Легенда о Смерти

– Фу ты, черт! – воскликнул Фанш. – Вы попали неудачно. Я должен еще закончить это колесо, и, как всякий добрый христианин, я не хочу, чтобы колокол к заутрене застал меня за работой.

– О! – сказал человек со странной усмешкой. – Уже четверть часа, как отзвонили к заутрене.

– Господи, это невозможно! – вскричал кузнец, роняя свой молот.

– Но это так, – подтвердил незнакомец. – Так что поработаете вы больше или меньше… К тому же то, о чем я прошу, вас задержит ненадолго: мне нужно только приклепать один гвоздь.

И, говоря это, он выдвинул широкую косу, которую до этого прятал за спиной, так что видна была только ее ручка, которую Фанш принял за палку.

– Видите, – продолжал он, – она немножко болтается: укрепите ее быстренько.

– Бог мой, ну конечно! Если только это, – отвечал Фанш, – то я сделаю.

К тому же человек говорил голосом властным, не допускающим отказа. Он сам положил косу на наковальню.

– Э, да она закреплена у вас в обратную сторону, ваша коса! – заметил кузнец. – Лезвие-то наружу! Что это за умелец делал вам такую работу?

– Об этом не беспокойтесь, – строго ответил человек. – Косы бывают разные. Оставьте ее как есть и только укрепите.

– Как вам угодно, – пробормотал Фанш ар Флок’х, ему не очень-то нравился тон, которым с ним говорил человек. И одним ударом он вбил другой гвоздь на место выпавшего.

– Теперь я должен вам заплатить, – сказал человек.

– О, об этом не стоит и говорить.

– Нет, всякая работа должна быть оплачена. Но я дам вам, Фанш ар Флок’х, не деньги, а то, что дороже серебра и золота: доброе предупреждение. Отправляйтесь спать и подумайте о вашей кончине. А когда вернется жена, прикажите ей снова отправиться в село и привести священника. Работа, которую вы только что сделали для меня, – это последнее дело в вашей жизни. Kenavo! Прощайте!

Человек с косой исчез. А Фанш ар Флок’х почувствовал, как у него подгибаются ноги: ему едва хватило сил добраться до постели, в которой, в предсмертном поту, нашла его жена.

– Возвращайся, – сказал он ей, – за священником.

И при первом крике петуха он отдал Богу душу, и это после того, как он починил косу Анку.

У Анку есть два главных помощника: Чума и Голод.

Тот, кто перенес Чуму на своих плечах

Один старик из Плестена повстречал ее однажды вечером на берегу Дурона. Она сидела на бережку и смотрела, как течет река. Пришла она из Ланмера, который опустошила, и собиралась дальше – в Ланньон.

– Эй, старина! – крикнула она. – Не будешь ли столь добр, не перенесешь ли меня на спине через реку? Я тебе хорошо заплачу.

Старик не был с нею знаком, но согласился.

Посадив ее на плечи, он вошел в воду. Но чем дальше он шел, тем тяжелее становилась его ноша. В конце концов, обессилев – а течение становилось все быстрее, – он сказал:

– Уж простите, добрая дама, но я вас здесь ссажу, я не хочу из-за вас утонуть.

– Умоляю, не делай этого. Лучше отнеси меня обратно туда, откуда забрал.

– Ладно.

И он пустился в обратный путь без особого труда, поскольку его ноша становилась все легче и легче, по мере того как приближался берег. Так Ланньон был избавлен от чумы.

* * *

В Плогоффе, на мысе Сизён, о приходе чумы рассказывают так:

В открытом море проходил корабль с громадными темными парусами. Когда он появился у долины Парку-Брюк, люди увидели, как над ним поднялся длинный белый дым, похожий на призрак женщины. Он двигался к берегу, проходя через воздух и не касаясь воды. Это была Чума. В один день она опустошила весь край на три мили вокруг.

Ну а Голод, он, к несчастью, длится дольше, чем хлеб.

Смерть, приглашенная к столу

Это было во времена, когда богатые не были слишком горды и умели пользоваться своим богатством так, чтобы давать немного счастья беднякам. По правде, это было очень давно.

