Лилиан. Том первый

А мысли о Залим-Хане так будоражат сердце, она не может забыть его нежный, зовущий взгляд. Он завораживает ее. Его поцелуй не заставил ее содрогнуться от неприязни, нет, было очень жаль, что он был так краток. Если сегодня она не примет его приглашения, то никогда не узнает, что можно испытать в объятиях мужчины, к которому влечет еще неясное, но непреодолимое чувство. Мысли путались, она пыталась бороться с искушением. «Господи, простишь ли ты меня, если я не устою перед искушением? Господи, вразуми меня и дай мне силы противостоять соблазну своего сердца, укрепи меня в послушании!»

Помолившись, Лина надеялась, что в последний момент Господь примет за нее решение. Ей стало немного легче, и она направилась в дом. В гостиной она встретилась с матерью.

– Лина, ты оставила гостя одного?

– Нет, он очень спешил, и я не посмела его задерживать. А сейчас мне хочется пойти в свою комнату и прилечь, не беспокойте меня, я не буду ужинать.

– Да не заболела ли ты, дорогая? Ты вся будто горишь.

– Меня немного знобит, но это к утру пройдет, это просто нервы, предсвадебная лихорадка.

– Ты шутишь, дорогая?

– Мне не до шуток, я слишком устала.

– Ну, тогда отдыхай, спокойной ночи, дорогая!

Лина поднялась к себе и, не раздеваясь, прилегла на кровать. Силы покинули ее. Она продолжала молиться, ибо мысленно уже согрешила, в глубине души зарождалось смутное предчувствие рока. Разум бил тревогу, указывая на то, что искушение ведет ее к беде. А сердце пленялось сладостными муками зарождающейся любви, о которой так долго мечтала…

Сомнения терзали душу, причиняя невыносимую боль. Уставшая от душевной борьбы, Лина задремала. Разбудил ее бой башенных часов. Лина мгновенно поднялась и стала считать удары. Сердце ее вырывалось из груди. Часы пробили двенадцать, значит она проспала два часа. Она проснулась в назначенный срок, видно, это ее судьба.

Лина подбежала к зеркалу, поправила прическу, накинула на плечи длинную темную шаль и, перекрестившись, тихо вышла из комнаты. В саду было свежо, ночной ветерок принес облегчение, и Лина с удовольствием вдохнула полной грудью. Она подошла к беседке и прислушалась.

Ждать почти не пришлось, вскоре из-за деревьев появились две темные фигуры в плащах и тюрбанах, они подошли к Лине, низко поклонились и жестом пригласили следовать за ними. Сердце замерло на мгновение, потом затрепетало от радости. Встряхнув головой, как будто отогнав последние сомнения, Лина последовала за провожатыми. На улице ее ждали крытые носилки, провожатые раздвинули полог, и она удобно устроилась на мягких подушках. «Теперь мне некуда отступать! И некого винить, это моя вина».

Все сомнения отступили, на душе было спокойно, и она нежилась в тишине покачивающихся носилок. Носилки остановились перед трапом корабля. Полог отодвинулся, и ей предложили руку для опоры. Лина вышла из носилок, ее опять охватило волнение. Но это было скорее сладостное волнение в ожидании неизвестности. Что ее ждет, когда она переступит борт корабля? Волшебная сказка любви и счастья или разочарование и стыд…

Сделав над собой усилие, Лина поднялась на корабль. Ее проводили к каюте, отворили двери и предложили войти; как только она переступила порог, дверь закрылась. Лина вздрогнула и осмотрелась. Она была одна в небольшом помещении.

Пол был устлан пушистым светлым ковром, на стенах висели ковры с замысловатыми узорами, и на них блистало различное оружие, украшенное чеканкой и камнями. Вдоль стен стояли низкие диваны с подушками, к стенам были прикреплены изящные подсвечники, в которых горели ароматизированные свечи. Дверь отворилась, в каюту вошли два человека. Один поставил на небольшой столик чашу с водой, в которой плавали лепестки роз и несколько маленьких флаконов. Другой подошел к ней, протягивая ей поднос, на котором была аккуратно сложена почти воздушная одежда.

– Мой господин желает вам приятного вечера и с почтением просит вас предстать пред ним в одежде женщин востока. В вашем громоздком наряде вам неудобно будет ужинать за низким столиком, в вашем платье невозможно отдыхать, так считает мой господин. Когда закончите туалет, позвоните в колокольчик.

