
Полная версия
Истории о Призрачном замке
***
У поручика снова вышел фулл-хаус. Офицеры выложили карты, Темницкий сгреб банк. Прапорщик Зиминицкий разлил водку по кружкам и с ходу выпил, не дожидаясь остальных.
– Светлая память.
Остальные последовали его примеру.
– Светлая память!
Иван Семенович достал пистоль и со стуком положил его на стол.
– Нужно с этим заканчивать.
Подпоручик Логвинов, уже изрядно пьяный, ударил кулаком в ладонь.
– Свиридов не пойдет с тобой стреляться! Отдаст под трибунал за нападение на командира, и дело с концом!
Остальные согласно загудели. Темницкий плюнул на пол и ответил:
– Не будет – и не надо. Так прикончим.
Зимницкий повернулся к двери и вышиб ее ногой, распахнув настежь. Снаружи хлестал дождь и выл ветер. Он выглянул и остался стоять так, наблюдая за дорогой.
– Тише, господа, тише. Я пока тут.
Штабс-капитан Звягинцев наклонился вперед и прошептал:
– Уберем во время атаки. Согласны, господа?
Подпоручик снова разлил, офицеры выпили. Никто не спорил. Иван Семенович спросил:
– Кто?
Он оглядел заговорщиков – никто не отвел взгляда.
– Сыграем.
Гусары в тишине разложили карты, пошла игра. Это было похоже на магию, каждый хотел заполучить шанс сделать грязную работу. Странно и неестественно, в молчании офицеры разыгрывали чужую жизнь, глаза игроков горели темным огнем, перед ними проплывали лица мертвых товарищей, тревожащих темными ночами живых еще однополчан, ждущие, когда за них отомстят. Когда пришло время вскрываться, Зимницкий швырнул на стол перчатки, привлекая внимание остальных, и прикрыл дверь.
– Майор идет!
Он отошел в сторону и прислонился к стене, с интересом разглядывая свои сапоги. С дождя вошел Свиридов, офицеры встали.
– Играем, господа?
Никто не ответил. Он обвел избу взглядом, отряхнул обшлага и стукнул каблуками о пол, сбивая с подошв налипшую глину. Штабс-капитан ответил:
– Как раз и заканчиваем, ваше превосходительство.
– Ну-с, посмотрим. Кто выиграл?
Карты легли на стол. Майор усмехнулся:
– Фулл-хаус, господин Темницкий! Вам везет! На рассвете общий сбор, расходитесь. Спокойной ночи, господа!
Он вышел, хлопнув дверью, и до утра никто из них не сказал ни слова.
В бою нельзя надеяться на удачу.
Иван Семенович оставил командовать подпоручика и поскакал вперед, в начало колонны. Пристроился рядом с унтер-офицером, молодым дворянином Николаем Полонским – парень тоже играл с ними вчера в карты. Гусар придержал коня, Темницкий занял его место. Заслонив собой поручика, Коля поехал чуть сбоку.
Майор был совсем рядом, его прямая спина виднелась в сотне метров, ближе к голове отряда. Колонна сильно растянулась, что было совсем неразумно; горцы имели привычку нападать с флангов, создавая сумятицу, после чего так же стремительно исчезали в разломах. Темницкий посмотрел вперед – одно из таких ущелий, поросших высоким кустарником, виднелось справа. В чистом небе раздался клекот беркута, он отразился от скал, вернувшись дважды. Гусары ехали молча, тревожно вслушиваясь в тишину, нарушаемую монотонным пением цикад. Они въехали в низину. Майор, как обычно, проигнорировал совет адъютанта, не став дожидаться хвоста колонны. У Ивана Семеновича засосало под ложечкой – так всегда бывало перед боем. Он снова поменялся местами с Николаем и поскакал вперед, стараясь подобраться как можно ближе к командиру.
Напали на них внезапно. Строй сломался, кони взбесились, скидывая седоков – выскочив из подлеска, горцы совали им в морды горящие факелы. Началась рубка, зазвенела сталь, из кустов грянул недружный залп, солдаты стали падать на землю. Темницкий пришпорил лошадь, на скаку выбил из седла размахивающего саблей черкеса, пригнулся, уходя от удара другого, и боковым зрением увидел, как унтер-офицер Полонский сечет того с размаху поперек туловища. Обзор заслонил пороховой дым, из него выплыл адъютант командира, у него было раскроено лицо, но он продолжал держаться прямо, отбиваясь от двух горцев. Поручик увел лошадь влево, подрезал одного из них саблей под мышку, продолжая двигаться вперед. Рядом раздался голос Свиридова, он требовал сомкнуть несуществующие ряды. Темницкий выплыл из серой мглы прямо на него, глаза их на миг встретились, майор все понял, но было уже поздно. Сабля вошла ему в грудь почти по рукоять, Иван Семенович прижал командира к себе и выдохнул:
– За товарищей!
