Великолепный вирт

–Во, дела-а!

А что, если это и есть решение? Сложить стопкой гробы на саркофаге реально? Реально. Я смогу по ним подобраться к трубе. Пролезу в трубу и выкарабкаюсь наверх. Главное – в ней поместиться.

–Эврика! – невольно вскрикиваю, но радостный голос звучит неуютно в данной обстановке, ибо ответом мне – замогильная тишина.

Но у меня есть алгоритм действий и это радует и обнадеживает. Я , как Архимед, умный и голый, только бороды не хватает. Адреналин бодро выплеснулся в кровь, заставляя сердце стучать быстрее. Это у меня так всегда, когда нахожу верное решение.

Неподъемные гробы пришлось опустошать от жильцов. Мертвяки не сопротивлялись, покорно превращаясь в бесформенную груду костей и истлевшей одежды на каменном полу. Пустые и без крышек гробы становились похожими на удлиненные ящики вполне транспортабельными для моих потрепанных силенок. Немного фантазии и инженерной мысли, и дело начало спориться. Пыхтя, как паровоз, подтаскиваю к цилиндру, подымаю на попа, закидываю наверх, укладывая параллельно с каменным саркофагом. Один с одной стороны, второй с другой, больше не помещается. Затем вскарабкиваюсь на цилиндр и аккуратно укладываю в стопу поверх саркофага. Первые три укладываются друг на друга легко. Первый дном вниз, второй дном вверх, третий опять вниз. На следующие три уходит остаток сил, грязь вместе с потом опять течет ручьем, кругом пыль, а в глазах пляшут звездочки.

При установке пятого гроба случилась авария. Когда я втащил его на стопу, то не рассчитал баланс противоположного края. В результате он перевесил, и гроб рухнул вниз. А следом я. Мне повезло, что упал на разбросанные крышки, а не на голый пол. Поотшибал себе бока и локти. Какое-то время лежу, не вставая, пока холод не погнал опять работать. Упорство и труд все перетрут, и вот моя «вольная лестница» готова.

Любуясь своим произведением снизу, нечаянно спотыкаюсь о груду костей и падаю прямо в стоящий рядом пустой гроб. Так устал, что не в состоянии пошевелиться, на секунду прикрываю глаза и мгновенно засыпаю.

Сколько проспал? Лишь мертвецы о том ведают. Меня радует, что появились силы, а это главное. Чуть разминаю затекшие члены и начинаю, едва дыша, карабкаться на стопу уложенных друг на друга гробов. Раз – ступенька, передых. Два – ступенька, передых. Три – ступенька, не спешу, так как понимаю, что сил может не хватить на повтор. А вот и труба, на глаза наворачиваются слезы. Это слезы радости, вот она – свобода!

Хватаюсь за выступ в начале трубы, чтоб подтянуться. Но боги, что это? Мои стертые в кровь пальцы хватаются за что-то мягкое, теплое и живое. Резкий писк – ножом по ушам, следом – хлопок и удар по лицу. От внезапного испуга инстинктивно отшатываюсь и, панически махая руками, теряю равновесие. Эх, не быть мне циркачом. Я с гробами вперемешку лечу вниз и с грохотом расшибаюсь о каменный пол. В полете успеваю заметить, как кто-то хаотично летает по склепу, истерично пища.

Кто мне скажет, насколько сильно я отбил голову и провалялся в забытье? Никто, тут нет ни одной живой души. Есть лишь предположение, что холод, которым пропитан камень, не дал мне долго валяться в груде костей и трухлявой щепы. Я предполагаю, что это обстоятельство спасло меня, и еще кое-что. Когда мы кубарем летели вниз, то гробы меня опередили и успели упасть первыми. Они разбивались в труху, собой подстилая мне «соломку». Ну, а я сверху приложился. Кряхтя, как старый дед, поднимаюсь на ноги.

