
Полная версия
Сыщик. Чёртова рота
Он не слышал выстрела. Обычная пневматическая винтовка стреляет почти бесшумно.
Маленькая свинцовая пулька попала точно в сонную артерию вора, разорвав плоть и вырвав фонтан крови из горла Ивана. Пройдя ещё 20 метров, он упал, потерял сознание и умер от потери крови, но так и не перестал улыбаться…
Он не дал больше шанса «мушкетёрам» спеленать его за очередное преступление. Но это уже был его выбор, его судьба и его «кайф».
А жизнь у «мушкетёров» из «Чёртовой Роты» продолжалась дальше, так же как и их служба…
Глава 6. Рауш
Рауш – так на жаргоне называется оглушение потерпевшего с потерей им сознания.
На «Блатной музыке» нет понятия «упырь», как, впрочем, и в милицейско-полицейском жаргоне. При написании главы я специально покопался в интернете и «прошунтировал» оба словаря жаргонизмов.
Сначала я хотел отклониться от блатного названия главы этой книги и назвать её именно так – «Упырь». Если откреститься от общеславянского мифического персонажа, то таковым можно назвать неприятного человека, который питается «кровью» людей в переносном смысле. Это жестокий, кровожадный человек, злодей.
Однако речь в главе этой книги пойдёт не столько о нём – о «вампире», питавшемся кровью своих жертв, избивавшим их до потери сознания, отбиравшим у них имущество, кошельки, телефоны, срывавшем с оглушённых им потерпевших женщин золотые изделия, а о людях, которые, как старославянские Ведьмаки, боролись с этой нечистью в силу своих возможностей… ну и должностных обязанностей.
~ ~ ~ ~ ~ ~
Новый 2015 год приближался своей неизбежностью.
Мороз – минус 20. Новосибирск в белом саване снега, под ярким ледяным солнцем, бело-синее небо выстирано и вычищено, как простыни, и накрахмалено морозом до состояния, близкого к райскому…
В кабинете №317 сидела маленькая хрупкая женщина и рассказывала операм свою историю, которая ввинчивалась в их головы как штопор.
– Надежда Ивановна, в больнице вас дежурный оперуполномоченный уже опросил по факту разбойного нападения на вас и следователь допросил после возбуждения уголовного дела, но будьте добры, расскажите нам ещё раз свою историю. У нас это уже четвёртый эпизод нападения на женщин на «Затулинке», а вы – единственная из потерпевших, кто более или менее запомнили преступника и хоть что-то вспомнить можете. Три остальные женщины были сразу оглушены и потеряли сознания, так что они ничего ни вспомнить, ни рассказать нам не могут. – Косенко почти упрашивал потерпевшую по разбойному нападению вспомнить любые мелочи, такие важные оперативникам для установления личности и розыска маньяка, избивающего женщин неизвестным тупым предметом и похищающим у них деньги, снимающим с находящихся в бессознательном состоянии жертв золотые украшения.
– Да-да, конечно. Я всё понимаю. Я уже успокоилась. Приняла всё как должное и уже пыталась вспомнить все подробности.
Надежда Ивановна глубоко вздохнула, вытерла выступивший на лбу пот переломанными «упырём» при нападении на неё и загипсованными пальцами левой руки и начала свой рассказ тихим, но чётким, «поставленным» за долгие годы работы в школе и общения с учениками, бархатным голосом, так, будто пересказывала поэму:
– 18 декабря, в четверг, рано утром я как обычно поехала на работу. Я работаю в школе, на ВАСХНИЛе, учителем начальных классов. К 8 утра уже родители ребятишек приводят, поэтому нужно на работе быть хотя бы к 7:30, вот я и выхожу из дома в 6:30, пока дойду до остановки, пока доеду на автобусе, в общем выхожу очень рано, на улице ещё совсем мало народу. Всегда хожу по Затулинскому парку, на остановку «Весенняя». Вот уже 13 лет так езжу. Рядом на нашем микрорайоне 7 школ, а я вот прикипела к этой всей своею душой, так и мотаюсь туда годами, а место жительство менять не хочу. Нравится всё здесь у нас на Затулинке. Родное. А работать вот там нравится.
