Закон чебурека

– Пойдем на экскурсию, да? – Добрячка Трошкина сделала мне глазки и шепнула: – Поддержим земляка, смотри, как он тут отощал.

– Тогда прям сейчас, ок? Пока не стемнело! – Артем нарисовал в воздухе крутую дугу, изображающую маршрут следования, и объявил как о решенном деле: – Я бегу к воротам, жду вас там!

– Уже идем. – Алка подхватила одной рукой меня, второй – оставленную на шезлонге сумку и потащила к тем самым воротам.

– С продуктами! – донеслось нам в спину, и Трошкина резко сменила направление, чтобы заскочить в квартиру за затребованным провиантом.

Экскурсию наш гид начал сразу же, как только запихнул в свою сумку-почтальонку вожделенные российско-белорусские продукты.

– Посмотрите направо – там любимое кафе всех здешних эмигрантов, если захотите пообщаться с изгоями разных племен и народов, вам туда. – Артем без остановки прошел мимо заведения с верандой, на которой в разнокалиберных креслах раскинулись разнотипные персонажи с очами, затуманенными то ли тоской по родине, то ли густым сигаретным дымом.

Трошкина, которая не выносит запах курева, зажала нос и ускорилась.

– Посмотрите налево – там магазин русских продуктов. – Артем кивнул на фасад, сплошь, за исключением витринного окна, затянутый баннером с эффектными изображениями традиционных блюд – борща, селедки с луком, винегрета и торта «Наполеон», явно позаимствованными из «Книги о вкусной и здоровой пище». – Отовариваться там не рекомендую, от настоящей русской кухни у них только печной ухват, украшающий стену. Черный хлеб – одно название, он не ржаной, а из белой муки с добавлением угля, а их салат оливье – просто жидкий майонез с накрошенными в него овощами.

– Бр-р-р, – содрогнулась Трошкина, от которой воспитание требовало как-то реагировать на полученную информацию, чтобы экскурсовод видел – он не напрасно старается.

Я помалкивала, но смотрела внимательно, мотала на ус и делала выводы. Уже отказалась от мысли сбегать завтра в псевдорусские продукты за «Бородинским» – не надо нам хлеба с углем.

– Теперь снова налево: там рынок. – Артем подвел нас к подобию самолетного ангара и остановился, чтобы просторно взмахнуть руками. – По четвергам и тут, и на квартал вокруг все занято коммерцией. Торгуют и с прилавков, и с машин; и продуктами, и шмотками. Все можно купить гораздо дешевле, чем в магазинах, особенно если прийти попозже. А после закрытия остаются целые ящики с некондицией – помятыми фруктами например, они вообще бесплатны.

– Это для бомжиков? – сочувственно скривилась сердобольная Алка.

– Им тоже можно, – кивнул гид. – Но и наши бабы, кто давно тут живет, на варенье берут, тазами варят. А Борис Кругосветка, это такой известный тревел-блогер, выкладывает рецепты интересных блюд из того, что находит в ящиках. Веганы и хипстеры тащатся, им самое то! Дальше идем, сейчас еще интересное покажу.

Мы пробежались по району, в процессе узнав, где хорошая пицца, а где неоправданно дорогая пахлава, и выскочили на уже знакомую дорогу к морю. Наш экскурсовод указал на невысокое здание, одиноко стоящее в окружении кустов, а не в плотном ряду, как другие дома.

– Угадайте, что это?

– Хм… Два этажа, большие окна на все стороны, но архитектура примитивная, на богатую виллу не похоже, хотя стоит отдельно и недалеко от моря. – Вечная отличница Трошкина честно взялась решать задачку. – А забора нет, и вывески с названием, как у здешних ЖК и апартов, тоже не видно. И территория неухоженная… даже не знаю… Какой-то особый отель? Типа, приют любителей уединения и слияния с природой?

Артем обидно захохотал.

– Похоже на заброшку, – сказала я, потому что Алка надулась и замолчала.

– Точно! – Наш гид кивнул мне. – Заброшка, но чего именно – вы нипочем не догадались бы. Это бывший полицейский участок, вот так-то! С год назад его упразднили, и с тех пор здание пустует. А внутри ничего еще, вполне комфортно, только воды и света нет, но можно перебиться. Мои знакомые ребята как-то жили там пару недель. Удобства в кустиках, конечно, но бесплатная крыша над головой в двух шагах от пляжа – шикарно, я считаю.