Мужчины поклонились и вышли, оставив Лину в полной растерянности. Это было неожиданно и слегка смущало ее.

Лина принялась рассматривать одежду. Она состояла из полупрозрачных шелковых шаровар, коротенькой кофточки из парчи, к ним прилагались маленькие шлепанцы из мягкой кожи, расшитые золотой нитью. На подносе под одеждой стояла шкатулка, в которой находились серьги, колье, два браслета. Изделия были из золота и дополнены рубинами. Все это завораживало ее, это действительно напоминало сказку.

Лина сбросила одежду и аккуратно развесила ее на ширме, которую заметила в углу каюты, затем не торопясь обтерла тело ароматной водой и маслами.

После этого она занялась костюмом. Все вещи были ей впору. За ширмой было большое зеркало, и Лина принялась себя рассматривать. То, что на ней было надето, трудно было назвать одеждой, но тем не менее выглядела она замечательно, ей удивительно шел этот наряд, и чувствовала она себя в нем уютно. Смущала слишком откровенная нагота живота, спины и рук, но ведь для них это обычно, значит и на нее он будет смотреть без осуждения, а иначе зачем он ей это прислал.

Оставшись довольна костюмом, Лина надела украшения. Они сверкали и переливались в свете подсвечников и зачаровывали мерцанием камней.

Лина никогда не видела себя такой красивой, из зеркала на нее смотрела незнакомая очаровательная женщина, которую она не знала. Это была женщина ее грез, красивая, полная желания жить, смелая до безрассудства, готовая бросить вызов судьбе и обществу и заранее согласная на любую цену за мгновения, подаренные провидением.

Еще раз взглянув на себя, Лина поняла, что ее прическа не соответствует костюму. Вынув заколки, она распустила волосы. Они красивой волной легли на плечи, что сделало Лину еще более юной. Сердце опять затрепетало, когда она зазвонила в колокольчик. Краска прилила к лицу, выдавая волнение и смущение.

Дверь отворилась, вошел слуга и попросил ее следовать за ним. Они прошли по коридору с множеством дверей, наконец, остановившись, слуга отворил дверь, и Лина в смятении переступила порог. Эта каюта была очень большой, и ее роскошь не поддавалась описанию. Все утопало в коврах, все сверкало парчой и золотом, воздух был насыщен опьяняющим ароматом, множество ваз было наполнено цветами, на маленьких столиках были блюда с фруктами и напитками.

Из-за цветного полога вышел Залим-Хан и, улыбаясь, направился к Лине. Он был в шароварах и легком шелковом халате нараспашку. Было видно его сильное мускулистое тело. Он вышел без головного убора, длинные черные волосы обрамляли его лицо, и в то же мгновение опять промелькнул образ из прошлого – это, несомненно, он…

Волна восхищения охватила Лину, и она, наполненная нежностью, пошла к нему навстречу. Он принял ее в объятия, и они долго стояли молча, каждый радуясь своему счастью, пытаясь уловить каждый миг сладкого мгновения. Два сердца бились рядом, не надо было слов, сила любви наделила их ясновидением. Из этого магического состояния их вывели слуги, которые принесли ужин.

– Дорогая моя, это не сон? Ты пришла, ты у меня в объятиях! Я так терзался эти часы, мне казалось, прошла целая вечность, пока мне сообщили, что ты ступила на корабль.

Он отстранил ее от себя и внимательно осмотрел.

– Клянусь Аллахом! Ты могла бы занять достойное место в гареме самых богатых ценителей женской красоты! Ты легка и воздушна, подобно бабочке, парящей над цветком.

Лине было невероятно приятно слушать эти необычные комплименты. Она не ощущала больше ни смущения, ни страха, ей казалось, что это когда-то давно уже было с ней. Она смотрела на Залим-Хана, как на самого близкого человека в ее жизни. Это было как наваждение.

– Прошу тебя, дорогая, выпить со мной бокал любовного напитка по особому рецепту именно для влюбленных. Это вино готовится из особых сортов винограда с добавлением различных трав и настаивается почти двадцать лет. За это время оно созревает, набирает свою волшебную силу и становится густым, как мед. Это вино пьют только те, кто решил отдать себя во власть любви.

Залим-Хан взял два бокала, один из них протянул Лине. Она бережно взяла бокал, будто боясь пролить хотя бы каплю напитка любви.

– За тебя, моя маленькая Лили, за нас!

– Почему Лили?

