Зеркальное лето

Он провёл Вильяма внутрь башни через массивную стальную дверь. В коридорах было холодно, пол местами покрыт тонким слоем белого налёта, будто иней каким-то образом проступал сквозь металлические плиты. Вдали мерцал тусклый свет аварийных ламп, обнажая висящие провода и паутину труб на стенах.

– Это она, «машина погоды»? – спросил Вильям, с трудом переводя дыхание.

– Да. Она питалась надеждами первых терраформеров и могла вызывать кратковременные осадки, тепло, – пояснил Мастер. – Но, чтобы запустить её, нужна энергия человеческих чувств. И чем сильнее воспоминания, тем мощнее будет эффект.

Они спустились по винтовой лестнице в центральный зал. Глазам Вильяма открылась громадная конструкция, похожая на заброшенный орган: трубы, зеркала, насосы, панели управления – всё переплеталось и уходило ввысь по стенам. Где-то в самом центре поблёскивала металлическая панель с надписью «ATLANTIS», подтверждая догадку Вильяма о связи с отцовским чертежом.

– Если это всё ещё работает, почему никто не воспользовался этим раньше? – проговорил Вильям.

– Люди утратили веру. Боятся жертвовать своими воспоминаниями. Или считают, что земное лето здесь невозможно, – тихо ответил Мастер. – Но я чувствую: твои воспоминания об отце, о лете, что ты видел на диске, достаточно ярки, чтобы дать машине шанс. Ты готов поделиться ими?

Сноу на миг задумался. Диск – единственная ценность, что у него осталась от прошлого. Но если сейчас и есть способ оживить хотя бы часть того тепла… он обязан рискнуть.

– Да, – сказал он, доставая диск из внутреннего кармана. – Это воспоминания о Земле, снятые моим отцом. Это вся моя связь с настоящим летом.

Мастер кивнул и вставил диск в считывающее устройство на одной из панелей. В трубах послышалось бульканье; где-то щёлкнули реле, и зеркала стали медленно вращаться, улавливая несуществующие лучи. Вильям встал на небольшую круглую платформу, едва держа равновесие.

– Закрой глаза и позволь себе погрузиться в эти кадры, в это ощущение знойного лета. Пусть машина пропустит твоё чувство по трубам, преобразует его в «новую погоду».

Вильям прикрыл веки. Вспышками в его сознании замелькали картинки: горячий песок на пляже, яркое солнце, солёные брызги океанских волн, смех детей. Он вспомнил, как отец брал его на колени, говоря: «Смотри, сынок, это настоящее солнце. Мы жили под ним и дышали тёплым воздухом…» Сердце сжалось, а по груди будто прокатилась волна тепла.

Где-то рядом зашипели компрессоры, клапаны защёлкали, пропуская сгустки пара, и оттуда вырвался звук, похожий на стон гигантского существа. Машина оживала. Грохот раздался сверху, посыпалась ржавая стружка, и Вильям чуть не вскрикнул от неожиданности. Но Мастер Башен лишь продолжал нажимать на кнопки, время от времени бросая взгляды на экраны.

– Не останавливайся! – крикнул он. – Чем ярче чувства, тем сильнее будет «погода»!

Вильям постарался вновь сосредоточиться на летних кадрах. Он видел себя на Земле, хотя никогда там не бывал – только через запись. Но в этот момент всё казалось реальным: жар от солнца, шуршание пальм, ощущение расплавленного песка под босыми ногами.

Вдруг раздался короткий раскат чего-то, что могло быть громом – но на Марсе гром не возможен в природе. Стуки и лязг в трубах стихли, сменившись угнетающей тишиной. Сердце Вильяма колотилось как бешеное, а в висках пульсировало «эхо» летней мелодии.

– Идём, надо проверить результат, – сказал Мастер, выхватывая из разъёма диск и жестом указывая на лестницу, ведущую к верхнему балкону башни.

Они поднялись наверх, и ветер ударил им в лицо. Но этот ветер был не леденяще сухим, а… чуть тёплым. Сквозь прозрачный купол Вильям увидел, как над городом Лоракси сгущаются тёмные облака. Небо приобрело насыщенный фиолетовый оттенок, и внезапно по стеклянной поверхности купола застучали капли дождя. На Марсе – дождь!

