Изгои

Был и другой случай, который я никогда не забуду. Когда мне было одиннадцать лет, в приюте царил настоящий хаос. Воспитателей не хватало, и Крысида, пользуясь своим положением, заменяла их, вымещая злость на детях. Проходя мимо её кабинета, я услышал плач малышей. Остановившись у двери, я заглянул внутрь и увидел, как Крысида подсыпает что-то в бутылочки со смесью. Присмотревшись, я понял – это слабительное. Моему удивлению не было предела. Как она могла так поступать с беспомощными детьми?

Но месть, как говорится, – блюдо, которое подают холодным. И мы с ребятами принялись за приготовление этого «блюда».

Несколько дней спустя, когда Крысида ужинала в одиночестве, мы, сговорившись с ребятами, подсыпали ей в тарелку двойную дозу снотворного. В этот день в приют должна была нагрянуть проверка. Идеальное время для показательного выступления!

Крысида, натянув улыбку, словно маску, рассказывала проверяющим о том, как мы тут «хорошо и счастливо живем», как она нас «всех любит». И не успела она закончить свою лживую тираду, как вдруг… бац! Рухнула в обморок прямо перед носом у проверяющих.

Я стоял неподалеку и не мог сдержать хохота. Просто надо было видеть лица проверяющих! Я согнулся пополам, схватился за живот и упал на пол, задыхаясь от смеха.

Тут подошел Элвин, невинно хлопая глазами:

– Ой, не пугайтесь! Крысида у нас просто наркотики часто принимает, вот и падает постоянно. Сейчас полежит немного и встанет. Не переживайте, проходите дальше.

Юки тут же поддакнул:

– Да-да, это у неё обычное дело. Не обращайте внимания!

После этих слов меня прорвало окончательно. Слёзы текли ручьём, живот болел от смеха, а Крысида мирно посапывала на полу.

– Просто… просто… смешно очень, – пробормотал я, давясь от хохота.

Элвин ухмыльнулся, глядя на побледневших проверяющих:

– Ну что, продолжим экскурсию?

Уверен, эта проверка запомнилась проверяющим надолго. И Крысиде – тоже.

После случая с подсыпанием снотворного Крысида словно ощетинилась. Она боялась нас, и это было видно по её нервному подёргиванию губ и по тому, как её взгляд скользил по нам, выискивая подвох. Но, конечно, она никогда этого не показывала. Бояться детей? Это всё равно что бояться крыс, думала она, дочь истинного главаря этого приюта.

Она выпрямилась, как стальной стержень, и двинулась в мою сторону. В её походке чувствовалась надменность, как будто она хотела доказать себе и всем вокруг, что она ничего не боится.

– Эй, Кайлер, стой! Куда это ты собрался?

Я демонстративно зевнул и потянулся, будто не замечая её присутствия.

– О, Крысида, добрый вечер! – произнес я нарочито бодрым тоном. – Как у вас дела?

– Иди за мной, Кайлер.

Я проигнорировал её слова и поднялся по лестнице.

– Поймайте Кайлера! – приказала ведьма двум воспитателям.

Я услышал их шаги, и они начали подниматься по лестнице, чтобы догнать меня. О нет, теперь мне точно нужно бежать. Я со всей скоростью побежал наверх по лестнице, но не успел добежать до конца. Они схватили меня за руки и начали тащить вниз. Я пытался вырываться из их хватки, но они не отпускали, лишая свободы движения.

– Я говорила вам привести Кайлера, что вы делаете? – пронзительно закричала эта ведьма, и мне сразу захотелось зажать уши, её вопль выводил меня из себя больше, чем любой детский плач.

Они спускали меня вниз, не обращая внимания на мои попытки выбраться. Крысида всегда знала, как испортить мне настроение.

– Отпустите меня, – сдавленно потребовал я. – Отпустите, твари, вы не имеете права!

Они спустили меня вниз и остановились прямо перед этой главной ведьмой. Двое держали меня с разных сторон, не позволяя выбраться. Ведьма злым взглядом смотрела на меня, будто я был тараканом, которого она мечтала раздавить.

– Посмотри, что с тобой случилось, кем ты стал, где ты шляешься. Опять ходил красть деньги, крысеныш, – с омерзением оглядывала она меня с ног до головы.

– Тебе какое дело? Ты кто такая? Я что, буду перед тобой отчитываться? – огрызнулся я, пытаясь сопротивляться, но меня удерживали, заставляя стоять смирно.