– Рекомендуешь? – съязвила все еще обиженная Трошкина.

– Конечно! Сам держу на примете: если не будет денег на жилье – туда переберусь, – ответил Артем, и я не поняла, шутит он или говорит серьезно.

Вникать в проблемы русских релокантов в Турции желания не было, но экс-полицейскую заброшку я запомнила, чтобы позже показать ее мамуле. У них с музой тоже полно знакомых ребят, которыми можно заселить такие интересные декорации.

– Там могут водиться призраки полицейских, погибших при исполнении, и духи жертв всяких разных убийств, – подумала я вслух.

– В Анталье не настолько плохая криминогенная ситуация! – тут же занервничала Алка.

Гид Артем задумчиво склонил голову к плечу:

– А это идея… Можно организовать такую ночную экскурсию.

Расходились мы вполне довольными.

– Не зря отдали консервы и сладости – услышали много интересного! – радовалась охочая до знаний Трошкина.

Я надеялась, что за новыми впечатлениями она позабудет о запланированном походе в бассейн, но Алка доказала, что до склероза ей еще далеко.

Пришлось пойти поплавать.

К счастью, в десять вечера бассейн закрыли и мы наконец отправились спать.

Глава вторая,

в которой мы переживаем газовую атаку и заводим новые знакомства

Сон одолел меня мгновенно, но оказался неглубоким и беспокойным, и виноваты в этом были соседи.

В квартире за стеной, похоже, обосновались граждане гибридного турецко-немецкого происхождения. От предков-янычар они унаследовали бешеный темперамент и склонность к внезапным роковым поступкам, а от настоящих германцев – основательность и трудолюбие.

Вскоре после полуночи соседи развернули бурную дискуссию на смеси двух языков, ни одного из которых я не знаю, а потому тему диспута не поняла. Уяснила только, что победил в нем мужчина-немец, поскольку женщина-турчанка очень скоро прекратила спорить, а он все продолжал агитацию, делая мой сон крайне неуютным. У меня было полное ощущение, будто я тщетно пытаюсь покемарить под трибуной, на которой выступает политик.

Немецкий язык определенно лучше приспособлен для митингов, чем для колыбельных.

Вволю прооравшись, соседи перешли к мирным инициативам и затеялись готовить то ли слишком поздний ужин, то ли крайне ранний завтрак, причем, судя по интенсивности ароматов, на всех участников своего массового митинга.

Под монотонный перестук ножей я успела задремать, пробудилась от резкого и пугающего запаха и спросонья подумала, что происходит утечка газа.

Чесноком воняло так, что на глаза, едва я их открыла, навернулись слезы.

Взорваться в первую же ночь на курорте было бы жутким невезением. Даже если бы ни одна из участниц секретного девичника не отправилась на тот свет, наши мужики потом не дали бы нам жизни, до скончания века злорадно пеняя: вот, мол, что происходит с глупыми затейницами, охочими до тайных авантюр.

Я подскочила с кровати и побежала в гостиную, потому что вонь шла оттуда.

Странно, но тщательно обнюханная плита и припрятанный в шкафчике рядом с ней пузатый газовый баллон никаких нештатных ароматов не источали. Это привело меня в недоумение, которое быстро развеяла явившаяся бабуля.

– Какая зараза среди ночи жарит мясо с луком и чесноком?! – грозно вопросила она, за неимением в поле зрения какой-либо другой заразы, кроме родной внучки, погрозив своей палкой-убивалкой лично мне.

– Какое же это мясо? – не поверила я. – Я думала, газ!

Пахло какой-то жуткой отравой.

– Бараньи котлеты, – уверенно определила бабуля и указала палкой на сплит под потолком, приобретя пугающее сходство с танком, готовым пальнуть по высокой дуге. – Несет оттуда. Я говорила, надо включить кондеи в спальнях, а вы заладили: «Будем беречь электричество, при межкомнатных дверях, открытых настежь, сплита в гостиной хватит на все помещения». Хватило, да. Живо выключи вонючий кондей, пока я его не зашибла!

Я цапнула с дивана пульт и вырубила сплит-систему, пока грозная старуха не отправила ее прямиком в рай для невинно убиенных агрегатов.

– Открой окно и дверь на террасу, включи на полную мощность вытяжку над плитой, – продолжила командовать бабуля.

