Проводник. Роман

Рука опустилась в синюю краску. Рядом был голубой и фиолетовый оттенок, и они вдруг слились вместе, образую родственную гамму. Я решила рисовать в этих тонах. На бумагу выплеснулись эмоции в виде больших крыльев бабочки.

Когда рисунок был закончен, я долго сидела молча, выжидая, когда Кики распустит учеников по домам, а меня как обычно оставит для анализа и разбора рисунка.

Вскоре она подошла ко мне и взяла рисунок в руки.

– Ты использовала только три цвета, – произнеся задумчиво.

– Они ассоциируются у меня с бабочкой, – сказала я, стесняясь, потому что чувствовала, что это не так.

– Или со мной? – пристально посмотрев на меня.

Мои щеки покраснели, и я не могла вымолвить слово. Увидев мое стеснение, она мягко улыбнулась.

– Это то, что надо, Анте. Ты хорошо усвоила урок. Цвета нужно подбирать по гамме. Родственные цвета ты подобрала верно. Но ты могла бы дополнить их еще множеством других оттенков этой гаммы, если бы использовала воду и мокрый лист. Однако, ты предпочла сделать все четко. Потому что ты видишь только конкретику. Но в мире не бывает конкретики. Здесь все разное и размытое, на полутонах и оттенках. Нельзя проанализировать поступок человека с одной стороны, он многогранен и смотреть на него можно по-разному.

– Я не умею анализировать.

– Ты этому учишься на примерах своих рисунков. Но меня радует, что ты анализируешь только свои работы, а не поступки людей. Я заметила, что ты не анализируешь своих родителей, просто предаешься их эмоциям. Также ты и не анализируешь меня, предавшись моей эмоции. Это сильная уязвимость перед миром, потому к тебе и пришел Гаруда во сне, чтобы защитить тебя. Я хочу, чтобы ты повесила его на стенку над своей кроватью, и больше никого не боялась.

– Хорошо.

– Дальше мы будем изучать с тобой другие цвета и эмоции. Потому что рисунки в цвете – это Мир Чудес!

Последнее два слова она произнесла с восторгом, и я увидела, как засветились ее васильковые глаза.

На следующее занятие Кики попросила прийти меня раньше на час. Поставив свой велосипед за расписными воротами, я вошла в садик и обнаружила там ее, рассаживающую герань.

– Сейчас я помою руки, – отряхивая ладони от земли.

Сегодня Кики была одета в оранжевый топ, открывающий загорелые плечи, желтый палантин окутывал шею, а в волосах была красная ленточка. Эта яркая одежда сразу бросалась в глаза, вызывая во мне солнечное настроение.

Она позвала меня взмахом руки, стоя на крыльце пристройки, где стояли пустые горшки для герани. И когда я подошла, то поспешила вовнутрь, приглашая за собой. Я вошла. Там стояли столы и стулья, несколько мольбертов и еще что-то для ИЗО-класса. На столах были расстелены газеты, на которых стояли коробочки для молодых отростков герани.

– Подойди ко мне, – сказала Кики, стоя возле стенки.

Она обняла меня и прижала к себе. Мы так и стояли, обнявшись, не распуская рук. От нее исходило тепло, которое передалось всему моему телу. Жаркое дыхание пульсировало, передавая стук сердца.

Не знаю, сколько мы так простояли, но когда она выпустила меня из объятий, то я даже не отстранилась. Взяв мой подбородок изящными пальцами, она заглянула мне в глаза, прочитав там доверие.

– Я хочу, чтобы ты нарисовала эту эмоцию.

И снова она сидела возле окна, что-то рассматривая там, когда я рисовала свою очередную бабочку, любуясь ее благородным профилем и солнечным одеждами. Теперь огромные крылья были желтые, оранжевые и красные. Но на этот раз я рисовала на мокром листе и делала много разводов, чтобы показать теплые оттенки своего сердца. Алая ленточка в волосах Кики разогревала мою фантазию до маленького пожара.

Этот эксперимент с цветовой гаммой продолжился и на третьем занятии. Кики была в зеленой блузке, повязав на голову легкий зеленоватый платок. Я приходила на занятия на час раньше, как она меня просила. На этот раз мы сидели в классе, и она гладила мои ладони, водя тонкими пальцами по линиям судьбы. Я замирала от удовольствия, а потом думала, что никогда не смогу передать на бумагу такие тончайшие эмоции.