– Кайлер, ты больше не будешь выходить из этого приюта, ты меня понял? – издевательски отозвалась она.

После долгой паузы я весело натянул ухмылку – сейчас я ей покажу.

– Хорошо, как хотите, так и будет.

Она с удивлением посмотрела на меня, будто у меня выросла вторая голова или третья нога, а потом, кашлянув, начала свою речь.

– Будь всегда вежливым с нами, мы твоя семья, а семью надо оберегать, – миловидным голосом объяснила она.

Я истерически рассмеялся, я был в приступе смеха. Просто не мог перестать смеяться над тем, что несёт эта ведьма, а какой семье она говорит.

– Чего ты смеёшься? Ты сошёл с ума! – закричала она ткнув в меня пальцем.

– Нет, я в порядке! Просто хотел вас разыграть, смешные дуры! А вы повелись, как всегда. Я никогда не буду вас слушаться и буду ходить, куда хочу, и вы мне не семья! А теперь отпустите меня! – закричал я на весь приют в надежде, что здесь есть нормальные люди. Хотя они давно исчезли.

Её лицо изменилось. Сначала к недоумению, затем к ярости, когда осознание пришло в её психику. Я знал, что подбросил ей идею, которая зацепит её гордость, и она не сможет это простить.

Холодная рука ударила меня по лицу с большей силой, чем я мог себе представить. Я инстинктивно поднял руку, чтобы прикрыть свою, теперь пульсирующую, щеку, и уставился на эту чёртову ведьму с злостью и замешательством.

– Ты противный, мелкий, слабый ублюдок. Не зря твоя мать бросила тебя здесь, – выплюнула она. – Ты ничтожество, Кайлер. Паразит, сосущий кровь из этого приюта. Думаешь, ты тут самый умный? Да ты просто жалкий воришка, не способный ни на что, кроме мелких пакостей. Ты – позор своей матери, если она вообще о тебе помнит. Наверняка, она выкинула тебя, как ненужную вещь, потому что ты – отброс. И знаешь, что самое смешное? Ты ничем не лучше крыс, которых так ненавидишь. Такой же грязный, мерзкий и никому не нужный. Ты никогда не станешь человеком, Кайлер. Запомни это. Ты – отродье, ошибка природы, и лучше бы тебя никогда не было.

Обзывательства, унижения – я давно привык к ним, выработал иммунитет. Слова стали просто словами, пустыми звуками, не способными пробить броню цинизма, которую я так тщательно ковал годами. Мне было плевать, как меня называют, что обо мне думают. Но я испытывал ненависть, когда кто-то упоминал моих родителей. Я злился на них за то, что они бросили меня здесь и не вспоминали. Для меня они были мертвы, даже если физически существовали. В моих глазах вспыхнула холодная ярость. Я вырвался из двух цепких рук воспитателей и, ринувшись, дал этой ведьме сильную пощёчину.

От сильного удара у неё понемногу начала краснеть щека.

– Слушай, меня даже пальцем не смей трогать. Если ты ещё раз посмеешь заговорить о моей семье, – мой голос был тихим, почти шепчущим, но каждый слог звенел сталью, – я вырву тебе язык и скормлю его дворовым псам. И это будет самым милосердным, что с тобой случится. Надеюсь, ты поняла. Дважды предупреждать не стану.

Я видел, как по её щекам пробежали мурашки, как она судорожно сглотнула. Она помнила. Помнила тот случай с её любимой собакой, такой же ужасной как и она сама. Которая «случайно» пропала после того, как она назвала меня «отбросом». Она знала, что я способен на такое. И даже на большее.

– Поняла? – прошипел я.

Она молча смотрела на меня злым, прожигающим взглядом, полным ненависти и жажды мести. Казалось, она ищет способ уничтожить меня прямо здесь и сейчас, но что-то её останавливало. Может быть, страх, может быть, благоразумие. Окинув её презрительным взглядом и вырвавшись из хватки остолбеневших воспитателей, я поднялся по лестнице на этаж выше и вошёл в свою комнату, громко захлопнув за собой дверь.

Я вошёл в ванную, которая больше походила на тесную каморку, чем на место для гигиенических процедур. Каменные стены были покрыты налётом сырости и плесени. Подойдя к маленькому зеркалу, висевшему на стене, я заметил, что оно было мутным, с потёками и царапинами, но всё же отражало моё лицо.