Не случайно, ой, не случайно ее единственный сын сделал карьеру настоящего полковника в суровых бронетанковых войсках.

– Хватай полотенце и маши им, выгоняй вонищу вон.

Я послушно сдернула с крючка у мойки хлопковый пештемаль, закружилась с ним по комнате.

– Что за танец баядерки в неурочный час? – поинтересовался сонный голос. Из коридора в гостиную заглянула мамуля. – И чем у нас так мощно пахнет? Неужели Боря снова тайком насовал в чемоданы домашних консервов, и они бесславно стухли? Отчетливо несет бараньим курдюком.

– Вот, учись! – сказала мне бабуля, кивнув на мамулю. – Бася всего лишь писательница, а в мясе разбирается. В твоем возрасте, Дюша, стыдно путать чад национальной кухни с газовой атакой в окопах Первой мировой.

– Ну почему же? В Первую мировую использовали арсин, а он при окислении как раз и приобретает раздражающий чесночный запах, – явилась Трошкина и сразу же сказала, добрая душа, словечко в мою защиту.

– Хм, верно! – тут же сменив гнев на милость, благосклонно улыбнулась вечной отличнице бабуля. – Может, и формулу помнишь?

– Аш три Ас, соединение мышьяка и водорода, – не спасовала наша знайка. И добавила от себя, на бис: – Открыто шведским химиком Карлом-Никольский Вильгельмом Шееле в 1775 году.

– Он, этот шведский Карл, тоже ночами мясо жарил? – сердито спросила я. – Чего стоим, о чем беседуем? Мамуля, Алка, берите тряпки, надо выгнать вонь, пока она не въелась в мебель и стены!

И с полчаса еще мы втроем – мамуля, Алка и я – кружились в танце буйных баядерок, а бабуля с верной палкой руководила этой неожиданной хореографией.

Вышло достойное завершение на редкость нескучного дня.

Телефон зазвонил в седьмом часу утра.

– Здорово, Индиана Джонс! – бодро приветствовал меня братец.

– Чего тебе надобно, старче? – спросила я, душераздирающе зевнув.

Индианой Джонсом Зяма называет меня тогда, когда хочет подольститься. Обычно я у него Дюха или Индюшка. А он у меня, соответственно, Козий Мир.

Наши родители изобретательно и безответственно назвали потомков Казимиром и Индией. В детстве я со слезами спрашивала: «За что?!» Перестала, когда бабуля, сочувственно погладив меня по голове, таинственно и пугающе сказала: «Это еще что, знала бы ты, какие были варианты». Уточнить, какие именно, я боюсь до сих пор.

– Старче – это от слова «стар», что означает «звезда»? Если да, то можешь называть меня и так, – разрешил братец. – Как тебе на чужбине? Не мучит совесть за нарушение песенной клятвы предков «Не нужен нам берег турецкий»?

– Алка тебе проболталась? – Я вздохнула, села в постели и укоризненно посмотрела на матерчатый сверток на соседней кровати.

Некоторые совершенно не умеют хранить тайны.

Из свертка торчала одинокая нога с беззащитной розовой пяткой. Я дотянулась и пощекотала ее.

Пусть некоторые знают, что за преступлением следует наказание.

Нога втянулась в сверток, с другого его конца донесся смешок. Эхом ему в трубке хохотнул Зяма:

– Не проболталась, а сообщила, как положено доброй супруге, и испросила моего тайного благословения. Но папа и Денис пока не в курсе, не волнуйся.

– Пока? – Прекрасно зная брата, я безошибочно уловила главное слово. – И что же мне нужно сделать, чтобы они подольше оставались в неведении?

– Во-первых, купи мне новый айфон, он в Турции вдвое дешевле, чем у нас.

– Спятил?!

– Спокойно, деньги я тебе переведу.

– Почему мне, а не своей жене?

– Потому что жена не купит мне новый айфон! Заявит, что предыдущий вполне еще годный, и буду я ходить с устаревшей моделью как последний лох!

Я покривилась. Зяма у нас великий модник, к этому пора бы привыкнуть, но если следовать его логике, то я с моим древним десятым айфоном супер-мега-распоследняя неудачница.

– Во-вторых, заставь Алку оформить карту турецкого банка, – не услышав возражений, бодро продолжил братец. – Ну и себе такую можешь сделать. И мамуле тоже, лишней не будет.

– А это зачем? У Алки же есть австралийская карта.