Ну, какие у меня потери? Голова гудит и покруживает. При ощупывании обнаруживаю на затылке и на лбу раны, один глаз заплыл. А вот руки и ноги целы, что есть «гуд». А в целом чувствую себя так, словно через мясорубку протянуло. Резкий приступ тошноты не заставил себя долго ждать, и меня выворачивает, вот зараза.

Падаю на четвереньки и погружаюсь в сей долгий и нудный процесс с головой, что из меня вылетает толком не вижу, темно, да и неинтересно. В конце прошиб пот, и после мой организм успокаивается. Подвожу итоги: отделался легким испугом. Задрав голову вверх, вижу, как солнечное пятнышко света постепенно темнеет. Опять смена дня на ночи. Мной овладевает отчаяние.

Пошли вторые сутки. Все ощущения и переживания вполне реальны, чувство боли неотличимо от реальности. Ох, как не похож этот Вирт на обычный виртуальный мир.

Неужели кто-то надо мной подшутил? Как вариант: усыпил и вывез в этот чертов склеп, внушив, что я в вирте? Теперь сидит, смотрит в камеры киношку и хохочет всласть под попкорн:

– Га-а-ады!!!

Сжимаю до хруста зубы, вспучиваю мускулы и в праведной ярости рычу в никуда:

– Я выберусь отсюда!!! Вы слышите меня!!!! Вы-бе-ру-у-усь!!!

Внезапно меня охватила невообразимая ярость, сердце, будто гоночный автомобиль, несется в никуда, отчего кровь, словно стрела, пущенная из сверхмощного лука, рванула по артериям с немыслимой скоростью. Меня резко бросило в жар, словно попал в микроволновку. Возникает странное чувство, будто я расплавляюсь и пытаюсь растечься по полу. Фу-ты, фу-ты. Страх ледяной мертвецкой рукой хватает за горло, начинает душить и заливает холодом мою вскипевшую ярость. Бесконтрольное растекание прекращается, лишь капли пота стекают по спине. Фиг знает, что со мной происходит, но надо научиться это контролировать. В реале у меня такого не было. Отдышавшись и успокоившись, принимаюсь обратно за работу. Как это ни странно, но после энергетических манипуляций с телом и сознанием, появились свежие силы, а главное – уверенность, что все будет хорошо. Я обретаю второе дыхание.

Первые два гроба из стопы не упали – это в плюс, остальные – в труху. Хм, очевидный минус, но есть еще гробы, а это – точно в плюс. Поразмышляв над произошедшим, решаю выставлять гробы в два ряда для пущей устойчивости, иначе второй «прыжок веры» может оказаться последним. Не знаю, насколько меня хватит, но шансы сгинуть в безвестности увеличиваются с каждым часом. Обезвоживание, голод, усталость в альянсе с холодом сделают свое мрачное дельце. Отбрасывая мрачные мысли, энергично хватаю первый попавшийся гроб и тяну наверх. Решая немного себя развлечь, пою все песни подряд. Хоть какое-то развлечение. А еще хорошая песня придает сил. Каждое движение дается с болью, но работа спорится, втаскиваю гробы все выше и выше. Благодаря предыдущему опыту, не делаю лишних движений, меньше пыли, легче жить. Втиснув эти чертовы ящики в последний ряд, искренне радуюсь, работа закончена. Руки, как у орангутанга, а в коленках дрожь.

Усталость опять берет свое, необходимо полчасика на восстановление сил. Буквально падаю на груду щепы. На ней тепло, хоть и в спину колет, но мышцы расслабляются и отдыхают. Пока валяюсь, в голову гусеницами вползают несносные вездесущие мысли. Если все-таки Вирт реальный – это революция, огромный скачок вперед. Он не просто нарисованный пикселями мир. Бери больше. Это полноценное цифровое измерение, этакий параллельный мир, куда можно заселяться и жить в цифровом теле. Постепенно грезы фантазий, словно волны в океане, да под ласковое дуновение южного ветерка, уносят все дальше и дальше. Так, хватит фантазировать.

Волевым решением, обрываю разбушевавшееся воображение. Вылезу наверх, там и определюсь, что тут реально и на сколько.