С каждым разом я использовала все больше и больше оттенков родственных цветов, стараясь ярче передать то, что творилось у меня внутри.

Когда она пришла в фиолетовом – наступило легкое головокружение. Потому что фиолетовую ленточку в волосах я уже видела, тогда на озере. Кофта, юбка и палантин сливались с лентой одним цветом. Я вспомнила поцелуй бабочки у озера, эта была самая первая и тонкая эмоция, вызвавшая во мне тогда испуг и обжигающие слезы боли. Сейчас же, когда я смотрела на фиолетовую ленту в волнистых локонах, то понимала, что испуга больше нет, на смену ему пришло странное головокружение.

– У меня кружится голова, – сказала я.

Она подошла ко мне сзади и обняла за плечи, прижав к себе.

– Я буду твоей опорой.

Под ногами все поплыло, а перед глазами заплясали разноцветные краски потоком яркой массы. Если бы не ее крепкий захват, я бы упала.

Рисунок получился сложный, я использовала только фиолетовый цвет, все остальное было бумагой и водой. Эта задача оказалась мне знакома, потому как я уже рисовала ангела, используя только черный цвет.

– Очень хорошо, Анте! – Хвалила меня Кики, и я сияла как цветок розы.

Кики украсила класс серией моих разноцветных бабочек, развесив их на стенки.

– Теперь ты можешь показать это своим родителям. Думаю, что им пора понять, чем занимается их дочь и отпустить тебя в Мир Настоящего Искусства.

Последние слова она произнесла с восторгом, и я заметила, как снова ее глаза заблестели глубокой радостью.

– Что такое настоящее искусство? – спросила я.

– Это эмоции, которые ты еще не нарисовала, – ответила она.

– Как? – удивилась я. – Разве я не рисовала их все это время?

– Ты рисовала оттенки своих эмоций, но самую главную эмоцию тебе нарисовать еще предстоит.

Она подошла к моей парте и села на нее.

– Хочу тебе кое-что сообщить. У меня начались каникулы в Институте, и я уезжаю к тёте в Юрмалу. Поэтому мы не увидимся в ближайший месяц.

На меня нахлынула грусть. Это было неожиданностью, что я не увижу Кики, да еще целый месяц.

– Но ты должна будешь подготовить домашнее задание.

Я смотрела на нее растерянно.

– Нарисовать бабочку во всех оттенках, всех красках, которые ты использовала. Там должны быть все эмоции, которые ты ощущаешь. До моего приезда, думаю, ты справишься с этой задачей. Но не вздумай свой рисунок показывать кому-то, первой кто его должен увидеть – это я.

Ночью я долго не могла уснуть, мне не давал покоя отъезд Кики, она сообщила это так неожиданно, что предстоящая разлука сильно удручала меня. А между тем я поймала себя на новой эмоции, которая была похожей на тоску. Кики предупредила меня, чтобы я не показывала никому свой рисунок до ее приезда, а потому я собиралась наведываться в лесопарк, чтобы рисовать там у озера, на том самом месте, где мне приснился Гаруда.

Утром, упаковав художественные принадлежности в свою сумку, я ждала, пока мы позавтракаем с мамой, и я поеду на велосипеде в лесопарк рисовать. Но мать долго не отпускала меня.

– Анте, ты покажешь мне свои рисунки, наконец?

– Нет, мама, – сказала я. – Они на стенах ИЗО-школы.

– Даже так! – обрадовалась мама. – А тот рисунок на твоей стене это кто?

– Гаруда.

– Очень сказочно получилось, ты сама придумала?

Я помотала головой.

– Это студентка тебя научила? Хочу показать этот рисунок тёте Марии. Она спрашивала о тебе.

Я кивнула.

И все же, маме не безразлична моя творческая душа. Гаруда был одним из лучших моих работ, и к тому же он имел живую силу, которую в него вложила Кики.

Позже мама рассказала, что когда меня не было дома – я была в лесу – отец долго смотрел на Гаруду и о чем-то думал. Со временем он перестал на меня кричать, и иногда даже улыбался. Кажется, ему тоже очень понравился мой Гаруда. Теперь он с удовольствием убирал мою комнату и подолгу смотрел на рисунок. Его что-то вдохновляло в этой Божественной птице.

– Ты посмотри, Анте разговаривает! – радовалась мама.

