Дружина сестрицы Алёнушки

– Слышал уже, – сморщившись, как от зубной боли, торопливо перебил его князь. И, подойдя к богатырю вплотную, по-отечески положил ему руку на плечо. – Ай же ты, Дунаюшка Иванович! Возьми ты у меня силы сорок тысячей, возьми казны десять тысячей, поезжай во тую землю, в Черноморову, забери мою любимую доченьку. Буде в честь ее Черномор не даст, забери тогда ее силушкой!

Дунай затравленно оглянулся и, кажется, совсем протрезвел, представив себе, как сорок тысяч княжьих людей по дороге проедают десять тысяч княжьей казны а потом разбегаются при виде колдовским образом летающего Черномора.

– Солнышко ты, Владимир стольно-киевский! – запричитал Дунай. – Ой не надо мне силы сорок тысячей, мне не надо казны десять тысячей! Дай-ка ты мне любимых товарищей, Илью Муромца да Добрыню Никитича, – взгляд Дуная при этом устремился на двоих богатырей, словно бы умоляя – «не выдайте».

Князь Владимир, окинув взглядом свою притихшую рать, скорбно хмыкнул, видимо сожалея, что теперь не получится услать их всех на месяц-другой с глаз долой. Потом перевел взгляд на Илью и Добрыню, понимающе усмехнулся и развел руками.

– Ай же вы, Илюша да Добрынюшка! Пожалуйте к Дунаю во товарищи.

Илья, пожав плечами, отер с усов пивную пену и молча поднялся из-за стола. Добрыня нарочито низко поклонился князю и Дунаю.

– Ой спасибо тебе, князь да стольно-кивеский, и тебе, Дунаюшко Иванович, за почет, за ласку, за доверие, – саркастически усмехаясь, нараспев проговорил он. – Нешто мы с Ильей теперь откажемся?

Прямо из-за столов Илья, Добрыня и Дунай двинулись на двор. Следом за ними устремился князь и весь пировавший в гриднице люд, который еще мог стоять на ногах.

«Ну вот, опять куда-то ехать. Кого-то спасать… Меня, конечно, ни о чем не спросили», – вздохнула Алена и пошла следом за богатырями. На крыльце она немного замешкалась в образовавшейся толчее, и вдруг увидела трех богатырей, одного за другим вскачь летящих к лобному холму на торговой площади.

– Стоять! Куда?! – спохватился князь Владимир.

Но Добрыня уже хлестнул своего Бурку, и тот, взвившись с места, перемахнул наугольную башенку крепостной стены. Следом взлетел Чубатый. Последним скакнул Дунай на своей все также перегруженной сверх всякой меры лошадке. Предусмотрительно взяв чуть правее, он пролетел мимо башни в локте от белокаменной стены. Не успевший отдохнуть конь зацепил копытом за верхнюю кромку и обрушил вниз один из крепостных зубцов.

– Да что ж это! К растакой ягой ядреной бабушке! Когда-нибудь сроют этот холм?! – затряс кулаками Владимир. – Кто у нас отвечает за благоустройство в черте города?

Не найдя среди окружающих его подобострастно улыбающихся боярских рож отвечающего за благоустройство (тот поспешил пригнуться, прячась за спинами товарищей), князь махнул рукой и направился обратно в хоромы.

– Видали добрых молодцов сядучись, не видали добрых молодцов едучись, – прокряхтел кто-то в толпе. – Эх, молодость, молодость.

«А как же я? Куда же они без меня?.. Неужели забыли?! – заметалась Алена. – Ну конечно, первым делом самолеты. Ну а девушки? А девушки потом».

Микула попытался утешить ее:

– Ну да что ты убиваешься, Аленушка? В том походе тебе делать нечего. К Черномору дорога, знамо, долгая. До заморского того до Ново-города. Ну да кони у них шибко быстрые. Ты здесь месяц-другой пообвыкнешься, а они к тому времени управятся, – он блаженно улыбнулся, и подсунул Алене ковш с какой-то пенной жидкостью. – Выпей лучше медку, да скушай пряничек.

