Возвращение из мрака. Книга вторая

Алексей Зайцев

Возвращение из мрака. Книга вторая

Пролог

В архивах Ордена Хранителей найден дневник, датированный 1891 годом. Многие страницы повреждены, некоторые залиты чернилами, словно писавший торопился или дрожал. Текст начинается на середине страницы:

"Теперь я понимаю, какую ужасную ошибку мы совершили. Мы, Хранители, веками охраняли грань между мирами, не подозревая, что служим лишь инструментом в руках существ, древних как само время. Они позволили нам думать, что мы защищаем человечество от 'вернувшихся' – тех, кто восстал из мёртвых. Но правда оказалась страшнее.

Всё начало проясняться, когда я обнаружил древний манускрипт в нашей библиотеке. Книга, которую мы зовем "Кодекс Далеких звезд" дающая запретные знания древних, в том числе о возвращении мертвых, была создана не людьми. Её создали Они – Древние, существа, правившие Землей эоны назад. Каждый ритуал возвращения, каждое воскрешение – это не просто нарушение законов природы. Это часть большого плана.

'Вернувшиеся' никогда не были нашими умершими близкими. То, что мы принимали за воскресших людей – лишь сосуды, заполненные сущностью Древних. Каждый успешный ритуал воскрешения открывает крошечную трещину между мирами, позволяя частице их сознания просочиться в наш мир. Они используют нашу скорбь, наше отчаяние как ключ, открывающий двери их темницы.

Я начал замечать закономерности. Все 'вернувшиеся' проявляют странное внимание к древним артефактам и местам силы. Их тяга к другим мертвецам – это не просто голод, это поиск подходящих сосудов для своих собратьев. Каждый успешный ритуал делает грань между мирами тоньше, позволяя все большему количеству Древних проникать в наш мир.

Но самое страшное открытие я сделал вчера. В архивах я нашел документы, доказывающие, что сам Орден Хранителей был создан ими. Веками мы думали, что боремся с тьмой, а на самом деле лишь поддерживали равновесие, которое было им выгодно. Мы сохраняли знания о ритуалах, передавали их тем, кто был 'достоин' – тем, кого они выбрали.

Другой Орден – Искатели, тот, что стремится получить знания Древних – они ближе к истине, чем мы думали. Но даже они не понимают всего масштаба. Они считают, что смогут контролировать эти знания, использовать их. Какая наивность…

Я пишу это в спешке, потому что чувствую – они уже знают, что я раскрыл правду. Моя тень… она движется неправильно. В зеркалах я вижу отражения, которые не принадлежат этому миру. И я слышу их шепот, все громче с каждым днем.

Тем, кто найдет эти записи: не пытайтесь воскрешать мертвых. Не пытайтесь обрести бессмертие, власть или богатство через древние знания. Каждый ритуал – это еще один шаг к их возвращению. Они спят под землей, в складках реальности, ожидая, когда достаточно душ будет принесено в жертву их пробуждению. И когда это произойдет…

Последняя запись обрывается. На следующей странице нарисованы странные символы, похожие на те, что находят в древних пещерах. Под ними дрожащим почерком написано: 'Они не мертвы, и не спят. Они ждут.'"

Пролог. часть 2

И было сказано в древних свитках: остерегайтесь тех, кто возвращается из-за грани. Ибо они приходят в обличье знакомом, но суть их – тьма безвременья.

Знайте их по делам их, ибо хоть и носят они лица любимых, но пусты глаза их, как колодцы в забытых городах. И движутся они не как дети человеческие, но как тени в глубинах вод.

Голод их не утолить хлебом земным, ибо питаются они сутью жизни самой. Где ступают они – там вянут травы и немеют птицы певчие. Где смотрят они – там стынет кровь в жилах. Где говорят они – там слова их звенят как медь погребальная.

И самое страшное в них – не то, что они мертвы, но то, что они никогда не были живы. Ибо носят они жизнь как одежду краденую, как маску на пустоте безымянной.

Берегитесь их прикосновений, ибо холод их – не холод могильный, но холод пустоты меж звёздами. И в улыбке их – не радость человеческая, но голод существа, что древнее самой смерти.

Помните: когда приходят они в мир живых, то приходят на зов скорби великой. На зов сердца, что не может отпустить. На зов любви, что сильнее смерти. Но то, что отвечает на зов сей – не тот, кого звали, но нечто иное, безымянное, бесконечно чуждое.