Получилось зло и грубо. Поручик вырвал клинок из тела, оглянулся – никто их не видел, и вонзил в бока лошади шпоры.
Они не обсуждали тот случай. Два месяца прошло после атаки в Мокром ущелье, во время которой молодой унтер-офицер Коля Полонский потерял правую ногу, когда его придавило убитой лошадью. Кость вышла наружу, рана загноилась, и ногу пришлось отрезать. Из Санкт-Петербурга приехал новый майор. Он предпочитал оборонительную тактику, что было куда разумнее в условиях горной войны. Господа офицеры сидели в пустом хлеву и по обыкновению пили, когда вошел взволнованный, как мальчишка, штабс-капитан.
– Нас раскрыли!
Повисла тишина, и только Иван Семенович спокойно спросил:
– Подробности?
Звягинцев упал на бочку.
– Приехал полевой врач, Сухоруков.
Зимницкий кивнул:
– Он мне пулю из колена вытаскивал прошлым летом. Хорошо лечит.
– Это он резал Полонскому ногу. Парень от боли бредил и проговорился.
Темницкий спросил:
– Чего он хочет? Денег?
– Нет. Хочет, чтобы мы отомстили за смерть его дочери.
– Отомстили?
– Ее соблазнил какой-то негодяй, она сбежала с ним. Отец подобрал девочку через три месяца в церкви, ее приютил старый священник за сотню верст от родного дома. Возлюбленный ее бросил.
– Ты сказал, она мертва.
– Умерла в родах, остался ребенок. Отец безутешен.
Иван помолчал немного и спросил:
– Я так понимаю, отказаться мы не можем?
– Он обещает молчать в любом случае, но…
– Доктор Сухоруков человек чести.
– Я не об этом. Он предлагает деньги.
Темницкий подался вперед, удивленно подняв брови. Штабс-капитан добавил:
– Много денег. Очень много. И потом, я, кажется, знаю, где искать подлеца.
***
Первый игрок убрал клинок в ножны.
– Агентство сформировалось само, это была неизбежность – организация была нужна обществу, и остается нужной по сей день. Каждый ее член – игрок. У каждого есть номер, чтобы не раскрывать личности исполнителей. В тысяча восемьсот сорок шестом году были приняты главные правила агентства – не лезть в политику, не присягать ни одной стране мира, преследовать только коммерческие интересы и поддерживать конфиденциальность игроков и заказчиков.
Хронвек усмехнулся.
– Уверен, было еще одно правило.
Виктор посмотрел на него, стараясь не менять выражения лица. Гектор сказал:
– Действовать по чести и совести. И даже не думайте отрицать.
– Вы умный человек, Гектор, и вы правы. Но времена меняются, а честь – понятие очень относительное.
– Позвольте с вами не согласиться. Приведу пример. Допустим, я – человек чести. Допустим, я собрал фулл-хаус из одного старого олигарха, одного игрока, кажется, под номером тридцать четыре, одного недовольного исполнением договора и древнего, как само агентство, клиента, одного старого немецкого полицейского и одного любознательного человека, который может потратить треть миллиарда просто затем, чтобы иметь возможность упрекнуть вас в двух покушениях на его жизнь. Подскажите, как мне в этом случае распорядиться картами, исходя из изменчивых понятий чести и совести?
Первый игрок сцепил пальцы рук и положил на них подбородок.
– Значит, это вы все устроили. И что дальше?
– Это зависит от вас, Виктор. Я могу рассказать о вас Тридцать четвертому, а о нем Монарху, могу наведаться к племяннику Исмаилова и сообщить ему о бедах дядюшки, который вместе с Максом сейчас гостит у меня, могу обнародовать историю с третью миллиарда и тем, как вы относитесь к этой вашей конфиденциальности. Тут все зависит от того, что вы понимаете под словом честь.