–Пора, брат, пора, на штурм боевой высоты! – какая я балаболка.

Бормоча абы что, начинаю восхождение. Не каждый альпинист, что покорял Эверест, имел столько сосредоточенности, как у меня, в этот момент. Тем более удивительно, что вторичный подъем к трубе оказался легким. Вуаля, и я царь горы! Вот выберусь из этого Вирта, пойду в цирк в эквилибристы.

На глаз определяю, что размер трубы достаточен, чтобы в нее смог влезть взрослый человек. Отлично! Шурую в трубе палкой, предусмотрительно взятой с собой. Пусто, улетели мышки-пискушки от огромного и голодного кота.

– Мур-р,– и это правильное решение, а не то съем. Вот и ладушки. Осторожно просовываю сначала голову, затем влезаю весь. Главное – цепляться изо всех сил и не вывалиться из трубы, в дружеские объятья моих мертвяков. Упершись спиной в одну стену трубы, а коленями в другую, шевелю лопатками и змеей ползу помаленьку вверх, помогая коленями. С перерывами, равномерно распределяя силы, ползу, сантиметр за сантиметром двигаюсь к свету, к волюшке.

Примерно до середины трубы дополз на «ура», но дальше каждое движение уже дается потом и кровью. Камень с острыми краями раздирает спину и колени. Раны кровоточат. Меня тревожит мокрота и хлюпающие звуки спины и коленей. При движении вверх начинаю скользить вниз, чуть едва не сорвался. При перестановке коленей одно скользнуло, но еле удержал вторым. Кровь и пот – это главные вредители для скалолаза. Молюсь всем богам подряд, вдруг, кто снизойдет да поможет. Пятно неба все ближе, а сил все меньше.

Внезапно перехватывает дыхание. Воздух, воздух! Куда делся воздух? Почему задыхаюсь? Сердце барабанит, как тот барабанщик на рок концерте, в ушах гулкое эхо бьющей в голову крови. Сами собой затухают чувства и эмоции, мне вдруг становится все равно. Возникает сильное желание расслабить мышцы, забыть эту глупую суету. Плевать – рухну вниз и расшибусь, зато проснусь дома в своей белоснежной, пахнущей свежим постели. Встану, сладко потянусь и пойду на кухню пить ароматный кофе с хрустящими, чуть влажными от сливочного масла тостами. Я так хочу. Но крохой сознания другого я успеваю крикнуть:

– Ползи-и-и-и, болван ленивый, ползи, не сдавайся-я-я!!!

Нас уже разделяли мириады километров и эоны веков. Но эхо я все-таки услышал. А тьма костлявой рукой шарахнула по кумполу да так, словно какой-то злыдень сбросил на меня мешок с песком.

– Холодно-о, ой -ой. Какая х-холод-р-рыга!

От сквозившего ветра у меня прорезался высокий голос. И к чему я проснулся? Знобит не по-детски. Зуб на зуб не попадает, я словно лист бумаги, попавший под вентилятор, до костей пробирает. Продрав глаза, осматриваюсь: вокруг темно, ни черта не видно, а ну как попал негру в попу. Тьфу, шутка дурацкая, вон небо в звездах. Задираю голову и вижу небесный свод, усеянный яркими, такими родными звездочками. Ура! звездный небосвод, а не узкое пятнышко! Я выбрался из этого проклятого склепа! Но радость недолгая – очередной порыв ветра вносит ясность: я бездомный, и мне необходимо укрытие, иначе капец.

Пытаюсь подняться и превратиться в двуногого и прямоходящего. Тело ведет себя так, будто с перепоя, шатает и трясет, но с третьей попытки кое-как встаю. Чувствую себя одной сплошной кровоточащей раной. Хоть и выбрался из склепа, однако выживалка продолжается. Луны нет, а глазам мало света, падающего от звезд. Сделав наугад всего пару шагов, спотыкаюсь и кубарем влетаю в колючки.

