Тайна Гуччи. Правда, которая ждала своего часа

Я чувствовала, что ты волнуешься и не знаешь, куда себя деть. Ты в спальне, я в гостиной. Мы шпионили друг за другом, не веря в происходящее, взволнованные хрупкостью этого момента. Кожу покалывало от смущения. Я переодевалась, чтобы выйти на улицу, не в силах сосредоточиться на выборе одежды, и думала: как странно, нелепо, нереально то, что мы никогда не жили вместе. Ты не представляешь, какое впечатление произвели на меня твои ноги: я никогда не видела их вот так, голыми, свободно разгуливающими по дому. Конечно, все это глупости маленькой девочки, но, если задуматься, именно из таких мелочей, из этих подсознательных образов и состоит повседневное сосуществование. Красивые обеды, потрясающие ужины: и я говорю не о пышности, меня это не интересовало. Я даже не помню, где мы ели. Но помню атмосферу, близость, бабочки, которые летали у меня в животе. Счастье. А потом апофеоз Лувра. Мы понимали, что пары дней не хватит, чтобы осмотреть его сверху донизу, но, по крайней мере, достигли цели. Вот мы перед Амуром и Психеей Кановы, оба потеряли дар речи, окаменевшие от красоты этой скульптуры, ослепленные белым мрамором объятий, таких нежных и чувственных. Мы ушли много часов спустя, нагруженные книгами: ты взял все, на что я положила глаз.

А карты? Помнишь игральные карты? Однажды вечером, после ужина, в номере отеля нам захотелось поиграть. Карты были одним из наших развлечений. Я подкинула эту идею, скорее, чтобы посмотреть, как ты отреагируешь: пойдем, найдем их? Вызов принят. В том ночном Париже, который был страшно загадочным для меня, поиски привели нас в переходы метро к одному из тех киосков, в котором продавали все, включая карты.

В самолете обратно в Милан, я смотрела в иллюминатор и подводила итоги, пока ты читал газеты. Я думала: как же здорово провести выходные с папой. Это были последние наши выходные вместе.

2

Паола Франки, волк в овечьей шкуре и трясина жадности

Дорогой папа,

нам нужно еще немного поговорить о том дне: 27 марта 1995 года. Твоя смерть стала страшным ударом не только для нас, твоей семьи и самых близких друзей, – она потрясла весь мир. Такой жестокий конец невозможно было представить: этот эпилог был не только преждевременным – он будто вообще не имел к тебе никакого отношения. Это можно было объяснить лишь трагической ошибкой: кто-то просто перепутал. Конечно, ты был известным человеком, но ты также был добрым, жизнерадостным здоровяком, который любил жизнь (тебе было 47, чуть больше, чем моему мужу сейчас). Ты был предпринимателем с суматошной жизнью, но открытым и без врагов. Это было хорошее время: развод уже позади, а продажа доли акций семейного бизнеса позволила тебе наконец-то заняться тем, что тебе было близко, во что ты верил, во что ты вкладывал душу. Но…

Милан чувствовал, что ему нанесли удар в одном из самых изысканных и тихих мест: виа Палестро, в двух шагах Дуомо, на другой стороне улицы – только что пробудившиеся весной сады Порта-Венеция (спустя несколько лет их назовут именем Индро Монтанелли), Музей естественной истории и Планетарий, виднеющийся за воротами.

На виа Палестро, 20, находился твой офис. Когда ты был в Милане, то всегда ходил до него пешком, выходя из квартиры на корсо Венеция, 38. В таких случаях обычно говорят: «Это было ничем не примечательное утро». Прошло немало времени, прежде чем я решилась взять в руки газеты и выдержать все, что там написано. Когда это случилось, я с удивлением поняла, что эти вырезки до сих пор причиняют мне боль: яд тех часов все еще бродит во мне.

У меня перед глазами страница газеты. Она датирована двумя днями после убийства. В ней приводится свидетельство швейцара на виа Палестро, синьора Джузеппе Онорато: «Возле кровати бутылка с капельницей, одеяла натянуты до подбородка, выдержка железная». Швейцар рассказывает с больничной койки госпиталя Фатебенефрателли, где его днем и ночью охраняет карабинер в штатском. «Любой, кто решил убить такого известного человека, как Маурицио Гуччи, вполне может прийти сюда и заставить замолчать неудобного очевидца. Первые шаги следователей зависят от памяти главного свидетеля».