Первый игрок заметно ссутулился. Он отвел глаза, не выдержав пронзительного взгляда Хранителя, и сказал:
– Вы умеете приводить примеры. Что мне вам ответить? Мы пытаемся подстроиться под изменчивую реальность, вот и все. Не я один принимаю решения, агентство уже давно стало международной корпорацией. Традиции, правила – все подчинено законам бизнеса, а бизнес интересует только прибыль. Я могу отменить заказ, учитывая все обстоятельства, но многие не захотят терпеть такую угрозу и попытаются убрать вас независимо от этого.
Хронвек ткнул в него пальцем:
– Я хочу, чтобы вы кое-что для себя прояснили относительно меня и Монарха. Он не сможет больше связаться с вами, не ждите посыльных с самоцветами. Это первое. И второе, я не боюсь вас. Вы упустили возможность убрать меня четыре года назад, второе покушение закончилось гибелью игрока и заказчика, а третьего просто не будет потому, что я теперь к нему готов. Я знаю про вас все, вы не знаете про меня ничего. Я что-то упустил?
Виктор покачал головой. Хронвек кивнул и добавил:
– Слушайте. Вы не представляете, что за войну я веду. Мои враги сильнее всех империй, корпораций и синдикатов, они не знают жалости. Они хуже любого тирана, поскольку хотят уничтожить каждый мир, до которого смогут дотянуться. Мне нужны союзники, похожие на моих врагов – люди вне политики, государств и законов. Но они все же должны иметь одно очень важное отличие от тех, кому я противостою.
Гектор замолчал, продолжая смотреть на собеседника. Первый игрок подал голос:
– Отличие? Какое же это отличие?
Хранитель наклонился вперед.
– Честь, Виктор. И вы поможете мне вернуть ее в эту организацию.
– Это будет не просто. Даже, скорее всего, невозможно.
– Нет ничего невозможного. Вы уберете весь мусор, начиная с самого верха. Избавитесь от дельцов и садистов, мне все равно, каким образом. Я всегда буду рядом, помните об этом. Теперь я ваш командир.
Виктор хотел сказать, что Хронвек, в конце концов, тоже всего лишь человек, что организация обладает колоссальными ресурсами, что он не может вот так просто взять, прийти и забрать себе все, но Хранитель не дал ему ответить. Он протянул руку, из нее вырвалась молния, ударила в камин, погасив пламя и оплавив огнеупорные кирпичи. Через образовавшуюся дыру первый игрок увидел парк и двух растерянных охранников, с оружием в руках бегущих к дому. Гектор встал и бросив: «До встречи!», – исчез, будто его и не было. Только теперь Виктор заметил, что к бокалу с бурбоном гость даже не прикоснулся.
***
Старый полицейский изо всех сил пытался не смотреть на кошмарное создание, которое расхаживало по погруженной в полумрак башне Демонов, но глаза Бремера сами собой возвращались к Гратагарату. Посол Нижнего Плана мог не двигаться только сидя в своем гигантском футуристическом кресле, во всех остальных случаях он бродил кругами или взад-вперед, когтистыми руками будто выхватывая что-то из воздуха. Разрушитель подошел к огромному очагу, в котором трещала, весело пылая, гора дров, швырнул в него еще одно здоровенное полено, как будто их там было недостаточно, и повернул в сторону гостей. Все это время он излагал свои мысли и соображения рокочущим голосом, посвящая инспектора и наставника Стурастана в истинное положение вещей. Бремер, узнав о том, что в замке появился еще один жилец, страшно удивился тому факту, что никто до сих пор его не допросил, несмотря на то, что демон предположительно знал Монарха и, более того, считал его своим смертельным врагом. Затащив в башню упирающегося учителя, немец вежливо поздоровался с чудовищем, получил в ответ нечто каббалистическое и ревущее, дождался, пока Стурастан переведет приветствие жителя Нижнего Плана, и спросил:
– Могу я попросить тебя рассказать нам о человеке, которого ты называешь Маркусом Ирмингом?
Наставник не успел перевести. Услышав имя, Гратагарат испустил ужасающий рев и принялся выплевывать отрывистые фразы, сопровождая их жестами, которые наглядно демонстрировали, как именно демон будет разрывать жалкого человечишку, когда с ним встретится. Стурастан пожал плечами и сказал:
– И так каждый раз. Стоит только спросить, как он начинает рычать и крушить мебель.
– Начинаю понимать, почему здесь такой скудный интерьер. Однако мы должны допросить его, как бы там ни было.
Наставник отмахнулся и собирался уже уйти, но тут Ганс спросил:
– Скажи-ка мне, Гратагарат. Как в Нижнем Плане поступают с теми, кто сбежал от правосудия?