И нет у них ни души, ни сердца, лишь пустота древняя, что жаждет тепла живых. И чем дольше ходят они среди нас, тем сильнее становится голод их, и тем больше проступает истинная суть их.

Когда придут они – узнаете их. Ибо даже самая искусная маска не скроет пустоту, что таится за ней. И даже самые сладкие речи их не заглушат шёпот бездны, что звучит в голосе их.

Бойтесь не мертвых, но тех, кто притворяется ими. Ибо мёртвые спят своим сном, а эти – лишь носят их лица, как маски на празднике тьмы.

Не зови ушедших, ибо на зов твой придёт не тот, кого потерял ты. То, что носит их лица – лишь тень, что жаждет тепла живых. И чем громче зов твой, тем страшнее будет то, что явится на него.

Глава 1: Первые признаки

"Когда мёртвые возвращаются, они приносят с собой тени иных миров. Не смотрите им в глаза – ибо то, что смотрит в ответ, древнее самого времени."– книга Хранителей, том IV

Осенний ветер гнал опавшие листья по кладбищенским дорожкам, когда Андрей впервые ощутил, что что-то непоправимо изменилось в ткани реальности. Книга в его руках всё ещё была тёплой после ритуала, словно живое существо, пульсирующее в такт с его собственным сердцебиением. Он не мог отвести взгляд от Маши, которая теперь сидела на скамейке рядом с Александром Марковичем, кутаясь в его пальто.

Она выглядела точно так же, как на фотографии в отцовском кабинете – та же каштановая прядь, выбивающаяся из-за уха, те же тонкие пальцы, нервно теребящие край одежды. Но было в ней что-то неуловимо неправильное, как в отражении в кривом зеркале – на долю градуса смещённое, искажённое столь тонко, что разум отказывался фиксировать эти искажения.

– Тебе нужно отдохнуть, – говорил Александр Маркович, и его голос дрожал от счастья. – Дома всё готово. Твоя комната… мы сохранили её такой, какой она была.

Маша кивнула, и этот жест был настолько точным, настолько выверенным, что казался заученным. Андрей заметил, как Вера, стоявшая чуть поодаль, сжала амулет на шее. Их взгляды встретились, и в её глазах он увидел отражение собственного беспокойства.

– Я… – Маша запнулась, будто подбирая слова из невидимого словаря, – я бы хотела пройтись. Осмотреться. Всё кажется таким… знакомым и незнакомым одновременно.

Когда она встала, движение было слишком плавным, словно гравитация действовала на неё иначе, чем на остальных. Андрей почувствовал, как Книга в его руках едва заметно вздрогнула.

– Конечно, дорогая, – Александр Маркович просиял. – Я покажу тебе…

– Нет, – оборвала она мягко, но с неестественной твёрдостью. – Я бы хотела… одна. Пожалуйста.

Они смотрели, как она удаляется по аллее. Её белое платье казалось слишком ярким для пасмурного дня, словно источало собственное свечение. Когда она проходила мимо старого дуба, Андрей мог поклясться, что видел, как листья на нижних ветвях съёжились и почернели.

– Что-то не так, – прошептала Вера, подойдя ближе. – Ты же чувствуешь это?

Андрей кивнул, не в силах облечь в слова то иррациональное чувство неправильности, которое поселилось где-то между сердцем и солнечным сплетением. Книга в его руках становилась всё тяжелее, словно наливалась свинцом.

– Она просто дезориентирована, – Александр Маркович повернулся к ним, и в его глазах читалось предупреждение. – Это естественно. Ей нужно время.

Но когда Маша вернулась через час, её походка была уже увереннее, словно она не вспоминала, а заново учила своё тело двигаться. На её губах играла странная улыбка, и Андрей заметил, как она украдкой слизнула что-то тёмное с уголка рта.

В машине по дороге домой она попросила остановиться у старого кладбища. "Просто хочу посмотреть", – сказала она таким тоном, будто пробовала человеческие интонации на вкус. Александр Маркович счастливо согласился, не замечая, как её глаза на мгновение вспыхнули золотом, когда они проезжали мимо свежей могилы.