– У нас бы тебя звали Лилиан, сокращенно – Лили. Мы здесь как в другом мире, если ты не против, я буду звать тебя так, как того хочет мое сердце.

Лина подняла бокал, отпила несколько глотков густого ароматного зелья.

– Ты прав, здесь с тобой не та девушка, которую ты встретил вчера. У той девушки были несбыточные мечты, а девушка, стоящая рядом с тобой, не существует в реальном мире, ей удалось на время перенестись в сказку, так что и имя пусть у нее будет другое. Лилиан – звучит так нежно, созвучно лилии.

Вино оказало чарующее действие, казалось, что весь мир погружается в состояние любовного опьянения. Состояние покоя и счастья переполняло ее душу. Залим-Хан говорил ей о своей любви, находя для этого какие-то особенные слова и необычные сравнения. Голос его, казалось, проникал в душу. Он целовал ее руки, и это ей казалось верхом блаженства.

Лина смотрела на него сквозь смеженные веки. Как хорошо он говорит, как хорошо ей в его объятиях. Если это и есть грех искушения, то она согласна уступить искусителю, ибо он прекрасен, а затем пусть Господь решает ее судьбу.

Из-за стены послышались звуки нежной музыки.

– Мне захотелось познакомить тебя с восточной музыкой.

– Она похожа на колыбельную, она убаюкивает и успокаивает.

– А мне, Лилиан, кажется, что она шепчет о любви, она ласкает слух.

Он опустился на большой диван, взял со столика кисть винограда.

– Присаживайся, Лили, ужин остывает.

Лина расположилась рядом с Залим-Ханом и взяла конфету.

– Я не голодна. Все, что происходит со мной, так похоже на сон, потому что я не ощущаю ни голода, ни времени.

– Поверь мне, что я испытываю такие же чувства, я переполнен нежностью к тебе.

Залим-Хан встал перед ней на колени и снял с ее ног шлепанцы, затем стал целовать ее маленькие ступни. Лина замерла, прислонившись к подушкам. Затем он присел рядом с ней и нежно посмотрел ей в глаза. Его взгляд был пронизан любовью и призывом.

Лина закрыла глаза, подчиняясь неведомой силе, которая влекла ее к нему. Почти сразу она услышала его дыхание совсем рядом, а затем ощутила нежный поцелуй на своих губах. На этот раз поцелуй был более продолжительный, и Лина успела им насладиться, вкусить его сладость. Нега разлилась по всему ее телу, оно как бы не принадлежало ей. Оно желало подчиняться воле любви, оно таяло и становилось податливым в руках мужчины, который пробудил в нем музыку любви, и уже невозможно было остановиться. Его руки ласкали ее тело, его губы покрыли поцелуями шею, грудь, они жаждали большего…

Лина интуитивно закрылась руками. Он ласково, но настойчиво убрал руки. Его глаза и голос успокаивали ее.

– Милая, позволь любить тебя, не думай ни о чем, только о наслаждении. С каждой минутой оно будет нарастать, и мы вместе испытаем великое единение любви. Нет высшего блаженства, чем единение души и тела двух влюбленных.

Эти слова дошли до самого сердца. Она не сомневалась в их искренности.

Это волшебная ночь любви. Их боги взирают на них. И раз небеса не разверзлись, молнии не поразили их, значит их любовь благословенна!

Лина в бессилии опустилась на подушки, в готовности подчиниться его воле. Медленно и нежно он освободил ее от одежды, затем, потушив часть свечей, разделся сам и лег рядом с ней, возобновляя свои ласки.

С каждой минутой его ласки становились все смелее и настойчивее, ей не удавалось сопротивляться, просто не было сил. Она бормотала что-то протестующее, судорожно глотала воздух, стонала от удовольствия. Она чувствовала, как в ее теле нарастает горячая волна желания, она разливалась от груди к нижней части живота. Тело как будто горело от его прикосновений и мелко подрагивало, выдавая ее возбуждение. Она никак не могла справиться с этой дрожью, ее тело не подчинялось ей. Оно с готовностью откликалось на его ласки, растворяясь в любовной неге.

Возбуждение нарастало с каждой минутой. Она уже сама отвечала на ласки, стремясь ему навстречу. Вдруг она ощутила на себе тяжесть его ароматного, разгоряченного тела. И только теперь почувствовала, как его мужская плоть настойчиво стремится к ней. Новая горячая волна возбуждения судорожно пробежала по ее телу. И он уловил этот прилив, нежно и настойчиво устремился в ее лоно. Неведомое ощущение переполнило все ее существо с небывалой остротой, тело подалось навстречу его усилиям, и они вместе слились в неистовом дуэте любви.