– У-у-у, ох, ох, ох. Очень больно. Поразительно, но это факт, этот несносный Вирт превратил меня в мальчика для битья. Эй, Эдя, успевай уворачиваться. Удары виртуальной судьбы щедрой пригоршней сыплются со всех сторон, а вражьей личины нет. Все происходит как бы само собой. Аккуратно вылезаю из куста. Колючка меня взбадривает, встаю на ноги уже уверенней.

– Ничего, ничего, – шепчу себе под нос. – Я выжил, уже на свободе, и это главное. Подумаешь, задница вся в иголках. Фи, мелочи жизни. Живо представляю свою голую задницу в иголках, как у ежа, и мой громкий радостный смех острым мечом разрубает паутину ночи. Но резкий пинок ветра в спину напоминает: расслабляться пока рано. Верчу головой то туда, то сюда. В голове возникает инфопауза в виде сакрального вопроса: «Куда податься бедному и израненному человеку?». Он безответно висит в воздухе, пока очередной порыв ветра не уносит его вдаль.

Темная ночь не отпускает меня из своих цепких лап, скрывая окружающий мир. Где-то ухает, или шелестит, или воет, но все это многообразие скрыто от меня. Смотрю на звезды, смутно вспоминая из Астрономии про Полярную звезду. Да вон она! Глаза отыскивают самую яркую звездочку. Красотка мерцает и игриво подмигивает. Раз подмигиваешь, значит пойду в твою сторону.

Мелкими шажками хромая и пошатываясь, словно зомби в тумане, тащусь во мгле ночной. А главное, надеюсь надеждой обреченного, что там, в дальней дали, меня ждет тепло и уют. Немного расходившись, согреваюсь и перехожу на некое подобие бега трусцой.

Холодный ветер уже не так достает, возможно, потеплело или у меня третье дыхание открылось. Недалеко воют волки, или шакалы, я не шибко разбираюсь, но не хватало еще нос к носу с ними столкнуться. Бегу, спотыкаюсь, все равно бегу, разбивая пальцы ног обо что-то твердое. На ходу ору от боли, забывая, что рядом волки, но выбора нет. Если остановлюсь, точно не выживу. Сознание в панике, так как до сих пор не поймет, где оно, в Вирте или в Реале. Но есть еще порох в пороховнице, рано меня списываете. На бегу размышляю: «И какой садист придумал такой мир, не отличимый от реального. Взглянул бы я ему сейчас в глаза. Да так бы глянул, точно тошно б ему стало. Когда-нибудь обязательно найду этого гада, буду бить и даже, возможно, ногами. Как можно так издеваться над состоятельными людьми, которые за удобства платят и платят, не торгуясь».

–А не ловушка ли это? – спрашиваю сам у себя.

Насущные вопросы всплывают все чаще.

– Вы хотите забрать мои деньги? Будете держать меня в заложниках? Вот вам! – я скручиваю дулю и показываю в небо. Не удержавшись, кричу:

– Выживу, вернусь в реал и разберусь с вами, бандюками.

От ярого запала перехватывает горло. Останавливаюсь, дыхалка ни к черту, бежать и орать тяжело. Отдышавшись, перехожу на шаг. Рядом кто- то шумно пробежал, пересекая мой путь, блеснув на прощанье желтыми глазами. Бр-р.

Опять лезут воспоминания о тех мирах, где был. Большие, с оригинальной архитектурой города. В них дворцы, фонтаны и парки. Еще были огромные темные башни, в которых прописаны длиннобородые колдуны. Э-э-эх! Уютные и гостеприимные таверны, где хмельной эль льется рекой прямо в бездонные глотки орков и хитрожопых бородатых гномов. В огромных дубовых лесах такие родные длинноухие, глазастые эльфы, жарят мясо оленя, братаются и пьют без меры. А после голосят нехитрые, но душевные песни. Утром на коней, в ножны мечи, в чехол луки и – дорогой приключений. А главное, человеку со средствами кругом почет, уважение, лучшая лошадь, любая охрана, хоть те же орки, и что приятно – сговорчивая эльфийка на ночь. И куда от всей этой благодати меня занесло? И главное, зачем? Иду, не зная куда, ищу, не зная, что. Заживо замерзаю, а никому до меня дела нет. Жутко.