– Дочка, ты молодец, – говорил довольно отец. – Скоро начнется учеба. Ты переходишь в 11 класс, и нужно определяться, куда пойдешь учиться дальше. Мы с матерью посоветовались и подумали, что отправим тебя в Училище, сейчас на заводах появилось программное обеспечение. Знаешь, там такие станки, которые уже управляются кнопками. Это так модно в Даугавпилсе, молодежь охотно будет стоять у пульта управления, чем горбатиться за самим станком.

– Нет.

– Ты чего, дочка? Неужели хочешь стать художницей, как эта бестолковая студентка Заке?

Я была уверена, что кроме как художником, больше себя никем не вижу.

– Что эта за профессия такая? Ее на хлеб не намажешь! – Сокрушался отец.

– Ты у нас единственный ребенок, мы не сможем тебя всю жизнь содержать. Выбирай, или ты идешь учиться нормальной профессии, или нужно выходить замуж.

Такой подлости от своего отца я не ожидала и, в какой-то момент, поняла, что остро нуждаюсь в поддержке Кики, но ее не было рядом. Хотелось поделиться с ней тревогами и волнениями относительно своего будущего, потому что матери я рассказать об этом не решалась.

Глава 5

Я росла в семье, где книг почти не читали, но меня всегда тянуло к новым знаниям. Как-то мне попалась книга Марка Твена «Приключение Гекельберри Финна», которую я случайно обнаружила среди кучи старых газет возле подъезда. Кто ее там оставил, я не знала, но зеленая обложка привлекла внимание, и я долго рассматривала иллюстрации, сидя на скамейке.

Вечерело, и я не спешила домой, очарована главным героем. Это был мальчик бродяга, который путешествовал на плоту, ночуя в огромных бочках с человеческий рост. В голове разыгралось целое приключение, и я начала представлять себя на месте Гекельберри. Мне хотелось, чтобы случилось волшебство, и я на время стала им, чтобы пуститься в большое путешествие. Тогда не придется возвращаться домой, можно будет странствовать по миру, ночуя в таких же огромных бочках.

Первый раз я с жадностью читала каждое слово интересной книжки, представляя Гекельберри, оказываясь вместе с ним в переделках и приключениях. Затем представила себя в широкой шляпе и высоких сапогах с пряжками, которые были у бродяги. Именно тогда я и погрузилась в нереальный мир грез, сочиняя свою сказку с собственным участием. Моими героями были разные разбойники и дамы в белых платьях, а я была юношей-сорванцом в поношенной шляпе, знавшей виды невероятных приключений. Воображение рисовало яркие картины событий героев, как они спорят между собой, ухаживают за дамами, смеются, танцуют, путешествуют.

Вдруг, передо мной всплыло лицо Кики. Она стояла в белом платье и улыбалась своей лучезарной улыбкой. Вот уже две недели я ничего не рисовала, а ведь она задала мне домашнее задание. Я решила, что завтра попробую нарисовать хоть что-нибудь. Домой мне идти не хотелось, тем более на улице было совсем светло, потому я побрела по главной пешеходной улице. Погруженная в свои мысли я вышла на улицу Ростокас, где стоял недостроенный дом.

Это было долгое замороженное строительство от завода для рабочих. Дом выглядел так зловеще, что казался заброшенным и страшным. Серые блоки вызывали унылое чувство, и в моем воображении сразу появились замки, в которых жили ведьмы и волшебники. Погрузившись в свои грезы, я не заметила, как оказалась в эпицентре этой холодной таинственной стройки.

Я представила Кики в белом пышном платье, а себя в шляпе. Мы находились в роскошном дворце и улыбались друг другу. На миг я стала талантливым художником и в мозгу разлились палитра разноцветных красок, создавая целый мир иллюзий придуманной сцены. Я видела, как беру тонкую руку с накрашенными ногтями, и подношу к своим губам. Этот жест с нежным прикосновением губ отражал мое отношение к прекрасной леди по имени Кики. Сердце затрепетало: она в белоснежном платье, в белых туфлях с золотыми пряжками, улыбается, сжимая зонтик, смущенно опустив светлые ресницы.

Серые цементные коридоры, пока я стояла, вдруг заиграли красками. В пространстве заплясали зеленые, красные, оранжевые и фиолетовые оттенки. Окна заблестели серебристым светом. На миг показалось, что я в прекрасном каменном дворце, и я еще шире открыла глаза. Я уже знала, что попробую нарисовать этот разноцветный дворец, в котором джентльмен будет целовать руку прекрасной даме.

