Легенды о Зиланте: Барс и волшебное озеро

Марина Хайрутдинова

Легенды о Зиланте: Барс и волшебное озеро

Легенда о Зиланте: Барс и заколдованное озеро.

 Пролог.

Над лесом занималась тонкая полоска рассвета, и мальчик завороженно смотрел, как одна за другой гаснут в ней тусклые звезды. Где-то далеко тонко вскрикнула вспугнутая птица, малыш крепче схватился за гриву белого коня, верхом на котором сидел, и обернулся к матери:

– Мама…

– Не волнуйся, улым! – ее голос звучал тепло и успокаивающе, – Все будет хорошо! Это добрый конь, умный конь! И он обязательно довезет нас туда, куда нам нужно.

– А куда нам нужно?

– Посмотри вон туда, – она указала на верхушки высоких темных деревьев поодаль, – за этими деревьями скоро покажется гора. В ней есть пещера, о которой никто не знает, – она скрыта за большим круглым валуном. Мы спрячемся в ней, и злые люди нас не найдут.

Мальчик понимающе кивнул. Он был еще мал, но злых людей уже повидал в избытке. Они почти дотла сожгли его родной город, убивали и грабили жителей, которых он знал и с кем дружил. А вчерашним утром произошло совсем уж страшное.

Какие-то люди пришли к ним в дом и долго взволнованно что-то говорили матери. Услышав новости, она побледнела и сжала губы так, что они превратились в одну тоненькую нитку, но не проронила ни слезинки. А пока люди спорили о чем-то вполголоса, оседлала лошадь и тайком вывела из комнаты сына. Так началась их бешеная гонка со смертью по залитому кровью городу. Хотя мама старательно прикрывала мальчику глаза широким рукавом, он многое успел увидеть и запомнить. Да, злых людей в тот день он видел очень много. Даже слишком…

Чудом они пересекли город и с тех пор не переставая скакали по густым перелескам, избегая заезженных дорог. Конь устал, по его удилам сбегали клочья пены, но упрямо увозил седоков дальше и дальше от погибающего города.

Снова вскрикнула птица, теперь уже ближе, и мальчик почувствовал, как мать вздрогнула. Он хотел было снова обернуться к ней, но тут совсем рядом что-то просвистело, и мама накрыла его тяжелыми белыми крыльями. А потом тяжело поднялась в небо большой птицей, и только отлетев подальше, протяжно вскрикнула. Лес сразу наполнился свистом, улюлюканьем и гомоном. Малыш испуганно озирался по сторонам, но тут же снова почувствовал на плечах прикосновение лебединых крыльев, покрытых длинными маховыми перьями. А потом сразу же – ласковых маминых рук.

– Все хорошо, – прошептала она ему на ухо, и потянув за поводья, направила коня правее.

На маленькой ладошке мальчика появились какие-то красные капли. Он поднял голову, и увидел, что широкий льняной рукав маминого платья пропитался чем-то красным, и из него торчит древко чужой стрелы. Малыш обернулся и взглянул матери в лицо. Она была бледна, под глазами залегли полукруглые тени, и он вдруг испугался, что никогда больше не услышит ее мелодичного смеха. Таким она смеялась, когда сажала сына к себе на колени, а он играл звонкими монетками, украшавшими кончики ее тяжелых кос.

– Ничего, улым, – прошептала она, – уже совсем близко!

Почему близко, ведь гора, к которой они стремились, только-только начала виднеться за темными деревьями, мальчик не понял, но он доверял матери, и потому ничего не спросил. А конь тем временем вырвался из зарослей на огромную прогалину.

Прямо посередине поросшей ярко-зеленой сочной травой поляны угадывался колодец – ровный круг из серого гладкого камня, кое-где замшелый и увитый мелким плющом. Мать направила коня прямо к колодцу, спешилась сама и помогла сыну. Мальчик, оставшись без тепла бархатного лошадиного бока, сразу почувствовал себя очень маленьким и одиноким – кругом его обступали холодная тьма и непроглядный темный лес. Малыш не хотел показывать свой страх, но все-таки прижался всем телом к маминой ноге.

Мать же прошептала что-то на ухо коню и легонько шлепнула его по крупу. Конь потрусил к опушке леса.