Как бывший сержант, он запомнил каждую деталь. «Я занимался уборкой листвы. Было, кажется, около 8:30. Дверь еще не была открыта. Я увидел, как по лестнице поднимается доктор Гуччи. За ним вошел человек и выстрелил. Он приехал на зеленой машине, возможно, [Renault] Clio, с сообщником за рулем. Автомобиль был припаркован перед зданием. В 8 часов утра убийца уже был на месте».

Киллер выстрелил дважды, не сказав ни слова. Выстрелил даже в швейцара. Онорато, которого ранили в руку, описал его так: «Около 45 лет, рост примерно 170 см, короткие черные волосы, смуглая или, возможно, загорелая кожа. Круглые глаза, высокий лоб и маленькие уши. Крепкий парень в куртке бежевого цвета, светлом джемпере и темных брюках. У него был автоматический пистолет с большим глушителем». 32-го калибра, как мы узнаем позже.

Рядом с этой статьей еще одна с трагикомическим названием «Война вдов. Паола уже съехала с квартиры на корсо Венеция». Папа, ты тоже чувствуешь нездоровый и издевательский цинизм, который породил эти слова? А фривольный тон, призванный разукрасить произошедшее элементами мыльной оперы? После убийства прошло всего несколько часов, а структура повествования на последующие десятилетия была уже очерчена. «Война вдов»: твоя бывшая жена и женщина, с которой вы какое-то время были в отношениях.

Говорят, дьявол кроется в деталях. Возьмем слово «вдова»: если обратиться к словарю, это женщина, у которой умер муж. Если умирает бывший муж, он не оставляет вдову – он оставляет бывшую жену. Невеста, переживающая смерть жениха, – это несчастная женщина, а не вдова. Но это все смысловые мелочи, которые затмевают собой обретающую форму мелодраму с ее шаблонами и клише. Вот богатый бизнесмен с беспорядочными связями, вот загадочное преступление в мире элиты, вот «она», «другая», «бывшие», уже воюющие за то, чтобы завладеть тем, что осталось от «него». Сработал морализаторский прием, подтверждающий худшие предрассудки, это можно прочесть между строк: пространство, в котором произошло преступление, полно шика и лоска, но напрочь лишено человечности. «Труп востребованного мужчины только что поступил в морг» (цитата из статьи), и трагедию уже обратили в шутку.

На фото, иллюстрирующем вторую статью и эмоционально усиливающем новость, изображена Паола Франки. «Другая женщина», в слезах, на месте убийства, куда она прибежала, как объяснит позже, чтобы узнать новости о тебе. Подруга напугала ее, сообщив об аномальном скоплении народа у дома № 20. Твоя невеста, женщина, с которой ты прожил всего несколько месяцев в квартире на корсо Венеция, дом, который журналисты описали в деталях: «роскошная обстановка, изысканно собранная Гуччи, как пазл по кусочкам, восхитительная коллекция сине-белой керамики из Древнего Китая, старинный бильярд, паркет, специально заказанный в Санкт-Петербурге…» – Паола увековечена в этом образе. В нескольких шагах от места «казни», немного в стороне, но в пределах досягаемости фотографов, она прячет свои слезы под солнцезащитными очками, пока ее обнимает близкий друг. Образ сопутствующей жертвы, второй после главной – тебя. Образ или изображение женщины, чья жизнь резко потеряла смысл после смерти партнера. Символ сожительницы без правовой защиты, брошенной на произвол судьбы. Объект обиды бывшей жены…

Стереотипы, клише, но коллективное воображение всегда было без ума от этого мусора. Ему нужна женщина, которая противостояла бы другой женщине. Добро (блондинка, новая любовь) и зло (брюнетка, бывшая). Белое и черное. Нелегко говорить тебе об этом, касаться этой стороны твоей личной жизни. Но я должна это сделать. Сегодня я зрелая женщина, и знаю, что одни отношения могут кончиться, а другие – завязаться и стать только сильнее. Жизнь непредсказуема. Ваш развод, если говорить о причинах сердечных (столь важных для тебя и для меня), касался только вас двоих. Я не говорю, что не страдала из-за этого в детстве. Но потом я поняла, что не имею права осуждать тебя (тем более выносить приговоры) за то, что ты разворошил семейное гнездо. Мы можем примерить на себя роли жены, мужа, родителя, но под ними мы голые, просто обычные смертные люди. Понять всегда лучше, чем осудить. В общем, я бы тоже приняла «других женщин». Когда я произношу резкие слова о Паоле Франки, во мне говорит не обида уязвленной дочери, а рассудительность женщины и матери.