Горячие волны сладострастия разливались по ее телу, затем будто яркая вспышка озарила ее мозг и пронзила тело. Лина прогнулась всем телом и застонала, переполненная счастьем любви. Непрошеные слезы потекли по щекам. Залим-Хан с нежностью смотрел на нее и вытирал слезы рукой.

– Благодарю тебя, милая, за подаренное мне счастье, смею надеяться, что эти слезы от переполнения чувств.

Лина кивнула, приникла к его груди и стала понемногу успокаиваться. Нет больше для нее великой тайны любви. Она постигла ее и теперь счастлива. Если все так прекрасно, то почему замужние женщины ходят с такими постными лицами, а не светятся от счастья?!

«Мне трудно будет скрыть свою любовь, кажется. Я вся буду излучать счастье!»

В дверь постучали. Вошел слуга.

– Мой господин, четыре утра.

– Принесите одежду госпожи и приготовьте носилки.

Слуга вышел. Лина смотрела ему вслед оцепеневшим взглядом, как вестнику страшного суда. Залим-Хан заметил застывший взгляд Лины.

– Что с тобой, дорогая?

– Твой слуга, как злой вестник, пробудил меня ото сна и напомнил о горькой реальности. Волшебная сказка закончилась, едва начавшись. Но у меня нет сил возвращаться в реальность. Мне не хочется отказываться от сказки! Но все кончается, вот и наша волшебная ночь кончилась, и нам надо прощаться, едва познав друг друга!

– Ну, зачем же так трагично, моя милая Лилиан?! Сегодня я лично занесу счета твоей матушке, чтобы увидеть тебя днем. А вечером у сада тебя будут ждать носилки, если, конечно, ты не возражаешь.

Лина улыбнулась и снова приникла к любимому…

Спустя полчаса она вышла из носилок и скрылась в саду. Дома все еще спали, и она незаметно пробралась в свою комнату, разделась и легла спать.

Казалось, она только уснула, только сомкнула веки и погрузилась в сладкую предутреннюю дрему, но вот в ее сон проник голос Анны Павловны.

– Лина! Дорогая моя! Давно пора вставать! У нас сегодня такой тяжелый и ответственный день! Столько всего надо сделать к приходу сватов. Как ты можешь спать в такой день, я бы на твоем месте глаз не сомкнула и чуть свет уж кружилась по дому. Я так волнуюсь, вроде меня сватать придут.

– Ой, матушка, ей-богу, если б в самом деле вас, уж как бы я счастлива была!

– Ну что ты говоришь, негодница, и не стыдно тебе такие-то вещи матери говорить!

– Самые что ни на есть обычные вещи, маменька, любовь ведь она от Бога, в любом возрасте посетить может, и не возбраняется вдовам замуж выходить.

– Не по возрасту разумна ты у меня, милая, от лишнего ума девушке только слезы.

– Как же так, маменька, получается, как говорить о любви, так я молода, а как замуж идти, так в самый раз?

– Бесполезный это разговор, сама знаешь, ты согласие дала, уже сваты на пороге, зачем теперь спорить, времени нет.

– Я просто хочу, чтобы вы, маменька, запомнили: не по своей воле я замуж иду, а по вашему настоянию, и это причиняет мне невыносимую боль. Я о любви мечтала и надеялась, что вы как женщина должны были бы меня понять. Но вы глухи к моим чувствам. Да, я подчиняюсь, но вы должны знать, что делаете не только меня несчастной, но и моего будущего мужа, который надеется, что все наладится. Бог вам судья, мамушка!

– Ну, знаешь, милая, не ожидала я от тебя такой отповеди. Спасибо, отблагодарила за заботу. Я тебя не за скитальца отдаю, а за состоятельного порядочного человека, о будущем твоем беспокоюсь, о достатке.

– Лучше за скитальца, да любимого, а насчет достатка, так это он вам нужен.

– Это ты сейчас так говоришь, а потом еще меня благодарить станешь.

– Благодарить не буду, это уж точно, идите матушка, хлопочите, нет у меня желания создавать видимость радости. Когда придут сваты, я спущусь в гостиную. И не ждите, что я буду сиять от счастья или делать вид взволнованной невесты. Покажем товар лицом, перед всеми почетными лицами уважаемого семейства, и пусть себе идут с миром до венчания.