Лау ар Браз владел самым большим крестьянским хозяйством в Плейбер-Христос. Обычно у него на ферме закалывали свинью или резали корову по субботам. А на следующий день, в воскресенье, Лау отправлялся в село к утренней мессе. По окончании мессы секретарь мэрии со ступенек погоста произносил свою «проповедь»: читал собравшимся на площади новые законы или объявлял от имени нотариуса распродажи будущей недели.

– А теперь я, – кричал Лау, когда секретарь заканчивал со своими бумагами.

И Лау, как говорится, «всходил на крест»[18].

– Значит, так! – начинал он. – Самый большой кабан Кереспера только что скончался от удара ножа. Я приглашаю вас на праздник кровяной колбасы. Большие и маленькие, молодые и старики, местные и пришлые – все приходите! Дом большой, мало будет дома – есть гумно, мало гумна – есть ток для молотьбы.

Вы понимаете, что, когда Лау ар Браз появлялся у голгофы, послушать его собиралась целая толпа! Было кому ловить слова из его рта! Все так и осаждали ступени голгофы!

Так вот, было это в воскресенье, в конце мессы. Лау выкрикивал всем, кто слышит, свое ежегодное приглашение.

– Приходите все, – повторял он, – все приходите!

Видя эти головы, теснившиеся вокруг него, можно было подумать, что это куча яблок, больших красных яблок, так радость красила их лица.

– Не забудьте, в следующий вторник! – кричал Лау.

И все отвечали, как эхо:

– В следующий вторник!

Мертвые были здесь же, под землею. Все топтались по их могилам. Но кто в такие моменты об этом думает?

Когда толпа стала расходиться, чей-то дрожащий голосок позвал Лау ар Браза:

– А я тоже могу прийти?

– Черт меня побери! – воскликнул Лау. – Раз я зову всех, значит, никто не будет лишним!

Радужная перспектива большой еды в Кереспере привела к тому, что многие напились уже в то же воскресенье, а другие начали пить с понедельника, чтобы лучше отпраздновать на следующий день кончину «Принца» – так зовут свинью в Нижней Бретани.

Во вторник с утра бесконечная процессия двинулась к Кересперу. Самые проворные двигались на шарабанах; нищие на своих костылях тащились по боковым тропинкам.

Каждый уже занял свое место за столом перед полной тарелкой, когда вдруг появился запоздалый гость. Вид у него был самый жалкий. Его длинная одежда из ветхого полотна, вся в лохмотьях, прилипала к телу и пахла гнилью. Лау ар Браз вышел к нему и велел освободить гостю место.

Человек сел, но едва прикоснулся к еде, которую ему подали, только попробовал на зуб. Он не поднимал головы и, сколько ни старались соседи его разговорить, не раскрыл рта в течение всей трапезы. Никто не был с ним знаком. Старикам казалось, что у него лицо похоже на кого-то, кого они когда-то знали, только давно уже умершего.

Еда подошла к концу. Женщины стали выходить, чтобы поболтать между собою, мужчины – чтобы выкурить свою трубочку. Все были очень довольны.

Лау встал у порога гумна, где проходил пир, чтобы принимать тругаре, спасибо, от своих гостей. Многие шли, пошатываясь и что-то бормоча. Лау всем пожимал руку. Он любил, чтобы от него все уходили сытыми по горло.

– Отлично, – говорил он, – сегодня в канавах по дороге от Кереспера мочи будет больше, чем ручьев.

Он был доволен собою, своими поварами, своими бочками с сидром и своими гостями. Вдруг он заметил, что кто-то еще остается за столом. Это был человек в ветхом рубище.

– Не торопись, – сказал Лау, подойдя к нему, – ты пришел последним, по справедливости и уйти должен последним… Только смотри не засни перед пустой тарелкой и пустым стаканом.

Человек и правда перевернул тарелку и стакан. Услышав слова Лау, он медленно поднял голову. И Лау увидел, что это голова мертвеца.

Человек поднялся на ноги, тряхнул своими лохмотьями, они осыпались на землю, и Лау заметил на каждом из них кусочек гнилой плоти. Запах, шедший от них, и страх перехватили Лау горло.

Он задержал дыхание, чтобы не задохнуться, и спросил мертвеца:

– Что ты от меня хочешь?

