Ангел для Нерона. Дочь зари

Конечно, орден это не все христиане, а только какие-то избранные из них. Михаил не метил всех, кого попало. Только редкостных людей, отвечающих его жестким требованиям.

Не так давно Акте сама начала отмечать людей. Ставить свои метки на живом теле из плоти и крови, и таким образом полностью порабощать человека, было куда приятнее, чем иметь простых рабов, каких имеют все знатные римляне. Помеченные люди обязаны были подчиняться ей, забыв о собственной воле. Если бы она посреди ночи парила над пропастью и призывала их туда, то они обязаны были проснуться и пойти на смерть, туда, куда зовет госпожа. Если она прикажет им войти в огонь, отсечь себе руку, выколоть глаза, убить собственных родных, то они, не задумываясь, это совершат. Только в отличие от Михаила она не злоупотребляла своей властью. Зачем? У нее хватало сверхъестественных слуг, которые могли сделать все что угодно без ущерба для себя. У людей хрупкие тела. Таких слуг для сложных заданий не применишь. Никто из них не проникнет ни в жерло вулкана, ни в толщу воды, ни в недра земли, при этом не погубив себя. Акте проявляла к ним снисхождение. Пока они не будут ей нужны, она их не призовет. Но грянь война, в которой люди станут ей нужны, и тогда она сожмет руку в кулак, призывая всех отмеченных ею, и они слепо придут на зов. Их глаза не будут видеть ничего, кроме ее воли. И они пойдут на смерть ради нее.

Акте наклонилась, чтобы поставить свою метку и на спящем Домиции. Пусть присоединиться к ее пока дремлющему и не призванному легиону помеченных. Нужно сделать это сейчас, пока она не передумала, и пока он не проснулся. Ей надо лишь прочертить линии когтями на его лбу, а потом дохнуть на них огнем. А может, стоит воспользоваться той меткой, которая уже есть на его груди и прожечь своим огнем ее? Но ведь это метка чужая. Акте все-таки решила поставить отметину ему на лбу, но так, что б ее никто не увидел. Ей нужен был только миг… и тут она скорее ощутила, чем услышала голос Нерона, зовущий ее. Что-то стряслось.

Рифмы смерти

Тело персидского мага лежало раздавленным в кругу из статуй. Нерон сидел рядом, тупо глядя на труп. Его роскошные черные кудри разметались по постаменту, к которому он прислонил голову. Статуи его не трогали. Пока! Но он не чувствовал себя в безопасности. Судя по всему, даже львы, метавшиеся рядом, стали нравиться ему куда больше, чем изваяния, которыми еще недавно он восхищался.

Акте пнула ногой труп, переворачивая его на спину. Ему целиком содрали кожу с лица, так, что теперь было не узнать, кем был этот человек. Только цветастые одежды мага намекали, что он принадлежал к числу предсказателей, некогда приглашенных Нероном из Персии.

– Я думала, ты давно отослал их всех назад.

– Так оно и было. Я не знаю, как он проник сюда.

– Он пришел на зов статуй, – Акте всмотрелась в неподвижные лица тринадцати мраморных фигур, сомкнувшихся вокруг трупа тесным кругом. Когда она уходила пару часов назад, они стояли здесь же, но совсем в других позах. Сейчас образовавшийся круг все более сужался вокруг мертвого, будто они хотели и вовсе его растоптать. – Он пытался завязать им глаза.

Обрывки зеленого шелкового шарфа все еще висели на шее одной из скульптур. Ткань соскальзывала все дальше вниз, как змея. Еще немного, и она обовьется вокруг ног покойного.

– Похоже, он кое-что знал о таких созданиях, как я, – вдумчиво заключила Акте. – Но не знал, чего нельзя делать. Или по наивности решил, что содеянное не будет стоить ему жизни.

– Я приглашал его и целую орду других персидских магов, чтобы они избавили меня своими наговорами от ночных кошмаров, – Нерон все еще сидел на полу, даже не думая подняться. Его взгляд был задумчивым. – Это было незадолго до того, как во дворце появилась ты. С тех пор они мне стали не нужны.

– А кошмары? Ты до сих пор не жаловался на дурные сны.

– Их и не было, с той ночи, как ты пришла.

– Может потому что сама реальность с тех пор стала кошмарной, – Акте окинула взглядом ряд кровожадных скульптур. – Сны это уже лишнее.