Надежда Ивановна продолжала рассказ:
– У нас у завуча в тот день юбилей был, вот я и нарядилась вся, как ёлка новогодняя: колечки на себя нацепила, серёжки круглые, они мне от мамы достались. Крупные такие с виду. Хотя внутри-то пустые, полые. Я вот думаю, что подонок этот на серёжки-то мои и обратил внимание. Их под шапочкой неудобно носить, вот я её и закатываю, когда их надеваю. Серьги отчетливо видно даже в темноте. – Надежда Ивановна инстинктивно потрогала перебитыми пальцами рук свои разорванные мочки ушей, заклеенные лейкопластырем, снова вздохнула и продолжала рассказ:
– Иду я по парку, думаю о чём-то о своём, мыслями уже в школе, с коллегами, с ребятишками, прокручиваю сценарий новогоднего утренника. Когда он ко мне подошёл, я так и не поняла. Тихо так сзади. Я только услышала какой-то свист. Я даже оборачиваться не стала, а побежала сразу… Страх какой-то неестественный, панический страх просто погнал меня вперед. 13 лет тут хожу, и ничего подобного – всегда либо тишина и умиротворение по дороге до остановки, либо редкие дружелюбные прохожие. В то утро вокруг никого не было, и только сзади меня быстрые шаги и какой-то свист. Затем удар по плечу. Я просто рухнула на снег, как будто на меня небо осело, и я развернулась на спину, не знаю даже, почему и как так получилось.
Гляжу на него, а сама плачу, рыдаю просто. Умоляю его пощадить меня. У меня слёзы прямо фонтаном бьют из глаз.
Он же сел на меня сверху и сорвал серёжки по очереди. Сначала с одного уха, затем с другого. Я вскрикнула от боли и зажала уши руками. Руки в перчатках были. Он давай мне руки от ушей отжимать и перчатки снимать… Нужно было просто самой снять и отдать ему колечки, но я всё ещё в панике руки ему не отдаю, прижимаю их к ушам. Тогда он вскочил и какой-то проволокой, держа один её конец у себя в руках, а второй конец с примотанным к проволоке наконечником молотка, начал бить меня по рукам… А когда этот молоток пролетал по воздуху, то раздавался такой еле слышный свист, как будто вьюга воет в зимнюю ночь за окном…
Если бы я не подняла руки вверх, наверное, разбил бы мне всю голову, и не сидела бы я сейчас здесь перед вами… А так только пальцы сломал.
В общем, он сорвал перчатки с моих рук, снял кольца, я уже и не сопротивлялась, и не кричала. Я просто очень боялась, как бы не добил меня он этим молотком своим.
Забрал мою сумочку, несколько раз пнул меня. Всё пытался в голову попасть, видимо, чтобы я потеряла сознание и не смогла позвать на помощь, и побежал в сторону церкви.
Я пролежала ещё минуту, может, две, на снегу, поднялась кое-как и побрела в сторону 22 поликлиники. Там мне уже и оказали первую помощь.
Надежда Ивановна замолчала.
Опера слушали внимательно, не перебивая и не задавая наводящих вопросов. Это очень больно. Это почти невыносимо было слушать. И это невозможно было им не слушать. Та самая сила – лютая, страшная, беспощадная – выраженная чётким летящим русским словом из уст учительницы, рассказывающей о нападении на неё, придавила трёх здоровых мужиков к их служебным креслам.
Это действительно была первая потерпевшая по серии аналогичных разбойных нападений, которая хоть что-то могла рассказать, описать преступника.
Первым опомнился Косенко:
– Вы раньше этого человека видели когда-нибудь?
– Нет, я уверена.
– А описать его сможете? Рост, возраст, во что одет был, может, приметы какие-нибудь вам запомнились?
– Молодой парень, до 30 лет. Рост средний, наверное. Не карлик и не великан – это точно. Одет был в какую-то тёмную куртку, на глазах шапочка вязанная и шарф или свитер с высоким воротником, потому что у него одни глаза видны были. Знаете, такие кровожадные, страшные глаза. Как будто он своего кровного врага, причинившего ему невыносимую боль, убивает, а не беззащитную слабую женщину. – Надежда Ивановна заплакала, видимо, вспомнив те секунды нападения, чуть не стоившие ей жизни.
«ДДД» налил в стакан воды и подал учительнице.
– Выпейте воды. Передохните. Мы понимаем, что заставляем вас снова переживать те страшные моменты, но нам это важно знать, чтобы как можно быстрее его найти, чтобы он больше никого не покалечил, – как можно тише и вежливее сказал Долгих.
Вдруг Надежда Ивановна встрепенулась, как будто вспомнила что-то очень важное для себя:
– На ногах у его были какие-то валенки, что ли, потому что, когда он меня пинал, особой боли не было, не ботинками точно пинал, иначе я бы и не встала. Да и подошёл он ко мне тихо сзади, я не слышала как. Какая-то мягкая обувь. Это я уже позже поняла.