– Целый месяц тут сидеть? – засомневалась Алена. – Может, лучше обратно на заставу богатырскую поехать?

– А и на заставу езжай. А я провожу тебя завтра утречком, – убедившись, что Алена сделала большой глоток из подсунутого ковша и впилась зубами в пряник, Микула вернулся к прерванной беседе с соседом:

– Я как ржи-то напашу, да в скирды сложу, я во скирды сложу, да домой выволочу, домой выволочу, да дома вымолочу, а я пива наварю…

«Да что ж это такое? – со все возрастающей обидой думала Алена. – Добрыня-то как вздыхал. Я уж поверила, что он в меня влюбился. Илья тоже хорош! Бросили меня, даже слова не сказали. Как вернутся – убью! Только бы они все живые вернулись».

– О! Будь здоров… ик, Микула Селянинович! – прилагая усилия, чтобы поддерживать себя в вертикальном положении к ним приблизился, сияя бессмысленной голливудской улыбкой, богатырь.

– Будь здоров и ты, Дюк Степанович, хотя мы с тобой уже здоровались, – кивнул ему Микула.

– Что за отрок с тобой, коса русая?.. Как зовут тебя, красна девица? – Дюк Степанович сверкнул глазами и, то ли из-за врожденной галантности, то ли из-за полной уже невозможности держаться на ногах, припал у ног Алены на одно колено и схватил ее за руку.

– Да чтоб вы все треснули! – Алена в сердцах стукнула своей корзинкой по голове приставучего хама. Раздался легкий хлопок, и еле слышно запахло озоном.

Дюк Степанович ошеломленно захлопал глазами. Осмотрелся вокруг удивленно-трезвым взглядом, испуганно пробормотал:

– Пардон муа, – вскочил и бросился из гридницы прочь.

«Как это он так быстро протрезвел? – удивилась Алена. – Ай да корзиночка у меня, уж не из-за шишек ли она стала волшебной?»

– Поле! Русское По-о-оле!!! – взревели вдруг с другого боку. От самозабвенного пения захмелевшего Микулы задрожали окна терема.

– Да вы что, сговорились?! – Алена с размаху заехала Микуле корзинкой по голове.

Рулада прервалась на полуслове. Микула удивленно огляделся вокруг.

– И правда. Чего это я распелся? Чай не в поле пашу.

За спиной Алены вдруг возник князь Владимир Красно Солнышко.

– Что это у тебя, девица, за корзиночка? Дай-ка мне… поглядеть.

Алена не посмела ему возразить, тем более, что унизанные перстнями пальцы князя уже вцепились в ручку, а голубой, мутноватый от излишней дозы хмельного взгляд впился в хитросплетение ивовых лоз.

– И простая, поди-ж ты, штуковинка. На Руси ведь таких пруд-пруди. Нешто мне все то с хмелю пригрезилось?

Князя повело в сторону. Переступив ногами, он зло сжал губы, приосанился и со всего маху огрел себя корзинкой по голове. Снова чуть пахнуло озоном. Обведя гридницу прояснившимся взглядом, Владимир повел плечами. Не доверяя своим чувствам, покрутил головой. И лицо его вдруг озарила по-детски задорная улыбка.

– Что ты хочешь за корзинку, красна девица? Говори, не бойся. Все, что спросишь, дам.

– А уж дай-ка князь ты справу мне дорожную, да кафтан, да плеть, да лук со стрелами, да припас еды, да серебра кошель, ведь хочу я в путь-дорожку отправиться, – выпалила Алена, удивляясь сама себе.

«А и вправду, чего мне сиднем сидеть в княжьем тереме столько времени – я так с тоски помру. А они там без меня пропадут. Обманет их Черномор, или еще какая беда приключится. Они же, как дети малые».