Я замер перед зеркалом, вглядываясь в своё отражение. Черные, слегка кучерявые волосы беспорядочно торчали в разные стороны, будто я только что проснулся после долгого сна. Голубые глаза, обычно яркие и выразительные, сейчас казались тусклыми, с тенью усталости и злости. На лице красовалось несколько пластырей – один на лбу, другой на подбородке, и пара на щеке. Наклонившись ближе, чтобы рассмотреть себя, я увидел, что губа кровоточит – тонкая царапина шла от уголка рта вниз. Кольцо Крысиды, острое и массивное, оставило свой след.

– Чёртова ведьма, – прошипел я, глядя на своё отражение. – Ты ещё пожалеешь об этом. Хотя, если честно, я уже пожалел, что не надел каску.

Я снял черную футболку, и в зеркале отразилась настоящая картина моей «коллекции» – порезы, шрамы, синяки. Кое-где на коже застыли подсохшие струйки крови, которые я не успел смыть. На стене висел ржавый крюк с полотенцем, когда-то белоснежным, а теперь грязно-серым, будто впитавшим в себя всю грязь. Я предпочёл не пользоваться грязным полотенцем, чтобы не занести инфекцию в рану на губе. Вместо этого я открыл шкафчик над раковиной и достал оттуда небольшой кусок ваты. Аккуратно намочив его под едва текущей струйкой воды и прижав к кровоточащей царапине, я почувствовал лёгкое жжение, но это было ничто по сравнению с тем, что я переживал последний год.

– Ладно, Крысида, – пробормотал я, накладывая очередной пластырь. – Ты выиграла этот раунд, но следующий будет мой.

На улице была ночь, на небе светило миллион звезд, а луна озаряла все вокруг своим чудесным мерцанием. Я сидел на подоконнике, открыв окно, чтобы впустить в комнату прохладный ветерок. На столе стояло несколько свечей; они были единственным источником света.

Мне нравилась ночь. Ночью в городе можно укрыться, раствориться, спрятаться от чужих глаз. Я видел, как несколько карет промчались по улице. Птицы взлетели с веток и улетели куда-то вдаль. Я тоже когда-нибудь уйду из этого приюта и ни за что не вернусь.

Вдруг дверь резко распахнулась, и на пороге появилась помощница этой ведьмы.

– Крысида желает тебя увидеть, быстро иди в её кабинет, не заставляй её ждать.

– Могла бы хоть постучать для приличия, – не выдержал я и закатил глаза. – Или ты думаешь, что я телепат и заранее знаю, когда ты решишь ворваться?

Проигнорировав меня, она покинула помещение и захлопнула за собой дверь. Я спрыгнул с подоконника. Спустя некоторое время я покинул комнату и поднялся на верхний этаж, затем постучал в кабинет. После недолгой фразы «войдите» я зашёл.

Ведьма приподняла взгляд от груды белоснежных бумаг и устремила его на меня. Её волосы и одежда были растрёпаны. На столе стояли три бутылки алкоголя, две из которых были опустошены; от неё сильно несло алкоголем. Я шагнул ближе и уселся на скрипучий стул.

– Ну что, Крысида, я здесь. Надеюсь, ты звала меня не для того, чтобы я помог тебе найти твою пропавшую совесть.

– О, Кайлер, ты пришёл, – в её голосе был оттенок едва скрываемого нетерпения.

Она без особого энтузиазма поднялась и направилась ко мне, усаживаясь на стул рядом.

– Как живёшь, дорогой, как жизнь? – задала вопрос ведьма, будто её интересует моё существование, хотя сегодня сама же меня и ударила. Странная она какая-то. Может, алкоголь задурманил ей мозг.

– Если ты это хотела сказать, я ухожу, – резко заявил я.

Я встал и уже собирался направиться к двери, как она внезапно схватила меня за плечи.

Она резко наклонилась вперёд, и её губы, твёрдые и с запахом алкоголя, впились в мои. Я отшатнулся, охваченный омерзением и удивлением, но её сильные руки, сжимавшие мои плечи, не дали мне отойти. Грубо и настойчиво она продолжила целовать мою шею, пытаясь углубить поцелуй.

– Отпусти меня, чёрт возьми! – вырвалось у меня, едва я смог выдавить из себя слова. – Отпусти! Слышишь, старая карга?! Убери свои грязные руки!