Стурастан прохрипел перевод, Рогатый Демон неожиданно успокоился и посмотрел Бремеру в глаза, отчего у того сердце упало в желудок. Разрушитель ответил:
– Мы их находим и разрываем в клочья! Потом они возрождаются, и мы снова их разрываем. И так продолжается, пока гнев Немезиды не утихнет.
– Это хороший метод перевоспитания. А как же вы их ищите? Ведь, чтобы разорвать преступника, нужно сначала его поймать, но бывает так, что след уже остыл, и обычная погоня невозможна.
Гратагарат описал круг широкими шагами.
– Мы говорим со всеми, кто может что-то знать. Если кто-то не отвечает, мы его разрываем, а когда он возрождается…
– Думаю, снова разрываете, и так далее, пока не добьетесь ответа.
– Инграданар! Никто не выдерживал больше пяти раз!
Стурастан перевел и почесал в затылке.
– К чему все это, господин Бремер?
Немец поднял вверх палец:
– Минуточку. Еще один вопрос. Скажи, Гратагарат, а если один из тех, кто что-то знает – это пострадавший, и он в такой ярости, что ничего не может сказать, чтобы помочь найти преступника?
– Значит, когда презренного поймают, он будет разорван великое множество раз!!!
– Но как же его поймают, если только пострадавший может помочь его найти, а от него невозможно добиться ничего, кроме рева и проклятий?
– Ааарррргггх!!! Кто этот глупец?! Он сам виноват в том, что отмщение не состоится!
Бремер промолчал, пристально глядя на демона. Гратагарат энергично описал круг, потом еще один, затем неожиданно остановился и уставился в пол. Постояв так пару секунд, он подошел к своему трону неожиданно грациозным быстрым шагом и уселся, замерев в полной неподвижности. Инспектор подал голос:
– Возвращаясь к моему первому вопросу…
Демон наклонился вперед, качнув рогами:
– Что ты хочешь знать о Маркусе Ирминге, Идущий По Следу?
Полицейский подумал, что такой титул ему нравится куда больше того, что написан у него на значке, улыбнулся и приготовился слушать.
Утраченное величие – вот слово, которым возможно было описать то, что оставалось от бессмертного союза Оси и Кольца Пальмеи. Всего тринадцать миров, молодых и старых, продолжало противостоять внешнему врагу. Миры Кольца защищали Ось – находясь в центре, если такое определение можно дать с точки зрения параллельно-пространственного расположения, Нижний План не мог столкнуться с Хашат, пока оно не разрушит миры, входящие в Ожерелье. Рогатые Демоны не знали, что оно такое, как не знали этого и Хранители вечного союза. Однако Хашат было неумолимо, непобедимо и бессмертно, а это означало, что рано или поздно Черное Ничто доберется и до Нижнего Плана, если его не остановить.
Демонические существа не интересовались внешними мирами. Они не знали, что такое смерть. Их тела возрождались после гибели в вулканических пылевых облаках Майрониды – прекрасной, пылающей неугасающим огнем планеты-звезды, пребывающей в вечном противостоянии раскаленной ауры и холодного, как недра межгалактической пустоты ядра, между которыми находился тонкий слой твердой суши, дающий жизнь чудовищным существам, чья жизнь не имела ценности, ибо были они бессмертны в полном смысле этого слова.
Их не интересовали люди, гунгуаны или орки. Им не было дела до эльфов и черных Кудара, плетущих свою магию возбужденными чреслами – все они были, есть и остаются ничтожными созданиями Кольца, вращающегося в параллельных друг другу пространствах вокруг несравненной Майрониды. Но Хашат не было дела до величия Оси. Хашат забирало миры ожерелья Пальмеи, отрывая их один за другим, и не было от него спасения. Хранители заключили с Нижним Планом союз, и орды не знающих страха существ были вызваны на битву с противником. Они бились яростно, и все погибли. Их имена высечены горящими строками на скалах гор Аргханога – сотни тысяч имен, пылающих на красных откосах в память о жертве, которой нет цены. Тогда демоны впервые узнали стоимость жизни, ибо никто из тех, кто погиб в схватке с Хашат, не возродился в пылевых облаках.