В тот проклятый день, 27 марта 1995 года, ужас и абсурд боролись за то, кто окажется в центре внимания. Первый, ужас, уже забрал тебя и разверз бездну перед моими глазами. Второй, абсурд, проявлялся в два этапа.

Первое проявление случилось через несколько часов после убийства и возникло у дверей квартиры на корсо Венеция. Именно этот момент попадет в новости, адаптированный специально под скандальный формат «войны между бывшими» как «выселение сожителя». На самом же деле синьора Франки спокойно покинет это помещение 17 июля, спустя почти четыре месяца, и вернется в свою квартиру на виа Виттор Пизани, где она периодически оставалась и во время совместного с тобой проживания.

Алессандра была в отчаянии, как и я. Из всех непреложных фактов, которые у нас были до недавнего времени (впрочем, все они были хрупкими, ведь мы типичные дочери разведенных и конфликтующих родителей), остался только один: мы больше никогда тебя не увидим. В квартире в Галерее Пассарелла не было ничего твоего: ты жил в другом месте. Твои вещи, те, что дети тоже считают немного своими, были в Санкт-Морице или на корсо Венеция.

Алессандра и адвокат Пьерджузеппе Пароди вышли и направились к корсо Венеция.

Моя мать осталась дома, лишь попросив Пароди сопровождать сестру. Мы не знаем, думала ли она о том, чтобы свести счеты с соперницей. Но то, что она не поехала с дочерью, – факт. Как и то, что из гордости она никогда не постучала бы в дверь сожительницы бывшего мужа. Третий, и последний, факт – она знала, что, как бывшая жена, не имеет права выгнать Франки из дома, ни тогда, ни потом. Но мы не знаем, какие мысли роились в ее голове. Я уверена, что Алессандра думала только том, чтобы «вернуть» тебя: иметь что-то твое, что-то, что напоминало бы о тебе, что-то, что пахло бы тобой, твоим парфюмом, что-то, что могло бы заменить тебя – иногда человек просит невозможного – и привязать к себе в тот момент навсегда.

На корсо Венеция их приняла незнакомая женщина: Франки так и не появилась. Желание Алессандры смутило ее. Незнакомка огляделась и на подлокотнике кресла в холле заметила твой белый джемпер.

Твои шкафы ломились от рубашек и нарядов. Коллекции часов (твои любимые – прямоугольные с двумя маленькими циферблатами) и булавок для галстуков. Десятки пар очков. Все исчезло. Пусть расчетливые умы думают о продажной стоимости этих «ценностей»: они правы, но они должны обращаться не к нам. Вещь – ничто и в то же время все: это след, свидетельство, доказательство существования. Сегодня мне было бы приятно, если бы один из твоих шарфов обнял меня. Было бы приятно увидеть твое любимое пальто на плечах моего мужа. Обнаружить твои галстуки рядом с улыбкой моего сына, когда он станет достаточно взрослым, чтобы оценить их. Вновь стать той девочкой, которая играла с тобой в футбол, заботливо складывая твою футболку. Думать о тебе каждый раз, проверяя время, и видеть твое запястье.

Кроме джемпера от тебя мало что осталось. Среди найденных вещей был кожаный портфель Gucci, с которым ты обычно ходил в офис. В то утро он тоже был с тобой. Его сначала забрала полиция, а затем сохранил человек, который очень любил тебя, и поэтому спас от варваров. Фабио Франкини Бауманн, твой адвокат, твой самый близкий друг, передаст его мне много лет спустя со словами: «Теперь ты готова открыть его».