Так шажок за шажком, пока душа в воспоминаниях, двигаюсь. А вот и небо побледнело, звезды словно отдалились, поблекли. Рассвет. Ну, наконец-то, хоть что-то хорошее случится со мной в этой жизни.

Вскоре затихает ветер, восходит живительное красноватое солнышко, никогда я еще не был так рад ему. От внутренней радости меня покидают силы, словно фокусник ловко прячет их в черный ящик. Спотыкаюсь, и редкая степная трава принимает мое израненное тело в свои объятья. «Поваляюсь немного. Как же пить хочется», – молнией мелькает искра мысли в моем вымотавшемся мозгу, и я спасительно проваливаюсь в очередное забытье.

Солнечный лучик шпионом проник сквозь закрытые веки, благотворно воздействуя на глазные яблоки, требуя немедленно проснуться.

– Жарковатенько что-то, – распухший язык еле шевелится во рту, сушняк такой, словно месяц пил горькую, «госпожа Обезвоживание» бойко стучит ногами в дверь мою. Пытаюсь поднять голову, кружит. Кто же меня кувалдой треснул? Хм. Солнце на пике, жарит. Чуть привстав, вижу, вокруг, как степь полыхает желто-зелёными красками. Манящие безбрежные горизонты с одной стороны, а с другой неясные очертания гор. И никаких намеков на жилой массив. Ни тебе дворцов, ни башен, сударь. Один сплошной степной парк с дикими животными. Беспомощно валяюсь на мягком зеленом ковре, пялюсь в голубые небеса и, кажется, умираю от обезвоживания. Мне вдруг стало так жалко себя: умирать посреди такой красоты, да средь бела дня. От разыгравшихся чувств из глаз брызнули бриллиантовые слезы. Ай-яй! Ошибочка вышла. Жидкость во мне еще есть. Значит, поживем пока. Внезапная ярость накрывает меня с головой и огненной бомбой взрывается в мозгу. Я, извернувшись, резко вскакиваю, словно тигр перед боем. Из горла вырывается свирепый рык, заставляющий все живое в страхе затаиться. Снова нагреваюсь, а тело, превращаясь в жидкий воск, пытается растечься. О Боги, да что со мной происходит?

Вдруг слышу резкий гортанный вскрик и ржание лошади. Свирепо оборачиваюсь и успеваю увидеть лишь огромные подкованные копыта и черное брюхо, вставшего на дыбы коня. Всадник яростно машет руками и что-то кричит. Резкий свист справа, и дикая боль от перехваченного волосяным арканом горла. Он захватил так же правую руку, которой я инстинктивно пытался прикрыться. Аркан натягивается и срывает меня на землю. Под гулкий топот копыт я безвольным мешком с картошкой волочусь по земле на аркане вслед за конем.

–У-у-у-у, с-суки-и! – злобно хриплю, одновременно задыхаясь. Ну, накипело. Я не унываю, а пытаюсь на ходу освободиться, но петля лишь затягивается туже, от чего в глазах малиновые звезды танцуют буги-вуги. Воздух неравномерными рывками попадает в легкие, сознание мутится. Конь стремительно несется вперед, из-за чего меня мотает из стороны в сторону и бьет о камни, словно огромный великан трет тебя на терке, как морковку. Боль такая, что в очередной бум-бабац в голове ярко вспыхивает спиралька от лампочки и сразу перегорает.

Что я слышу? Скрип телеги? О, да, так и есть. А что за запах вокруг? Ну и вонь. Фу-фу-фу. Открыв глаза, вижу себя лежащим под стопкой вонючих шкур. От шкур так несет, словно меня обнимает добрая сотня скунсов. Я в телеге, и она двигается, скрипучие колеса поют дорожную песенку: «квиик, квиик, квиик». Рукой из-под шкур нащупываю дощатый борт, следом высовываю голову. Жизнь налаживается, меня оставили в живых и заботливо поместили в свой обоз. А главное, судя по толщине стопки, они точно едут в город торговать шкурами. Конец моим мучениям. Я облегченно вздыхаю. И впервые с того момента, как попал в новый Вирт, улыбаюсь. Не вип-карета, конечно, да и пахнет не комильфо, но моему измученному телу тепло и уютно, а это главное. Вот только бы еще водицы испить, а то у меня во рту пустыня Сахара образовалась.