– Реальность всегда была кошмарной, – он снова заговорил так, как подобает императору, серьезно и вдумчиво. – Миру не нужна аура волшебства, чтобы продемонстрировать истинные кошмары. Твоя жуть даже красива, – он кивнул на мраморный ряд. – А вот действительность отвратительна. Я с детства с ней столкнулся. И вовсе не в бедных районах. Порой весьма уважаемые люди способны сцепиться за власть так, что не останется ничего, кроме кровавых ошметков.

– Я знаю, – Акте поманила к трупу одного льва, затем остальных, пусть едят, раз уж мясо не ядовито. Хоть мертвый и был магом, а это не делало его непригодным в пищу для зверей. – Можешь не рассказывать мне о матери, сосланной в ссылку за заговор, о ее казненном любовнике, об отце, который тебя не любил. О жене дяди, которая подсылала к тебе убийц, потому что видела в тебе конкуренцию для собственного сына. О вынужденном браке ради права на наследование власти, о казнях, об интригах, об отравлениях, о юношах, которых заставили покончить с собой, чтобы очистить дорогу для тебя. Вернее, для матери, которая будет править за тебя. И о том, что теперь ее больше нет в живых. Это и так знают все в Риме. А я знаю чуть больше, чем другие. Я существовала тогда, когда еще не родился ты, и много чего успела повидать.

– И увиденное доставило тебе удовольствие? – осведомился Нерон с легким сарказмом.

Акте лишь холодно пожала плечами.

– Как ты сам сказал, человеческий мир это кошмар, в котором нет волшебства. Есть только интриги людей, их хитрость, желание погубить друг друга ради хотя бы небольшой выгоды, казни, яды, мясорубка. У бедных людей кошмар – это смерть от болезней и медленного разложения. Люди стареют и разлаются с тех пор, как достигли зрелости. Чтобы сохранить себя, они плодятся, но с их плодами происходит все то же самое. Обновления в мире нет, есть только продолжения уже начатого тления. На это скорбно смотреть.

– Таков взгляд с небес? – в его синих глазах блеснул неподдельный интерес.

– Да! – Акте подождала, пока от мага останутся одни обглоданные кости и клочки одежд. Теперь нужно было убрать и эти останки. Она провела по костям кончиками ногтей, под которыми прятались искры. От ее легкого касания кости и тряпье вспыхнули всего на миг, обращаясь в горстку пепла.

– Вот и все! Взгляд с небес бывает молниеносным и жестоким. Это все, что тебя тревожило? – она кивнула на то место, где еще недавно лежал труп со срезанным лицом. Одна вещь все-таки не сгорела. Акте наклонилась и подняла ее. Подвеска в форме полумесяца. Только по ней теперь и можно было установить его личность.

– Я помню это украшения, – оживился Нерон. – Его носил главный из магов.

– У них еще был главный, – Акте повертела в руках бесполезный амулет. – Обычные шарлатаны. Кто-то научил их нескольким легко осваиваемым фокусам, чтобы они могли задурить людям головы, но на этом их способности иссякали.

– Верно, они принесли курительные дымы, благовония, кальяны, прочли пару заклинаний, но от этого ночные кошмары не прекратились.

Акте вложила серебряный полумесяц в простертую руку одной из статуй, в ней он и исчез. Что бы она ни говорила, но маг оказался не глуп. Он обнаружил, что статуи могут его видеть и даже следят за ним, поэтому он попытался завязать им глаза. Естественно, они восприняли это, как оскорбление. Ему не хватило сил, чтобы противостоять им. В воздухе еще витали, как ядовитые пары, недавно произнесенные им мантры и заклинания. Ничто из слов, по его мнению, обладавших чудесной силой, ему не помогло. Акте легко дунула на его пепел, чтобы разметать его по ветру. Одного ее дыхания было достаточно, чтобы поднять огненную бурю или снести крышу дворца, но она обычно никогда не злоупотребляла собственной силой.

– Ты велел проследить, уехали ли другие маги или они тоже могли остаться где-то в Риме?

Нерон только пожал плечами. Его это не волновало. А вот Акте слышала, как ночь зовет ее множеством разнообразных голосов. В ночном Риме много чего творилось. Там были те, за кем стоило понаблюдать, были и те, кого следовало немедленно убить, а еще витали любопытные духи, подобные джинам. Наверное, их и занесло маленькое персидское сообщество колдунов, призванное императором, чтобы избавиться больше от мучившей его совести, чем от ночных кошмаров. Акте ощущала это.