Посланником цитадели всегда избирали самого любопытного, так просили Хранители. Такового найти было непросто, жители Оси отличались крайне высокой самодостаточностью и были уверены, что знают все обо всем. Гратагарат был восемнадцатым в очереди наследным принцем внутренней сферы, повелевая обширными ледяными пустошами из замка, стоящего на извергающей огонь горе. Древний союз обязал его стать послом, поскольку предыдущий представитель Майрониды был уничтожен во время атаки на мир Нуаз, населенный мохнатыми человечками, живущими на деревьях. По мнению остальных, Разрушитель задавал куда больше вопросов, нежели остальные демоны, а посему признан страшно любопытным, и в результате был отправлен в цитадель Хранителей, дабы представлять там Ось.
Там он и познакомился с Маркусом Ирмингом, да будет он разорван на множество кусков.
Маркус учился. От последних Хранителей остались лишь записи в библиотечных фолиантах, когда Хашат поглотило Саноо – дом народа Кудара. Замок охватывало запустение, и лишь наставники с трудом поддерживали порядок, стараясь не забыть, для чего они были призваны сюда. Низкорослые учителя были прекрасными магами, но только в пределах стен крепости. С чем это связано, Гратагарат не знал. Знал он другое – еще сотня лет, и следующее поколение напрочь забудет то малое, что еще удерживало крепость от разрушительного влияния времени. Поэтому было неудивительно, что весь замок охватило возбуждение, порожденое надеждой, когда Наследие Хранителя выбросило на стол в зале Центральной Башни изрыгающего морскую воду юношу, худого и бледного, с тюремными колодками на ногах.
Маркуса Ирминга. О его прошлом Разрушителю было мало что известно, только лишь то, что парень избежал смерти, чуть не утонув в результате кораблекрушения. Он был жителем Земли, последнего из трех миров Ожерелья. Битва за Саноо положила конец экспансии внешнего врага. Хранители принесли себя в жертву, отбросив Хашат на долгие сотни лет. Они что-то объясняли Гратагарату насчет этого, но он ничего не понял. Демон теперь редко появлялся в своей башне, предпочитая безумные скачки по ледяным полям своего герцогства, но появление ученика требовало от него участия – Ирминг должен был научиться вызывать союзников Нижнего Плана.
Ученик он оказался не самый лучший. Способный, упорный, но он не дотягивал до Хранителя Ожерелья Пальмеи. У него так и не получилось полноценного заклинания призыва, хотя он и освоил некоторые приемы, позволяющие установить контакт с Рогатым Демоном. Тренируясь на вызове Гратагарата, он научился призывать только его одного, поскольку остальные жители Оси не собирались добровольно появляться в жалких мирках Ожерелья Пальмеи, для их вызова нужно было больше твердости и силы духа. По сути, единственными, кто мог призвать Рогатого Демона и остаться после этого живым, были Хранители цитадели. Остальные маги, даже если им и удавалось вытащить жителя Майрониды, сразу же после этого отправлялись на тот свет, поскольку не было ничего столь ценного для демона, как смерть, причиненная другому. Никогда не видавшие смерти в своем мире, они получали от этого зрелища экстаз, подобный тому, который, возможно, получил бы человек, перед взором которого воскрес мертвец. Рогатые Демоны верили в смерть, строя в честь ее храмы и поклоняясь ее тайне. Это невозможно было понять обитателям Ожерелья, и лишь один человек мог сказать обратное – о нем знал каждый в Нижнем Плане – и звали его Гектор Хронвек.
Стурастан запнулся и поднял вверх руку. Гратагарат замолчал.
– Дай мне минуту. Ты сказал, что все в Нижнем Плане знают Хронвека?!
– Инграданар! Я был дома, и мне рассказал о нем каждый! Гектор Хронвек должен был родиться на Оси!
– Невероятно! Я всегда говорил, что у него несравненный талант призывающего. Однако я перебил тебя, Разрушитель.
– Идущий По Следу хочет знать про Ирминга. Ирминг – червь, которого нужно нанизать на раскаленный стальной прут и завязать его в узел! Он создал ловушку в пещере и вызвал меня, жалкое ничтожество! А потом пропал, сказав, что я буду сидеть в ней вечно!
Наставник перевел, и Бремер спросил:
– Скажи, Гратагарат, но почему Маркус не стал Хранителем?
Демон расхохотался, и по спине полицейского забегали мурашки.
– Он был изгнан за то, что сделал! Он умолял, он стоял на коленях, но Наследие Хранителей просто перенесло его туда, откуда забрало когда-то, и больше его никто не видел. И если бы я не был так любопытен, ни за что не ответил бы тогда на его призыв, будь проклято чрево, родившее Маркуса Ирминга на свет!!!
Бремер и Стурастан переглянулись и спросили одновременно:
– Что он натворил?!