Достав из сумки альбом, я принялась делать наброски. Пока я рисовала, стемнело, а потому я сложила художественные принадлежности и пошла в сторону проема, где виднелась арка. Слева от себя я увидела тень, которая мелькнула и исчезла…

Войдя в проем темной комнаты, я оказалась в кромешной темноте. Здесь не было ни одной рамы окна, и под ногами хрустел гравий и цементная грязь. Я услышала чьи-то шаги, подсказавшие мне о том, что в этой глухой комнате я нахожусь не одна. По спине пробежал холодок, и я шире раскрывала глаза в надежде что-то разглядеть. Но было ощущение полной слепоты и беспомощности. Весь придуманный мир скользнул в бездну, заменившись тихим страхом. Шаги постепенно приближались ко мне, и еще больше наводили страх. Когда-то мама рассказала мне о железном дровосеке, который, размахивая топором, превращал всех в кровавое месиво. Я вдруг представила, что сейчас надо мной взметнется огромный железный топор и нанесет мне тяжелые увечья. Страх переполнил все мое существо, а ноги мелко задрожали.

Меня парализовал ужас, и я начала молиться.

Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

От прикосновения к плечу, я вдруг вздрогнула и вскрикнула. И в этот момент ко мне вернулась способность двигаться. Спотыкаясь от страха, я ринулась к выходу. Выбежав в бетонный лабиринт, я бросилась бежать в сторону виднеющейся дверных проемов. На пути я с кем-то столкнулась, услышав знакомый голос.

– Анте, – Кики нежно взяла меня за руку.

– Там черный человек! – Выкрикнула я нервно и мои глаза увлажнились.

– Не бойся, я с тобой, – успокаивала меня она. – Это всего лишь твои страхи.

Я обняла ее и прижалась всем телом.

Мы вышли из стройки, было уже достаточно темно. Я долго не могла ничего сказать, шли молча. Сжимая ее руку, словно боялась отпустить. Мне казалось, что если я сейчас оставлю ее теплую ладонь, то потеряюсь навсегда в темноте ночи.

– Как ты здесь оказалась? – наконец вымолвила я.

– Вернулась из Юрмалы раньше и встретила твоего отца, он шел пьяный домой, сказал, что видел тебя, как ты пошла строну Ростокас. Я решила найти тебя, чтобы сделать тебе неожиданно радостный сюрприз. Знаешь, все время у меня было такое чувство, что ты очень тоскуешь по мне, и мое сердце отзывалось на эту тоску.

– Очень, – сказала я и крепче сжала ее ладонь.

Она вдруг остановилась.

– Анте, почему ты так перепугана? И совсем мне не рада?

– Я …я наоборот, – терялась я в словах.

Мы присели на скамейку, она хотела, чтобы я пришла в себя.

– Кто-то дотронулся до меня.

– Там живут всякие сущности, – говорила Кики. – Все они – это демоны и анартхи.

– Анартхи?

– Это страхи и перевернутые эмоции людей. Ими питаются демоны, но люди сами дают им подпитку. Мир, в котором ты живешь, Анте, находится под покровительством жестокой, но очень красивой женщины.

– Ведьма?

– Да, ее зовут Майя. И, несмотря на то, что что-либо в сфере Майи кажется реальным, оно ложно. Она управляет этим миром. Анартхи являются причиной материальных мыслей, которые хотят взять верх над сознанием. Поэтому анартхи – это препятствие на пути к Духовному Миру. Людям, живущим в мире Майи свойственны четыре типа анартх: слабость сердца, невежество, желания, иллюзия. Эти анартхи приводят к страданиям. И ими кормятся три демона Раху, Кету и Япатаки – они слуги Майи.

– Не понимаю.

– Со временем поймешь.

В тот день я поняла только то, что она знает что-то очень важное, скрытое от людских глаз тайной, которая понемногу открывалась мне. Теперь я была уверена на 100%, что со мной самый необыкновенный человек, и послан он мне Небесами. Про себя я произнесла молитву Деве Марии, чтобы поблагодарить ее за «Посланника Небес».

Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; Благословенна Ты между жёнами и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, матерь Божья, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

«Восславляй Бога Своего, и тогда придет к тебе Наивысшая Любовь, которая называется Према», – сказал знакомый голос.