Я упёрся руками в её грудь и, собрав всю силу, резко оттолкнул её, отступая на несколько шагов. Она отлетела назад и рухнула на стеклянный стол. В тот же миг стекло треснуло, разлетевшись на тысячи осколков, которые рассыпались по комнате. Она ударилась головой и, похоже, потеряла сознание. Я замер, не зная, что делать, чувствуя, как внутри поднимается горячая волна тошноты.

Она накатывала всё сильнее, будто царапая изнутри, и я едва сдерживал рвотные позывы. Тошнота стала невыносимой, и меня вырвало. Я сгибаюсь, держась за живот, и на пол вылилось всё, что я съел за сегодняшним ужином в кафе. Рвотные массы смешались с лужицей алкоголя и крови, расплываясь по полу. Головная боль нарастала, заглушая все звуки вокруг, а перед глазами начала сгущаться чёрная тьма.

Я застыл, глядя на неё. Крысида лежала без сознания, окружённая осколками стекла и пятнами крови.

Убил? Не может быть. Я не убийца. Никогда им не был. Не мог я её убить.

Сердце бешено колотилось, отстукивая какой-то дикий ритм в ушах. Я сделал шаг назад, потом ещё один. Ноги стали ватными. В голове билась одна мысль: «Я не убийца. Я не убийца».

Нужно убираться отсюда. Сейчас же. Пока не пришли другие. Пока не обвинили…

Дыхание стало прерывистым, в голове билась одна мысль: бежать. Не оглядываясь. Просто бежать. С трудом открываю дверь и, пошатываясь, выхожу из кабинета. Сегодня я сбегу из этого проклятого приюта.

Голова всё ещё кружится. Я забегаю в свою комнату и начинаю быстро собирать вещи. Из шкафа достаю самое необходимое: немного денег, которые точно пригодятся, свою одежду. Всё это бросаю в старую потрёпанную коричневую сумку. Пока собираюсь, в голове не перестают крутиться мысли: неужели она действительно хотела меня изнасиловать? Чёрт, чёрт, чёрт возьми!

Накинув черную клетчатую рубашку и убедившись, что всё готово, я тихо спускаюсь вниз, чтобы наконец выбраться из этого места.

Я бесшумно покинул комнату и также осторожно начал спускаться по лестнице. Мне было не по себе, тем более что везде было темно и много мусора, но свет я включать не буду.

Я держался за перила, но голова кружилась так сильно, что мир вокруг словно раскачивался, как на волнах. Каждый шаг давался с трудом, ноги подкашивались, будто их подрезали. В ушах стоял звон, а в висках пульсировала боль, словно кто-то бил молотком изнутри. Я пытался сосредоточиться, но мысли путались, как клубок змей, и я едва мог удержать равновесие.

Внезапно нога соскользнула со ступеньки, и я почувствовал, как тело потеряло опору. Я кубарем полетел вниз, ударяясь о ступени, и каждый удар отдавался в рёбра, плечи, спину. Боль пронзила всё тело, особенно старые раны, которые, казалось, снова раскрылись. Я сжался, пытаясь защититься, но лестница была безжалостна. Наконец, я с грохотом упал на пол первого этажа, и на мгновение всё вокруг погрузилось в тишину.

Я лежал глядя в потолок, не в силах пошевелиться, чувствуя, как боль растекается по телу, словно огонь. Каждый стон давался с трудом, а в горле стоял комок тошноты. Хотелось просто закрыть глаза и исчезнуть, чтобы больше не чувствовать ни боли, ни страха, ни отвращения. Но я знал, что нельзя останавливаться. Если я сейчас не встану, то никогда не выберусь отсюда.

Собрав всю волю в кулак, я медленно поднялся, опираясь на стену. Тело пронзали острые боли, но я заставил себя двигаться. Каждый шаг был пыткой, но я шёл, стиснув зубы. В голове крутились обрывки мыслей: «Она мёртва. Я убил её. Что теперь будет?». Но я отгонял их, сосредоточившись на одном – выбраться.

Меня остановил чей-то силуэт.

– Эй, куда это ты направляешься? – послышался голос сзади. Я обернулся и увидел ту самую помощницу этой ведьмы.

Я не стал отвечать на её вопрос и подошёл к окну на первом этаже, где не было решёток. Опираясь на подоконник, я забрался на него, сел на край, свесил ноги и спрыгнул вниз. Развернувшись, я бросился бежать изо всех сил, словно за мной гналась сама смерть. Я мчался прочь от приюта, быстрее, чем когда-либо раньше. Дыхание сбивалось, адреналин бурлил в жилах, а я, не разбирая дороги, нёсся в темноту, подальше от этого места и ужаса, свидетелем которого только что стал. Оглянувшись, я заметил, что девушка стояла у окна и что-то кричала мне вслед, но её слова уже не имели для меня значения.

