Шпилька. Дело Апреля

Да, Софья хотела выжать из этого разговора всё возможное насчёт женщины из «Лексуса».

Василий Иванович глубоко вздохнул и потёр лицо руками.

– Да, переживаю, – признался он, – но ничего не могу сделать. Не знаю, где она и что с ней. Просто надеюсь, что жива и здорова. Я всё ещё хочу помнить её такой, какой она была когда-то – молодой, красивой, талантливой…

– А вы не думаете, что ей нужна ваша помощь? – продолжала пытать его Софья. – Ведь, наверное, можно её разыскать?

Арсеньев пожал плечами.

– Может быть, и нужна. Но я не знаю, как ей помочь. Я уже пытался раньше, и ничего не получилось. Боюсь сделать ещё хуже. Софья Васильевна, извините, но я не хочу больше об этом говорить – и так сболтнул лишнего. Давайте сменим тему.

Софья понимала, что перед ней сложный и противоречивый человек. С одной стороны – талантливый и успешный художник, а с другой – одинокий и несчастный отец, потерявший связь с дочерью.

Арсеньев вздохнул, глотнул немного вина и продолжил с грустной улыбкой:

– И да – я один, Софья Васильевна. Одиночество – это моя плата за талант. Но иногда мне всё-таки хочется тепла и общения. Не составите ли вы мне компанию в это воскресенье? Я собираюсь на водохранилище. На этюды. Покажу вам прелестные места.

Софья взглянула в его глаза, напополненные тоской.

– Зачем же я вам нужна на этюдах? – тихо спросила она и потупилась в пол.

Арсеньев улыбнулся, взял её руку в свою.

– Вы можете стать моей музой, Софья Васильевна. Да, в одиночестве есть своя прелесть… но в вашем присутствии даже самый обычный пейзаж покажется шедевром. И потом, мне приятно проводить время в компании такой умной и очаровательной женщины.

Софья смущённо поправила причёску.

– Вы слишком галантны, Василий Иванович. И умеете делать комплименты.

– Это всего лишь констатация факта, Софья Васильевна.

Заметив смущение Софьи, Арсеньев довольно улыбнулся.

– Когда вино откупорено, его нужно выпить до дна, даже если это очень дорогое вино. Это не я сказал, а драматург Марсель Паньоль, я лишь слегка интерпретировал.

С этими словами, в которых сквозил подтекст не только о цене напитка, но и о более тесном знакомстве, Василий Иванович наполнил бокалы в очередной раз, опустошив бутылку. Они ещё немного поговорили, затронув театр – его магию перевоплощения, кулисы, которые скрывают больше, чем раскрывают.

Беседа неспешно текла, будто кисть размазывала на холсте финальные тёплые нотки. Завершать встречу не хотелось ни Василию Ивановичу, ни Софье.

– Ну что, вы согласны поехать со мной на этюды?

«Надо соглашаться! Для пользы дела! Рыбка сама идёт в сети» – мелькнула мысль.

Но Софья почувствовала и другое: приглашение вовсе не тяготит её, скорее наоборот – оставляет приятное послевкусие.

– Хорошо, я согласна, – произнесла она, стыдясь своих новых ощущений.

«А может, это вовсе не краска смущения вспыхнула на щёчках, а вино, разлилось по капиллярам?» – в утешение себе подумала она, скользнув взглядом по бокалу.

Василий Иванович засиял довольной улыбкой.

– Тогда до встречи! – Он проводил гостью до двери, помог надеть пальто и поцеловал руку. – В пятницу готовая картина будет ожидать вас так же нетерпеливо, как и я.

Выйдя из квартиры художника, Софья облегчённо вздохнула. Лёгкая эйфория от вина и напряжения последних двух часов беседы спали, уступая место привычной собранности и аналитическому мышлению.

«Что же, игра началась» – подумала она, направляясь к выходу из пентхауза.

Но если это и был в какой-то мере спектакль с её стороны, то заключительный акт оказался не только неожиданным, но и крайне приятным.

– Надеюсь, моя маленькая помощница, так ловко установленная в мастерской, поможет разгадать, что скрывает твоё прошлое, Василий Иванович. Посмотрим, что ты за птица, старый художник, – пробормотала она, направляясь от «Волжских просторов» к своей скромной «хрущёвке».

Оставалось только ждать, какие тайны откроет ей продолжение знакомства с Арсеньевым.