– Сегодня ночью мне впервые за долгое время снова приснился жуткий сон, – синие глаза императора Рима уставились куда-то в пустоту. – Мне снились Палатинские холмы и оргии, которые устраивал мой дядя.

– Ты про Калигулу и его сестер. Лихие были времена, но ты ведь этого не видел. Даже Агрипина не привела бы своего ребенка посмотреть на то, как развлекается по ночам, – она случайно назвала покойную мать Нерона по имена. Император не прореагировал на это никак. Какой-то сон волновал его куда больше, чем действительность.

– Во сне все было так реально. Разнузданный пир шел своим чередом. Были факелы, ночь, много алых тканей и там была ты, крылатая, с отсеченной головой в руках.

Нерон выжидающе посмотрел на нее.

– И что с того? – Акте помнила те времена, но они ее не впечатлили. Безумный правитель предавался разврату в компании собственных сестер. Одна из них умерла, две другие устроили заговор и были разоблачены. Сестер сослали, их помощника казнили. Спустя какое-то время Калигула умер и его место на троне занял более спокойный дядя Нерона по имени Клавдий. Ему пришло в голову вернуть из ссылки опальных сестер Агриппину и Юлию Ливиллу. Агриппина сделала все, чтобы наследником трона стал ее сын вместо родного сына самого Клавдия. Сложными путями, но ей это удалось, и какое-то время фактически она правила за Нерона сама. Но в чем-то она перегнула палку и теперь ее труп с пронзенным чревом гнил в скромной гробнице в Мизенах. Акте залетала туда как-то раз. Ей интересно было взглянуть на тело женщины, которая родила такого необычно человека, как нынешний император Римской Империи. Вокруг ее останков собирались могильные духи. Какие-то из них жадно поглощали труп. Акте посмотрела на их молчаливый пир и ушла.

За ней вслед неслись могильные голоса, повторявшие то пророчество, которая услышала ныне мертвая женщина о своем сыне. Что ж, иногда пророчества сбываются, но не часто. Акте знала это по собственному опыту.

– В моем сне ты была в алом, – продолжал Нерон. – Поэтому кровь, капавшая с отсеченной головы в твоих руках, была почти незаметна. Я так и не понял во сне, чья это голова, но она подозрительно напоминала мою собственную. И ощущение было такое, будто именно ее ты и держишь в руках. Ты переступала через обнаженные тела и трупы. Ты искала что-то или кого-то. Это что-то было со мной, даже в детстве оно уже было со мной, черное и крылатое.

Последние слова он почти выплюнул. Как точно он передал то, что не мог видеть никто из смертных.

– Да? – в глазах Акте на миг блеснул интерес. – По-моему тебе следует спать поменьше, – саркастически закончила она. – И тебе не стоит так много думать о прошлом. Помни, что мы живем сегодняшним днем.

Сама она об этом помнить не желала. Прошлое приковывало к земле, не давая ринуться в полет.

Кто-то темный! Кто-то крылатый! Кто-то похожий на ее обожженную тень! В другие времена она бы расспросила о нем подробнее, но прошедшие столетия принесли много разочарований. Акте даже начало казаться, что соединение с собственной тенью стало невозможным.

Зачем думать о ком-то, кого нельзя достать. Лучше подумать о Нероне. О его бездонных синих глазах, о венце в черных кудрях, о его красивом лице и, конечно же, о его власти, которая стала почти безграничной с тех пор, как он расправился с матерью, ее ставленниками и прижал сенат. Многие были недовольны этим фактом неограниченной власти. Акте же нравилось, что у Нерона почти такие же замашки, как у нее самой. Она нашла в нем нечто родственное и теперь наслаждалась этим.

– Кошмарные сны – это иллюзия. Борись с ними, и они никогда не смогут взять власти над тобой. Я знала одного человека, который начал бороться с чудовищами, запугивавшими его в сновидениях, и они сдались под напором его воли. В последний раз вместо пугающего сна, ему приснился сон, указующий, где найти несметные сокровища, будто в искупление за то, что прежде владыки сновидений его пугали, они решили дать ему шанс разбогатеть. Это было давно в Персии, при царе Дарии.

– Тот человек тоже был магом, – Нерон глянул на уже пустое место, ни чем не напоминавшее о трупе.

– Можно и так сказать, – она не добавила, что в сокровищнице, в которую его заманили сны, он погиб. – С любыми наваждениями ночи можно справиться, если только не пригласишь в свои сны такое существо, как я.