В городе приезжало много карет и повозок, люди что-то продавали. Я остановился, заметив приближающуюся повозку. У меня была всего секунда, чтобы принять решение, которое кардинально изменило бы мою жизнь. Остаться – и столкнуться с яростью той жуткой женщины. Точнее, её отца: скорее всего, меня посадят за убийство. Или прыгнуть – и, быть может, спастись и начать новую жизнь подальше отсюда.

Я прыгнул, даже не раздумывая.

Я закрыл лицо руками, осознавая новую реальность. Я остался один, и мне нужно было самому справляться с этой жизнью.

Я долго не мог уснуть. Думаю, что же будет завтра? Никому неизвестно! Что будет, если меня сейчас будут разыскивать или поймают за убийство этой женщины? А может, она не умерла? Что будет, если меня казнят? А если мне не хватит денег или я умру? Сколько вопросов, на которые у меня нет ответа. Надо думать о хорошем, а не о плохом. Ведь я так и выживал в приюте.

Меня начало тошнить, но я держался, чтобы не вырвать наружу свою тошноту.

Дьявол! Дьявол! Дьявол!

Я сидел в углу повозки, прижавшись к холодной деревянной стенке, и смотрел в темноту. Вокруг меня слышался стук колёс по булыжникам, крики возниц и шум города, который постепенно стихал. Но всё это казалось далёким, словно происходило в другом мире.

Ненависть. Она пылала во мне, как огонь, выжигая всё остальное. Я ненавидел её. Эту женщину. Эту ведьму. Её лицо, её голос, её прикосновения – всё это всплывало в памяти, вызывая отвращение и ярость. Я сжимал кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони, но боль была ничтожной по сравнению с тем, что творилось внутри.

«Пусть она горит в аду», – прошептал я, глядя в темноту. – «Пусть её душа мучается вечно. Пусть она никогда не найдёт покоя».

Я закрыл глаза, пытаясь успокоиться, но картина снова всплыла передо мной: её тело, лежащее в луже крови, её неподвижный взгляд. Я убил её. Я это сделал. Но разве у меня был выбор? Она хотела… она хотела…

Я резко вдохнул, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Нет, я не позволю себе сломаться. Не сейчас. Я должен держаться. Я должен выжить.

Вертясь в разные стороны и долго раздумывая, я смотрел по сторонам. Вскоре сон взял верх, и я заснул.

Я внезапно проснулся несколько часов спустя, размяв затекшие конечности и шею. Из-за неудобной позы болели все мышцы. Головная боль пульсировала в висках, должно быть, я заснул под раскачивание грузовика. Присев, я осторожно выглянул из повозки – мои глаза округлились, мы были у гавани.

Здесь кипела жизнь и бурлила вода; каждый занимался своим делом. Одни корабли отходили, другие прибывали, уступая дорогу уходящим. Своими размерами они добавляли гордость и величие городу, приветливо его встречающему и провожающему. Я слушал шум волн и крики матросов, в воздухе витал запах соли и рыбы.

Еще поворот – и напротив главного здания три причала, для больших кораблей туда загружали мебель.

Я накинул черную куфию, которую достал из сумки, стараясь скрыть лицо. Осторожно выбрался из повозки и осмотрелся: солнце било в глаза, заставляя щуриться. Гавань была переполнена людьми; все куда-то спешили, не замечая друг друга. Вдалеке я заметил нескольких человек, грузивших мебель на корабль. Вокруг валялись предметы интерьера, разбросанные в беспорядке. Мой взгляд упал на коричневый деревянный сундук, украшенный узорами. Возможно, у богатых был своеобразный вкус, но мне его окраска показалась унылой и нудной.

Я, словно змея, начал пробираться сквозь толпу, пока не подошел к сундуку. Осторожно приподнял крышку, чтобы заглянуть внутрь.

Внутри него не было ничего, я засунул свою сумку туда и сам забрался, осторожно прикрыв крышку. Внутри сундука царили мрак и тишина.

Несколько минут спустя послышались чьи-то шаги. Наверное, люди пришли загружать мебель на корабль. Я слышал, как они подошли к сундуку и подняли его вверх.