– Ну, привет! Как это – зачем? Не видишь, что в мире творится? Страны и народы с ума сходят, сегодня Австралия с Америкой все равно что братские республики СССР, а завтра, глядишь, побьют горшки и обложат друг друга санкциями с ног до головы, спасибо, не надо нам такого, мы это на постсоветском пространстве проходили. Короче, чего я тебя агитирую, сама включи голову и рысью в местный банк за картой, потом «спасибо» мне скажешь. Да-да, Вадим Петрович, я непременно учту все ваши пожелания. – Братец без паузы сменил тон и собеседника, а я поняла, что он от кого-то шифруется.

Скорее всего, от папули с Денисом.

– Договорились, Казимир Борисович, – ответила я подходящим неведомому Вадиму Петровичу конспиративным басом и отключилась, пока ушлый Зяма не озвучил мне свои условия «в-третьих» и «в-четвертых».

Братец у меня на редкость наглый. Даже не знаю, кто может составить ему конкуренцию. Разве что я сама.

– Кто звонил? – Из матерчатого свертка со стороны, противоположной той, где скрылась пятка, показалась лохматая голова.

Мы же с Алкой перед сном, уже впотьмах, поплавали в бассейне и завалились спать с мокрыми волосами.

Я опасливо пощупала собственный скальп. М-да, расчесать это не получится, придется снова размачивать.

– Звонил твой муж и мой брат, – ответила я подруге.

– Два в одном. – Она хихикнула и села, звонко шлепнув босыми ногами о плиточный пол. – У них там ничего не случилось, с Кимкой всё в порядке?

– Кимку Зяма не упоминал, значит, всё штатно, – рассудила я. – Твой муж и мой брат велел нам обеим открыть счета в турецком банке. А я не уверена, что нам это нужно, и неохота заморачиваться, мы же хотели безмятежно отдыхать.

– Боюсь, что безмятежно уже не получится. – Трошкина встала, потянулась, как девочка на знаменитой картине Яблонской, и сделала несколько энергичных упражнений.

Она у нас тощенькая, но ловкая и спортивная. Было время, преподавала лечебную физкультуру пациентам наркодиспансера. Незабываемый период ее биографии, мамуля очень любит вдохновляться Алкиными историями из тех времен.

– Почему не получится? – Я, чтобы соответствовать подружке-физкультурнице, приняла йоговскую позу «Собака мордой вниз», но быстро утомилась и переформатировала ее в «Собаку на сене» – за сено вполне сошел хрустящий матрас.

– Если я правильно понимаю, от кого вы с Зямой унаследовали свое дикое ослиное упрямство, то Мария Семеновна не успокоится, пока не выяснит новейшую историю Вити Капустина, – объяснила Трошкина и перешла к приседаниям, из-за чего в ее речи образовались паузы. – А это значит… его придется… найти и допросить… как минимум!

– Как максимум – перевоспитать, исправив чей-то давний педагогический брак, – поняла я. – Хотя кто кого перевоспитает, еще большой вопрос.

Я, можно сказать, лучшие годы своей школьной жизни провела в обществе хулиганов и двоечников, которых бабуля упорно навязывала мне в компаньоны, отчего-то свято веруя, что я на них благотворно повлияю. Если бы я еще в песочнице не сдружилась с Трошкиной, которая всегда была образцом благонравия, бабулины протеже непременно уволокли бы меня в пучину порока. Ангелочек Алка с трудом, но все же удерживала меня на стезе добродетели.

– Девочки, проснулись? Идите к столу! – позвала бабуля.

Оказывается, она не забыла о своем обещании позаботиться о наших завтраках.

Это радовало и оживляло надежды на приятный отдых, почти насмерть убитые ночной газовой атакой.

– Сегодня завтрак скромный, потому что холодильник еще пуст, а в шкафчиках я нашла только сахар, соль и заварку, – предупредила бабуля, едва мы вышли к столу. – Могу предложить чай и бублики, зато еще горячие, недавно из пекарни.

– И как они к нам попали? – Мамуля резонно удивилась и огляделась, словно ожидая увидеть инфернальную сущность, сыгравшую роль доставщика.

– Их принес милый местный мальчик, – Бабуля разлила по грушевидным стеклянным стаканчикам ароматный чай.

Я молча цапнула с блюда самый аппетитный бублик-симит, предоставляя прояснить историю его появления кому-то менее голодному.