Я хотела спросить у Кики, что такое Према, и должна ли я молиться Богу Отцу, вместо Девы Марии.

– Уже стемнело, – не решилась я. – Мама будет ругаться.

Васильковые глаза светились в наступающем полумраке. Она была единственным человеком, с которым я хотела остаться.

– Тебе не стоит бояться, если я рядом.

Я закрыла глаза, чтобы побороть страх и вспомнила маму и ее слова, что я особенно смотрю на мир. Я понимала что все, что сейчас происходит – тоже особенное. И уже не сомневалась, действительно ли то, что мы делаем правильно, ведь мама тогда сказала, что я не такая как все. Мы взялись за руки и пошли дальше исследовать заброшенную стройку, позабыв о надвигающей темноте. По дороге я рассказала, что нарисовала рисунок, который еще не закончен, но уже вполне отражает мои мысли.

Кики выпустила мою руку, когда мы остановились у большой черной плиты.

– Покажи.

– Это домашнее задание, я сделала набросок всего час назад.

Я достала рисунок. Она взглянула на него, вскинув брови.

– Ты знаешь, Анте, я удивляюсь всем твоим рисункам. Это очень удивительно. Как их зовут? – спросила она, кивнув на джентльмена и даму.

– Гекельберри и Кристина, – ответила я смущенно. – Это мы.

– А давай прорепетируем эту сцену наяву, только у меня нет белого платья.

Только сейчас я обратила внимания, что она была одета в джинсы и блузку, выглядывающую из-под куртки, через плечо висела ее тряпичная сумка.

Кики приблизилась ко мне, вытянув руку.

– Поцелуй.

Я взяла ее руку и поднесла к губам. Она усмехнулась и стала рассказывать, что все молодые люди должны вести себя вежливо и постоянно целовать дамам руки в знак признательности и уважения. Что рядом с леди нельзя повышать голос и сквернословить. Необходимо открывать двери и пропускать вперед. Подавать верхнюю одежду и всегда улыбаться.

– Ты нарисовала наши прошлые воплощения, – вздохнула она. – В прошлой жизни мы были этими людьми. Мы жили в замке, где оставили свои тела.

Я удивленно смотрела на нее.

– Мы любили друг друга, и это так очевидно. Но в этом воплощении память стерла наши чувства, хоть мы и встретились снова.

– Почему нет памяти? – спросила я.

– Чтобы не помнить прошлых грехов страданий, боли, смерти и не бояться жить полноценно.

– Это воображение…

– Это не воображение – это память прошлых воплощений.

– А почему мы родились в этих телах? По какому признаку получились эти тела.

– Это индивидуальная Судьба каждой души и пытаться в ней разобраться очень тяжело. Души рождаются в новых телах снова и снова, страдая, болея и умирая… потому что забыли Бога.

– Я хочу помнить о Нем.

– Да, тот кто помнит о Нем разрывает круг смертей и рождений тел и больше не родится здесь, он будет жить в Духовном Мире.

– Невероятно.

– Душа вот так блуждает в потемках невежества, как мы на этой стройке, и ищет защиты у других таких же невежественных душ, вместо того, чтобы молить Бога показать ей свет.

Я вспомнила, как молилась от страха, и тут же нашла выход из бетонных коридоров.

– Здесь душу ждут тройственные страдания: рождение, болезни и смерть.

– А там?

– Душа вечна, и там ее ждет бесконечное блаженство. Называется оно Ананда.

– Ананда, – повторила я. – Это добрая женщина, в отличие от Майи?

– Добрая, – усмехнулась Кики. – Тебе надо избавить от страхов, порождённых анартхами. Сейчас я спрячусь, а ты попробуй меня найти. Отвернись и закрой глаза.

Она помчалась легкими шагами куда-то в направлении цементных коридоров, пока я стояла, закрыв глаза все еще под впечатлением от ее рассказов о переселении душ.

И снова тьма, и снова страх. Но на этот раз я знала, что Кики где-то рядом, там за серой плитой в темном углу, готовая выскочить мне на встречу, стоит мне только закричать.

– Двигайся в темноте на мое тепло, – услышала я ее голос откуда-то издалека.