Скелет, все кости которого теперь обнажились, словно ветви, сбросившие листву, приблизился к Лау и, положив ему на плечо руку без плоти, сказал:

– Тругаре, Лау! Когда я тебя спросил на кладбище, могу ли я прийти, ты мне ответил, что никто не будет лишним. Слишком поздно ты решил узнать, кто я такой. А зовут меня Анку. Раз ты был так любезен, что пригласил меня, как и всех других, я тоже хочу поступить с тобой по-дружески и предупредить тебя: тебе осталось не более восьми дней, чтобы привести все свои дела в порядок. Через восемь дней я проеду здесь на своей повозке, и будешь ты готов или нет, но моя работа в том, чтобы тебя забрать. Итак, до следующего вторника. Угощение, которое я тебе приготовлю, будет хуже твоего, но компания будет больше.

При этих словах Анку исчез.

Лау ар Браз за неделю разделил свое добро между детьми; в понедельник позвал священника из Плейбер-Христос, исповедовался и причастился, а во вторник вечером он умер.

Своей щедростью он заслужил добрую смерть!

Да будет так с каждым из нас!

Дорога Смерти

Раньше в село из окрестных ферм, которые находятся далеко в полях, вели только плохонькие дорожки, которые называли кроличьими.

Зимой, когда эти дороги размывались дождями, в путь пускались прямо через соседнее поле. Вот откуда в бретонской провинции столько тропинок вдоль старых дорог. И столько изгородей с каменными ступеньками, выбитыми в придорожных откосах, чтобы легче было перебраться через дорожку. Позднее были проложены дороги получше, и старые были заброшены живущими здесь людьми. Но мертвые – то есть погребальные процессии – продолжали пользоваться старыми. Считалось кощунством проводить человека к его последнему жилищу иной дорогой, чем провожали его отца, деда, прадеда, прапрадеда и всех его предков с незапамятных времен. Эти дороги, по которым ныне идут только похороны, получили имя дорог Смерти.

И горе хозяину, который по незнанию вздумает запретить проезд по этим священным дорогам через его земли.

* * *

На полуострове Крозон дорога Смерти зовется hent corf – дорога Тела. По традиции по ней нельзя бежать, там нельзя кричать и вообще совершать какие-нибудь неприличия.

* * *

Тогда я только что арендовал под ферму хозяйство Керлан в Пенаре, было это уже почти тридцать лет тому назад. Один из лугов хозяйства был сплошь болота и трясины. Его пересекала колесная дорога.

Я огородил луг, чтобы моя скотина туда не забредала и не тонула в вязкой почве. А на обоих выходах дороги поставил загородки.

Как-то утром, когда я был на полях, я с удивлением увидел, как перед одной из загородок остановилась похоронная процессия. Я побежал к изгороди.

– Что вам нужно? – спросил я мужчину, правившего погребальной повозкой.

– Проехать, черт возьми! По какому праву ты перегородил дорогу Смерти?

– Несчастный, да если ты въедешь с твоей повозкой на этот луг, ты не выберешься оттуда!

– Да здесь всегда наши умершие ехали на кладбище! И будут здесь ездить и дальше, нравится тебе это или нет!

Момент для спора был неподходящий. Я распорядился поднять барьер, но решил его тотчас поставить на место и сделать надпись, запрещающую отныне проезд через этот опасный луг. Но когда вечером я рассказал все это жене и нашим соседям, все закричали в один голос:

– Ты что вздумал? Закрыть дорогу Смерти! Да у нас в доме не будет ни одной спокойной ночи! Мертвые, которым ты помешаешь проехать по посвященной им дороге, будут являться и вытаскивать нас из постелей, катать нас по земле и устраивать тысячи неприятностей. Не дай тебе Бог совершить подобное святотатство!

Я должен был смириться. Загородки исчезли окончательно. Я заменил их тонкими стенками, которые легко можно было снять и снова поставить.

Вот на этих-то старых дорожках, которые зовут дорогами Смерти, и можно повстречать повозку Анку.

На дороге Анку

Однажды воскресным вечером я подзадержался в селе. Вернувшись к себе домой, я застал жену и служанку полумертвыми от страха. У них были такие перекошенные лица, что я и сам испугался. Было очевидно, что, пока меня не было, случилось какое-то несчастье. У меня в это время рос отличный жеребенок, и моей первой мыслью было, что он сломал ногу.