В нашей семье застольные разговоры не в чести, поскольку количество сказанного обычно обратно пропорционально объему съеденного.

– А мальчик откуда? – все-таки спросила мамуля, но лишь после того, как взяла себе бублик.

Бабуля сделала то же самое, для верности надкусила свой симит и только тогда ответила:

– Он расставлял шезлонги и раскрывал зонты у бассейна. Я помахала ему…

– Палкой? – уточнила я.

– Какая разница? – слегка поморщилась бабуля.

Она не любит, когда критикуют ее педагогические приемы.

– Главное – результат: он был так мил, что живо сбегал за бубликами.

– А как же вы с местным мальчиком поняли друг друга? – простодушно удивилась Трошкина, наконец забрав с блюда последний бублик. Естественно, самый тощенький, малость кривой и чуточку подгоревший. – Неужели он знает русский язык?

– Аллочка, за сорок четыре года работы в школе у меня были сотни мальчиков, которых то и дело приходилось спрашивать: «Ты что, русский язык не понимаешь?», но в итоге все они благополучно получили аттестаты о среднем образовании, – фыркнула бабуля. – Так неужели я не объясню, что мне нужно, одному смышленому турчонку!

Она потрясла в воздухе палкой, и я окончательно уверилась, что в данном случае успех международной дипломатии обеспечила демонстрация вооружения.

– Я, кстати, собираюсь поговорить и с соседями, так напугавшими нас минувшей ночью, – сменила тему бабуля. – Схожу к ним, объясню, что не следует испытывать терпение иностранных гостей и компрометировать турецкую кухню жаркой вонючих котлет в три часа пополуночи.

– В два тридцать три, – уточнила мамуля. – Я как раз посмотрела на часы, чтобы дать точные показания полиции, если наш дом взорвется.

Трошкина озадаченно хлопнула глазами, а я понятливо покивала: ясненько, предполагалось, что весь дом взорвется, а мамуля в нем уцелеет.

Это профессиональная деформация автора мистических триллеров. У него, то есть, конечно, у нее – у нашей мамули – миллион чудесных вариантов спастись от верной гибели и жить если не счастливо, то хотя бы долго. В критической ситуации можно быстренько стать зомби, вампиром, бессмертным эльфом, огнеупорным драконом, на худой конец – загодя телепортироваться из эпицентра катастрофы в безопасное место.

Самое удивительное, что это чудесным образом работает: убежденность в собственной неуязвимости будто и впрямь защищает нашу писательницу от бед и разрушительного влияния времени!

В свои пятьдесят с хвостиком (длину которого у нее лучше не уточнять, если вы сами не бессмертный эльф или противоударный тролль) мамуля выглядит максимум на сорок, то есть смотрится моей старшей сестрой.

Это составляет предмет гордости и одновременно вечных страданий папули как любящего мужа-ревнивца – тоже два в одном.

– Схожу с вами к соседям, если позволите, – сказала Алка.

Наивная! Думает, если у бабули будет свой переводчик, она не использует как эффективное средство дипломатии палку.

– Позволю, – милостиво кивнула бабуля. – Кто-то же должен перенимать бесценный опыт, пока не поздно.

Я вообразила Трошкину старушкой, успешно перенявшей бабулин бесценный опыт (и палку), и подавилась чаем.

– Ты кашляешь, Дюша? – встревожилась мамуля. – Не надо было врубать кондиционер в своей спальне на полную мощность!

Сплит-систему в гостиной мы после ЧП с котлетно-газовой атакой не включали, опасаясь, что соседи не ограничатся приготовлением одного блюда. Общим решением постановили использовать скомпрометировавший себя сплит пореже, обходясь менее мощными кондиционерами в спальнях.

– Всё в порядке, я здорова, – успокоила я родительницу и, залпом допив чай, встала из-за стола. – Ну, кто со мной на пляж?

– Я, пожалуй, не буду спешить, мне нужно уложить волосы и поутюжить тунику, – поделилась амбициозными планами мамуля.

– Значит, мы с тобой, Бася, начнем с бассейна, – решила за двоих бабуля. – Это и правильно, будем привыкать постепенно, переходя от малой воды – к большой. А вы, молодежь, можете сразу бежать на море, но чтобы не позднее половины одиннадцатого были дома. Солнце здесь злое, тепловые удары нам не нужны.