Внизу, на улицах, люди начали выглядывать из дверей и окон, прижимались лицами к стеклу, чтобы убедиться, что это не иллюзия. Капли были редкими, но не холодными. Спустя несколько мгновений ливень усилился, и проливная вода окатила улицы под куполом. Дети выбегали босиком, громко смеясь и кружа по импровизированным лужам. В глазах взрослых читался шок и радость одновременно. Кто-то попытался ловить капли руками, стараясь попробовать их на вкус – и обнаружил, что она по-настоящему тёплая, чуть солоноватая, будто перенесённая откуда-то с земного моря.

Вильям смотрел на это, чувствуя, как слёзы текут по его щекам: не слёзы горя, а восторга. Он вспомнил слова отца – что однажды на Марсе может вернуться лето, пусть хоть на короткое время. И вот оно действительно произошло.

– Смотри, Сноу, – тихо сказал Мастер Башен, указывая вниз. – Твои воспоминания дали им возможность поверить в чудо. Может, этот ливень скоро пройдёт, но люди уже не смогут забыть это ощущение.

Среди толпы, заполнившей улицы, Вильям заметил знакомую фигуру – Мари Берг из биолаборатории. Она, раскрыв глаза, смотрела на капли, которые падали ей на волосы. Увидев Вильяма высоко на балконе, она улыбнулась и взмахнула рукой. Рядом стоял инженер, Карл Освальд, который по своей натуре консерватора опасался любых экспериментов с погодой: он тоже был в смятении, метался между восторгом и страхом, что машина может выйти из-под контроля и повредить купол.

– Это небезопасно! – крикнул он снизу. – Столько пара, столько осадков… давление может вырасти!

– Не волнуйся, – ответил Мастер Башен, наклоняясь через поручень балкона. – Мы остановим ливень, пока не будет поздно. Но теперь все знают, что тёплый дождь на Марсе – это не легенда.

Карл Освальд хотел было возразить, но потом лишь растерянно развёл руками, наблюдая, как дети резвятся под водой, а взрослые улыбаются впервые за долгое время. Тёплый ливень лился и лился, стекая ручьями по шершавой поверхности дороги.

Спустя час ливень пошёл на убыль. Машина погоды, видимо, выработала свой ресурс. Но пока он шёл, этот дождь пробудил в людях массу воспоминаний: те, кто когда-то бывал на Земле, в слезах смеялись от ностальгии. Те, кто Землю никогда не видел, вдруг осознали, что возможно всё – даже вызов настоящего лета в таком негостеприимном месте, как Марс.

Сноу спустился вниз с башни вместе с Мастером. Повсюду на улице пестрели лужи, в которых тут же отражались неоновые огни города. Вильям осторожно прошёлся босиком по тёплой воде, словно боясь разрушить чудо. Вокруг слышались радостные крики и приглушённые разговоры:

– Вы чувствуете этот запах? Будто скошенная трава…

– И воздух совсем другой, мягкий…

– Никогда не думал, что услышу гром на Марсе…

Мастер Башен, заметив восторг Вильяма, заговорил тихо:

– Машина стара и с трудом выдержала эту нагрузку. Но теперь, когда люди увидели результат, кто знает – может, найдутся другие воспоминания, способные поддержать этот эксперимент дольше.

– А может, мы даже сможем воссоздать целый сезон лета, – мечтательно отозвался Сноу, опуская ладонь в воду и ощущая приятную прохладу.

К утру дождь окончательно стих, оставив город в нежной дымке. На улицах ещё мерцали лужицы, и кое-где стоял пар, испаряющийся под первыми лучами марсианского солнца. Дети босиком топтали воду, с восторгом рассматривая собственные отражения. Взрослые же ходили с осторожными улыбками, словно проснулись в новом мире, где возможны чудеса.

Вильям держал свой диск, бережно извлеченный из машины, и понимал, что он уже не просто воспоминание – это теперь ключ к целой эпохе. Люди увидели, как может выглядеть тепло, созданное силой эмоций. И даже если установка скоро сломается, если «летний» дождь окажется разовым чудом – зерно надежды уже посеяно.

– Твоё сердце не осталось холодным, Сноу, – сказал Мастер Башен, улыбаясь уголками губ. – Ты доказал, что толика тепла способна изменить мир.

Вильям посмотрел на него, и на мгновение ему показалось, что в глазах Мастера отразилась та самая синева земного неба, которую он видел на диске. Теперь он знал одно: чтобы вернуть лето на Марс, нужно не просто активировать машину, а зажечь в сердцах людей искру веры – она будет питать любые механизмы и проекты, какой бы старой ни была конструкция.