Андрей открыл Книгу той ночью, в тишине своей квартиры. На страницах проступали новые слова, написанные как будто ржавчиной:

"Они возвращаются не целиком. Части их остаются по ту сторону, и пустоты заполняются чем-то иным. Чем-то голодным."

За окном начинал падать снег. В октябре.

Глава 2: Тени прошлого

"В глазах вернувшихся отражается бездна. И чем дольше они здесь, тем глубже становится эта бездна, пока не начинает смотреть в ответ."– Из дневника пропавшего Хранителя

Дом Искателей всегда казался Андрею средоточием времени – старые фотографии на стенах, пожелтевшие документы в шкафах, артефакты, хранящие отголоски прошлого. Но теперь, наблюдая за тем, как Маша изучает семейные альбомы, он чувствовал, что само время словно искривляется вокруг неё.

Она сидела в библиотеке третий час, перелистывая страницы с методичностью механизма. Её пальцы задерживались на фотографиях похорон, поминальных служб, кладбищенских процессий. В такие моменты воздух вокруг неё становился густым и холодным, как вода в глубоком колодце.

– Расскажи мне о них, – попросила она Елену Павловну, указывая на групповой снимок. – О тех, кто ушёл.

Елена Павловна, хранительница архивов Искателей, начала рассказ о старых членах общества. Андрей заметил, как с каждым упоминанием смерти глаза Маши становились всё ярче, словно в них загорались крошечные золотые искры.

– А эта фотография… – Елена Павловна закашлялась, её голос внезапно охрип. – Простите, что-то мне нехорошо…

– Продолжайте, – в голосе Маши появились новые обертоны, низкие и вибрирующие. – Расскажите мне о их последних минутах.

Книга в сумке Андрея завибрировала с такой силой, что он был вынужден выйти в коридор. Когда он открыл её, страницы были покрыты инеем, несмотря на тепло дома. Новые слова проступали как трещины на льду:

"Они питаются не только жизнью, но и самой смертью. Каждое воспоминание о потере делает их сильнее."

Вернувшись в библиотеку, он застал Елену Павловну сидящей в кресле, бледной как полотно. Маша держала её за руку, и на мгновение Андрею показалось, что он видит, как серебристые нити жизненной силы перетекают между ними.

– Мне кажется, вам нужно отдохнуть, – сказала Маша с улыбкой, которая была слишком широкой для человеческого лица.

Вечером того же дня Елену Павловну увезли на скорой. Врачи говорили о необъяснимом истощении, о том, что её организм словно разучился удерживать жизненную энергию.

Маша продолжала изучать фотографии. Теперь она часами просиживала в архиве, методично просматривая некрологи и записи о погребениях. Местный кот, живший в доме Искателей больше десяти лет, исчез после того, как она попыталась его погладить. Его нашли через два дня в дальнем углу подвала – окоченевшего, с широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Я не понимаю, почему все так странно себя ведут, – сказала она отцу за ужином, идеально имитируя обиду в голосе. – Даже животные…

– Они просто не привыкли к изменениям, – Александр Маркович положил руку на её ладонь. – Дай им время.

Андрей видел, как пальцы Маши на долю секунды удлинились, прежде чем вернуться к человеческой форме. Он посмотрел на Веру, которая замерла с вилкой на полпути ко рту. Она тоже это заметила.

После ужина Вера перехватила его в саду.

– Ты видел, что она делает с фотографиями? – прошептала она, оглядываясь на освещённые окна дома. – Она не просто смотрит на них. Она… впитывает их. Истории смертей, горе тех, кто остался…

В темноте сада мелькнула белая фигура. Они замолчали. Маша стояла у старой яблони, её силуэт казался размытым, словно она существовала одновременно в нескольких местах. Когда она повернула голову в их сторону, её шея изогнулась под невозможным углом.

– О чём шепчетесь? – спросила она голосом, в котором звучали отголоски других голосов. – Я так люблю истории. Особенно грустные.

Яблоня за её спиной начала чернеть, словно пораженная невидимой гнилью. К утру она была мертва.

Той ночью в Книге появилась новая запись, написанная почерком, который дрожал от страха:

"Оно становится сильнее с каждым прикосновением к смерти. С каждым воспоминанием о потере. С каждой каплей чужого горя. И скоро… скоро ему понадобится больше, чем просто воспоминания."

