Цикличное 20

Почему-то в квартире всегда было пыльно. Один раз, особенно страдая от чиха, я даже решил прибраться в ней, но массивы работы быстро отбили у меня это желание. Вообще, это была заброшенная квартира. Здесь, кажется, кто-то повесился (крюк в потолке, видимо вбитый решившимся, до сих пор висит), и после этого желающих въехать сюда не было. От этого про квартиру забыли и совсем изолировали. До сих пор не понимаю, на каком праве мы тут живём. Кирилл, кажется, говорил, что договорился с управляющим дома или кем-то в этом роде, но верится в это с трудом. В любом случае квартира была неплохая, а соседи на наше присутствие не жаловались, так что и мы не возражали.

– Пир напоследок? – спросил я, разобрав пакеты и снова сев в кресло.

– Можно и так сказать. – Кирилл сидел на диване напротив и смотрел почти в пол.

– Набор как на похороны.

– Похороны? – удивлённо спросил Кирилл, подняв на меня голову. – С чего взял?

– Не знаю. На похоронах бабушки, в 19**, почти такие же продукты были, помнишь?

– Помню. Ты ещё отказывался есть и много плакал, считая, что именно так нужно вести себя на похоронах. А ещё злился на всех, кто хоть немного был весел, особенно на дядю, когда тот громко рассмеялся с какого-то анекдота. Ты его хорошо тогда отчитал.

– Мы были мелкие. Хотя я вот не помню, чтобы ты плакал.

– Я скучал… на другом уровне. – Последние слова были произнесены с задержкой и с выдохом; не стоило поднимать эту тему.

Поняв, что наступила неловкая тишина, я залез в телефон. Я хотел проверить заметки с прогрессом чтения книги и внести в них поправки, как вдруг мне пришла смс-ка. Писал Михаил.

«Вчера вечером приходил Кирилл. Он, судя по всему, знал, что я остаюсь допоздна, и специально пришёл тогда, когда я буду один. Он сдал тебя. Не объясняя причины, он захотел заключить со мной сделку, и я сказал, что подумаю. Я подумал. Тебе нужно убить его. Думаю, он уже догадался, что никто за тобой не приедет, поэтому убьёт тебя сам, как только сможет, так что будь первым». Во время чтения я пытался сохранять трезвость, но, думаю, упустил пару импульсов, так что вполне вероятно, что моё лицо подало признаки волнения. Я резко встал и пошёл на кухню.

– Кто пишет? – вопрос был почти риторический, не думаю, что он не знал.

Я был в лёгком ступоре. Я подошёл к столешнице, достал нож и стал чистить картофель, впрочем, не особо понимая, зачем..

– Кто написал, говорю? – Я не обернулся, делая вид, что непринуждённо занят делом, но по громкости голоса я понял, что Кирилл привстал и сделал пару шагов вперёд.

– МЧС. Пишет, что завтра будет сильный дождь, не думаю, что это помешает отъезду, – сказав это, я положил очищенную картофелину на стол и замер, прислушиваясь.

– Серёг, – голос был очень близко, – я смотрел прогноз… завтра солнце.

В этот момент я резко дёрнулся в бок, увернувшись от удара Кирилла. В руках у него был перочинный нож, по какой-то причине свёрнутый и повёрнутый рукоятью вперёд, как будто для нелетальности удара. После неудачи Кирилл сделал ещё одну попытку: повернувшись направо от столешницы ко мне, он дёрнул рукой перед собой, пытаясь попасть мне в лицо, не раскрывая ножа. В ответ я увернулся назад и попытался вонзить кухонный нож ему в грудь. Он резко схватил руками мою кисть, задержав её от удара, после чего ударил коленом мне в живот, а когда я нагнулся от боли и ослабил хватку, пнул меня, отобрав у нож и откинув меня к стене комнаты. Он уже повис надо мной, но почему-то ждал и не предпринимал никаких действий. Воспользовавшись его ступором, я пнул его в голень, отчего он подвернулся и упал, выронив нож. Я попытался встать, но Кирилл схватил меня за ногу и резко дёрнул, одновременно с этим пытаясь дотянуться до упавшего ножа. Дёрнувшись назад от действий Кирилла, я резко развернулся на спину и пнул ему в лицо сапогом, после чего кувыркнулся в бок и, попутно вставая, побежал в ванную. Кирилл быстро встал, схватил нож и побежал за мной, догоняя. Пробежав в зал, я слегка врезался в стену и успел заметить несущегося на меня Кирилла, но, быстро оттолкнувшись от стены, сразу же нырнул в мелкую ванную. Это был маленький куб места с одним унитазом. Я быстро схватил лежащий за бочком унитаза Макаров и направил на Кирилла, который к этому моменту был уже в центре прохода в зал. Тот остановился.