– Да это прямо неслыханно, Лина! Что с тобой произошло, ты никогда прежде не позволяла себе говорить со мной в таком тоне, такими грубыми выражениями!

– А я, маменька, вдруг в одну ночь повзрослела. Раз уж вы моей судьбой распорядились, так должны в точности знать, что творите. Имею я право напоследок высказать свое мнение. А уж если оно вам не по вкусу, так это не моя вина, а ваша. Оставьте меня одну, мне нужно время, чтобы успокоиться, не тревожьте меня без надобности. Когда надо будет, я спущусь к гостям.

После ухода матери Лине хотелось расплакаться. Но она вдруг подумала о том, что ночью ее будет ждать Залим-Хан, а днем он обещал зайти, но им вряд ли удастся поговорить.

Немного успокоившись, Лина решила истопить сама баню и поблаженствовать там одной, там ее никто не побеспокоит. Лина любила запах березовых веников, душистый пар, она долго наслаждалась прохладной водой и горячим паром.

Вполне успокоенная и удовлетворенная, она вышла в сад. Он всегда был ее убежищем, особенно летом, кода листва скрывала ее от посторонних взглядов; вот и сейчас ей хочется посидеть в беседке, перед тем как она пойдет одеваться к приему гостей…

Время шло неумолимо, наступало время обеда. Уже скоро приедут гости. Лина направилась в светлую комнату. Там ее поджидала служанка, чтобы помочь одеться, причесаться. Платье, купленное на ярмарке, было заботливо разложено на кровати. Оно было голубым, сильно декольтированным, края расшиты белым шелком и искусственным жемчугом.

Служанка помогла надеть платье и затянуть корсет, после чего принялась укладывать волосы. В гостиной слышались голоса, по-видимому, Анна Павловна отдавала последние распоряжения. Вскоре дверь открылась и вошла служанка с большой корзиной цветов, она поставила их на туалетный столик, а затем протянула Лине небольшой черный футляр.

– Цветы вам прислал капитан, он заходил к вашей матушке по делу и просил ее поздравить вас от его имени. А футляр от вашего жениха, он уже в гостиной, и другие гости тоже. Все вас с нетерпением ждут, барышня.

– Скажи, что скоро буду.

Лина еще раз взглянула на себя в зеркало: «Жаль, что меня не видит Залим-Хан – он сдержал слово и пришел… Теперь надо пережить прием, а затем – опять погрузиться в сказочный мир…»

Лина открыла футляр, на черном шелке подкладки лежали жемчужное ожерелье и серьги, этот подарок Данила покупал у Залима, все в последнее время связано с ним. Надев подаренные драгоценности, Лина спустилась к гостям.

Увидев наверху лестницы дочь, Анна Павловна запричитала:

– А вот и она, наша голубушка, как есть вся перед вами!

Лина неторопливо спустилась, остановилась посреди гостиной, бегло осмотрев пеструю толпу местного купечества, и низко поклонилась.

– Прошу вас, гости дорогие, к столу, отведать хлеба, соли. – Гости с шумом стали занимать места. Данила подошел к Анне Павловне и протянул ей красивый букет, перевязанный алой лентой.

– Дорогая Анна Павловна! Позвольте мне просить руки вашей дочери!

Анна Павловна вскинула руку с платочком к глазам и, выдержав паузу, всхлипнула, а затем, перекрестив молодых, проговорила хриплым голосом, выражавшим волнение:

– Будьте счастливы, мои дорогие!

Гости шумно зааплодировали, показывая свое одобрение. И началась нескончаемая вереница знакомств и тостов. Очень скоро праздничный красиво украшенный стол стал похож на выбитые градом грядки.

Хорошо подвыпившие по поводу сватовства гости, поначалу такие чинные и важные, теперь очень напоминали подгулявших портовых рабочих. Праздник померк и подходил к концу. Раскрасневшиеся от вина и переедания местные матроны стали беспокоиться за своих не в меру ретивых мужей, которые, уже без надобности, все припадали к ручке нареченной невесты. И дабы не оконфузиться окончательно, стали спешно собираться, рассыпаясь в благодарностях за прием и угощение, не забыв при этом прихватить с собой оставшиеся фрукты и конфеты.