– А вы уверены, что он вас бил молотком, привязанным на верёвке?
– Вы знаете, да. Это была верёвка или проволока, и на её конце был привязан железный наконечник от молотка. Он когда меня бить им по рукам начинал, то сначала по воздуху его так мотнул, как бы для разгона и набора скорости. А когда уже ударил меня по рукам, то эта железная часть молотка у меня в пальцах застряла. Я схватила её, и поэтому обратила на это внимание. Затем он вырвал своё орудие из моих рук, снова мотнул его и снова ударил.
– Вы сможете его опознать или фоторобот помочь нам сделать?
– Нет, я уже это следователю говорила, я только глаза его запомнила. Злые, кровожадные такие. Извините меня, ребята. Мне тяжело всё это вспоминать и ещё раз переживать, как будто наяву.
– Да, конечно. Это вы нас извините. Вы нам очень помогли. Я сейчас отвезу вас домой, – сказал Косенко.
– Спасибо, не нужно. Меня сейчас сын возит. Специально отпуск взял, чтобы я за время каникул восстановиться смогла. Первоклашек моих учить нужно дальше. Им пока ещё не объяснишь, что существуют такие люди, которые за кусок металла убить способны…
Проводив Надежду Ивановну «мушкетёры» сидели молча, каждый думал о своём, но все об одном и том же.
– Залётный какой-то, – сказал вслух Долгих.
– Но долбит только у нас на Затулинке… Я промониторил сводки происшествий по городу – такие разбои только у нас и только в декабре. Значит, живёт или работает где-то рядом и приехал недавно, – сказал Николай.
– Или недавно освободился, – вторил ему Дим Димыч.
– Давайте поднимем списки недавно «откинувшихся» по нашей земле, посмотрим, может, кто из них за аналогичные притупления уже отбывал, участковых попытаем.
– Смотрите, парни. – Косенко оторвал лицо от монитора компьютера. – Давайте просто подытожим, что у нас на него есть. Примерный возраст – 20-30 лет, одежда – тёмная куртка, шапочка, шарф или свитер, валенки сейчас никто не носит, но вот «угги» могут быть запросто, они мягкие, тёплые бесшумные при ходьбе, дальше – место преступления – это наше «Гетто» и время преступления – два эпизода поздно ночью и два эпизода рано утром. Нападает только на женщин. Действует, скорее всего, в одиночку. В принципе, не мало уже. Есть с чем работать.
– Да, Серёг. И ещё молоток на проволоке – это очень важно. Нужно хоть какую-то ориентировку составить с этими приметами и участковым раздать, а главное – пэпээсникам. Прямо инструктировать их перед каждой сменой, чтобы обращали внимание в ночное время и раннее утро на одиноких мужиков, и не стеснялись их досматривать и доставлять в отдел. Если этот набор в возрасте, одежде и обуви «стрельнет», ну, будем отрабатывать…
~ ~ ~ ~ ~ ~
В один из будних дней, примерно через неделю после новогодних праздников, прибыв с утра на рабочее место и даже не успев ознакомиться со сводкой происшествий и выпить по стакану чая, все трое «мушкетёров» вместо предстоящей планёрки у начальника уголовного розыска отдела были «резко» вызваны на ковёр к «СВД».
Полковник сидел в кресле хмурый, не поднимая головы для ответного приветствия. Он стрельнул глазами на оперов, показывая на ближайшие стулья.
Как маленькие «бандерлоги», они молча прокрались по кабинету начальника и присели рядом с его столом, не ожидая ничего хорошего от необычного начала рабочего дня.
– Сводку происшествий смотрели? – спросил он.
– Нет ещё, только прибыли, сейчас ознакомимся, – ответил за всех троих Николай.
– Опять разбой на Затулинке, – тяжело произнёс Суховей. – Женщину несколько раз ударили сзади тупым твёрдым предметом по голове. Вырвали серёжки из ушей. Кольцо, видимо, сняли. Палец, где было кольцо, вывернут неестественным образом, чуть с корнем не оторван. Сумочка и документы, удостоверяющие личность, отсутствуют. – Полковник замолчал.
– Она кого-то видела? Опознать сможет? – осмелился спросить Косенко.