Князь Владимир кивнул, и со злорадной ухмылкой двинулся вдоль скамей, высматривая кого-то среди пирующих. Углядев благостно улыбающегося, совершенно потерявшего связь с реальностью ключника, князь, словно пардус подскочил к нему и стукнул корзинкой по голове. Моментально протрезвевший ключник вскочил со скамьи, обнаружил нависшего у себя над плечом князя и обречено замер.

– Ты где должен быть? – прошипел князь. – На пиру?!

– В-виноват! Я э… по делу заскочил и…

– Пойдешь с этой девицей в казну, – князь указал перстом на Алену. – Выдашь ей то, что прикажет. И дашь о том полный отчет.

И Красно Солнышко двинулся дальше, сияя лицом, радостно притоптывая в такт гуслям Бояна и время от времени с плеча раздавая удары волшебной корзинкой по головам.

Глава 5

Для милого дружка семь верст не околица.

Русская народная пословица

Из закромов Алена вышла, одетая на восточный манер – в приталенный кафтан и шаровары. В руках она несла целый ворох имущества: лук со стрелами, саблю, увесистый кошель с серебром и дорожный мешок, полный припасов.

Ночевать пришлось в Киеве. Ключник распорядился разместить Алену в отдельной горнице и убежал. Хлопот у него было предостаточно. Пир подходил к концу. Княжьи слуги провожали до дверей под ручку, а порой и тащили на себе вволю наевшихся и напившихся гостей. Наиболее почетных развозили по домам, или устраивали в гостевых комнатах княжьих хором. Менее знатные шли домой своим ходом, а совсем пьяных слуги укладывали прямо на пол в сенях.

Алена вышла на крыльцо. Лошадок на дворе поубавилось. Собственно, стояли только две не привязанные лошади. Черная лошадка Алены и богатырский конь Микулы Селяниновича.

«Интересно, а где же сам Микула?» – подумалось Алене. И словно в ответ на ее мысли откуда-то издали до нее донесся раскатистый бас:

– Поле… Русское По-о-о-ле!..

– Понятно, – Алена сладко зевнула. – Всю ночь, наверное, гулять будет.

Наутро, однако, Микула выглядел свежим, как огурчик. Он встретил Алену у крыльца и помог упаковать добро. Не медля более ни минуты, они вскочили на лошадей. Выехав за стены, пошли богатырским скоком. Замелькали под копытами лошадей поля и перелески. Через некоторое время во весь горизонт легло перепаханное Микулой поле. Солнце забиралось все выше.

– А вот и указатель мой! – обрадовано указал пальцем Микула. Широкая утоптанная дорога упиралась в перепаханное поле. Там, где лихая богатырская соха перерезала киевский шлях, стоял столб с указателем. И прямо от этого указателя уже был вытоптан почти такой же широкий и хорошо утрамбованный, как и бывший шлях, путь.

– Надо же! – удивился Микула. – И дня не прошло, а сколько уже народу проехало. Не зря я, значит…

– Микулушка, – с сомнением спросила Алена. – Мы ведь прямиком от Киева едем?

– Ну да.

– А дорожка-то новая совсем в другую сторону ведет, – Алена поджала губы. – Куда же они все направились?

– Да коли у них ума совсем нет, что же мне теперь, за ручку всех провожать? Едут и едут, – возмутился Микула. – Я за них за всех не в ответе.

– В ответе, – отрезала Алена. – Они поехали туда, куда показывал твой указатель.

– Точно? – и Микула натянул конские поводья.

Алена поспешила сделать то же самое, чтобы не упрыгнуть одной в неизвестность. Лошадки приземлились на небольшой поросшей ковылем возвышенности. Пахарь, привстав на стременах, оглядывал во все стороны раскинувшуюся степь. Только где-то на юге чернела полоска леса.

– Ну и как же мне быть теперь? Коль дорога та неправильно протоптана, так ее надо срочно перепахивать, да на Киев указатель перевертывать, да пойтить-проводить на Киев путников, чтобы снова они не заплуталися, чтобы верно дорожка протопталася, – и Микула озабоченно почесал затылок, сдвинув на лоб свою пуховую шляпу.