В тот день фамилия «Сноу», что означала «снег», превратилась в ироничный символ: ведь именно Вильям Сноу сумел «растопить» марсианскую зиму, подарив Лоракси настоящий тёплый дождь. И глядя, как по куполу всё ещё стекают последние капли, он чувствовал, что отец был бы горд им. Возможно, это лишь начало долгого пути к настоящему лету на красной планете, но теперь главное свершилось: люди поверили, что тёплый сезон на Марсе – не пустая мечта.

Девятый сигнал

«Гиперон-3» – крошечная станция на третьей луне гигантской планеты Гиперион – уже давно напоминала забытое кладбище былых надежд. В то время, когда корпорация «Гелиос» считалась флагманом в космическом освоении, этот форпост кипел жизнью. Инженеры возводили гигантские антенны, учёные вели опыты с гиперпространством, а добывающие комплексы ежемесячно поставляли тонны редкоземельных минералов. Шла грандиозная гонка за открытиями и прибыльными контрактами: узкие коридоры станции звонко отражали звуки шагов многочисленных специалистов, а в лабораториях мерцали экраны приборов, отмечая новые научные прорывы.

Но запасы ресурсов иссякли неожиданно быстро. Корпорация свернула большую часть проектов и перенесла их в более перспективные сектора. Один за другим улетали транспорты со специалистами, оборудование замораживалось, а когда-то оживлённые помещения погрузились в тишину. Остался только дежурный персонал, который каждые полгода приезжал сюда по формальным процедурам: проверить функциональность резервных систем, выполнить предписанные отчёты. Они работали без особого энтузиазма – ведь станция всеми была признана «мертвецом».

В тот год молодой техник Иван Громов согласился на такую полугодовую вахту. Работа казалась ему скучной, зато хорошо оплачиваемой. Не обещалось ни героических открытий, ни горячих конфликтов, а график вахт позволял потом отдохнуть пару месяцев на Земле. Он прошёл подготовку в филиале корпорации «Гелиос», подписал типовой контракт и отправился к Гипериону.

Иван прибыл на станцию «Гиперон-3» в конце стандартного лунного цикла. Первая неделя тянулась рутинно: нужно было провести диагностику основных модулей, включить снабжение кислородом в жилом блоке, проверить герметичность шлюзовых камер. Он жил в небольшой каюте с узкой койкой и столиком; из иллюминатора открывался унылый вид на серо-багровую поверхность луны. Вдали мерцала массивная планета Гиперион, окружённая прозрачными кольцами астероидов. Иван иногда наблюдал их, размышляя, как красиво может быть в космосе, если бы не монотонная тишина вокруг.

В коридорах станции почти не было шагов: помимо Ивана здесь находились ещё двое – дежурный офицер связи Лера Коваль и инженер-оператор Стив Роуэн, отвечавший за оставшуюся добывающую аппаратуру на случай, если корпорация решит возобновить работы. Они редко виделись, так как каждый занимался своими задачами. В глубине души Иван ощущал гнетущую изоляцию: казалось, сама станция тяготила его безжизненным пространством.

Однажды днём, закончив очередной осмотр узлов энергоснабжения, Иван вернулся в диспетчерскую, чтобы почитать техническую документацию и скоротать время. Там, помимо прочего, находился старый радиопульт – массивная консоль с кучей переключателей и индикаторов, наполовину покрытая слоем пыли. Её редко использовали, ведь передача данных шла главным образом через спутниковый канал. Но по регламенту Иван должен был проверять его работоспособность раз в неделю.

Включив радиопульт, он услышал странное шипение, то усиливающееся, то затухающее. Поначалу счёл это обычной помехой: антенны были старыми, местные бури могли создавать разные эффекты. Но в какой-то момент шипение стало приобретать структуру, будто кто-то шёпотом говорил сквозь помехи. Иван навострил уши, пытаясь уловить слова, но не разобрал ничего конкретного.

Он поделился этим с Лерой на ужине в общей кают-компании:

– Слушай, по радио какие-то помехи интересные. Похоже, речь, но очень неразборчивая.

– Звуки, похожие на бормотание призраков? – усмехнулась та. – В старых документах я слышала об экспериментах с гиперчастотами, но всё это давно забросили. Я бы списала на помехи.

– А вдруг это действительно «голос»? – Иван пожал плечами. – Любопытно будет проверить.