Пятничный визит

Данилин тоже не сидел сложа руки. Через своего приятеля Киршева, бывшего однокурсника, а ныне сотрудника московского УГРО, Александр раздобыл информацию о родителях Светланы: Сухоруков Алексей Петрович и Сухорукова Любовь Андреевна, оба пятидесяти лет, проживают в Москве, занимаются торговлей. В полицейских сводках не фигурировали.

– И что это значит? – озадачилась Софья, выслушав новости. – Владелица салона «Шарм» Светлана Сухорукова-Емельянова никакого отношения к нашей незнакомке из «Лексуса» не имеет? Как такое вообще возможно?

Итак, женщина оказалась не той, за кого её принимали. Настоящий заголовок для жёлтой прессы! Или, говоря начистоту, описание каждого второго брака: сначала всё кажется волшебным, а потом выясняется, что муж на самом деле не принц, а Иван-дурак, а жена – не принцесса, а лягушка, а скорее всего – жаба, которая так и не научилась выбираться из болота.

«Какая-то чертовщина! А я уже распланировала всю детективную интригу, и вот тебе – такой поворот сюжета. Теперь придётся переписывать весь сценарий состряпанного уже сериала» – потеряв дар речи, мысленно вздыхала Софья, тупо уставившись в экран монитора пустым взглядом.

– Что-то не так, Софья Васильевна? – Александр механически помешивал ложечкой кофе, пытаясь растворить не только сахар в чашке, но и первую неувязку в их версии.

– Да всё не так, Саша! Всё шиворот-навыворот!

Получается, что все её подозрения насчёт матери Светланы оказались беспочвенными. Но кто тогда эта таинственная дама? И почему она так разительно похожа на владелицу салона красоты?

– Не бывает такого сходства без генетического совпадения, Александр, – Софья Васильевна задумчиво вертела в руке туфлю цвета фуксии, экспроприированную у Коли-артиста и превращённую в карандашницу. – Двойники – редкое явление, особенно на такой малой территории, как жилой комплекс «Волжские просторы». Статистически невозможно! – Софья перевела взгляд на юную сотрудницу, смакующую печенье. – Это всё равно что открыть две упаковки печенья и не обнаружить ни одного сломанного. Да, Аннушка? Милая, две пачки – это уже перебор! Береги талию, пока она не уплыла от тебя в неведомые дали.

Александр захихикал. Софья Васильевна метнула на него косой взгляд и усмехнулась:

– А ты, Сашенька, хотя бы сделал вид, что эта загадка тебя волнует! А то сидишь с таким постным лицом, будто Киршев сообщил тебе не о провале наших гипотез, а нечто само собой разумеющееся. Мол, именно так и должно было быть в нашем деле, и никак иначе.

– Софья Васильевна, меня волнуют в данный момент только две вещи: чтобы вы, сломя голову, не влезли в неприятности и чтобы мой кофе оставался горячим, – хмыкнул Данилин. – Причём второе, пожалуй, важнее. Остывший кофе – это трагедия, а вот вы из неприятностей выскочите, как пробка из бутылки шампанского. Я в вас верю!

– Пробка из бутылки, Сашенька? В смысле, с хлопком и в непредсказуемом направлении? Ну вот, а ещё говорят, что мужчины не способны совмещать два дела одновременно, – парировала Софья. – Ты умудряешься и кофе свой стеречь, и меня подзуживать – целых два занятия сразу! И куда только смотрит книга рекордов Гиннеса?

Не ожидая ответа на свой риторический вопрос, наставница повернулась к Анне с очередной шпилькой – ну надо же было сорвать на ком-то своё никудышное настроение:

– А ты чего замерла, красавица? Полюбуйтесь на неё: застыла, как вишенка в желе, и ресничками хлопает.

Анна, всё это время задумчиво жевавшая уголок печенья, вынырнула из своих девичьих грёз.

– Да я вот думаю… Если у этой женщины и правда неизвестны имя и фамилия, как же вы её искать собираетесь? Объявление в газету дадите: «Разыскивается особа женского пола, похожая на другую известную женщину»?

– Именно поэтому мне необходимо снова наведаться к Арсеньеву, – Софья словно оправдывалась за своё намерение вернуться к художнику. – Постараюсь разузнать её данные. Детективу без информации – как рыбе без воды: только и остаётся что рот разевать да пузыри пускать.

– И, разумеется, для этого вы снова отправитесь к нему под видом влюблённой в искусство дамы? – усмехнулся Александр. – Репертуар не меняем?