– Там… хоть… патроны есть? – Кирилл улыбнулся. Пытаясь отдышаться, он стоял, опёршись на колени, на его лице была кровь, она текла из носа.

– Что… что ты, мать твою, делаешь? – Я пытался отдышаться. Всё плыло, но Кирилл был на мушке.

– Ради бога, Серёг, дай сесть. Ты мне в голень так пнул, что, мне кажется, я что-то вывихнул, – сказав это, он развернулся и поковылял в сторону дивана и кресла.

Я медленно встал и, убедившись, что он не шутит, тоже пошёл к креслу. Прошла минута. Я отодвинул кресло к другому концу комнаты и сел в него, не сводя Кирилла с мушки.

– Это, я так понимаю, тебе Михаил писал.

– Да, он написал, что ты меня сдал.

– Хах… – Кирилл медленно встал и подошёл к окну. – Душно, дай хоть окно приоткрою, мне всё равно фокусничать поздно.

Он и правда открыл окно на проветривание и уселся на подоконник, слегка сократив с мной дистанцию. Лунный свет с лёгкость покрывал его спину.

– Зачем? Если тебе не понравилась доля, то пожалуйста. Мы же братья, Кирюх, мы бы поделили…

– Плевать я хотел на эти деньги! И на этот сгоревший ТЦ я тоже плевать хотел… хотел.

– Но расхотел… видимо?

– Не надо было его сжигать. В этой части города это был единственный нормальный магазин. Мы взяли деньги из сейфа, могли спокойно уйти, но ты, – он с криком ткнул в меня пальцем, – решил его, тварь, сжечь!

– Ты сам знаешь, что так лучше! – я тоже крикнул, встав с кресла и не убирая пистолета. – В ТЦ было полно камер, о которых мы не знали, если бы мы не спалили здание, то нас бы уже поймали, идиот!

Наступила двухминутная тишина. Я, приставший, стоял перед креслом, тяжело дыша от крика. Кирилл пустыми глазами глядел в окно.

– Мне мать недавно письмо прислала.

Я был шокирован. Руки стали дрожать, пришлось схватить пистолет двумя руками. Еле выдавливая звуки, я попытался что-то сказать.

– Что ты…

– Она узнала о нас, кто-то ей рассказал. Она написала, как ей больно, как она разочарована, и.… как она просит остановиться и сдаться полиции.

– Кирилл…

– Я хотел сдать тебя, чтобы успеть отправить матери деньги. Не те деньги, которые мы украли, а те, что я получил, работая на стройке в прошлом году, они до сих пор у меня, как единственные честные. Я хотел отправить их, потом, вернув награбленное, с поличным сдаться.

Я уже начал потихоньку опускать пистолет, но вернулся в рассудок и укрепил хватку.