– Верно.

– А как же ты? Заблудишься ведь. Я же до самой заставы богатырской проводить тебя хотел.

– Ну, от моря я и сама дорогу найду.

– Так чего стоим тогда, поехали! Вон, на юге чернеет полосочка. То деревья все леса Заповедного. А за ними уже море Черное.

До моря добрались в дюжину скоков. Алена натерпелась страха, перелетая через Заповедный лес. Все боялась, что кони, падая на землю из очередного скачка, угодят прямо на бурелом или в густую лесную чащу. Однако, каждый раз находились потаенные лесные полянки. А после того, как они с Микулой, последним прыжком чуть не угодили прямо в глубины моря, лишь каким-то чудом рухнув с небес в полосу прибоя, Алена долго не могла разжать свои пальцы, вцепившиеся в лошадиную гриву.

– Да, давно я так над лесом-то не скакивал, – Микула утер выступивший на лбу пот. – Ты не пробуй так сама, Алена, езживать. Наши кони и без этого быстрые, даже если скакать по дороженьке. Когда море вблизи, или лес большой, или горный какой край незнаемый, лучше скоком богатырским не скакивать. Уж почем я стар, так и то б не стал, только ждет меня дорога неисправная. Ты езжай, Алена, влево, по бережку: там стоит застава богатырская. Да одна-то не пускайся в путь дороженьку. Не найдешь ты царства Черноморова. А дождись-ка там Алешу Поповича.

Алена только кивнула. Она постепенно приходила в себя. Микула, оглядевшись, развернул свою соловую кобылку, хлестнул ее плеткой и, взлетев над лесом, исчез.

«Ну вот, я и снова одна», – подумала Алена.

Слева был Заповедный лес, а справа Черное море. Почти как в начале ее приключения. Вдруг ее как током ударило: показалась та самая тропинка, по которой Алена вышла из леса к морю. Вот она, лежит под ногами. И если пойти по ней обратно в лес, если найти то место, где она выбралась из бурелома, если потом попытаться найти выход на трассу… Она уже хотела соскочить с лошади, но остановилась.

«Илья с Добрыней, конечно и без меня не пропадут. Но как же Алеша? Куда он пропал? Может, его эта озерная девка заколдовала? Не могу же я уйти, не узнав, что с ним! Всё равно искать меня никто не будет. Соседи решат, что я в город вернулась. Была бы жива бабушка…» – Алена, вздохнув, тронула пятками бока Черной.

Бабушка Аглая, у которой она жила с пятнадцати лет, умерла в прошлом году, завещав внучке крепкую избу в деревне и заросший сад. Жить в опустевшем доме Алене не хотелось, но и продавать наследство дачникам не лежала душа. Как-нибудь потом. А пока что у нее каникулы. И собственная сказка, от которой невозможно отказаться.

Алеша Попович обнаружился за заставе – за столом в обнимку с кувшином вина. Увидев Алену, он попытался подняться, но не сумел.

– Ну вот, Аленушка, совсем меня ноги не держат, – богатырь виновато улыбнулся. – И зачем-то я поехал к синю озеру? Жизнь моя теперь совсем пропащая…

– Что же так? – Алена присела рядом на лавку. – Поссорились?

Алеша глубоко вздохнул:

– Ты прости меня, милая Аленушка… Уж не думал я, что все так переменится. Словно пташка летал, с ветки на веточку… Только нынче все совсем по-настоящему. Я пропал, совсем пропал, Аленушка. Со мной раньше такого не случалося. Раньше все была лишь удаль молодецкая. Только нынче любовь настоящая. Настоящая, да только бестолковая, на погибель и мне и ей пришедшая, – и Алеша одним залпом опрокинул чарку. В его синих, отчаянных глазах стыла безнадежная тоска.

– Ну-ка, давай по порядку, – забеспокоилась Алена. – Она что, бросила тебя?