Воспользовавшись суматохой сборов, Данила предложил выйти в сад. Сегодня он весь был переполнен счастьем. Теперь Лина понимала, какие чувства переполняли его, но не могла их с ним разделить. Он и не подозревал, как она далеко от него. Ему вскоре придется пережить неразделенную любовь и разочарование, и тому причиной будет она, хотя и не по своей воле. Ей стало его очень жалко, но в ее сердце нет места для другой любви. У каждого своя судьба; по крайней мере, она с ним была честна. Он знает, что она его не любит.

Данилу переполняли чувства, и он хотел донести до нее свое состояние души. Обычно он был немногословен, а сегодня вино придавало ему смелости и он говорил ей массу комплиментов и обрисовывал их будущее, продуманное им на много лет вперед. Держась под руки, они вошли в беседку. Лина присела на скамейку. Данила опустился на колени у ее ног. Он смотрел ей в глаза с доверчивостью уличного пса. Неожиданно он положил свою голову ей на колени, а руками обхватил за талию.

– Милая моя, ты сводишь меня с ума, ты так сегодня хороша. Тебе так идет голубой цвет, но он вроде бы замораживает тебя. Ты кажешься такой холодной и недоступной. Скажи, что это не так, дай мне хоть маленькую надежду на то, что я смогу завоевать твое сердце.

Его слова причиняли ей невыносимую боль, ибо она уже знала, как ему будет тяжело, когда она будет готова сказать ему правду. Его любовь чиста и невинна, но ей нечем ему ответить, и от этого жалость к Даниле переполняла сердце.

Поток его слов внезапно оборвался, он привлек ее к себе, и она почувствовала его горячий, жаждущий поцелуй на своих губах. Боль и слезы душили Лину. Собрав все усилия, она смогла отстранить от себя Данилу.

– Не сейчас, я умоляю тебя! Мне нужно время, я все потом смогу объяснить, прости меня…

Оставив ошеломленного Данилу в саду, вся в слезах, Лина побежала в дом. В гостиной было пусто, и она присела на диван, пытаясь успокоиться.

Через некоторое время вошел Данила, лицо его выражало боль.

– Прости меня дорогая, прости! Я был непозволительно несдержан. Я обещаю, что буду терпелив, я найду в себе силы, чтобы дождаться, пока твое сердце наполнится любовью. Я хочу только, чтобы ты знала, я люблю, и потому буду ждать столько, сколько будет нужно, я не воспользуюсь правами мужа и после венчания. Мы просто будем всегда рядом, я буду заботиться о тебе, мы будем путешествовать, и я надеюсь, сумею заслужить твою любовь. А до той поры мы будем добрыми друзьями, ты всегда и во всем сможешь на меня рассчитывать.

Он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

– Я сейчас ухожу, у тебя будет время успокоиться и все обдумать. Главное, пойми, что, в первую очередь, я твой друг. До встречи, дорогая.

Он развернулся и пошел к выходу. Лина молча смотрела ему вслед. Еще совсем недавно он был счастлив, а теперь идет, согнувшись, слегка покачиваясь, как раненый зверь. Это она виновата, это она ранила его сердце. Он честен, добр, благороден и не заслуживает к себе такого отношения. Надо найти в себе силы и рассказать ему, что она не та, о которой он мечтает, что ее сердце отдано другому и у них нет будущего. И пусть тогда он принимает решение. Он может расторгнуть помолвку и уйти. А матушке придется искать другой выход для поправки их финансового положения.

Лина поднялась к себе и быстро переоделась, скоро полночь, надо немного отдохнуть. Она подошла к раскрытому окну, подул свежий ветерок с Дуная, принося запах порта… Совсем скоро она увидит Залима!

Радостная волна наполнила все ее существо, подойдя к зеркалу, она стала думать, что делать с волосами; разобрав сложную прическу, принялась расчесывать волосы мягкой щеткой. Они блестели и переливались в отсвете подсвечника; решив оставить их распущенными, Лина набросила на плечи шаль и спустилась в сад.

В саду началась ночная жизнь. Отовсюду слышалось пение цикад, среди листвы беспорядочно летали светлячки, летучие мыши преследовали мошкару. Воздух был наполнен особым ароматом свежести, приятно пахло ночной фиалкой. На небе, подобно сверчкам, появлялись все новые и новые звезды.

Начинается вторая сказочная ночь. Будет ли она такой же чарующей и незабываемой, как предыдущая? А может, еще лучше, ведь теперь ее не мучает неизвестность. Воспоминания вспыхнули в мозгу, и она почувствовала, как ее щеки залились румянцем.