– Плохие люди близко, сынок, – сказала мать, – залезай в воду, она нас защитит.

Мальчик заглянул в колодец. Вода плескалась почти вровень с каменными бортами. Удивительно, но она была абсолютно черной, не отражала ни становившееся сизым предрассветное небо, ни запоздалые звездочки и почему-то показалась мальчику ледяной.

Он вопросительно посмотрел на мать, но та уже опускалась в колодец. Малыш нехотя полез за ней. Вода, вопреки его ожиданиям, оказалась теплой и очень приятной и будто обняла его ласковыми руками.

Послышались голоса – на прогалине появились злые люди. Они пока не замечали беглецов, и мальчик даже чуть-чуть приподнялся над краем колодца, чтобы разглядеть их, ведь он был очень храбрым для своих пяти с небольшим лет, настоящим джигитом! Но мать развернула его лицом к себе и зашептала, глядя прямо в глаза:

– Сынок, слушай меня внимательно и запоминай, что я скажу! Сейчас я поцелую тебя и все будет хорошо. Ты обязательно выплывешь и доберешься до горы. Найдешь пещеру и спрячешься там от плохих людей. Запомнил? Повтори!

Мальчик пробормотал скороговоркой: «доплыву-доберусь-спрячусь», а потом спросил:

– А как же ты?

– Мне придется остаться… но я всегда буду у тебя здесь и здесь, – она приложила ладонь к груди сына, а потом погладила его по голове, – и я всегда, слышишь? Всегда буду тебя защищать. И ты сможешь приходить ко мне, когда захочешь. Ладно?

Малыш кивнул – он доверял маме безоговорочно, она сильно-сильно прижала его к себе, а потом поцеловала.

Мальчик растворился в ее любви и почти не почувствовал, как вода в колодце вдруг забурлила, будто закипела, и толчками начала подниматься все выше и выше. Она уже переливалась за края каменного круга, и вдруг хлынула мощным потоком, словно опрокинули на лес небесное ведро. Все смешалось в одно: и черные силуэты деревьев, и тусклые звезды, и тонкая кисея утренней дымки, и черная, пахнущая тиной вода. Она бушевала, закручивая большие воронки, сметала с пути лошадей с седоками, что охотились на беззащитную женщину с ребенком. Подхватила и мальчика, но ему совсем не было страшно – каким-то чудом он мог дышать внутри этой воды. Его несло течением, и он ловко лавировал в нем будто одна из тех рыбок, с которыми он так любил играть на Идель1-реке. Он плыл с широко открытыми глазами, с любопытством рассматривая, как колышется далеко под ногами трава, прежде трепетавшая на поверхности.

Мимо вдруг протащило злого человека. Лицо у него было перекошено от ужаса, он сильно загребал руками, а из его рта вылетали веселой стайкой пузырьки воздуха. Мальчик же поплыл дальше, и скоро увидел еще одного мужчину, но тот, в отличие от предшественника, был очень спокоен, плыл спиной вверх с закрытыми глазами, и никаких пузырьков вокруг него не было. Малыш хотел было приблизиться к нему, но почувствовал вдруг, что ему стало труднее дышать. Он заработал руками и всплыл на поверхность. Вода уже не помогала ему течением, и он поплыл сам, пусть и немного неуклюже.

Мальчик барахтался изо всех сил, ведь он обещал маме выплыть, и вспоминал, как давным-давно плавал в пруду наперегонки с любимым щенком Май-Маем.

Он совсем выбился из сил, когда вдруг стукнулся коленкой о мягкое дно. Мальчик с облегчением вытянулся прямо в воде, позволяя длинной прибрежной траве гладить себя по рукам и ногам.

Чуть отдышавшись, он с трудом перевернулся и и на четвереньках выполз на берег.

– Мама, я доплыл… – тихо сказал он.

Потом собрался с силами и громко закричал:

– Мама! Мама! Я доплыл! Я сумел!

Он обернулся и замер. Позади него не было ни прогалины, ни колодца, ни злых людей – все было покрыто темной спокойной водой, которая теперь отражала и небо, и лес, и самого мальчика.