Даже сегодня, когда смотрю на портфель, меня охватывает дрожь. Это словно вспышка: я вижу всё, собранное в один кадр. Всё. Я стою у окна в то утро, в пузыре боли и неверия. Семейный переполох за дверью моей комнаты. Сообщения в новостях. Обрывки наших встреч, словно снимки, которые взрываются и разлетаются по комнате. Но прежде всего твоя фотография, твое безжизненное тело, лежащее в холле здания на виа Палестро… «на одной руке покоится голова, а другая рука сложена под телом, будто ты спишь»5. Эта проклятая фотография, которую газеты, не стесняясь, публиковали тысячи раз – черно-белую и цветную, всех размеров, – и которую продолжают легкомысленно публиковать до сих пор. Как снимок, сделанный на съемках фильма. Она останется самым уродливым шрамом, выжженным в сознании 14-летней девочки, которой я тогда была, и остается до сих пор в голове женщины, которой я стала.

Это портфель безупречной работы, продуманный до мелочей, сделанный на века. Таких больше не делают. Он был для тебя, словно сумочка для женщины: придатком души, самым сокровенным домашним ящиком, тайным архивом. Смотри, твои инициалы рядом с ручкой: М. Г. Давай поиграем в игру – вытащим все, даже если будет больно. Кожаный блокнот Pineider, в который ты записывал любые мысли, кожаный ежедневник Gucci, ручки, диктофон… Сколько времени прошло, сегодня этими диктофонами почти никто не пользуется. Есть смартфоны – как бы тебе понравились современные технологии. В отдельных карманах лежат запасные очки и солнцезащитные. Все, как ты оставил, за исключением конверта – он появился позже. Внутри него кое-что другое, собранное рядом с твоим телом в тот день. Эти темные пятна, видишь их? Они твердые и сухие. Их тоже раньше не было. Это кровь: твоя кровь. Но давай на этом закончим, ладно? Потому что видения не заканчиваются. Последняя сцена, которая связана с портфелем, всегда одна и та же, и в ней есть своя радость. Я вижу себя ребенком в твоем домашнем кабинете в Санкт-Морице, нашем раю. Ты работаешь, портфель рядом, а я с тобой, локоть к локтю, рисую на листе бумаги то, что в моей голове должно стать Gucci. Мы оба сосредоточены, но при этом чувствуем друг друга: ты изредка заглядываешь в мои «проекты» и улыбаешься мне. У тебя красивая, светлая улыбка, и я до сих пор чувствую отголоски того спокойного, абсолютного счастья. Потом все исчезает, и я возвращаюсь в реальность.

Вскоре после этого случилось второе проявление абсурда. Предоставив газетным архивам образ безутешной женщины, Франки нашла в себе силы организовать вынос мебели и других предметов из квартиры на корсо Венеция. Как бы немыслимо это ни звучало, но именно так и произошло: в тот самый день, когда тебя убили, твой дом вычистили. Около тысячи квадратных метров жилой площади расчистили с рвением и мощью тяжелой техники, что не осталось незамеченным в центре Милана. Как следует из описания на следующее утро, из квартиры было вывезено то, что считалось «наследственным имуществом». Предупрежденная о юридических последствиях такого безрассудного маневра, Франки вынуждена была смириться и вернуть почти все на свои места.

Когда зимой 95-го по решению матери мы вступили во владение квартирой на корсо Венеция, то сразу же увидели пробелы в обстановке. Наши адвокаты указали на это Франки, которая ответила, что ничего об этом не знает. Позже выяснится, что некоторые вещи – чаши, статуэтки, предметы мебели, – заняли свое место в ее квартире на виа Витторе Пизани. Об этом свидетельствовал фоторепортаж, появившийся в одном из журналов. Еще больше предметов появится во время телевизионного интервью.

Синьора Адриана Натали работала поваром в твоей квартире. Это разоблачительное заявление написано ее собственной рукой 22 мая 1995 года:

В день смерти доктора Гуччи синьора Паола Франки, что жила с ним в последнее время, вернулась домой, вызвала своих родителей и вместе с ними во второй половине дня организовала вывоз и вынос практически всего движимого имущества, находившегося в квартире. Перевоз осуществлялся в течение вечера и ночи, поэтому к утру 28 марта квартира была практически пуста. Позже синьору Франки предупредили о серьезных последствиях, которые ей грозили за вывоз не принадлежащего ей имущества. Тогда, во второй половине дня 28 марта, вместе с родителями они договорились о возвращении мебели, что и сделали в тот же вечер. Затем адвокат Пароди пришел в квартиру вместе с судьей для составления описи, не включающую лишь кухонную утварь. В последующие дни синьора Франки, опять же с помощью родителей, вывезла наиболее ценные вещи, такие как хрустальная посуда и изысканная керамика.