– Послушай, нам нужно собраться, мы всё…

– Знаешь, почему ты не видел, чтобы я плакал на тех похоронах? Меня на них не было. Пока ты зарёванный уходил от её могилы, я продолжал сидеть там и молчать. Я просидел у могилы бабушки до самого вечера, пока ты весь день ревел, и за все это время я пустил только одну слезу. Я был крайне расстроен, ибо очень желал плакать больше, как ты, когда тебя уводили от могилы. Но, вернувшись домой и увидев тебя, я понял, что та моя слеза, пролитая над её могилой, во сто раз превышала все твои выпущенные слёзы. А знаешь почему? Потому что ты был слабаком и вечно плакал. Потому что реветь для тебя – ничего не значит, и я уверен, что внутри себя ты гордился тем, что так сильно плачешь. А я тогда впервые за всю свою жизнь пролил слезу, пролил её с сильнейшей душевной болью, пролил её, желая пролить как можно больше, ибо хотел окупить свою грусть. За всю свою жизнь я не испытывал к тебе больше ненависти и отвращения, чем тогда. Ты никогда не любил бабушку. Ты любил плакать, – Кирилл сделал глубокий вдох. – И убивать я тебя не хотел, максимум – слегка ударил бы, чтобы не сопротивлялся, и знаешь почему? Да потому что мать тебя любит. И меня тоже, наверное… – закончив речь, Кирилл равнодушно перевёл взгляд в окно, не обращая на меня внимания.

Мои руки сильно задрожали. Слёзы были готовы брызнуть у меня из глаз, но я продолжал держать ствол.

– Кирилл… прости меня… я… – Вдруг прозвучал резкий крик с улицы со стороны парка.

Я резко дёрнулся от неожиданности. Кирилл решил использовать этот момент и сделал рывок в мою сторону, желая повалить меня в надежде отобрать пистолет. Очнувшись, я увидел несущегося на меня Кирилла. Я испугался, я задрожал, я… выстрелил. Сам не поняв, как это сделал, я отбросил пистолет и сел к упавшему рядом со мной Кириллу.

– Кирилл, я.… я… прости, я.… – я был в ступоре и еле соображал.

– А всё-таки ты нюня… – Кирилл из последних сил засмеялся, пока травма не прервала его.

Рана пульсировала. Как назло я попал почти в самое сердце. Спустя пару секунд Кирилл уже не дышал. Улыбчивое лицо его расслабилось и успокоилось. Я закрыл глаза Кирилла и встал.

Опустошённый, я сел на диван. В щели между подлокотником и диваном торчал отрезанный кусок альпинистского троса из рядом стоящего магазина спорт товаров. «Вероятно, он хотел меня им связать. Купил, думаю, ещё вчера, отрезал кусок, да спрятал» – промелькнуло у меня в голове. Идея вспыхнула почти сразу. Я достал из столешницы листок и карандаш. На нём я написал всю информацию о наших схронах и тайниках, а также всё о наших преступлениях. Потом на обратной стороне я написал «Простите», свернул листок и положил его на столешницу у раковины. Зазвучали сирены, и телефон издал вибрацию.

«Прости Серёг, но так не пойдёт. Не знаю, жив ты ещё или нет, но, как бы то ни было, план и уговор наш был нарушен. Я не собираюсь подставлять свой зад из-за твоего брата. Я выехал с нарядом. Можешь даже не говорить обо мне, я всё учредил и останусь чист независимо от твоих показаний. Не прощай». Дочитав, я усмехнулся и начал в спешке подготавливаться.

Трос уже был у меня в руке, я сел на диван и быстро свернул из него петлю, а после привязал её к тому самому крючку в потолке. Во время вязания у меня в голове крутился образ комнаты с сидевшими в ней мной и Кириллом. Этот образ был будто самостоятелен и почти не зависел от меня. Вероятно, крыша поехала от шока. Я представлял, что они разговаривали о чём-то, возможно, просто мечтал об ином исходе, но это уже не было важно. Закончив, я быстро сбегал в ту дальнюю комнату за стулом. Сирена уже во всю орала под окном. Я быстро забрался на стул и сунул голову в петлю. Самое ужасное, что я встал не так, как хотел, и смотрел прямо на труп Кирилла.