– Мама… – выдохнул он, и собрался уже расплакаться, но вспомнил, что взрослые частенько испытывали вот так его храбрость, закаляя характер. Поэтому сжал пальцы в маленький кулачок и ударил им себя в грудь и в лоб, – здесь и здесь!

Рядом у самой кромки воды щипал траву давешний конек. Он без опаски подпустил к себе мальчика и даже дал ему взобраться на себя, хотя для этого малышу пришлось изо всех сил цепляться за гриву. Почувствовав же на себе не тяжелую ношу, конь неспешно двинулся в путь.

Мальчик совсем обессилел, поэтому какое-то время просто лежал тючком поперек лошадиного хребта. Но потом вдруг встрепенулся, подтянулся на маленьких ручках и уселся как следует. Он огляделся по сторонам и понял, что конь движется в правильном направлении – точно к горе, которую теперь было видно очень хорошо.

– Добрый конь, – прошептал малыш, – умный конь…

Он обнял покрепче теплую лошадиную шею, зарываясь в густую гриву поглубже, чтобы согреться. Одежда довольно быстро обсохла, и мерная поступь коня начала убаюкивать мальчика. В конце концов, он уснул, и до самого подножия горы никто не потревожил его сон.

 Глава первая.

Диляра с размаху швырнула сумку на стул, а сама рухнула на диван. День выдался до того поганый, что хуже просто некуда. И все из-за этой гадины Марданшиной. Как вообще можно ее вытерпеть? Учебный год только-только начался, а Диля была уже сыта школой по самое горло.

В прихожей запиликал мамин мобильный телефон. Диляра закрыла глаза и застонала – вот теперь день станет еще хуже. Она прислушалась, мама отвечала односложно. Может, это не Сирень Фиргатовна? Может, по работе? Может, пронесет?

Но тут телефон со всей силы грохнули о тумбочку, и мама заорала:

– ДИЛЯРА!!!

Не пронесло.

– Ты ОПЯТЬ!!! – мама ворвалась в комнату, с перекошенным от злости лицом, – я же тебя просила! Просила не связываться с этой девочкой! Но ты! Ты опять! Мне звонила Сирень Фиргатовна! Да что с тобой не так?!

– Ты просто не знаешь! – Диляра резко села, – Ты же не слышишь, что она говорит! Эта Марданшина! Для нее все мы грязь, и только она одна королева! И Сирень ее защищает!

– А ты тут при чем?

– Да ее никто терпеть не может! Она…

– Я спросила: при чем тут ТЫ! – мамины глаза полыхнули опасным огнем, – Она обидела тебя?

– Нет, но…

– Тогда почему ты опять нарываешься на скандал?! Каждый раз одно и то же! Теперь меня вызывают в школу на разговор! А у меня дежурство! Придется меняться, и для чего? Чтобы слушать, как меня будут распекать за твое поведение!

– Да она знаешь, что? – не выдержала Диля, – Она сказала Оле Батаевой, что такие как она, должны прислуживать ей! И грязную тряпку положила ей на тетрадь! А Оля виновата, что у нее папа обычный человек, а не как у Марданшиной – депутат-бизнесмен? Виновата, да???

 Мама плюхнулась на стул.

– А почему сама Оля в свою защиту ничего не сказала? Тебе же каждый раз попадает за других! Ну неужели нельзя было просто пропустить это все мимо ушей?! Хоть раз!

Вообще-то можно было. Но такая уж была беда с Диляриным характером – она не терпела несправедливости. А одноклассница Алия Марданшина вкупе со своим крутым папой была просто ее воплощением. Мало того, что ей разрешалось носить в школу все, что угодно, хоть золотые серёжки до плеч, хоть глянцевые журналы вместо учебников, так еще и классная руководительница, та самая Сирень Фиргатовна, тщательно оберегала представительницу «золотой молодежи» от любых стрессов. Хоть бы раз сделала ей замечание! Да Бог с ними с замечаниями! Хоть раз бы вызвала к доске! Так нет же! Ведь знает, что Алия ничего в математике не смыслит, только будет стоять с тупым видом и таращиться в пол! Но это же дочь самого великого Марданшина! Так нельзя! И к доске неизменно вызывали только детей самых обычных родителей.