Она коварно сверкнула глазами, похожими на два оживленных магией драгоценных камня. Крылья плавно взмахнули за ее спиной.

Акте слышала голоса статуй, шептавшие что-то в мраморной глубине, но их не слышал Нерон. Тесный круг из тринадцати фигур разомкнулся, хотя движений не было заметно. Но скульптуры снова стояли по своим углам.

Поиск

Гай принес ей то, на что было приятно посмотреть. Его стоило за это отблагодарить. Акте стояла в ночной темноте, опаленной пламенем факелом и разглядывала маленький кусочек кожи, срезанный с человеческого тела. Знак на нем был едва различим. Хорошо, что он остался даже после того, как кожу отделили ножом от плоти. Символ, выжженный небесным огнем, имел свойство исчезать, едва его коснулось нечто нечистое. Но сейчас он остался, бледный, как тень. Наконец-то, в ее руки попало то, чем ее истребляли. Защитный знак, которым Михаил метил своих избранных воинов, оказался не таким уж сильным.

Крест, заостренный к концам, как кинжал, и с одной стороны обрамленный краем ангельского крыла. Занятный символ. Он больше напоминал клеймо раба, который безвольно и слепо исполнит любой пагубный приказ. Это не символ избранности. Ее главному врагу нужно от людей лишь подчинение. Они не борцы за справедливость, а просто слепое стадо, отмеченное ангельским огнем.

Интересно, видели ли они Михаила в тот момент, когда он их заклеймил или их глаза оставались слепы.

Акты вертела в пальцах то, что несведущему человеку показалось бы оборванным клочком подпаленного пергамента.

– Тот, с кого ты это содрал, до сих пор жив? – равнодушно спросила она у Гая.

– Один, да.

– Один? – она нахмурила брови.

– Несколько первых попыток были неудачными.

– Опиши это!

– Ну, – преторианец долго подбирал слова. – Их плоть словно выгорала, если срезать такие знаки со спины или с поясницы, с любого места тела, где они заняли большой участок кожи, но у одного раба крошечная метка располагалась на плече, а не на лбу или шее, как у большинства. Его правая часть тела представляет теперь из себя печальное зрелище, но он до сих пор двигается и говорит.

– Приведите его ко мне!

Через считанные минуту покалеченного молодого мужчину бросили перед ней на колени.

– Раб одного патриция, который без спросу ходил на тайные моления по ночам, – пояснил Гай. – Хозяин от него отрекся, едва узнал, что он затевал что-то против вас.

Акте молча обследовала кончиками ногтей его шрамы, руку, повисшую, как плеть, и прогоревшую до кости. Плоть выгорела в области плеча, с которого срезали кожу. То, что осталось, сильно загноилось. Спрашивать раба о чем-то было бесполезно. Язык распух и не слушался его. Очевидно, одна часть тела оказалась парализованной полностью. Любопытно, какой была его реакция на то, что его обугленную плоть исследуют когти того самого ангельского существа, против которого его приучали бороться. Акте не замечала в потухших глазах ни изумления, ни восторга.

Неземное создание прикасалось к нему когтями, а человек ничего не чувствовал. Михаил хорошо готовил свои полка, даже если они и не видели его. Он давно мечтал о таких борцах, которых не смутит ее красота. Он хорошо старался, она старалась тоже. Готовя собственную армию. Сильнее, чем армия рабов и вольноотпущенников, из которых состояла большая часть нынешних христиан.

– Их борьба против меня идет столетия, – холодно пояснила она Гаю, отпуская из рук безвольного раба.

– Их легко перебить. Всех! До единого!

– Борьбу ведут не эти люди, а нечто, подселившиеся к ним. Это сила выдвинет новых людей на места убитых, если только не вычислить того, кто является ее источником. Это может быть один человек или несколько.

Ей приходило в голову число двенадцать. И в то же время главным был кто-то один.

Акте расправила клочок кожи, чтобы лучше видеть знак. Пусть Михаил метил им рабов. Она тоже не так давно стала ставить свои метки на людях, предпочитая тех, кто принадлежит к более высоким слоям общества. От них будет больше пользы.

