успенского «В поисках чудесного».
– Помните, что ученик не должен делать того, что может повредить Работе. Работа должна делаться ради нее самой, а не ради результата.
– Действовать, жить, быть, – это должно быть стержнем развития.
Молитвы я еще плохо, но уже читал. Боцман научил меня как вести счет молитвам во время их произношения: на одной руке загибаешь пальцы откладывая единицы, а на другой аналогичным образом десятки. Таким образом можно не сбиться на сорока «Господи, помилуй!» и не выделывать эксперименты с дыханием, пытаясь десяток молитв произнести на одном выдохе. Звездочет добавил:
– …молитвы в основном несут в себе смысловую составляющую, а псалмы действуют уже вибрационно, там есть такие места, которые вообще непонятно, что значат. Начинать чтение Псалтыри нужно всегда со вступительных молитв, а оканчивать специальными завершающими молитвами, но если на это нет времени, то можно заканчивать сороковым или девяностым псалмами.
Молитвы работают на уровне высшей части среднего астрала, а псалмы – уже на уровне высшего астрала.
– Когда входите в храм, сначала подойдите приложиться к иконе, которая по центру выложена, и не стесняйтесь делать земные поклоны.
–– Если написано «Слава», то произносить надо: «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу». Если «и ныне:»(с двоеточием), то «и ныне, и присно, и во веки веков», а вот если «и ныне.» (с точкой), то добавлять «аминь»: «и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
Механическое произношение молитв это всего лишь принятие молитвенной позы, сколько бы раз они не прозвучали, но если при этом нет самого прошения, просьбы, исходящей из сердца, если ум блуждает, а не присоединен к молитве, то и результата от молитвы не будет. Не уверен, что все из нас в то время понимали это, я точно не понимал.
Тем, кто желал использовать мудры во время мантр, Звездочет рекомендовал замыкать большой и безымянный пальцы, и предупреждал, что при суфийских зикрах буддийские мудры бесполезны, они тогда не работают.
Ноги при «сидячих» энергетических практиках следовало перекрещивать или хотя бы скрещивать пальцы ног – уже этого достаточно для того, чтобы замыкался энерготок в ногах и энергия принудительно устремлялась в позвоночник.
После семинара собирались на квартире Лепихиной и вместе со Звездочетом читали легенду из цикла Фалеса Аргивинянина, «В саду Магдалы». Звездочет говорил о нем: «Он понял разумом то, что берется только сердцем».
Незадолго до семинара Звездочета была еще одна открытая встреча, на которою был приглашен творческий молодой парень, который так и не пришел на семинары, но которому Дей уделяла внимание, что меня неожиданно разозлило. Как потом я узнал от общих знакомых, с Дей они какое-то время встречались: «Она то приближала меня к себе, то отталкивала» – возможно, она просто хотела привести его на Корабль. А на встрече он продремал фильм «Шоу Трумена», поучаствовал в разговоре на тему возможного второго слоя этого фильма и вместе со всеми выслушал легенду из цикла Фалеса «Третье Посвящение», – читал Алекс Иванов, его голос и интонации хорошо дополняли повествование.