– А что мне остаётся? – вздохнула Софья. – Может, посоветуешь переодеться сантехником или почтальоном в моём-то возрасте и нагло заявиться в квартиру? В конце концов, не могу же я брякнуть: «Здравствуйте, Василий Иванович, это, конечно, замечательно, что вы гениальный художник, но давайте-ка лучше поговорим о вашей дочери, потому что мне покоя не даёт одна женщина на вашем "Лексусе"». Выбор не больно велик, Александр: либо я светская дама, ценительница искусства, либо полоумная сталкерша. Что предпочитаешь?

Анна хихикнула, а Александр расхохотался:

– Нет, это было бы чересчур прямолинейно, согласен. Хотя эффект неожиданности сработал бы на все сто.

– Вот и я думаю, прямолинейность – не козырь детектива, – Софья порылась в столе и извлекла небольшую баночку абрикосового варенья из своих домашних запасов. – Поэтому сегодня я пойду за картиной. Мы потом повесим её здесь в офисе. Нагряну к художнику с угощением. Слышали выражение «подсластить пилюлю»? Вот и подслащу свой визит.

– Вы, Софья Васильевна, возьмите ещё и корзинку плетёную, как Красная Шапочка, – фыркнул Александр. – И скажите: «Это я, внучка твоя, принесла тебе пирожки и горшочек масла». И заодно узнаете, почему у художника такие большие глаза и длинные волосы.

– Очень остроумно! – притворно обидевшись, хмыкнула Софья Васильевна и гордо задрала подбородок. – Между прочим, абрикосы – это вам не какие-нибудь банальные яблоки. В них косточки с лёгкой горечью, знаете ли… как и в нашей жизни: сладость момента с лёгким послевкусием сожалений. Как мой брак, например…

– Ну всё, пошла философия, – заулыбался Данилин. – Сейчас начнётся лекция о диалектике абрикосового варенья и тёмной стороне супружеской жизни. Из классиков. Непременно из них. «Всё смешалось в доме Облонских…»

– А ты, как я посмотрю, вдруг осмелел, Александр! Язычок-то развязался наконец. Похвально! Раньше был тише воды, ниже травы, в рот мне заглядывал, а теперь прямо Соловей-разбойник. Но не могу же я, Саша, быть просто обаятельной и привлекательной, мне нужно и мудрость проявлять, а господа классики мне в этом подмога. – Софья подмигнула и, не дожидаясь новых подколок от молодёжи, направилась к выходу.

Втайне от сотрудников ей предстояло посетить салон красоты «Шарм» и не без помощи волшебных рук косметологов перевоплотиться из детектива в загадочную музу. Надо же соответствовать образу сногсшибательной дамы, достойной быть увековеченной на полотнах Арсеньева.

Уже стоя у двери, она обернулась и перешла на строгий командный тон:

– Александр Николаевич, а займись-ка ты Зотовым Вячеславом Фёдоровичем поплотнее: наведайся на его предприятие, изучи текущее положение дел, поговори с людьми, а заодно и супругу Зотова прощупай.

Саша послушно кивнул. А Софья решила отомстить ему за подколки с художником и с улыбкой продолжила напутствовать:

– Только прощупай её не в буквальном смысле, Александр, а то я помню, как ты на управдомшу Ольгу Григорьевну Пучкову слюни пускал… Как бы не пришлось мне объясняться перед Зотовым, почему мой сотрудник проводит тактильное обследование его жены.

* * *

Да, у Софьи Васильевны был повод встретиться с Арсеньевым – забрать картину. И хочешь не хочешь, а придётся опять вывести разговор на его дочь и хотя бы разузнать имя и фамилию, если дочь была замужем и сменила её. Искать в архивах, скорее всего московских, просто Арсеньеву без имени – это как найти иголку в стоге сена или порядочного политика в парламенте.

Софья опасалась спугнуть художника лишними расспросами, поэтому необходимо подготовиться так, чтобы довольно осторожный Арсеньев ничего не заподозрил, и чтобы одна тема беседы плавно перетекала в другую, приближаясь к заветной цели.

«Главное – не переборщить с абрикосами» – усмехнулась она.

Стоя у пентхауса Арсеньева, Софья постаралась собраться с мыслями и сохранить самообладание.

«Ты не шпионка, ты просто милая женщина средних лет, обожающая искусство и художников. Особенно с сединой на висках» – напомнила она себе.

Художник встретил Софью Васильевну у двери, как и в прошлый раз, с лёгким поклоном и очаровательной улыбкой.