Лера лишь покачала головой: ей не хотелось вдаваться в мистические теории, да и работа у неё заключалась в наблюдении за системами связи – штатная, несложная. Иван, однако, почувствовал пробуждение странного интереса. Монотонность станции вдруг разбавилась таинственным сигналом.

За вечерним чаем он решил порыться в локальной базе данных. Станция «Гиперон-3», в прошлом бывшая полноценным научно-промышленным комплексом, хранила горы технической документации и отчётов. Иван просматривал список проектов: добывающие платформы, эксперименты с термоядерным синтезом, исследования геологии луны… И вдруг наткнулся на упоминание: «Проект “Девятый сигнал” (секретно)». В файлах высвечивались лишь фрагменты: «…канал связи с иным слоем реальности…», «…неудачный тест, команда пропала…», «…авария…». Всё выглядело загадочно и отрывочно, словно кто-то тщательно скрыл детали.

Легенды об этом проекте гласили, что учёные хотели использовать гигантскую антенну для «пробития» гиперпространственной стены и получения сигналов из параллельных миров. Официально говорили о техническом сбое и гибели группы исследователей, но в архивах ходили слухи: якобы эти люди «исчезли» – как будто переместились куда-то за грань нашего пространства и времени.

Чем больше Иван читал, тем явственнее ощущал щемящее чувство: возможно, тот «шёпот» в наушниках связан с этим проектом. Либо кто-то из пропавших исследователей нашёл способ связи на старых частотах?

Наутро Иван решил проверить схему подключения радиопередатчика к антеннам. Спускаясь в нижний ярус станции, он терпеливо пробирался сквозь заброшенные коридоры: воздух здесь был тяжёлым, а автоматическое освещение мигало тусклыми лампами. В одном из технических отсеков, заваленном старыми ящиками, он нашёл редкий протокол глубинной модуляции – схему, в которой упоминалось устройство под названием «ключ гиперперехода».

Заинтригованный, он продолжил поиски и вскоре, отодвинув металлический контейнер, обнаружил сам ключ – сферу размером с грейпфрут. Металл, из которого она была сделана, казался каким-то неземным: поверхность поблёскивала тусклым фосфорическим светом, а по краям шли тонкие, сетчатые трещинки, словно от старости или перегрева. При ближайшем рассмотрении можно было разглядеть едва заметные выгравированные узоры, напоминающие древние письмена или руны.

Иван с трудом сдержал дрожь в руках: ключ выглядел жутковато и маняще одновременно. Он аккуратно поднял его – тот казался неожиданно тяжёлым. Коснувшись холодной поверхности, Иван почувствовал, будто внутри сферы что-то тихо «трепещет».

– Странная вещь, – пробормотал он. – Возможно, это и есть та самая «сердцевина» экспериментов…

Принеся находку в диспетчерскую, он положил её на стол и попытался подключить к ней тестовые датчики. Но приборы показывали противоречивые данные: то фиксировали слабые электромагнитные колебания, то переходили в хаотическое состояние.

Тем же вечером, когда Лера и Стив уже разошлись по каютам, Иван задержался за пультом. Он держал ключ рядом, разглядывал его странные узоры и вспоминал обрывки документов о «Девятом сигнале». В наушниках по-прежнему шипело, но на этот раз шипение вдруг обрело ритм, перешло в тихий кодовый «тук-тук-тук». Сердце Ивана застучало быстрее.

Вдруг сигнал сменился тихим, будто далёким голосом: «Почему… ты не отвечаешь?»

У Ивана моментально вспотели ладони. Он огляделся, словно кто-то мог слышать этот голос. Затем, преодолевая страх, приблизил рот к микрофону:

– Я… я слышу вас. Кто вы?

Ответа не последовало, лишь шипение усилилось. Однако Иван чётко понимал, что кто-то пытается выйти на связь, причём сигнал шёл через ключ, который лежал на столе. Он провёл пальцами по металлической сфере и ощутил едва уловимую вибрацию – словно эта штука была не просто приёмником, а порталом, соединённым с эфиром другого мира.

На следующий день Иван решился обсудить ситуацию с Лерой Коваль. Она как офицер связи должна была что-то знать о секретных протоколах, или хотя бы помочь расшифровать таинственные помехи.

– Лера, мне всё это не даёт покоя, – сказал он, когда застал её за завтраком. – Вчера вечером я уловил явный голос. Он что-то произнес, вроде «почему не отвечаешь»…

– Голос? – Лера удивлённо повела бровью. – Ты уверен, что не устал и тебе не померещилось?