Глава 3: Проблески чужого

"Они учатся быть нами медленно, примеряя наши жесты как перчатки. Но иногда перчатка рвётся, и сквозь прорехи проглядывает то, чему нет имени в человеческих языках."– книга Хранителей, запретные тексты

Дом Искателей начал меняться. Сначала это были мелочи – цветы в вазах увядали слишком быстро, зеркала покрывались странной патиной, а половицы скрипели так, словно по ним ходило что-то значительно тяжелее человека. Но с каждым днём изменения становились всё заметнее.

Андрей обнаружил это однажды утром, когда пришёл проверить архивы. В коридорах стоял затхлый запах склепа, а тени в углах казались гуще обычного. Они словно тянулись к Маше, когда она проходила мимо, как голодные псы к хозяину.

– Что-то здесь изменилось, – сказал один из младших Искателей, нервно оглядываясь. – Будто дом… болен.

Маша сидела в гостиной, просматривая старые письма. Её движения стали более резкими, словно марионетка с истёртыми шарнирами. Иногда она забывала моргать – минутами, часами.

– Знаешь, – сказала она, не поднимая глаз от писем, – забавно, как люди пишут о смерти. Всегда так… осторожно. Будто боятся разбудить что-то.

Её пальцы удлинились, когда она перевернула страницу, суставы изогнулись в местах, где их быть не должно. Андрей почувствовал, как Книга в его сумке начала пульсировать в рваном, неправильном ритме.

– Маша, – позвал он осторожно.

Она подняла голову одним механическим движением. В её глазах плавали золотые искры, собираясь в узоры, которые не могли существовать в евклидовой геометрии.

– Да? – спросила она голосом, который звучал как эхо в пустом соборе. – Что-то не так… Андрей?

Его имя она произнесла с запозданием, словно вспоминая правильную последовательность звуков.

В этот момент в комнату вошла Вера. Она замерла на пороге, её амулет ярко вспыхнул.

– Прочь! – выкрикнула она, выставив вперёд руку с древним символом Хранителей.

На долю секунды лицо Маши исказилось. Кожа пошла рябью, как вода от брошенного камня, и сквозь человеческие черты проступило что-то иное – множество глаз, раскрывающихся как цветы, рот, растягивающийся по спирали. Но видение длилось лишь мгновение.

– Что ты делаешь? – раздался голос Александра Марковича. Он стоял в дверях, его лицо исказилось от гнева. – Как ты смеешь так обращаться с моей дочерью?

– Это не ваша дочь! – Вера не опускала руку. – Неужели вы не видите? Посмотрите на тени – они движутся неправильно. Посмотрите на цветы – они умирают от её прикосновения. Посмотрите…

– Папа, – Маша всхлипнула так идеально, что это могло бы тронуть сердце, если бы не лёгкая механистичность в движении губ. – Почему она так со мной?

Вечером того же дня Александр Маркович попросил Веру покинуть его дом. Андрей нашёл её собирающей вещи в своём кабинете.

– Ты должен следить за Книгой, – прошептала она. – Она единственная, кто не может лгать о том, что происходит. Оно становится сильнее, Андрей. И скоро…

Грохот в коридоре прервал её. Они выбежали и увидели одного из младших Искателей, лежащего без сознания у подножия лестницы. Над ним стояла Маша, рассматривая его тело с холодным любопытством.

– Он просто… упал, – сказала она, и её улыбка была слишком широкой, слишком острой. – Люди такие хрупкие, правда?

Той ночью Книга едва не прожгла полку, на которой лежала. Когда Андрей открыл её, страницы были покрыты словами, написанными будто кровью:

"Оно больше не может сдерживать свою истинную природу. Маска человечности истончается с каждым часом. И когда она окончательно спадёт…"

Последняя строчка оборвалась, словно пишущий не смог заставить себя закончить мысль.

За окном Маша стояла в саду, её силуэт размывался в лунном свете. Вокруг неё в неестественном танце кружились опавшие листья, а тени сгущались, принимая формы, от которых разум отказывался фиксировать увиденное.

Где-то в доме закричал человек. Крик оборвался так же внезапно, как начался.