В те дни семья Франки была очень деятельной. Разобравшись с квартирой на корсо Венеция, они отправились в наш дом в Санкт-Мориц. Они должны были опередить швейцарские власти, которые могли в любой момент опечатать его. Кто-то заметил, как мать и дочь надевают на себя кашемир, вещь за вещью, дабы облегчить «процесс».

Дорогой папа, прошло много лет с тех пор, как появились те факты, о которых я рассказываю тебе: документально подтвержденные факты, а не домыслы или сплетни. Я бы соврала, если бы сказала, что ваши отношения с Франки были абсолютно не важны для нас, хотя бы потому, что они влияли на наши отношения.

Тогда я еще любила Санкт-Мориц, но по решению, принятому тобой и нашей матерью, я училась в Италии. Как и моя сестра. Вы хотели, чтобы мы не потеряли ощущение наших корней. Мое стандартное расписание на неделю: пять дней в Милане и выходные в Санкт-Морице. Ты колесил по свету в деловых поездках. Пересечься с тобой было нелегко, но хотя бы раз в месяц мы обедали или ужинали вместе. Отношения с Франки добавили новые переменные в твой и без того сложнейший график. Не считая того, что не все шло гладко. Однажды Алессандра, приехав в Санкт-Мориц чтобы побыть с тобой, была вынуждена провести ночь в отеле, потому что Франки не выносила присутствия нашей собаки – кокер-спаниеля, которого ты нам подарил. Еще со времен дедушки Родольфо эти собаки считаются частью нашей семьи. Несколько поколений кокер-спаниелей – маленькие, дружелюбные, энергичные. И на этот раз тебе пришлось смириться с ее капризом.

Принять твою спутницу было бы непростой задачей – это знает каждый, кто прошел через подобное, и дети, и родители. Но я уверена, что вместе мы бы справились. Прошли бы весь путь, нашли бы необходимые компромиссы, чтобы уберечь друг друга от боли и насладиться лучшими моментами в полной мере. Именно так поступают любящие друг друга люди, а мы друг друга любили.

Но этот путь был сметен лавиной, и мы остались посреди развалин. Нескончаемая серия подлостей, совершаемых Франки. Ее жажда денег, которые она вымогала из нас любыми способами, возможно, породила бесконечные судебную и медийную травлю.

Ох уж эта беззащитная жертва… Давайте покончим с этой наивной картинкой раз и навсегда. Когда вы сошлись, Франки, бывшая модель, ставшая дизайнером интерьеров, уже имела за плечами два золотых брака. Оба с двумя ключевыми бизнесменами Милана. Первый – в 1974 году с Джампьеро Джельмини, владельцем текстильной компании Vestor, второй – в 1983 году с Джорджио Коломбо, «королем меди». Во втором браке родился их единственный сын Чарли. Он покончил жизнь самоубийством в возрасте 16 лет, через пять лет после твоего убийства.

Франки рассказала, что познакомилась с тобой еще девчонкой в Санта-Маргерита-Лигуре и случайно встретила тебя снова на вашей с мамой свадьбе в 73-м году. Потом потеряла тебя из виду на долгие годы и вновь нашла в 90-м в Санкт-Морице, когда ваш второй брак переживал кризис, а ты уже несколько лет как разошелся с мамой, пусть и неофициально. Она рассказывала о зимах в Швейцарии, о лете на Creole, нашей яхте, о путешествиях во все уголки мира. Франки рассказала и о поисках дома в Милане: так прошло четыре года, согласно ее рассказам. Но это ее версия – свою, к сожалению, ты уже не расскажешь.

Планировал ли ты снова создать семью? Думал ли о новом браке? Все может быть, но нам и остальным ты говорил, что у тебя есть («есть» в настоящем, а не в прошедшем времени) только одна семья. Это очень важный момент. Вы с мамой сначала разошлись, а потом развелись, но семья – и в твоей голове, и в твоем сердце – не распалась вместе с расторжением брачных уз. Вне всяких бюрократических и юридических формальностей семья осталась. Мы с Алессандрой по-прежнему были – и всегда будем – связаны с тобой неразрывными узами, кровными и тем, что мы вместе пережили. Странная, непостоянная, измученная, но настоящая семья. Новые отношения, сожительство – да, конечно, это было. Как говорил поэт Жак Брель, «нужно было как-то жить, и чтобы тело ликовало». Но другая семья – это нонсенс.