– Если бы, – Алеша кисло улыбнулся. – Обещала любить веки-вечные, обернулась белой лебедушкой да порхнула прочь, к морю синему.

– Ничего, коли любит – воротится, – Алена погладила Алешу по руке. – А не любит, так и нечего печалится.

– Любит, любит она меня, Аленушка!.. Да только она – лебедь белая. Человеком лишь на один день в году оборачивается! – богатырь стукнул кулаком по столу. – Раз в году! Ах ты горюшко горькое! – и он снова потянулся к кувшину с вином.

– И ты решил напиться с горя? – Алена убрала кувшин на другой конец стола.

– Ну решил, и что с того? – Алеша Попович привстал, пытаясь дотянуться до вина, но ноги подкосились, и он вновь плюхнулся на скамью. Горькая усмешка скривила его губы. – Только видно и напиться не получится… Пью который час, да все бес толку. Уж и ноги мои стали нехожалые. Только голова все не замутится. Горе горькое не забудется. Проще видно утопиться в синем омуте.

– Не топиться, а жениться тебе надо, – разозлилась Алена. – Я знаю, кто твоя лебедь. Она дочь морского царя и племянница Черномора. Коли любишь ее по-настоящему, так езжай и сватайся. Заодно узнаешь, как снять с нее заклятье. Добрыня с Ильей, кстати, тоже к Черномору поехали.

– А им-то зачем? – удивился Алеша.

Алена коротко пересказала ему все, что произошло в Киеве.

– Так что лучше нам попасть к Черномору раньше, чем к нему приедут разбираться Дунай, Илья и Добрыня. Или хотя бы одновременно с ними, иначе о сватовстве можно забыть, – Алена критически оглядела богатыря. Жаль, корзинки нет. – В состоянии ты ехать верхом?

– Легко! – Алеша, получивший надежду, просветлел лицом и вскочил со скамьи. Впрочем, ноги его моментально подкосились, и молодец рухнул грудью прямо на стол. Попытался приподняться, но безуспешно. Повернулся поудобнее на бок и огласил горницу богатырским храпом. Судя по умиротворенной, счастливой улыбке, во сне он видел свою любимую Лебедь.

– Буба!.. Бу-уба!!!

– Ну что там? Кто меня зовет? – зашевелилось и закряхтело поваленное бревно, на которое уже собралась присесть Алена. Из-под бревна вылез леший, стряхивая со своей коричневой куртки мох и древесную труху. – Только, понимаешь, решил себе новую нору обустроить… А, это ты, Алена? Так и осталась жить в дому у этих диких?! И не боязно тебе…

– Слушай, Буба, ты знаешь, где живет Черномор?

– Чур меня, чур! – вздрогнул леший. – Еще только Черномора нам в лесу не хватало. То русалок с собой в лес притащит, то зелена вина. А молнией он, знаешь, как может пригреть? Хуже только Ягая Бабушка со своей кочергой…

И тут до Бубы дошел смысл заданного Аленой вопроса. Леший словно стал меньше ростом и испуганно уставился на нее.

– А зачем тебе Черномор?

– В гости к нему хочу съездить.

Леший закашлялся.

– Ой, девка… Пропадешь ты. Сперва богатыри эти дикие. Потом Черномор. А завтра ты, небось, к Морскому Царю в гости захочешь, или того хуже – к Кощею.

– Так ты знаешь дорогу? – грозно нахмурилась Алена. – Отвечай! Ведь ты же обещал мне помогать!

– Оно да. Конечно… Коли у тебя ума совсем нет, то ладно. Уж лучше я тебе тогда дорожку укажу, чем лиходей какой. А Черноморово царство как раз на том берегу моря, который отсюдова не виден. Ходили оттуда, знаю, корабли заморские. Прямо из царства шли Черноморова. Три дни плыть, а то и четыре, коли ветер попутный будет, да ладья справная. А коли не будет, так то прямая дорога на дно морское. Да и купцы те все – обманщики. А иные и вовсе разбойники. Сухопутный-то путь выйдет поудобнее.