– Пи-ить! – ору во все горло. – Дайте пи-и-ть! –

Что за черт, меня никто не слышит. Пытаюсь привстать, но шкуры, словно бетонная плита, неподъемны. Мне стало страшно, тогда я закричал что есть мочи: «Помоги-ите! Человек от жажды умирае-ет!». Но искалеченное горло издает лишь еле слышные хрипы. Мерно потрясывает и поскрипывает в движении телега, создавая органичный уют путешественнику. И везет она меня, под шкурами лежащего в бессилии, навстречу новым приключениям. Возница, сидя на передке, задумчиво поет заунывную песню из репертуара «Что вижу то и пою». Поет на непонятном мне языке, но по интонациям, и так ясно, о чем песня. Мы в обозе. Несколько всадников на небольших крепко сбитых лошадках с гиканьем носятся вдоль шеренги телег, пока те, скрипя несмазанными колесными осями, двигаются куда-то в глубь бескрайней степи. Несмотря на всю суету вокруг, меня укачивает, и я младенцем сладко засыпаю под монотонную песню возничего.

Просыпаюсь от того, что кто-то за ноги грубо стаскивает меня с телеги. Больно бьюсь головой о жесткую и пыльную землю. Да за что так грубо? Но с грустью понимаю, что я у них не на правах уважаемого гостя.

Еще не успеваю подняться, как сверху на меня падает мягкий куль. Пока продираю глаза, пытаясь рассмотреть, что и как, вокруг никого. Вечереет, одна за другой загораются звезды в уже темном бездонном небе, а на горизонте, такая близкая, выходит в небосвод королева Луна. Подошел мой возница, улыбается широко раскрытым ртом и показывает пальцем на куль, рассказывая что-то на своем языке. До меня как до жирафа, еле дошло, что в руках куль с одеждой. Отлично, прикрою свою наготу.

Поспешно встаю и надеваю сначала грубо сшитые из мешковины штаны, следом серый пыльный халат и подпоясываю себя широким тканевым поясом, а в конце напяливаю на разбитые ступни потертые кожаные сапожки. Хоть не давят, и на том спасибо.

Увидев, что я оделся, возница знаками показывает идти к кострищу в центре полянки, там уже собрались все наши с обоза. Костер по-домашнему трещит, обильно разбрасывая искры от полусырых дров. Котелок, наполненный доверху, сыто булькает лопающимся пузырями, наполняя мои ноздри ароматом вареного мяса, от чего мой желудок в суицидальных попытках пытается выпрыгнуть из меня прямо в котел.

У костра вежливо приветствую всех собравшихся, кто-то сдвигается, давая мне место. Я присаживаюсь на расстеленное желто-черное одеяло и рассматриваю своих спасителей.

Вокруг сероватые от степной пыли, бородатые лица монголоидной расы, одетые в серые и желто-черную полоску чапаны, перетянутые поясами, на ногах шаровары и остроносые ичиги. Белобородый старейшина, чуть хрипловатым голосом о чем-то увлеченно рассказывает, а все внимательно слушают, изредка кивая, но часто невпопад. Чуть посидев, отхожу справить нужду. Невольно наслаждаюсь свободой и звуками ночной степи. Вокруг все загадочно стрекочет, свиристит. Едва не задев макушку, шелестя крыльями, пролетела сова. В полете ухнула в ухо, мгновенно превратив меня в испуганную мышь-полевку. Прогуливаюсь вдоль обоза, и внезапно в паре шагов от меня загораются красным пламенем и тут же тухнут хищные глаза. Пора к костру. Задул знакомый по прошлой ночи прохладный ветерок, уже нестрашный – халат согревает.