– Софья Васильевна, вы снова украсите мой вечер своим присутствием! Как луч света в царстве красок и холстов!

– Ну что вы, Василий Иванович, это ваш дом украшен вашим талантом. Я же просто скромный ценитель, – парировала Софья.

– Как говорится, «талант – это хорошо, а вот поклонники таланта – это ещё лучше», – Арсеньев заливисто рассмеялся.

Они прошли в гостиную.

– А я к вам не с пустыми руками, – Софья вручила Василию Ивановичу баночку варенья. – Вот… примите… собственноручного приготовления, как и мой энтузиазм к вашему творчеству – тоже прост, но зато домашнего разлива.

– Как приятно! – художник с неподдельным интересом повертел банку в руках. – Это абрикосовое?

– Именно. Идеальное сочетание сладости и лёгкой горечи. Как искусство. Как жизнь. Как мои воспоминания о минувших годах.

Арсеньев одобрительно кивнул:

– В таком случае предлагаю поставить чайник, я заварю отличный вьетнамский чай-улан «Да Хун Пао»… Пробовали такой? Помогает снять напряжение и улучшает настроение.

– С удовольствием попробую, – улыбнулась Софья. – Хотя напряжение в последнее время снимаю просмотром сериалов про маньяков, а настроение улучшаю шоколадом. Но ваш метод тоже заслуживает внимания.

– Проходите в мою мастерскую. Присядем там, как в прошлый раз.

Когда художник удалился на кухню, Софья молниеносно сняла с полки шкафа видеокамеру и спрятала её в сумку.

«Молодец, Софья, операция "шпионка" завершена, – мысленно похвалила она себя. – Теперь надо провести операцию "разговорчивый художник"».

Они расположились за журнальным столиком друг напротив друга.

Беседа текла легко и непринуждённо. Начали с погоды, затем перешли к назначению нового мэра Энска.

– Знаете, Василий Иванович, – протянула Софья, – меня всегда удивляло, что мэров выбирают как мужей – с большими надеждами и верой в светлое будущее, а потом дружно разочаровываются в них.

Арсеньев рассмеялся:

– Но вы-то, Софья Васильевна, как я понимаю, всю жизнь прожили с одним супругом?

– Ну, моя жизнь ещё не закончилась, – улыбнулась она. – Но во второй раз я буду крайне осмотрительна. Как при выборе мэра – буду требовать полной декларации о доходах и проверять все предвыборные обещания.

Наконец, Арсеньев поднялся и подошёл к картинам, прислонённым к стене и тщательно упакованным. Очевидно, заказы для галереи.

– Ну что же, Софья Васильевна, настало время познакомить вас с вашим приобретением, – торжественно произнёс он и освободил одну из картин от накинутой на неё ткани.

Софья замерла.

Перед ней открылся восхитительный волжский пейзаж: закатное небо разливалось огненно-розовыми оттенками, отражаясь в воде, а на высоком берегу склонились тонкие берёзы, прощаясь с уходящим солнцем. Картина наполнена светом и воздухом, но в ней чувствовалась и грусть – мягкая, едва уловимая, как дыхание надвигающейся осени.

– Это… невероятно, – Софья ощутила, как ком подступает к горлу. – Она живая. Я почти слышу шелест и шёпот этих берёз.

– Вы угадали. Это не просто пейзаж. Это настроение, – тихо ответил Арсеньев. – Я назвал его «Прощальный свет».

Софья вздохнула:

– Прощальный свет? Почему прощальный? У меня другие ассоциации. Предчувствие осени… И я не только о сезоне. Но и о возрасте. Это великолепная работа, Василий Иванович. Но, боюсь, мне просто нечем будет вам достойно заплатить за такой шедевр. Разве что своей почкой – говорят, почки сейчас в цене.

– Софья Васильевна, – художник посмотрел на неё с мягкой улыбкой, – но кто же ставит цену на дружбу? Это мой подарок вам.

Софья опешила от неожиданного предложения.

– Но… это ведь дорого… Я не привыкла получать такие подарки. Обычно мне дарят кухонные прихватки или абонемент в салон красоты.

– Некоторые вещи бесценны, – тихо произнёс он. – Как и некоторые встречи.

– Я не знаю… как вас благодарить. Вы поставили меня в щекотливое положение. Последний раз я так смущалась, когда пыталась втиснуться в платье, которое носила ещё до свадьбы.