Ее метка не была такой абстрактной, как отметины на рабах. Ангельский коготь оставлял длинный росчерк, заключавший в себе кроме таких деталей, как диск солнца и очертания крыла еще и древние божественные символы, отчасти перевернутые. Стоило перевернуть те символы, которые она знала в своей прежней небесной жизни, и люди ей подчинялись, становились перед ней на колени, шли на смерть или самоубийство по ее приказу. В перевернутой сути бытия есть смысл и сила. Акте бережно убрала волосы с шеи Гая, чтобы рассмотреть поставленный ее же когтями знак. Он не воспалился. Пока. Рельефные линии бледно мерцали сквозь кожу.

Гай ей полностью подчинился. Это было приятно. Ведь теперь начальник преторианской гвардии он. До него был другой. Агриппина раздавала почести многим своим ставленникам, выгодным ей людям, даже любовникам, но с ее смертью все изменилось. Акте видела тот миг, когда лезвие пронзило ее живот. Она парила за окном и смотрела, как император подослал к своей матери целый отряд, чтобы отнять у нее жизнь. Удивительно: Агриппина была женщиной, подарившей Нерону жизнь и в итоге нарвавшийся на то, что собственный сын захотел ее смерти. Акте видела эту красивую женщину, одержимую жаждой власти всего раз, но запомнила надолго. Никто не смел исполнить просьбу Агриппину заколоть ее ударом меча в чрево, но Акте подтолкнула руку преторианца, и меч прошел насквозь. Агриппина своей необычной смертью пыталась доказать, что жалеет о том, что родила Нерона. Для Акте его рождение было подарком. Он настолько сильно отличался от всех людей во всем мире, что она начала считать его частью себя.

Он бы легко отдал приказал схватить и казнить всех христиан по всему Риму, очистить места их собраний огнем, и костры заполыхали бы по всей столице. Но это было бы слишком опрометчиво? Такой широкий жест ни к чему бы не привел, кроме пустого запугивания. В итоге в Рим стеклись бы новые христиане, и все началось бы снова. Нужно искать первоисточник их укоренения здесь. И все-таки от нескольких очищающих костров Акте не смогла удержаться.

Несколько мест тайных собраний вспыхнули, едва она узнала о них. Пара из них находилась в хлевах, другие в подвалах. Акте проходила по городу и слышала тихие песнопения из-под земли. Вот тогда она выпускала огонь.

Сегодня все было проще.

– Подрежьте ступни одному из пойманных вами рабов, который еще жив, – велела она и внимательно следила, как Гай сам достает кинжал, чтоб изрезать несчастному пятки и пальцы. Раба держали сразу несколько солдат. Он извивался в их руках, как червь. Чтобы ночь не оглашалась криками, ему вставили кляп.

– Что теперь? – Гай обтер кинжал о края своего же плаща, красного, как впитавшаяся кровь.

– Отпустите его! Пусть идет! Пусть ползет, если не может идти, а я полечу вслед за кровавой дорожкой, которую он оставит.

Сегодня, наверняка, опять ночь тайных молений. Будет любопытно посмотреть, куда он поползет: к месту, где собираются другие подобные ему или к выжженному сараю, где уже побывала Акте.

– Нам идти за вами? Впереди или позади вас?

– Не нужно! Я хочу лишь посмотреть…

И она посмотрела! Гай с полком остался позади. Акте парила за кровавым следом настолько медленно, чтобы раненный раб мог ее опережать. Вначале на дороге оставались красные следы его босых ступней, затем лишь капель крови. Он шел, потом полз. Это логично. Нелогичным было то, что Акте прибегала к такому методу поиска, потому что не чуяла тайные места молений сама Они оставались скрыты до тех пор, пока слова молитвы из каких-то закрытых помещений не достигали ее ушей. Вот тогда она их находила, по звукам, не по нюху и не с помощью тайного зрения, которым она пользовалась обычно. Странные секты. Чем их больше, тем больше растет их сила, тем плотнее делается покров незримости. Ее враг постарался на славу. Как будто раньше он старался недостаточно хорошо. Акте старалась не злиться. От злобы теряешь мудрость. Нужно быть хитрее и внимательнее, чтобы изловить их всех, как крыс и медленно добраться когтями до того, в ком источник их силы.

Он в ком-то. Но в ком? Акте недавно стала ощущать, что сосуд их силы прибыл в город. Такого не было раньше. Все эти секты «Помеченные» или другие были всего лишь слугами Михаила. Среди них всегда находился один избранный, вроде Таора. Но сейчас их словно стало несколько, будто зеркало разбилось, множа отражения. И задача их поимки усложнилась.