Увидев безмолвных, оцепеневших женщин, я воскликнул:

– Да что случилось, в конце концов, говорите же!

Жена наконец раскрыла рот:

– Ты ничего не встретил на дороге? – спросила она прерывающимся голосом.

– Нет, ничего, а что такое?

– Ты не видел старой повозки на дороге Смерти?

– Да нет, ей-богу!

– Мы тоже ее не видели, но, клянусь тебе, мы ее слышали! Лошади храпели, как ветер в бурю… Оси скрипели так, что в ушах резало… В какой-то момент упряжка стала топтаться на месте, словно не могла взобраться на косогор. Ох! Как стучали копыта по земле! Словно молот по наковальне… Шум стоял минут пять или шесть, а потом все сразу умолкло. Служанка Мари и я от ужаса не сводили глаз друг с друга. Не знаю, как мы обе не помешались…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ланда – равнина, пустошь.

2

Пардон – крестный ход, одна из главных и повсеместно распространенных в Бретани народных христианских церемоний. Она начинается с мессы, обычно под открытым небом, за которой следует торжественная процессия с пением, хоругвями и изображениями святых, их несут мужчины и женщины в национальных костюмах. Старинная традиция, это и своеобразная манифестация бретонской культуры.

3

Приходский участок – духовный и административный центр бретонского села или городского района – огороженный невысокой каменной стеной с монументальными въездными воротами ансамбль, состоящий из церкви, кладбища за нею и небольшой площади перед нею с гранитным распятием (голгофа) и поминальной часовни (оссуарий).

4

Например, города Сен-Бриё, Сен-Мало, Сен-Поль-де-Леон, церкви Св. Корантена в Кемпере, Св. Тюгдюаля в Трегье и пр.

5

Друидизм, в частности, стал основой бретонского знахарства, друиды превратились в лекарей.

6

Тромени (от брет. tro-minihi) – букв. Tro-tour – «проход» и minihi от лат. monachia «монашеский» – религиозная процессия.

7

Тро-Брез (Тго Breiz) – паломничество через (tro) Бретань, которое по традиции каждый истинный бретонец должен совершить хотя бы раз в жизни, к могилам святых основателей Бретани в столицах семи бретонских епархий: в Ванн (св. Паттерн), в Кемпер (св. Корантен), в Сен-Поль-де-Леон (св. Поль Аурелиен), в Трегье (св. Тюгдюаль), в Дол-де-Бретань (св. Самсон), в Сен-Бриё и в Сен-Мало.

8

Смысл слова «предзнаменование, знамение» передается в бретонском языке по-разному, в зависимости от района Бретани. Чаще всего в значении seblanchou – «видение», sinaliou — «предзнаменование», traou spont – «страшный знак». – Прим. авт.

9

Освященная земля – территория приходского участка, кладбище (погост). – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, прим. переводчика.

10

Ректор – приходский священник, настоятель церкви в Бретани.

11

Анку – образ Смерти в Бретани. См. подробно в гл. III.

12

Банк-тоссель (брет.) – старинная бретонская кровать, сооружение с деревянными стенками высотою чуть ниже человеческого роста, закрывающими ложе с трех сторон, и с дверными створками – с четвертой.

13

Прикроватная скамья крепится к внешней стороне одной из стенок банк-тоссели – бретонской кровати.

14

«Старый» Наполеон (брет., народн.) – император Наполеон I (1769–1821).

15

Anaon (брет.) – душа, обиталище душ, чистилище.

16

Обол – мелкая медная монета в Древней Греции и в Византии, символ скромной христианской милостыни.

17

Габарьер – владелец и матрос небольшой речной баржи – габары.

18

«Взойти на крест» – местное бретонское образное выражение, связанное с традицией делать какие-то объявления для сельской коммуны возле голгофы – гранитного распятия, окруженного фигурами Священного Писания, – которая стоит на небольшой площади перед церковью в бретонских деревнях. Возле голгофы священник произносит проповеди, а местные власти делают объявления жителям села, это своего рода центр духовной и общественной жизни сельской общины.