Иван аккуратно пересказал ей всё: про ключ, про упоминание проекта «Девятый сигнал» и о том, как антенна, похоже, пытается установить контакт с «иным слоем». Лера сначала была настроена скептически, но, когда увидела сам ключ и услышала, как рвано в эфире пробиваются слова, её лицо приобрело озабоченное выражение.

– Если это реально, тогда… – она медленно качнула головой. – В архивах я видела упоминание о нескольких несчастных случаях, связанных с этим проектом. Люди пропадали бесследно, а потом эксперименты свернули. Но официальные отчёты, само собой, всё оправдали очередной «аварией».

– Возможно, они не погибли, а застряли где-то… между мирами, – тихо предположил Иван.

Лера нахмурилась. Затем она встала, выпрямившись, и сказала:

– Это опасно, Иван. Если вся эта история правдива, неизвестно, что может вырваться к нам через этот канал. Может, они уже давно не люди…

– Но, если там есть кто-то живой, нам разве можно просто это проигнорировать? – в голосе Ивана прозвучала горячая нотка.

Они обменялись взглядами, полными тревоги и неуверенности. В конце концов Лера решила пока не докладывать о происходящем в центр корпорации, боясь поднять панику или нарваться на презрительное недоверие начальства. Стиву они ничего не сказали, зная, что тот – ярый прагматик и отнесётся к этому как к выдумкам.

Ложась спать в ту ночь, Иван долго ворочался, вспоминая своё детство на окраине земного мегаполиса. С ранних лет его тянуло к загадкам космоса. Он хотел быть астронавтом, но не прошёл по здоровью. Тогда пошёл в техникум, выучился на инженера по обслуживанию космических станций. Мечтал об открытии чего-то великого, но попал на рутинную вахту. И вот теперь, кажется, судьба подкинула ему шанс сделать то, о чём он грезил – только цена могла оказаться слишком высокой.

Ему снились кошмары: он видел огромную антенну на фоне чёрного неба, слышал скрипучие голоса, идущие из пустоты. Пробуждаясь с тяжёлым сердцем, он ощущал, что станция «Гиперон-3» стала для него не просто местом работы, а точкой пересечения миров.

Утром, набравшись смелости, Иван собрался провести эксперимент, опираясь на схемы из архивов. Лера согласилась помогать, но предупредила, что в случае критической ситуации они обрубают всё питание. В диспетчерской он подключил ключ к контуру глубинной модуляции. Это было несложно: в документах прописывалась процедура, когда-то разработанная для учёных, но заброшенная много лет назад.

Прибор ожил: сфера засветилась ровным голубоватым светом. В наушниках радиопульта послышался оглушительный треск, переходящий в набирающий силу гул. На экране появлялись всполохи спектральных анализов: уровни энергии зашкаливали. Иван передал пробное сообщение:

– Это станция «Гиперон-3». Мы принимаем ваш сигнал. Вы… слышите нас?

В ответ эфир завибрировал. Из динамиков донеслись рваные фразы:

«Спаси… Остались… здесь…»

Голос звучал с искажённой интонацией, будто говорил сквозь плотный слой воды. Иван и Лера переглянулись: значит, действительно кто-то за гранью пытается связаться. Чувствуя, как внутри всё сжимается, Иван спросил:

– Кто вы? Учёные, пропавшие при тестах «Девятого сигнала»?

Набежала волна шумов, а потом – тихое протяжное «Нас… много. Мы не умерли, но не живём… Дай ключ – открой проход…»

Лера увидела, как лицо Ивана стало пепельно-серым. Она тихо прошептала ему:

– Будь осторожнее, Иван. Неизвестно, кто ещё может пройти вместе с ними.

– Понимаю, – едва выдавил он.

Не прошло и минуты, как вся станция начала вибрировать. Лампы дрогнули, мониторы замигали аварийными символами. Из дальней секции послышался скрежет, словно металл сжимало снаружи. Лера ахнула, Иван судорожно попытался стабилизировать подачу энергии, но бесполезно – система сопротивлялась.

Ключ в его руках пульсировал, словно живое сердце, издавая низкий гул. Казалось, ещё немного – и эта дрожь разорвёт станции переборки. В коридоре появились проблески красных аварийных ламп. Где-то завыла сирена, взывая о технической нештатной ситуации.