– Ты меня не слышишь? – ответил «СВД». – Если бы она могла что-то сказать, то я бы тебе непременно уже доложил, – съязвил полковник. – Она без сознания, в коме и вряд ли придёт в себя… В общем так, руки в ноги, и чтобы я в вашем кабинете вас не видел, пока вы этого «упыря» мне сюда, в этот кабинет, в наручниках и раком не доставите. Ясно?
– Так точно! – хором ответили опера.
– Поговорите с Бурцевым. Он на место происшествия выезжал, первоначальный обход делал. Может, расскажет что подробнее. Участковых и пэпсов напрягите «донемогу», я приказал дополнительный экипаж по гражданке на Затулинку направить. Инструктаж пэпээсников от вас лично и ежесменно, до моего особого распоряжения.
Опера побрели молча в свой кабинет.
– Давайте к Серёге Бурцеву зайдём, пока он после суток не свалил домой, – тихо произнёс Косенко.
Все трое молча ввалились в кабинет к старшему оперу, опытнейшему майору полиции Бурцеву Сергею, работавшему на «Кировской» земле больше 20 лет с 1994 года, сразу после окончания ОВШМ МВД.
– Во бля, вся мушкетёрская рать ко мне пожаловала. Вы чё, заблудились?
– Серёга, ты на разбой сегодня ночью выезжал?
– Ага.
– Может, расскажешь что?
– А чё говорить-то? Женщина, молодая, походу, возвращалась домой поздно, около полуночи уже, наверное. Обнаружили её в 00:30. Шла пешком или от остановки «Весенняя», или от «Кировского универмага». Ну, или из гостей из ближайших домов. Около девятого детского садика на неё и напали. Походу, долбанули как надо по голове. Зимняя шапка пробита насквозь. Голова вся изуродована. Били сзади.
– Вот тварь! – вырвалось у Косенко.
– Почему тварь? Может, твари? – спросил Бурцев.
– По аналогичному эпизоду три недели назад один «работал». Там свидетельница видела нападавшего.
– Ну, может и один, только «долбил» он её, бедолагу, за троих. Она без сознания. Палец на правой руке чуть с корнем не вырвал, похоже, обручальное кольцо снять не мог долго. Я под утро уже к ней в больницу заехал, так в сознание и не приходила. В общем, ночью я там ничего толком не обошёл, то одна заявка, то другая. Видео на школах 183 и 134 точно есть, и на детском саду «Сказка» тоже. Дальше давайте уже сами. Может, чего и «нароете». Утырок, конечно, он конченый. Так с бабой обошёлся. Из-за пары серёжек и обручального кольца. – Бурцев тяжело вздохнул.
Косенко с напарниками вышли из кабинета.
Это были их серые рабочие будни, их действительность с её болью, кровью, изувеченными телами потерпевших.
В эти же и последующие двое суток операми были прочёсаны, как будто гребёнкой расчёсаны густые кудри цыгана, четыре десятка многоквартирных домов и социальных предприятий, расположенных по пути вероятного подхода и отхода преступника, начиная от остановок общественного транспорта и до конечной точки микрорайона, упирающейся в СНТ «Тулинка 2». Опрошены два десятка возможных и потенциальных свидетелей, просмотрены имеющиеся видеозаписи. Положительного результата не было.
Два наряда ППС, в том числе один по гражданке, в две смены, как железные трактора «Беларусь» вздымают пахоту на тёплом чернозёме, «бороздили» Затулинский жилмассив вдоль и поперёк.
По истечении двух напряжённых недель массированного розыска и отработки территории положительных результатов не было.
Как назло, как будто играя с полицией в нарды с поддавками, как только ими была ослаблена гласная и негласная работа по всему микрорайону в поисках разбойника, «упырь» снова вышел на охоту, но в другой части микрорайона.
На этот раз он изуродовал свою жертву поздно вечером в сквере «Кировский» в шаговой доступности от участкового пункта полиции.
Все его действия были как под копирку: удар сзади по голове, срыв серёжек с ушей жертвы, снятие колец и похищение сумочки.
Это было уже издевательство или наглая насмешка.
Только что ослабленные розыскные мероприятия были вновь напряжены до своего предела…
~ ~ ~ ~ ~ ~
Весна 2015 года пришла вовремя. Температура, хоть и держалась на лёгких зимних цифрах, показывая на термометре радостные для населения минус 5-7 градусов, неумолимое «светило», как будто соскучившись по сибирской земле и разгоняя тучи, растапливало снег в дневное время по всему городу и окрестностям.