– И каков же он, сухопутный путь?

– А простой – налево по берегу. Как пойдут сперва степи широкие, а потом болота глубокие, да леса дремучие, да высокие горы оловянные, за ними будет и земля заморская. Там на берегу Новый град стоит, город каменный. А над ним на горе замок Черноморов. Да ведет к нему тропинка узкая, упирается в ворота железные. В Черноморе том силушка великая, колдовство да коварство злодейское. Как взлетит он прямо в небо высокое, да как прянет с небес стрелой огненной, булавой разобьет врагам головушки. Черномору вороны служат черные, да недобрые людишки, все разбойнички. Да в родной земле его боятся все, а в соседних землях опасаются. Не ходила бы ты душечка, Аленушка, в дальнее царство Черноморово. Уж поверь мне, это дело не женское. Богатырь и тот там сложит голову.

– Нет уж. Без меня Алеша точно пропадет. Придется вместе с ним ехать сватать Лебедь. Ты точно уверен, что она племянница Черномора?

– Угу, – Буба почесал голову. – Так ведь она и морским богатырям сестра. Может проще с ними договориться?

Алена упрямо наклонила голову.

– Нет, если они Лебеди до сих пор не помогли, значит ничего поделать не могут. Чую, дело в Черноморе. Спасибо тебе, Буба, за науку. Пойду я. Завтра Алеша проспится, и мы поедем. Сухопутным путем оно, наверное, надежнее. А с нашими лошадьми так даже быстрее получится.

– Подожди, постой, красна девица, – Буба полез под бревно и чем-то там зашуршал. Из норы последовательно появились дырявый сапог, деревянная миска, огниво, какие-то тряпки… Следом выбрался сам Буба, прижимая к себе небольшой берестяной короб. Аккуратно поставил его наземь, снял крышечку и одну за другой вынул пять шишек. Посмотрел на них, три, что побольше, положил обратно, а две шишки протянул Алене.

– Вот. Держи.

– Зачем они мне?

– В этих шишечках сила великая. Коль какой супостат появится, коли он на тебя накинется, так ты кинь прямо в лоб ему шишечкой: искры у него из глаз посыплются, кувырком болезный опрокинется… Или сменяешь на что полезное. Пригодиться они могут ко многому, – и Буба аккуратно положил шишечки в подставленные Аленой ладони.

Алеша проспался только к середине следующего дня. И еще три часа наряжался, да прихорашивался.

– Ну что ты копаешься? – нервничала Алена. – Нам нужно успеть раньше Ильи с Добрыней. А то нехорошо получится – одни едут свататься, а другие – у самого Черномора отнимать невесту.

– Не бойся, Алена. Если с братцами мы разминемся, так я и один Черномору шею сверну, пусть только попробует мне Лебедушку мою не расколдовать, – в глазах Алеши блеснул такой бесшабашный задор, что Алена невольно вспомнила все предостережения Бубы.

Заявив, что знает короткую дорогу в заморский Ново-град, Алеша направил коней в сторону от моря. Дремучий лес не кончался довольно долго. Потом, почему-то, вместо оловянных гор появились ровные квадратики полей и аккуратные домики с островерхими черепичными крышами.

– Что-то мы, Аленушка, промазали, – нахмурился Алеша. – Надобно левее заворачивать.

Они завернули левее, и, через некоторое время под копытами коней замелькали мазанки с соломенными крышами среди широких полей и цветущих садов. Потом кончились поля и сады и потянулась пустынная местность.

– Ох, еще левее надо, Аленушка, – закряхтел Алеша. Лицо его приобрело зеленовато-землистый оттенок.

– Тпруу! Стоять! – закричала Алена. Ей показалось, что Алеша сейчас рухнет вниз.