Я осторожно шагала по темной дорожке, вытянув руку, готовую к неожиданным препятствиям, гравий хрустел у меня под ногами, а сырость отдавала где-то в спине холодом. Меня бросало то в жар, то в холод, но я шла медленно и верно, пытаясь включить внутренний компас, который должен был вывести меня на тепло человеческого тела.

В кромешной темноте я нашла Кики и прикоснулась к горячей коже, а она обняла меня.

– Анте… – прошептала она.

– Кики… – ответила я тоже шепотом.

Позади остались серые плиты и окна, через которые уже не проходил свет.

– Средь серости и холода, всегда есть нечто теплое – родственные души, согревающие друг друга на предстоящем пути, – сказала она.

Мама как-то сказала мне, что жизнь состоит из черных и белых полос. Сейчас у меня наступала белая полоса, потому что впереди ждало странное счастье, о котором я уже начала догадываться. Многие говорят, что любить в 16 лет по-настоящему невозможно, но это была самая настоящая любовь, которая зарождалась в моем одиноком сердце. Я очень нуждалась в том, чтобы меня любили, но в те юные годы чувствовала, что не любима, а потому решила сама любить, и первый человек, которого я не хотела терять была Кики Заке.

Кики проводила меня домой, себе вызвав такси. Войдя в квартиру, я увидела мать, сидевшую за кухонным столом.

– Где ты была так поздно?! – встала она.

– Кики приехала, – решила обрадовать я ее радостной новостью.

– Я просила тебя не приходить поздно! Ты почему не слушаешь меня?! Отец ждет тебя в твоей комнате. Отправляйся немедленно и прими наказание!

Заходя в комнату, я увидела отца, он снимал ремень с брюк.

– Снимай одежду и ложись на кровать! – скомандовал он.

Я сняла свитер и расстегнула брюки. Обнажив спину и поясницу, я легла на гобеленовое покрывало, зарывшись лицом в подушку. Страх боли куда-то ушел и теперь все мои мысли были в чудесном замке из света и красок, где джентльмен в широкой шляпе наклонялся над нежной рукой красавицы в белом платье.

Отец выдохся и очень вспотел. Когда он ушел, я долго чувствовала ноющую боль на коже спины и ночью спала на животе.

Утром мама намазала мне красные места детским кремом, смягчив саднящую кожу. Я отправилась в лесопарк на лесное озеро, чтобы разукрасить наброски новой картины «Джентльмен и дама». Закончила я к полудню и вечером пришла в ИЗО-школу, чтобы показать работу Кики.

– Господи, Анте! – удивлялась она. – Потрясающе!

На радостях она обняла меня. Прикосновение к телу заставило меня дёрнуться. После вчерашней порки остро ощущалась боль.

– Отец бил тебя? – спросила Кики.

– Я поздно пришла.

– О! Это я виновата, прости меня, пожалуйста, – глаза Кики увлажнились.

– Я хочу рисовать, – сказала я. – Во что бы то ни стало.

Теперь для меня больше не существовало ничего кроме изобразительного искусства. Я стала жить своим чудом, будто это и была настоящая реальность, а все остальное выдумано глупыми людьми, живущими в мире Майи.

Глава 6

Наступила осень, и день уменьшил свою продолжительность. Солнце стало бледное, но еще очень грело, лучи пока не утратили свою теплоту. Я пошла в школу, вновь встретившись с повзрослевшими одноклассниками. Аня Сивина, сидевшая со мной за одной партой, увидев меня, улыбнулась широкой улыбкой. Ее волосы украшал красивый золотистый обруч.

– Привет, Анте! Давно не виделись! Как ты провела лето?

На мгновение я заколебалась, что сказать, но потом, усевшись за парту, ответила:

– Самое лучшее лето в моей жизни.

Она рассмеялась, увлекшись на мальчишек, которые пробежали по классу.

Я размышляла, что она скажет, если я ей покажу свои рисунки. По крайней мере, это было лучше, чем старые черно-белые фотографии.

– Хочешь, покажу свои рисунки? – спросила я.

Сивина смотрела на меня странно, потому как привыкла, что я почти всегда молчу, но на этот раз я достаточно живо с ней разговаривала.

– Да.

– После уроков поедем со мной в ИЗО-школу, там мои рисунки, – нескромно сказала я.

После уроков мы взяли свои велосипеды и помчались короткой лесной тропой в ИЗО-школу. Когда мы вошли в класс, я указала на рисунки на стене, внимательно наблюдая за реакцией Сивиной.