Глава 4: Голод

"Когда древнее существо носит лицо любимого человека, труднее всего принять, что любовь делает нас слепыми. И эта слепота – лучшая приманка для голодных теней."– Из уничтоженных записей Хранителей

Состояние Елены Павловны стремительно ухудшалось. Врачи говорили о необъяснимой анемии, о нарушении всех жизненных процессов, но Андрей знал правду. Он видел такое же истощение в глазах других членов дома Искателей – тех, кто проводил слишком много времени рядом с Машей.

– Мы должны были предвидеть это, – Вера нашла его у больницы. Она больше не носила знаки различия Хранителей, но её взгляд оставался цепким и острым. – Книга – это зло. Мы всегда это знали. А ритуал нарушил все законы равновесия. Теперь оно здесь, и оно голодно.

– Почему ты не остановила нас раньше? – спросил Андрей, чувствуя тяжесть Книги в своей сумке.

– Мы пытались. – Она горько усмехнулась. – Но Искатели всегда считали, что могут контролировать силы, которые древнее самого времени. Александр Маркович был одержим идеей вернуть дочь. А теперь…

Её прервал звук сирены – из больницы выезжала очередная скорая. Андрей похолодел, узнав за рулём знакомый силуэт в белом платье.

– Она становится небрежной, – прошептала Вера. – Уже не пытается скрывать свой голод.

В доме Искателей они застали хаос. Трое новых членов общества были без сознания – такие же бледные, как Елена Павловна. На их шеях виднелись странные отметины, похожие на следы пальцев, но слишком длинных, с лишними суставами.

Маша нашлась в часовне, куда раньше члены общества приходили медитировать. Она сидела среди свечей, и их пламя изгибалось в её сторону, словно тянулось к ней.

– Столько скорби здесь, – произнесла она голосом, который звучал как множество голосов одновременно. – Столько сладкой, восхитительной боли. Они приходят сюда молиться, плакать, вспоминать мёртвых. Это… опьяняет.

Её тело начало меняться, когда она говорила. Суставы выгибались под невозможными углами, кожа становилась прозрачной, как у глубоководного существа. Сквозь неё просвечивали кости, которые двигались и перестраивались.

– Прекрати! – Андрей выставил Книгу перед собой как щит. Она пульсировала в его руках, страницы сами раскрывались, исторгая волны золотого света.

Существо, которое уже едва напоминало Машу, зашипело. На мгновение его форма расплылась, являя проблески истинного облика – бесконечная спираль плоти и глаз, геометрия, от которой болел разум.

– Андрей? – голос Александра Марковича прозвучал от двери. Он застыл, глядя на сцену перед ним. – Что ты делаешь с моей…

Его голос оборвался, когда существо повернулось к нему. В тусклом свете часовни было видно, как его дочь одновременно улыбается тремя ртами, расположенными спиралью.

– Папа, – произнесло оно голосом Маши, но под ним звучали другие голоса, древние и голодные. – Я просто… скучала по дому.

Книга в руках Андрея раскрылась на новой странице. Слова проступали как раны:

"Оно питается не только жизненной силой. Каждая непролитая слеза, каждый подавленный крик, каждый момент отрицания очевидного – всё это делает его сильнее. Слепая любовь – его любимое блюдо."

Александр Маркович пошатнулся, хватаясь за дверной косяк. Впервые Андрей увидел в его глазах проблеск понимания – и это понимание было страшнее любого отрицания.

– Что мы наделали? – прошептал он. – Что я призвал в этот мир?

Существо, носящее лицо его дочери, улыбнулось ещё шире. В его глазах клубилась тьма, древняя как сама вселенная. И она была голодна.

За окнами часовни начался снегопад. В середине осени снежинки падали чёрными, и там, где они касались земли, трава умирала.

Глава 5: Отрицание

"Самое страшное в древних существах не их чудовищный облик, а то, как долго мы отказываемся видеть правду. Ибо каждый миг отрицания – пир для них."– Из последних записей пропавшего Хранителя

Кодекс далеких звезд, Знамение Последних Дней"Когда звёзды начнут падать одна за другой, как осенние листья, когда море поднимется к небу, а небо опустится в бездну, когда тени обретут плоть, а плоть станет тенью – тогда вернутся Они. И первым знаком будет тишина – абсолютная тишина, в которой даже мысли звучат слишком громко. Вторым знаком станет искажение отражений – зеркала начнут показывать то, что скрыто за гранью реальности. А третьим знаком будет Зов – и те, кто услышит его, добровольно распахнут двери между мирами."