Кони еще только коснулись копытами красной каменистой почвы, а богатырь уже соскочил с коня и бросился за ближайшие жиденькие кусты. Судя по долетевшим до Алены звукам, вчерашнее вино пыталось выйти обратно. И небезуспешно. Алена тактично отвернулась и стала рассматривать окрестности. Справа, насколько хватает глаз, простиралась ковыльная степь. Где-то вдалеке к небу вился одинокий дымок. Слева над ними возвышались крутые горные кряжи. Редкая трава пробивалась сквозь красноватую, глинистую почву. Чуть в стороне журчала речка. Лошади жадно пили из нее воду. Только сейчас Алена заметила, как животные устали. Они тяжело поводили боками, с губ Черной падали пенные хлопья.

«Сколько же мы скакали? – Выехали на рассвете, а сейчас солнце уже почти в зените…»

– Да уж, дал я маху, Аленушка, – вздохнул Алеша. Он умылся в реке и окончательно ожил. – Вот ведь учудил-то я с похмельица. Долго мы скакали не в ту сторону. Раньше я таких краев не видывал.

Он оглядел окрестности с довольным, хотя и несколько обескураженным видом.

– Не видывал?! – Алена задохнулась от возмущения. – А сам говорил… Да мы же заблудились!

– Ага, – богатырь улыбнулся радостно, как ребенок, и нахлобучил на мокрые кудри шлем. – Заблудились, Аленушка! – и он чуть было не подхватил ее от избытка чувств на руки. Впрочем, натолкнувшись на строгий взгляд, потупился и виновато пожал плечами.

– Не вижу причин для веселья, – холодно произнесла Алена. – Что нам теперь делать? Одним? В совершенно незнакомой стране?

– Что ли ты боишься, Аленушка? – удивленно наклонил голову Алеша. – Так тебе со мной бояться нечего. Коли надо, я любому ворогу… – богатырь подбоченился, с вызовом оглядел окрестности, и, сложив ладони рупором, зычно крикнул: – Эге-ге-гей!..

Горное эхо подхватило крик, многократно повторив его. Над каменными кряжами взмыли и закружились большие птицы. Мурашки побежали у Алены по коже.

– Что-то мне, Алеша все же боязно. Лучше мы поедем потихонечку, – она схватила богатыря за рукав и потянула к лошадям.

– Да куда же ехать нам, Аленушка? Ведь вокруг места все незнакомые. Тут дорогу спрашивать надобно. Вон, дымок в поле вьется. Не жилье ли там?

– Нет! – взвизгнула Алена, моментально представив, с кем они могут там встретиться. – Ты лучше подумай головой. Степи и болота мы проехали. На лесах забрали сильно к северу и стали влево, к югу поворачивать. Значит это горы Оловянные. Мне про них и леший рассказывал. Если поедем вдоль них, выберемся к морю.

– Это горы, да не Оловянные, – нахмурился Алеша. – Ты смотри, вон здесь и глина красная. И вода в реке со ржавым привкусом… Видом эти горы я не видывал. Я про них лишь слыхом слыхивал. Это видно горы все Железные. Может, вот она – река Смородина. Про нее мне Добрыня рассказывал. Он тут бился со Змеем Горынычем.

– Так чего же мы стоим тогда? Поехали! – Алена еще усерднее потянула богатыря к лошадям.

– К Змею Горынычу? – удивленно поднял брови Алеша Попович.

– Да ты что?! Не к нему, а к морю Черному! Мимо гор Железных, мимо Медных гор. А потом будут горы Оловянные. Да не стой столбом, подсади меня!

– А откуда ты знаешь дорогу? – растеряно спросил богатырь, подсаживая ее в седло.

– Сказки, блин, читала. Поехали! – и она ударила Черную пятками в бока.

Пройдя галопом бок о бок шагов сто, они, дав лошадкам плетей, перешли на богатырский скок.

«Если это и правда Железные горы, – рассуждала про себя Алена, – и если сказки не врут, то мы, таки, доберемся до Оловянных гор… А из какой это сказки, кстати? Оловянные, Медные, Железные горы… Это же дорога к царству Кощея! Тогда при чем тут Змей Горынович? Если у них тут другая география, то, мы еще сильней заблудимся…».