Как еще объяснить «Соглашение о сожительстве», которое ты составил вместе со своим адвокатом Фабио Франкини Бауманном, чтобы расставить все точки над «i» между тобой и Паолой Франки? Это соглашение, оставшееся неподписанным из-за преступления, но хранящееся у Франкини Бауманна, недвусмысленно.

Привожу его здесь полностью.

СОГЛАШЕНИЕ О СОЖИТЕЛЬСТВЕ между доктором Маурицио Гуччи и синьорой Паолой Франки

Стороны пришли к обоюдному согласию жить вместе в долгосрочной перспективе. Условия своего фактического союза они намерены урегулировать следующим образом.

Ст. 1 – Общее жилище

В качестве своего общего жилища стороны выбирают недвижимость, расположенную по адресу: Виа… и принадлежащую только д-ру Маурицио Гуччи, как и вся мебель и предметы интерьера, находящиеся в ней.

Ст. 2 – Распределение расходов

Д-р Гуччи берет исключительно на себя все расходы, связанные со зданием, которое указано в ст. 1.

В частности, д-р Гуччи возьмет на себя все расходы за техническое обслуживание и ремонт, будет нести единоличную ответственность по всем обязательствам, вытекающим из контрактов на поставку газа и электроэнергии, телефонных счетов и расходов на домашний персонал, а также по всем налогам и сборам, относящимся к вышеупомянутому имуществу.

Кроме того, д-р Гуччи берет на себя все обычные расходы, связанные с повседневным содержанием дома.

Ст. 3 – Управление и распоряжение имуществом

Каждая сторона сохранит за собой исключительное право собственности, управления и свободного распоряжения всем своим движимым и недвижимым имуществом.

Ст. 4 – Движимое имущество и вещи личного пользования

В недвижимости, которую стороны выбрали в качестве совместного места проживания, уже имеется движимое имущество и личные вещи, принадлежащие исключительно д-ру Маурицио Гуччи.

Синьора Паола Франки, в свою очередь, вносит в общее жилище другое движимое имущество и личные вещи, принадлежащие исключительно ей.

К настоящему соглашению прилагаются два списка (которые могут обновляться) наиболее важных движимых и личных вещей, принадлежащих исключительно каждой из сторон.

Ст. 5 – Покупки, сделанные во время совместного проживания

Товары, приобретенные во время совместного проживания, – за исключением совместной собственности в любой форме, – считаются исключительной собственностью д-ра Маурицио Гуччи, сохраняя за синьорой Паолой Франки возможность заявить о своем праве собственности в отношении отдельных объектов.

Ст. 6 – Денежные выплаты, подарки и другие блага

Любая выплата, при условии, что она не является случайной или эпизодической, которую синьора Паола Франки могла бы принять от д-ра Маурицио Гуччи, рассматривается как имущественное присвоение, осуществляемое в качестве естественного обязательства. Как таковая, она не может служить источником возникновения каких-либо обязательств для д-ра Маурицио Гуччи и каких-либо прав для синьоры Паолы Франки.

Подарки, которыми стороны обменялись во время совместного проживания, подлежат возврату в случае разрыва отношений, если только в отношении какого-либо из активов не будет прямо выражена воля об обратном.

Возможность пользования синьорой Паолой Франки любыми благами в период совместного проживания с д-ром Маурицио Гуччи – автомобилями, летней и зимней резиденциями, расположенными в туристических местах, или другим жильем, прогулочными катерами и т. д., – будет немедленно прекращена после завершения сожительства. При этом синьора Паола Франки не будет претендовать на дальнейшее пользование этими благами.

Ст. 7 – Использование имени

За исключением специального разрешения приобретение товаров синьорой Паолой Франки, а также все сделки и декларации, связанные с выплатой денег или принятием на себя обязательств любого рода, должны осуществляться синьорой Паолой Франки исключительно от своего имени и под свою личную ответственность.

При отсутствии специального распоряжения возможное использование имени д-ра Маурицио Гуччи и заявление о том, что она действовала от его имени, не влечет за собой для д-ра Маурицио Гуччи принятия на себя каких-либо обязательств, в результате чего синьора Паола Франки будет нести прямую и единоличную ответственность своим собственным имуществом.