Александр Маркович заперся в своём кабинете после случая в часовне. Андрей слышал, как он часами перебирал старые документы, бормоча себе под нос опровержения увиденного. Седина в его волосах проступила резче, словно время вокруг него ускорилось.

– Просто стресс, – твердил он каждому, кто пытался с ним заговорить. – Она просто… адаптируется. Нужно дать ей время.

Но время работало против них. Вера появилась на пороге дома Искателей не одна – с ней были трое других Хранителей, их лица были мрачны.

– Мы нашли записи, – сказала она Андрею, протягивая древний дневник. – Это случалось и раньше. В 1876 году в Праге. В 1923 в Кракове. В 1957 в Киеве. Всегда одинаково – кто-то пытается вернуть любимого человека, используя запретные знания. И всегда…

Она не закончила. Где-то в глубине дома раздался крик, переходящий в бульканье. Они бросились на звук.

В библиотеке они нашли молодого Искателя, распластанного на столе. Маша склонилась над ним, её рот был неестественно растянут, а пальцы удлинились, впиваясь в его грудь. В воздухе плыли серебристые нити жизненной силы, втягиваясь в её тело.

– Прочь! – крикнула Вера, выхватывая древний амулет.

Существо зашипело, его форма заколебалась, являя проблески истинного облика. На мгновение комната наполнилась запахом озона и гнили.

– Вы не можете остановить то, что уже началось, – произнесло оно голосом, который звучал как скрежет металла по стеклу. – Он сам впустил меня. Его отрицание… его слепая любовь… такие сладкие…

Книга в руках Андрея начала вибрировать с такой силой, что он едва мог её удержать. Страницы сами раскрылись, являя новые строки:

"Когда древнее существо находит якорь в нашем мире, оно может открыть путь другим. Каждая непринятая правда – камень в фундаменте моста между мирами."

В этот момент в библиотеку ворвался Александр Маркович. Его глаза расширились при виде сцены перед ним.

– Нет, – прошептал он, но в его голосе уже не было прежней уверенности. – Это не может быть…

– Папочка, – существо повернулось к нему, его черты снова стали почти человеческими. Почти. – Ты же любишь меня, правда? Несмотря ни на что?

В его голосе звучала насмешка – древняя и жестокая. Тени в углах комнаты сгустились, принимая формы, от которых рассудок отказывался фиксировать увиденное.

– Я видел записи, – один из Хранителей шагнул вперёд. – В Праге оно уничтожило целую семью, прежде чем мы смогли его остановить. В Кракове погибло тридцать семь человек. В Киеве…

– Молчите! – Александр Маркович схватился за голову. – Вы ничего не понимаете! Это моя дочь! Моя…

Его голос оборвался, когда существо оказалось рядом с ним одним смазанным движением. Его рука, больше не пытающаяся выглядеть человеческой, легла на плечо отца.

– Конечно, папа, – прошептало оно, и в его дыхании слышался запах могилы. – Я твоя дочь. И я так… голодна.

Андрей видел, как серебристые нити начали течь из Александра Марковича, как его лицо начало осунуться. Но тот продолжал улыбаться, глядя в лицо существа с слепым обожанием.

– Мы должны что-то сделать, – прошептала Вера. – Оно становится сильнее с каждым часом. И скоро…

Снаружи начала выть сирена воздушной тревоги, хотя на небе не было ни облачка. В её вое слышались отголоски криков, которых не могло быть в человеческом мире.

На страницах Книги проступили новые слова, написанные почерком, дрожащим от ужаса:

"Граница истончается. Оно прогрызает дыру между мирами. И в эту дыру смотрят голодные глаза его собратьев."

Глава 6: Маски

"Когда существо сбрасывает последние остатки человеческой маски, оно делает это не от бессилия. Оно делает это от пресыщения – как охотник, который больше не видит смысла таиться."– Из предупреждений Хранителей

В доме Искателей больше не пытались поддерживать видимость нормальной жизни. Коридоры пропитались запахом тлена, а воздух дрожал от невидимых глазу колебаний. Половина оккультистов лежала в больницах с необъяснимым истощением, остальные бежали, наконец-то осознав цену своих экспериментов с запретными силами.