Я замер. Моя голова уже была в петле, и оставалось лишь откинуть стул. Вдруг я почувствовал боль внутри себя, она прошла по позвоночнику к затылку. Небольшая слеза медленно вышла из моего глаза и стекла по щеке.

– Теперь я понимаю, как плакать. Теперь я понимаю, как скучал ты, – произнеся это, я отбил ногой стул и стал непроизвольно дёргаться. В какой-то момент мне даже показалось, что рот у трупа Кирилла двигался, мне кажется, я даже слышал слова: «…без конца от пути уже ничего не зависит» – но перед тем, как я понял, что сам представляю эти слова в голове, я задохнулся. Последнее, что я услышал, был звук выбитой двери.

Лунное небо, ярко озарённое звёздами, продолжало заменять небосклон своей чёрной пустотой, а окно, как посредник этого общения, пропускало лунный луч сквозь тусклую комнату, озаряя летящую пыль своим ярким светом, заставляя её частички блестеть и серебриться.

V. Труп

Когда прибыли остальные, я вышел из квартиры и стал спускаться вниз.

– Домой? – спросил Лёха, догнав и остановив меня.

– Да, заеду в участок, пробью мать наших братьев, а потом домой.

– Ну ладно, спокойной ночи.

– Да у кого они сейчас спокойные…

Сев в машину, я завёл двигатель и поехал по дороге. Спустя где-то три минуты езды я свернул в переулок и вышел из автомобиля.

– Избавимся от улик… – Я достал из сумки телефоны братьев и подложил их под задние колёса автомобиля.

Сев обратно в машину, я дал задний ход и, увидев, что от телефонов почти ничего не осталось, проехался по ним ещё раз, после чего выехал из переулка и двинулся дальше.

Спустя десять минут я уже был в участке. Наши узнали по документам в доме имя матери братьев, и оставалось лишь пробить её по базе данных, надеясь, что она в неё входит. Я прошёл по коридору, вошёл в пустую комнату отдыха и сел за компьютер. Включив устройство, я открыл базу данных, ввёл её имя и, о чудо, получил телефон. «Что ж, не откладывай на завтра…» – думал я, набирая номер, высвеченный на экране.

Шли гудки. Судя по информации, эта тётка жила за городом, даже удивительно, что она была так близко к братьям, несмотря на то что, судя по записке на кухне, они довольно много колесили по стране.

Гудки тем временем не прекращались. Я уже хотел бросать трубку, как вдруг гудки резко прервались, и я услышал довольно молодой женский голос.

– Алло? – Он звучал с лёгким надрывом, вероятно, отвечающая плакала до звонка.

– Алло, здравствуйте. Я из полиции и звоню по поводу матери Кирилла и Сергея Крыловых. Дело в том, что они подверглись определённым событиям, и нам нужны показания их матери.

Спустя полминуты молчания, голос, прерываясь, проговорил:

– Она… она мертва.

– Что, простите?

– Я… я её дочь, Анна Крылова. Она умерла этим вечером.

– Простите, я не знал, я… А как… то есть…

– От чего она умерла?

– Да. Простите, если я лезу не в своё дело.

– Ничего. Она умерла от бедности. От крайней бедности. Я сама приехала только что. Меня… меня известили о её смерти, и я сразу же приехала. Жаль, что раньше не было возможности даже навестить её…

– Вы с ней мало общались?

– Я работаю далеко, да и… повода не было, что ли. Последний раз мы общались по телефону неделю назад, я тогда хотела к ней приехать, но появились дела, да и она сама меня отговорила. Она сказала, что узнала о братьях что-то ужасное, кажется, они были преступниками, да?

– Верно.

– Ну и она сказала, что написала Кириллу письмо с просьбой остановиться. Хотя мне кажется, что она надеялась на подаяние с его стороны. Я только недавно узнала о её бедности. Она, оказывается, по какой-то старой государственной ошибке уже долгое время не получала пенсии, и ей никак не могли её вернуть. Она много работала, но, видимо, этого не хватало. Ни разу даже не упоминала об этом, думаю, об этом даже никто и не знал. А что сейчас с братьями? Вы их поймали?