К ночи почерневший, подтаявший и уже уставший от лёжки на одном боку за всю долгую зиму снег начинал снова подмерзать, покрывая свою поверхность ледяной коркой, как будто пенка от остывающего парного молока накрывает свою плоть, чтобы как можно дольше сохранить теплоту и вкус напитка. По стечению обстоятельств именно эта ледяная корочка, «пенка» помогла раскрыть серию разбойных нападений.
Косенко дежурил по отделу. Переносная рация всегда была при дежурном опере, на тот случай, если нестабильная мобильная связь подводила сотрудников.
Почти в полночь он молча, в одиночку сидел в своём кабинете, заполняя бумаги, дописывая отчёты и справки по оперативным делам, когда в динамике раздался бас экипажа ППС, личный состав которого три часа назад инструктировал Сергей.
– «Калуга», я «Калуга 9», мы в «Затулинском парке» мужика досматриваем.
Косенко слышал, как начальник дежурной смены отвечал «пэпсам» по рации:
– Ну и молодцы, досматривайте!
Рация снова ворчала:
– Он в одном ботинке… шёл по парку… в кармане у него головка молотка.
Косенко вздрогнул. Его будто ударило током. Как будто тысяча головных вшей спустились… Нет, сбежали с самой макушки его головы до самых пяток наперегонки, балагуря и крича между собой:
– Кто последний – тот и лох!
Он подпрыгнул на стуле, схватил рацию и, забыв свой позывной дежурного опера, заорал в динамик:
– Тащите его в отдел! Срочно!
Он чувствовал своим нутром, своим седьмым чувством, что это тот самый «упырь», что он наконец-то попался.
Сергей понимал, что уже через десять минут сможет заглянуть в его кровожадные глаза.
Однако впереди предстояли длительный процесс установления его личности, опрос, «колка» жулика – процедуры, которые могли длиться часами. Сергей же был на дежурстве, и его могли в любой миг отправить на другое происшествие.
А «колоть упыря» ВСЕГДА нужно по горячему, пока он не опомнился от момента задержания, не пришёл в себя, не потребовал адвоката, не начал качать свои права доставленного и задержанного.
Косенко соображал молниеносно, он взял мобильный телефон и написал напарникам короткие сообщения:
– «Пэпсы» взяли «упыря» с молотком на кармане. Подтягивайтесь, когда сможете».
Он точно знал, что, несмотря на позднюю ночь, уже минут через 40 оба напарника в любом виде и состоянии, но будут в кабинете.
~ ~ ~ ~ ~ ~
Распределение ролей при опросе любого жулика между операми всегда носит спонтанный характер, и тем не менее плохой – хороший полицейский – это как азбука для первоклассника. Ничего лучше ещё не придумано.
Перед Косенко сидел угрюмый мужчина 29 лет, назвавшийся Архиповым Василием, родом он был из деревни Михайловка, Здвинского района Новосибирской области. В Новосибирск приехал в поисках работы и проживал временно у родной сестры на улице Громова Затулинского жилмассива.
Он неохотно отвечал на вопросы даже о себе, больше молчал, сутулясь на стуле. На одной ноге у него была надета меховая «угга».
При личном досмотре у мужика были изъяты наконечник молотка из одного кармана куртки и кусок проволоки метровой длины из другого.
По описанию одежды он просто идеально подходил под разыскиваемого разбойника: чёрный пуховик, тёмно-серого цвета вязанная шапочка и тёплый свитер с большим воротником вместо шарфа.
Набычившись, он смотрел в пол, и по тем ответам, что Косенко удалось вытащить из него «клещами», было понятно, что тот точно не профессиональный преступник, а обычный биндюжник, тупой деревенский озлобленный на весь мир пьяница, приехавший в город на заработки и не захотевший или не сумевший хоть как-то утрудить себя поисками работы.
– Адрес сестры и её данные? – спросил Косенко у задержанного.
Архипов молчал.
– Послушай, Василий, мы всё равно всё о тебе узнаем, хочешь ты этого или нет, будешь говорить или будешь молчать. У нас с тобой долгий и продуктивный разговор намечается, не тупи лучше. И главное – пойми: для тебя уже всё, берег. Приплыл ты.
В это время в кабинет с мороза ввалились напарники Косенко – Николай и Дим Димыч.
– Ну чё там? – с ходу спросил Белых, раздеваясь и готовясь подхватить нить разведопроса жулика на любой его стадии.
– Да вот, знакомьтесь, Василий Архипов. Прибыл в Новосибирск в ноябре прошлого года. Живёт где-то у сестры на Громова. Вот всё, что мне удалось узнать за полчаса беседы. Молчит. Говорить не хочет, – ответил Сергей.