Иван заметил, как в отражении на металлической панели передатчика на мгновение возникла фигура – человек в испорченном скафандре. Лицо неразличимо, будто затянуто мрачной дымкой, а глаза – пустые, бесчеловечные. Словно это была тень застывшего между мирами исследователя. Фигура, казалось, протянула руку к ключу.

– Ты видишь это? – хрипло прошептала Лера, побелев от ужаса.

– Да… – Иван ощутил холод, пробирающий до костей.

В этот миг в эфире раздалось: «Ты можешь нас вернуть… или открыть дорогу другим…»

Слова звучали угрожающе, ведь эти «другие» могли оказаться вовсе не жалкими призраками учёных, а некими существами, способными уничтожить их мир.

Оглушительный треск в коридорах усиливался. Внезапно в диспетчерской распахнулась дверь, и вбежал Стив Роуэн, инженер-оператор, – взъерошенный, напуганный:

– Что, чёрт возьми, происходит? Система сходит с ума! Я вижу скачки напряжения, словно какая-то неведомая энергия пробивает все фильтры!

Он заметил сияющий ключ в руках Ивана и уставился на сферу с нескрываемым ужасом.

– Это ещё что за штука? – бросил он, показывая на сферу.

– Длинная история, – пробормотала Лера. – Вкратце, это… «ключ» к каналу, который нельзя открывать.

Стив ругнулся сквозь зубы и подскочил к контрольной панели, пытаясь отключить аварийные сирены. Вдруг голос из динамиков заскрежетал:

«Мы… близко… Дай ключ… Мы вернёмся…»

У Стива на лице мелькнула смесь ужаса и недоверия. Он буквально прилип к монитору, просматривая показания. Затем прокричал:

– Иван, это безумие, у нас перегрузка во всех контурах, ещё чуть-чуть, и станция взорвётся к чёрту!

Иван стоял, сжимая ключ, пока вокруг гремели сигналы тревоги. Он понимал: если он отдаст ключ этим сущностям, значит, распахнется портал. Возможно, тогда «застрявшие» вернутся, но кто знает, с чем они там слились за годы блужданий? Или какая иная сила может прорваться вслед за ними?

В одно мгновение перед внутренним взором промелькнули образы, которые он видел во сне: люди в искажённых скафандрах, бродящие во тьме, призрачные всполохи света. Они были некогда живыми учёными, но что, если их души смешались с чем-то недобрым?

С другой стороны, оставить их навеки в том кошмарном пространстве… Жестоко ли это? Сердце сжималось от жалости к погибшим исследователям – ведь они жаждали лишь помощи и спасения.

– Иван, решай быстро, – крикнула Лера, перекрывая вопли сирены. – Станция долго не продержится!

В эфире прозвучало страдальческое «Мы так близко…», затем тянущийся стон. Казалось, сами стены вибрировали от этого чуждого эха.

Иван бросил взгляд на встревоженных Леру и Стива – оба ждали решения. Где-то вдалеке грохотало, словно луна решила проглотить станцию. Набравшись мужества, Иван резко потянулся к главному рубильнику системы – аварийному протоколу, который должен отключить питание всего комплекса.

– Прости… – прошептал он, обращаясь к голосам в эфире.

С тихим стоном он нажал на красный рычаг. В тот же миг лампы начали стремительно гаснуть, огни панели угасли один за другим, связь оборвалась, а ключ погас, теряя жуткое сияние. Воздух вокруг наполнился треском разрядов, ещё пару секунд станция содрогалась, но постепенно всё стихло.

«Нет… мы так близко…» – донёсся последний шёпот. Затем наступила полная тишина.

Некоторое время все трое стояли, затаив дыхание, в полумраке, который освещался лишь аварийными огоньками – тусклыми, мерцающими. Сердца стучали у каждого так громко, что казалось, вот-вот вывутся наружу.

Стив первым нарушил молчание:

– Надеюсь, мы не выпустили этих… «друзей». – Он нервно провёл рукой по волосам. – Похоже, не выпустили, – проговорила Лера, подойдя к Ивану и коснувшись его плеча. – Ты поступил правильно… наверное.

Иван вытер пот со лба, чувствуя, что чуть не рухнул на месте. Ключ безвольно лежал у него в руке, теперь похожий на обычный кусок металла. Он отнёс его к прочному сейфу в техническом отсеке и запер там под несколькими кодовыми замками, чтобы никто не мог случайно его активировать.