Я онемел. Какой-то горечь скопился в моей глотке и не давал даже слову проскользнуть наружу. Всё внутри стало сжиматься, казалось, сердце вот-вот вывернется наизнанку и выпрыгнет. Жар прошёлся по телу, и лёгкая дрожь окутала позвоночник. Я не мог сказать ни слова.

– Алло, вы ещё здесь? Что с братьями? Я могу с ними поговорить?

– Я… простите! – крикнул я, сбросив вызов телефона. – К черту! Попрошу кого-нибудь другого взять их показания. Надо, блин, домой… надо домой… – Я резво вышел из здания и пошёл домой. Спустя пятнадцать минут я уже спал в постели. Спал…

Последний удар, и звук выбитой двери обегает комнату, отдавая лёгким эхом и тряской. Дежурный отряд СОГ, состоящий из меня и Алексея, входит внутрь. Наполовину сбитая с петель дверь, повиснув на оставшемся креплении звонко скрипит под натиском неслабого сквозняка. Серая комната, окутанная тьмой, окружила наш взор. Спустя мгновение мы заметили лежащий почти по центру комнаты труп, а чуть позже и висящее недалеко от него тело, поддуваемое ветром из открытого окна.

– Мда… – Лёха, видимо ожидавший большего сопротивления, облокотился на стену комнаты.

– Придётся всю группу звать, – заметил я, осматривая комнату.

– Ладно. Давай тогда я в участок, оповещу всех, а ты сиди, сторожи. Муть какая-то творится.

– Ага.

Спустя мгновение Лёха вышел. Убедившись, что он покинул дом, я начал быстро рыскать по квартире. В первую очередь я полез на кухню: в ящиках и столах ничего не было, кроме пыли, а на столешнице лежали лишь нераспакованные пакеты с продуктами и записка, содержание которой меня не заинтересовало. Потом пару раз оббежал все остальные комнаты, осмотрел диван. Наконец убедившись, что я ничего не найду, стал обыскивать трупы. Сперва я подсел к Кириллу. Его лицо ещё не полностью остыло и даже походило на живое. Пуля попала чуть ниже сердца, но, видимо, всё же зацепила орган. Инстинктивно оглядываясь в поиске оружия, я заметил лежащий недалеко ПМ, видимо отброшенный в сторону. Надев заранее взятые перчатки, я стал аккуратно рыскать по его карманам. Найдя телефон, я положил его себе в сумку. Также в другом кармане я нашёл красиво сложенное письмо, которое тоже захватил. Убедившись, что больше ничего не найду, я встал и подошёл к Сергею.

Его труп смотрел прямо на Кирилла, отчего я даже вздрогнул, когда встал и сошёлся с ним взглядами. Он висел безмолвно, даже с особенной тишиной. Разве что порывы сквозняка слегка шатали его из стороны в сторону. Я медленно подошёл к нему и аккуратно стал рыскать по его карманам. Обнаружив телефон, я положил его к предыдущему устройству. Успокоившись, что больше ничего не найду, я сел на диван. Было довольно темно, и комната еле освещалась. Я достал из заднего кармана пачку, вынул сигарету и закурил. Яркий огонь мерцающей сигареты приятно светился во тьме квартиры, а холод новоприбывавших порывов ветра мягко обдавал кожу.

– Да, Серёга… Сдержал бы братца – был бы жив и спокоен, – заметил я, сделав затяжку.

Прошла минута. Я методично наблюдал за весящим телом, как вдруг труп резко покачнулся. Я отложил сигарету, затушив её о подлокотник дивана. Труп опять качнулся, но уже с большей силой. «Ветер дует, наверное…» – подумал я и уже хотел вставать, как вдруг труп поднял руки над собой, схватил верёвку и, держа её, повернулся ко мне. Меня охватил паралич. Я не мог даже пошевелиться. Вдруг искривлённое от спазмов лицо трупа заговорило.