Вернувшись, вижу увлеченно чавкающие лица и наполовину пустой котелок. Я, недолго думая, хватаю глубокую деревянную ложку да огромный кус лепешки и немедля зачерпываю из котелка. М-м-м, какая вкуснотища, из меня едва не вырывается урчание голодного кота. Все увлеченно едят пропитанный дымком, мясной бульон с овощами. А на второе лепешка с мясом на костях. Я увлеченно махаю ложкой, планомерно насыщая свой иссохший организм, благо котелок оказался достаточно глубоким и не дал моментально себя опустошить до дна. Когда все насытились, сосед передает мне кожаный мешочек, а в нем кумыс. Кисленький, но вкус не портит. Приложился к горлышку, будто хотел напиться дней на десять вперед, аки верблюд. Кумыс приятным теплом растекся по всему телу, заглушая боль от ран и ушибов. Сыто рыгнув, не имея сил шевелиться, приваливаюсь поближе к костру и под негромкую болтовню моих спутников на непонятной тарабарщине, блаженно засыпаю.

Раннее утро удивляет меня краешком красного, будто вареный рак, солнышка, оно стыдливо крадется своими лучиками к нам в маленький обжитый кусочек пространства, сотканного из людского братства. Жаворонки радостно поют гимн новому дню: «Просыпайтесь, вставайте, вот новый день ворвался к нам, встречайте, встречайте, радуйтесь, радуйтесь и пойте с нами!».

А нежное дыхание теплого ветерка, прикасается к коже, щекоча ее. Мягко стелется зеленым ковром степная трава, шепча нам о вечной любви и покое. Лепота! Я мысленно благодарю создателей, за неотличимую от реального мира иллюзию. Мои спутники деловито и суетливо собираются в путь, я так же по мере своих сил таскаю нехитрую утварь в ближайшую телегу, под одобрительные взгляды моих азиатских друзей. А вот завтрак тут не в моде. Хм, жаль. Закончив со сборами, все расселись по лошадкам, и караван двинулся в путь.

Целый день двигаемся под палящим солнцем неведомо куда. На этот вопрос мне никто не ответит, не понимаю их язык. Лениво лежу в телеге на шкурах, подперев голову руками, и меланхолично наблюдаю, как съедают километры пути копыта наших лошадок. Впереди на самой крупной лошади едет главный белобородый, за ним шеренгой тянуться телеги, в одной из них я. Несколько всадников, вооруженных широкими, кривыми мечами и короткими луками, с грозным видом нарезают круги, зорко высматривая возможных врагов. Они наш дозор! Едим и пьем на ходу, не слезая с лошадей и телег. Я как полноценный член группы получил свою пайку, состоящую из лепешки, куска вяленого мяса и небольшого курдюка, наполненного живительным кумысом. Что ж – неплохо. Я рад, что меня приняли в свою общину эти азиаты. И совсем не свирепые, хоть не далее, как вчера, они меня чуть не задушили, таща на аркане по степи. Но одумались и не сделали мне ничего плохого. День пролетел в бездумном созерцании местных нехитрых красот, впрочем, меня пока все устраивает. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, ну или бежать, как позапрошлой ночью.

А вот и вечереет. Царь-Солнце на своей золотой колеснице промчался по небесному пути, и немного притормозил. Как бы предупреждая, что скоро вечер. Наш главный, внимательно вглядываясь вдаль, дает команду увеличить скорость. Жалобно заскрипели плохо смазанные оси колес, недовольно фыркнула наша лошадка. Устала, моя хорошая. Жалко ее, и мои ноги затекли сиднем сидеть, но пешком идти все равно не хочется. Прошел час, и под радостные крики попутчиков вижу вдали остроконечные верхушки шатров и разноцветные купола юрт, змеящийся дым от очагов и множества костров, уходящий высоко в небеса. Мои азиаты оживились, заулыбались, жестикулируя и гомоня, подстегивают своих коняшек. Мы дома.