Акте опустилась на землю, заметив, как кровавые мазки тянутся по ступеням, ведущим в цокольный этаж неказистого на вид строения. Она облетела его и заглянула в узкое окно. Внутри пустота. Окно находилось выше цокольного этажа. Пол и стенки мешали ей видеть. Акте напрягла внутреннюю силу, выбивая неровные дыры в тверди потолка, чтобы можно было подсмотреть за тем, что делается внизу. От ее воли крошились камни. Людям внизу, должно быть, почудилось, что на поверхности Рима землетрясение.

Раненный приполз в свою небольшую общину. Всего-то несколько десятков человек. Он полулежал в их кругу и, запинаясь, рассказывал об ангеле, который несет конец света.

Нужно было отрезать ему язык, чтобы не болтал.

Акте следила за происходящим всего несколько минут прежде чем поняла, что стоит сделать. Уничтожение должно быть немедленным. Не стоит оставлять им шанс. Она выпустила коготь и чиркнула им по каменной стене, высекая искры. Огонь занялся мгновенно еще до того, как она успела оставить свой знак на внешней стене дома. Внутри уже все пылало. В пробитую ей дыру в потолке лился бурный огонь. Двери оказались заперты, хотя люди не помнили, чтобы их запирали. Но замки подчинялись Акте также просто, как и стихия огня. Не было тех замков, которые она не могла раскрыть, но вот перед погибающими людьми они не раскроются. Кто-то пытался выбить дверь, но это было бесполезно.

Огонь неистовствовал. Люди, запертые внутри, тоже. Странно, их вера учит их покорности скота, предназначенного на убой. А тут вдруг вместо молитв попытки совладать с огнем. Точно также они собирались бороться с ней.

– Это бесполезно! – прошептала Акте в темноту, озаренную огнем.

Так ли все-таки бесполезно? На ум пришло знаменательное прошлое. Уже семь раз им удавалось то, что казалось безнадежным. Восьмая попытка уничтожить ее готовиться. Вот состоится ли она это вопрос. Риск всегда есть. Его надо свести к минималу. Акте тоже готовилась. Отразить удар и обратить силы противника в пепел.

Она пропустила меж рук горстку пепла, оставшегося от первых тел. Но пламя еще пылало, пожирая других. Акте наблюдала за пожаром, созданным ее же усилиями.

– Восьмой раз! – звенело эхом в голове. – Восьмого раза допустить нельзя! Иначе все пойдет по кругу.

И на миг огонь принял какую-то незнакомую ей форму, будто стал живым существом, то ли смеющимся над ней, то ли сожалеющим.

Ангельский лик

Октавия проснулась, ощущая боль. Физическую боль на этот раз. Она почти не помнила о том, что сделала прошлой ночью, но окровавленный нож живо напомнил ей об этом. Он валялся возле убогой койки, на которой она спала. Другим приходилось спать на лежанках или вовсе на полу. Их маленькое подвальное общество состояло в основном из сбежавших от хозяев рабов и бедняков, которым было некуда пойти. Спать здесь оставались только те, кому было опасно выходить наружу. А те рабы, которые все еще жили у своих господ, вольноотпущенники и люди, не оказавшие еще совсем за чертой бедности, приходили на собрания лишь по ночам. В общей толпе Октавия заметила и нескольких людей, которые явно принадлежали к высшим сословиям. Они особо опасались, что их заметят здесь и были как будто посторонними. Но они приходили. Раз за разом. И все, чтобы послушать проповедь старца, которого называли Петром.

Это он нашел ее на улице и привел сюда. Октавия тихо вздохнула. Его доброта не знала границ, но лучше бы он не рассказывал ей того, о чем рассказал.

Она глянула на окровавленный нож на полу. Вчера она сделала это! И физическая боль ненадолго затмила душевную. И все из-за слов Петра.

После их короткого знакомства, старец отвел ее в свою общину. Люди обитали в подвале, как крысы и одевались в отрепья, но в них было некое достоинство. Здесь были красивые и молодые на ряду со старыми, но все они почему-то шарахались от нее. Разве они уже знали, что она безумна? Но кто бы успел им об этом сказать? Они видели ее в первый раз и, тем не менее, пугались одного ее вида. А ведь она была одета ни чуть не хуже них. На них всех такие же отрепья, как на ней. Они тоже истощены. Многие из них совершали странный жест, когда Петр проводил ее мимо них.