Разрушитель снова замер на своем троне, его рога затерялись в хитром орнаменте над спинкой кресла. Немного помолчав, он произнес:
– Маркус Ирминг убил своего наставника.
***
Побережье Хорватии изрезано многочисленными бухтами, которые прячутся за тысячами скалистых островков самого разного размера. Некоторые из них обитаемы, но в основном на этих клочках суши никто не живет. Скалы покрыты диким розмарином, колючим кустарником и морскими моллюсками, море тут богато рыбой, а климат умеренно мягкий. Едва яхта отплывает от пристани, как все вокруг меняется – сухопутная жизнь перестает докучать своей суетой, а на смену ей приходит вечный прибой и тишина, старая, как мир. Она состоит из плеска воды, шума ветра в хвое прибрежных сосен, криков чаек, треска поленьев в очаге и стрекота цикад в темноте южной ночи.
Его звали Юктом, и он был магом. Когда-то давно, в другой жизни, он много трудился, чтобы иметь право носить этот титул. Маг Свода Диосии. Один из тех, кто правит Морантаной, величайшим королевством Миреи. Никто в этом не сомневался, ведь король никогда ничего не решал без поддержки Круга Диосии, а вот Круг легко мог действовать, не оглядываясь ни на кого. Маги получали все – власть, уважение, деньги, могущество. Их всегда было мало, всегда не хватало, ведь не каждый был способен чувствовать эфир, а игра с Планами была уделом горстки избранных.
Юкт был одним из них. Он овладел Планом Пути как никто другой, а это было сложно, очень сложно. В его тумане можно легко пропасть, ошибиться, притянуть один из собственных страхов и оказаться в центре стаи голодных гунгуанов или в сотне метров над землёй. У каждого незадачливого путешественника сквозь План Пути был свой конец.
Юкт был в себе уверен. Его страхом был кнут, секущий до крови спину, и он специально подчинился своему страху, шагнув в выплывший из тумана кошмар с гордо поднятой головой. Он оказался тогда на галере, где иссеченные спины рабов равномерно сгибались и разгибались в такт барабана. Он хорошо знал этот ритм, и его спина отлично запомнила, что бывает, если сводит мышцу, и ты сбиваешься с темпа. Он стоял возле мачты, но никто не заметил, как он появился. Воздух взвизгнул, Юкт сжался от ужаса, но овладел собой, и, когда плеть выбила красную пыль из темной кожи гребца, маг не отвернулся. Он окликнул надсмотрщика, бросив в лицо ему оскорбление, и дождался, пока рука, сжимающая его персональный ужас, поднимется вверх. Эфир отозвался, человек с хлыстом замер и рухнул на палубу, а Юкт подошёл к нему, дважды обернул плётку вокруг шеи и протянул концы сидящим по обе стороны от прохода невольникам. Он долго стоял, глядя в налитые кровью глаза мучителя, пока они не остекленели, потом вновь раскрыл План Пути и навсегда распрощался с последним своим страхом.
Юкт думал, что заслужил быть магом. Никто не помогал ему, никто не платил за обучение. Никто не принес ключи от кандалов, никто не внёс деньги, которые он задолжал городу. Каждый день на галере уменьшал долг на десятинку рихта, а суд насчитал их пятьдесят. Полтора года Юкт был гребцом на галере и успел многое пересмотреть в своей жизни, а когда срок его подошёл к концу, он отправился в Свод Диосии и встал в длинную очередь желающих стать магами.
Они стекались со всех концов света сюда, в Морантану, и из сотни отбирали одного, а потом одного из десяти отобранных оставляли для обучения. Не было никаких сложных задач, никаких тестов – каждый должен был показать, на что способен. У некоторых и вправду были задатки – одни могли угадывать погоду, другие находили пропавшие вещи. Юкт умел отводить удар кнутом.
Он научился это делать через три месяца на галере, когда в очередной раз громила Мун, вставший не с той ноги, решил пройтись по сгорбленным спинам. Он называл это умным словом «профейлатика». Юкту угораздило встретиться с ним взглядом, а это означало, что уж теперь его непременно полоснут минимум дважды. Он весь сжался, ожидая удара, представил, что он в пузыре, который защитит его от любой угрозы, и услышал, как плётка звонко щёлкнула по скамье рядом с ним. Он вздрогнул, кнут вновь ударил в дерево. Довольный, Мун принялся охаживать соседа по скамье, и раб почувствовал запах крови, выбиваемой из кожи веревкой.