– А ты… спокоен? – Его слова были очень хриплыми, но аномально громкими.

– Я… я… – Язык не поддавался, даже горло онемело, не давая произнести ни звука.

– Ты ведь обещал помочь, помнишь? – Труп начал раскачиваться и дёргать за верёвку, пытаясь освободиться. – Ты взял деньги… – Хватка трупа усилилась, отчего крючок в потолке стал вырываться; в ушах нарастал стук. – Но стоило тебе испугаться… – Вдруг труп прекратил свои движения, оставив крючок висеть на краю. Наступила минутная тишина.

Вдруг в ушах начался сильнейший стук, эхом стали отдаваться какие-то гудки и протяжные звуки, похожие на искажённую волынку. Взгляд трясся и бился барабаном, казалось, что глаза и уши готовы были лопнуть. Труп стал смеяться, задыхаясь от смеха. На глазах моих выступили слёзы, казалось, что даже веки онемели. Я не мог отвести глаз. Вдруг одновременно с этим отовсюду полил красный свет, особенно красным горело окно, как прожектор освещающее комнату. Какие-то мигания ярко красного света, словно брызги крови, стали окружать комнату.

– КАК ТЫ ВСЕХ СДАЛ!!! – Слова то и дело прерывались глубоким смехом, доходившим до самого хриплого писка связок. Уши кровоточили от наплыва звуков, а комната то и дело сужалась и расширялась под действием барабанной дроби глаз. Ещё около минуты раздавалась какофония звуков, как вдруг всё снова замолкло.

Я резко очнулся и оглянул комнату: труп и всё вокруг были на месте. Я сосредоточил взгляд на теле и стал всматриваться в него, ибо не мог точно разглядеть его в этой тьме. Он висел так же, как и был. Сквозняк из форточки обдувал его, то и дело качая труп, но вдруг верёвка резко оборвалась, и только труп коснулся пола, как я проснулся, дёрнувшись от сна.

– Боже! – Резко поднявшись с постели, я сел, перетирая глаза. – Долбанные кошмары, чёрт… Упаси… – Еле проснувшись, я посмотрел на часы. – Вставать пора. Рабочий день, мать твою…

Я встал с кровати. Было около семи утра. Моя квартира, довольно захламлённая грязными вещами и бумажками по работе, наверное, никогда так меня не радовала. Это была небольшая однокомнатная квартира, уже тронутая временем. Спальня ей в этом также соответствовала: отчасти пыльная, она была по одну сторону занята столом, шкафами и полками, в основном используемыми для работы, а по другую – кроватью, занимавшей почти всю и так небольшую стену. Стоящая рядом с кроватью тумбочка и узкое окно по центру этих двух зон так же не создавали в комнате никакого уюта, ибо были не менее старыми и мерзкими, чем и остальная мебель в квартире. В некоторых местах отсутствовали обои, стёртые под тяжестью времён, и даже в этих проблесках кожного отдела квартиры эта кожа была либо отслоена, либо была отсыревшей, постоянно от этого производя под собой новые обрезки опавшей штукатурки. В общем, жил я не богато.

Чуть успокоившись и проведя утренние приготовления, я уже был готов идти в участок. Я предвкушал прекрасную погоду, лучшую, какую может дать влажное летнее утро, свежее и ароматное до запаха цветов. Так что, окончательно собравшись, я глянул в зеркало, вышел из квартиры и запер дверь, после чего зашёл в лифт, удачно стоявший как раз на моём четвёртом этаже, и спустился в подъезд. Собственно, такой погода и оказалась: идеальное сочетание теплоты и холода соседствовали с мягкой влажностью, не дававшей засохнуть под лучами солнца, которое с такой материнской теплотой согревало каждого пробегавшего под ним. Перепроверив в голове, всё ли я взял и всё ли я сделал, я совершил небольшой шаг от двери за спиной и с на удивление хорошим настроением, совсем и забыв про утренний кошмар, потопал в участок, неспешно удаляясь от дома и его потрескавшихся стен.