– Нам никакие удары не нужны, – уточнила боязливая Трошкина и символически поплевала через левое плечо.

Увы, как позже выяснилось, это не помогло.

– Мы нашли ее, – прижимая трубку к уху плечом, сказал брюнет, который уже не был таким унылым и хмурым, как накануне. – Бабка – действительно туристка. Отдыхает тут с дочкой и внучками.

– Ложный след? – огорчился голос в трубке.

– Может, и нет, – срифмовал брюнет. – Сюрпри-и-из: она его бывшая училка. Это же не может быть совпадением, правда?

– Я удивлюсь, если это совпадение. – Голос в трубке оживился. – Ты его увидел? Он где-то рядом?

– Пока не видел. У этих баб все окна наглухо закрыты.

– Это очень подозрительно.

– Тоже так думаю, – согласился брюнет.

И они одновременно изрекли:

– Похоже, они его прячут.

Принято считать, что у всех людей с годами портятся глаза. Это заблуждение.

У нашей бабули пока испортился только характер.

Сдается мне, во времена нашего с Зямой детства она была добрее и мягче. Даже защищала нас с братом от родителей, эпизодически пытавшихся воспитывать потомков в строгости.

Что до ее зрения, то его остроте и сейчас позавидует молодой горный орел. Бабуля прямо из шезлонга у бассейна высмотрела вывеску супермаркета и назначила его местом встречи, которое изменить нельзя.

Мы с Алкой пришли туда с пляжа, наши старшие дамы – от бассейна. Бабуля успела написать список продуктов, которые непременно следовало купить, и тем обеспечила мне интересный квест.

Турецкую кухню я, надо признать, не люблю, но базовые продукты в этой стране прекрасные. Одна проблема: без знания языка очень трудно угадать содержимое непрозрачной упаковки с минималистичной картинкой или вообще без нее.

Местные этим бессовестно пользуются и превратили слова Сервантеса «Ничто не дается нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость» в успешную торговую стратегию. Если гость из России слишком ленив, чтобы разбираться с надписью на упаковке, ему услужливо предлагается приобрести специально адаптированные товары: с названиями, аккуратно выписанными буквами кириллицы. В супермаркете витрина с коробочками и баночками с понятными словами «Творог» и «Сметана» выставлена прямо у входа как баррикада – мимо не пройдешь.

И вроде бы надо сказать добрым людям «спасибо» за любезность, но язык не поворачивается, когда знаешь, что те же продукты в неопознаваемом «руссо туристо» виде – с нечитабельными названиями на турецком – лежат себе на полке в дальнем углу торгового зала в компании ценников, значения на которых в два-три раза ниже.

Творог, кстати говоря, найти сложнее всего, потому что турки считают его разновидностью сыра.

Зато натуральный йогурт отыскать не проблема, и продается он в Турции ведрами. Мамуля сразу схватила пятикилограммовое, нежно обняла его, окрестила своей прелестью и поклялась, что это будет ее основной продукт питания в ближайшие две недели. Что, впрочем, не помешало ей навалить в тележку гору халвы и лукума всех видов.

Пока я сбивалась с ног, разыскивая в разных углах и закоулках просторного торгового зала законспирированные товары по бабулиному списку, мои милые родственницы развлекались, гуляя по магазину, как по сувенирной лавке, и выбирая, чем бы таким себя побаловать.

– Леврек, – неуверенно прочитала Трошкина с листа, перечеркнутые цифры на котором обещали очень хорошую скидку. – А это кто, интересно?

Кто-то интересный был представлен большим куском бледно-розового филе, воссоздать по которому леврека в целом виде не представлялось возможным. Но судьба его, несомненно, сложилась трагично.

– Бери, – посоветовала задумавшейся Алке мамуля, пройдя мимо и даже не взглянув на неведомого леврека.

Она не отрывала взор от стены, сложенной из коробок с молоком, отыскивая продукт наименьшей жирности. Видимо, сознавала необходимость как-то компенсировать действие дико калорийных сладостей.

– А вы знаете, кто это? – спросила ее в спину зануда Трошкина.

Некоторые даже простого леврека купить не могут, пока не выяснят, кто он такой, где жил и чем занимался.

– Кто-то приличный и не пафосный, – не оглянувшись, на ходу ответила мамуля.

– Почему вы так думаете?

Мамуля не отозвалась, скрывшись за штабелем с крупами.