– Дайте мне согласие на ваш портрет. Я буду счастлив…

Софья залилась румянцем, ничего не ответила про портрет и, чтобы разрядить обстановку, кивнула на коллекцию пластинок:

– Вы прошлый раз говорили, что у вас есть редкий винил. Может, послушаем что-нибудь за чаем?

– Прекрасная идея! – оживился Арсеньев. – Позвольте, я выберу подходящее под нашу беседу.

Василий Иванович извлёк пластинку, установил на проигрыватель, и вскоре комната наполнилась глубокими нотами саксофона.

– Луи Армстронг! – Арсеньев прикрыл веки. – Вечная классика.

– Да… – Софья задумчиво смотрела в чашку. – Жаль, что люди не всегда бывают такими же вечными, как музыка… Разве что писатели-классики продолжают жить в своих творениях… и художники – в полотнах.

Арсеньев вздрогнул и пристально взглянул на Софью.

– Это вы к чему? О наших ушедших супругах?

Она пожала плечами:

– Это просто размышления. В том числе и о прощальном свете… Хотя некоторые мои знакомые и в преклонном возрасте всё ещё скрипят, как старый патефон. Например, моя восьмидесятипятилетняя тётушка. Дай Бог ей здоровья и долгие лета жизни! Надо бы съездить навестить её…

Музыка струилась мягко, неспешно. Арсеньев безмолвствовал. Он сидел с прикрытыми глазами, наслаждаясь джазовой мелодией. Наконец, открыл их и едва заметно улыбнулся.

Софья с теплотой посмотрела на него и задумчиво произнесла:

– Иногда мы теряем дорогих нам людей… а иногда сами их отпускаем. Как говорится, «если любишь – отпусти, если не вернётся – выследи и верни». Шучу, конечно.

Василий Иванович поднёс чашку к губам, отпил глоток, откинулся на спинку кресла и, наконец, заговорил:

– Вы правы. Иногда прошлое нас настигает, даже когда мы думаем, что давно с ним простились.

– Да, как налоговая инспекция – всегда найдёт тебя, даже если ты сменил фамилию и переехал в другой город. – Софья стремилась направить разговор в нужное ей русло, но при этом смягчить тон. – И вы боитесь, что оно вернулось? Прошлое, я имею в виду, не налоговая.

Художник неторопливо опустил чашку.

– А если да?

Вот он, момент истины! Софья задержала дыхание и внимательно всмотрелась в лицо Арсеньева.

«Только не спугни его, Софья, – подумала она. – Веди себя естественно, как будто ты не частный детектив, а просто любопытная женщина. Хотя в моём случае это почти одно и то же».

Василий Иванович погрузился в раздумья, взвешивая, стоит ли продолжать разговор. В комнате воцарилась тишина, наполненная негромкими звуками джаза и ароматом чая. Софья не торопила его. Она знала: если слишком надавить, собеседник захлопнется, как устрица при виде лимона.

Наконец, Арсеньев вздохнул и провёл рукой по седым волосам.

– Маргарита… – тихо произнёс он.

– Что? – Софья чуть не подскочила, но совладала с собой.

– Её зовут Маргарита.

Сердце Софьи совершило маленький кульбит. Она наконец-то узнала имя!

«Бинго! – мысленно возликовала она. – Теперь осталось всего ничего – выяснить фамилию, адрес, номер телефона, счёт в банке, историю жизни и все тайны… Пустяки!»

Да-а, без иронии она не могла обойтись даже в серьёзных ситуациях.

– Красивое имя, – мягко заметила она, – как цветок в бутоне. Звучит загадочно и элегантно.

Арсеньев улыбнулся так светло, что Софье показалось – это солнышко заглянуло в окошко и на миг озарило его лицо.

– Да! Тамарочка так и хотела назвать дочь… в честь своей любимой героини Булгакова. Хотя я всегда шутил, что если она будет обладать таким же характером, как булгаковская Маргарита, то мне понадобится собственный Воланд для поддержки.

Софья понимающе кивнула. Но её мысли уже плыли по другому течению. Теперь у неё появилась отправная точка.

– Женщины с характером – это благословение и проклятие одновременно, – философски заметила она. – Как острый соус: делает жизнь вкуснее, но временами обжигает.

– Вы точно подметили, – улыбнулся Арсеньев. – Дочь всегда была непредсказуемой, яркой… и опасной, когда рассердится…

– Она и сейчас такая? – как бы между прочим поинтересовалась Софья, стараясь, чтобы её голос звучал непринуждённо.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

 Подробности в первой книге «Тайна туфельки цвета фуксии»