В роль плохого полицейского уже «на автомате», без какой-либо предварительной договорённости с напарниками вступал «ДДД». Он молча открыл свой сейф, достал бутылку коньяка, налил полный стакан и смачно выпил его прямо на глазах у жулика.
Медленно закрутив пробку на бутылке, он убрал «старлея» в сейф, из которого уже извлёк изделие ПР 73 (так в полицейском обиходе до настоящего времени называется палка резиновая длиной 65 см).
Долгих положил палку на свой стол. Достал из кармана брюк презерватив, распечатал его, резким движением развернул стул с Архиповым так, чтобы тот оказался напротив его стола, и, обращаясь к нему медленно, почти по слогам, произнёс свою любимую фразу:
– ХОРОШИЙ ТЫ ПАРЕНЬ, С ОДНОЙ СТОРОНЫ…НО ЕСТЬ В ТЕБЕ ДЫРКА, С ДРУГОЙ СТОРОНЫ…
Дим Димыч демонстративно натянул презерватив на конец ПР 73 и снова положил палку на стол.
– Погоди, погоди, погоди, – встрял в разговор Николай, давая понять, что сегодня он добрый полицейский. – Погоди, Дим Димыч, это ты всегда успеешь, давай просто поговорим с парнем, познакомимся поближе.
Долгих молча встал из-за стола и вышел в коридор, забрав с собой ПР 73.
Нет, среди тех оперов вовсе не принято было бить жуликов или тем более издеваться над подозреваемыми, но вот психологические качели, когда на кону шесть нераскрытых особо тяжких преступлений, шесть изувеченных женских судеб, когда из доказательств вины преступника у опера на руках всего лишь… Да нет у нет у него никаких доказательств от слова «совсем», просто его уверенность, убеждённость, оперская чуйка, что это именно он, тот самый «упырь», сидит перед тобой, тот, кто безжалостно отправил на больничные койки шесть слабых ни в чём не повинных женщин, одна из которых станет в последующим инвалидом первой группы, так никогда не родит ребёнка и не познает материнского счастья.
В такой ситуации опер может хоть голым по кабинету бегать, хоть клоуном наряжаться, но работу свою выполнить обязан, ибо кроме него этого не сделает никто.
Никто и никогда. Ни следователь, ни прокурор, ни судья, а значит, эта тварь, сидящая сейчас напротив оперов и, набычившись, уставившись в пол, «включающая» тупого полудурка, почувствовав свою безнаказанность, спустя какое-то время начнёт снова свои тёмные «упырские» делишки.
– Василий, – продолжал Сергей, – вот смотри, прибыл ты в город в ноябре, а в декабре у нас разбои начались, тебя взяли с молотком и проволокой в том парке, где уже аналогичные разбои были, но это лишь цветочки для тебя. Ягодка знаешь в чём? Не ягодка даже, изюминка на блюдечке для прокурора и судьи в том, что одна из потерпевших сможет тебя опознать. Помнишь ту женщину, в конце декабря прошлого года? Когда ты промахнулся ей по голове и попал по плечу, а она, упав, развернулась на спину, и ты срывал с неё серёжки, усевшись на неё верхом? Она чётко тебя запомнила и описала, и даже твой молоток, и даже твои мохнатые «угги». Если хочешь, молчи и дальше, но по одному эпизоду мы тебя приклеим к разбою намертво. – Косенко, конечно, лукавил, но этот его обман, его «понт» был дороже денег, для него и таких же, как он, оперов его обман совпадал с мнением шести жертв зверского покушения.
Он не мог, не имел просто права поступать иначе. Его цель – раскрытие серии варварских нападений на женщин, установление виновника их увечий, инвалидности – оправдывала средства.
Возможно, у кого-то из моих читателей возникнет вопрос: прав ли он, опер, обманувший жулика? Имеет ли он на это моральное право? Иными словами, справедливо ли сделать подлость для подлеца?
Справедливо! Но иногда бывает, что незаконно. Но иногда по-другому и не получается. Иногда цель оправдывает средства.
Можно ли назвать опера, обманувшего жулика, подлецом?
Конечно же, нет. Как не можем мы назвать подлецами героев сказок, которые обманывают нечисть. Разве мальчик с пальчик, обманувший барина, подлец? Или Иванушка, обманувший Бабу Ягу? Конечно, нет. У них тоже цель оправдывала средства, и благородство цели оправдывало «подлость», совершаемую по отношению к «силам зла».