Спустя двадцать c чем-то минут я уже был в участке. Я пришёл довольно рано и, ожидая коллег, большей частью ещё спавших, решил прочесть письмо, которое вчера захватил. Я вошёл в комнату отдыха и стал заваривать кофе. Наша комната отдыха не была особенно обставлена. Это была небольшая коморка, одну стену которой занимал облезлый кожаный диван, продавленный как только можно, вторую стену занимал стол с компьютером и папками дел, третью стену занимала небольшая группа полок и шкафов с едой и чайником, а последняя стена была украшена выходящим на улицу окном, не сильно, впрочем, украшавшим комнату.

Сев на диван, я достал письмо и осмотрел его: это был почтовый конверт, внутри которого находился аккуратно сложенный лист бумаги. Достав листок и раскрыв его, я стал читать.

«Здравствуй, мам. Я.… сегодня я сделаю это; то, о чём ты просила. Не так давно мы ограбили один торговый центр, но не рассчитали камеры и нам пришлось его сжечь. Прости, что пишу это, но ты должна знать. После того как мы его сожгли, Серёга подкупил какого-то опера, который, кажется, был связан с расследованием пожара, чтобы тот постарался выставить всё случайностью. Вчера я приходил к этому полицейскому и предложил ему сдать Сергея. Дело в том, что если бы я сразу сдался, или сдал бы нас обоих, то украденное нами просто распилили бы, и, в общем, единственный вариант вернуть эти вещи – это чтобы я сам их передал в руки владельцев. У нас в схроне не только вещи из ТЦ, там очень много украденного, но я уверен, что смог бы всё вернуть. Поэтому я хотел, чтобы Серёга сел первым, а я, вернув награбленное, сел бы за ним. Я пишу это уже поздно вечером вне дома и, скорее всего, полицейский не захочет принимать моё предложение, видимо, стоило рассказать ему мотив сделки. В таком случае я приду домой и свяжу Сергея, я заранее приготовился к этому, а когда верну вещи, мы оба сдадимся. Я уверен, что он поймёт, когда узнает, почему я так поступил. Но говорить я ему пока не буду, иначе он захочет улизнуть, захочет… не знаю, как-то спастись. Я скоро пришлю тебе деньги, где-то 200 тысяч всего. Это мои честные деньги. Я заработал их на стройке, когда в прошлом году мы с Серёгой сидели без дела. На них нет ни капли грязи или крови. Они твои, мам. И прости, что мы так поступили. Прости, что не послушали тебя. Твой Кирилл.»

– И ты хотел, чтобы я его остановил? – послышался спереди хриплый, удушливый голос.

Я поднял глаза от письма и увидел сидящего за столом передо мной Сергея. Он был по мёртвому бледен, а его глаза почти не двигались сами. В принципе, у него отсутствовала почти любая мимика, даже рот двигался еле-еле, несмотря на громогласность и хрипоту голоса. Его верёвка с крючком на конце теперь болталась у его шеи.

– У моего брата яйца больше твоего были так-то. – Его искривлённый рот попытался выдать улыбку – не получилось.

– Ты галлюцинация?

– Что это меняет?! – Он залился пискляво-хриплым смехом.

– Вы бы всё равно по итогу сели. Да и… разве он не был убит по твоей вине?

– Это всё та тварь! Крикнула невпопад, рука и дрогнула…

– В этом я тоже виноват?

– Ты бы мог быть сговорчивее с Кириллом, и мы бы могли быть живы. – Он проговаривал слова медленно и со смаком, хотя по голосу казалось, что ему больно говорить.

– А ты бы мог не сжигать ТЦ.

В ответ на это труп залился глубоким и свистящем от удушливости смехом, эхом раздавшимся от стен. Его безжизненные мышцы лица еле двигались от сдавливающей шею петли, которая то и дело издавала звуки, потираясь об его облезлую кожу.