Было слышно, как бушевало море. Собачий лай где-то вдалеке становился всё громче, смешиваясь с криками грузчиков и скрипом деревянных ящиков.

– Почему этот сундук такой тяжёлый? – с подозрением в голосе спросил мужчина у своего напарника.

Между ними затянулась долгая пауза. Я не слышал их разговора, и это молчание вызывало у меня тревогу. Спустя некоторое время один из них наконец ответил:

– Не знаю, может, дерево этой мебели тяжёлое. Давай поторопимся, перенесём сундук быстрее, а затем вместе отправимся в таверну.

– Ладно, ты прав, скорее закончим с этой мебелью и отдохнём.

Они прошли ещё немного, и я почувствовал, как сундук приземлился на пол.

Я не стрался сидеть как можно тихо, потому что слышал, как кто-то заносит ещё мебель. Наконец почувствовал, как корабль начал приходить в движение и покачиваться на волнах. Мне пришлось уцепиться кончиками пальцев за крышку сундука, чтобы подняться на ноги и вылезти из него. Я посмотрел по сторонам: здесь была разная мебель – столы, стулья, шкафы, кровати и многое другое. Я чувствовал, как корабль уносит всё дальше и дальше от этого города; надеюсь, у меня начнётся новая жизнь.

Три дня спустя.

Так и прошло три дня, как я ехал на корабле. В течение этого времени я съел лишь пирожок и несколько яблок, которые приобрёл на рынке.

К счастью, в сумке у меня была вода. Я её уже выпил. Честно признаться, я был голодным и исхудавшим. Здесь не было еды, я потерял счёт времени, не различая, когда день, а когда ночь. Как мог, развлекал себя, исследуя всё вокруг, перепрыгивая с одного предмета мебели на другой.

За эти три дня мои мысли метались, как ящерица в террариуме. Я не переставал думать; какой же у меня будет жизнь? Когда я приеду? Куда вообще мы едем? Как я буду ограблять людей и как буду жить сам? Как буду ускользать от стражей порядка? У меня нет ни дома, ни крыши над головой.

Я сидел на полу, прижав колени к груди, обняв их руками и положив голову на них.

Ярость, ненависть, неприятие, отвращение – множество эмоций слились в бурлящий комок. Воспоминания об этой ночи, как ножи, режут мой разум. По щекам текут слезы, и я слышу собственные всхлипы. У меня сжимается сердце, я усилием воли заставляю себя выпустить из легких воздух, потому что становится трудно дышать. Стараюсь подавить бушующие внутри эмоции.

Закрываю глаза, пытаясь отогнать воспоминания, но они, как тени, преследуют меня в каждом мгновении. Успокаивающий свет луны пробивался сквозь оконные рамы и ложился на пол, но даже он не мог развеять тьму в моей душе. Я понимал, что не могу вернуться в ту жизнь, которую оставил позади. Все, что мне оставалось, – это пустота, зияющая как черная бездна, в которую легко провалиться.

***

Я услышал, как кто-то разгружал мебель. Они обсуждали что-то между собой, но из-за большого расстояния я не смог уловить суть их разговоров.

Вскоре послышались шаги двух человек, которые подняли сундук, в котором я находился. Почувствовал, как он поднимается, а потом его опустили на пол, и я уловил их удаляющиеся шаги. Открыв крышку сундука, я быстро вылез из него. Водитель так и не узнал, что я был в повозке, и капитан так и не узнал, что я был на корабле.

С любопытством я наблюдал за окружающими людьми и местностью. По флагу, развевавшемуся над головой, я понял, что нахожусь в Висталии.

Я сделаю всё возможное, чтобы изменить свою жизнь. У меня начинается новая жизнь, пусть далеко не такая, какой я себе её представлял, но новая.

Я проходил мимо людей, идущих туда-сюда, все пытались куда-то успеть. Я чувствую в воздухе аромат выпечки, хмельного меда, и шашлыков.

– Господин! Заходите к нам!

– Купите цветы!

– Лучшие пироги!

Призывные возгласы были

обращены к любому мимо

проходящему.

Люди толпятся у прилавков, рассматривая товары: здесь можно найти всё – от свежих овощей и фруктов до тканей, керамики, оружия и украшений. Торговцы зазывают покупателей, хваля свой товар и предлагая скидки. Одни покупают, другие торгуются, третьи просто глазеют. Дети бегают между лавками, играя в догонялки, а их матери следят за ними, попутно выбирая продукты на ужин.