Вот эта самая несправедливость и была Диле поперек горла. Она просто не могла не бороться против этого. Хоть как-нибудь. И получала всякий раз то замечания, то гневные записи в дневник, то откровенные угрозы.

– Подожди-ка, – вдруг встрепенулась мама, – а ты-то что сделала? Назвала ее как-нибудь или что? Сирень Фиргатовна сказала только: «Ваша дочь перешла всякие границы». Что это она имела в виду?

Вот черт!

– Я… в общем… Взяла тряпку, которую она положила на тетрадь Оли, и… и… положила ей на голову.

– Что?! – мама вскочила со стула, как ужаленная, – На голову дочери Марданшина?! Грязную тряпку?! Ты с ума сошла?

– Да какая разница, чья она дочка? – взорвалась Диляра, – Если она гадина, то пусть получает!

– Как ты не поймешь?! У нее есть отец, а у него связи! А у нас с тобой никого нет! Ты вот за всех заступаешься, а за нас кто заступится? Девятый класс, аттестат должны дать! А вот выгонят тебя из школы, что будем делать? К кому пойдем?..

По щекам мамы заструились слезы, и она выбежала из комнаты. А Диле стало совсем худо. Как так получается? Сделала честное доброе дело, а теперь почему-то стыдно…

И ведь даже не пообещаешь, что больше так не будешь: Диляра точно знала, что будет, так уж устроена.

Мама гремела на кухне кастрюлями, и горестно растягивая ноты, напевала под нос песенку, которую всегда вспоминала, когда ей было грустно или плохо – про голубку, что из жалости прилетала к бедной сиротке. Диляра этот мотивчик терпеть не могла. Она искренне считала, что если тебя кто-то обидел, то нечего петь слезливые песни, надо собраться с духом, и выцарапать обидчику глаза. По возможности.

Конечно, мама была во многом права. По крайней мере в том, что заступиться за них было некому. Отец бросил их, когда Диля была еще совсем крохотной, родители мамы давно умерли, а родители отца и знать их не желали. Так они и жили вдвоем, как говорила мама в самые отчаянные минуты: «Одни в целом свете!».

Диляра всегда жалела маму, она ведь была уже взрослой, и понимала, как тяжело одинокой женщине тянуть на себе весь дом, работать за двоих, да еще и на такой трудной работе – участковым врачом в детской поликлинике.

Но иногда Диляра ужасно злилась. Когда мама сильно грустила и начинала жалеть дочку и себя. Будто будь с ними отец, все сразу стало бы хорошо! Конечно, мама, наверное, тосковала по человеку, которого когда-то любила, но вот Диляра его искренне и люто ненавидела. Она была убеждена, что это он виноват во всех маминых бедах и проблемах, и появись он только на пороге, стоило бы плюнуть ему прямо в лицо и выгнать взашей. Наверное, поэтому мама никогда и не рассказывала ей о том, кто он, и как его зовут. Боялась, что дочка пойдет к нему «разбираться». Ведь это Диля любила больше всего – искать правды и справедливости.

С раннего детства она уяснила, что все плохое в их с мамой жизни произошло от того, как нечестно поступил с ними отец: они его любили, а он их бросил. И с тех пор защита слабых от несправедливости превратилась в жизненное кредо Диляры. Уже в детском саду она дралась с самыми отпетыми хулиганами, чтобы вернуть игрушку обиженному владельцу, учила гопников на улице подбирать за собой мусор, а в школе любыми методами боролась с «всеобщей любимицей» Марданшиной и ее покровительницей.

Естественно, синяки и царапины «украшали» девочку с самого детства, даже в школьном рюкзаке у нее всегда болталась склянка с зеленкой на случай очередной потасовки. Дома тоже доставалось, уже от мамы, которая как могла учила ее не высовываться и не влезать в конфликт, который Диляры не касается. Но девочка так ненавидела тихие маминые страдания, что толку от ее поучений не было совершенно никакого.

Да еще эта школа! Учителя же должны учить детей справедливости и правде! А в итоге защищают мерзкую избалованную девчонку только потому, что у нее влиятельный отец! Разве это нормально?! Школа жизни… Вот бы можно было вообще туда не ходить…

Несмотря на то, что она всегда защищала слабых, Диляру не очень-то любили одноклассники. Конечно, у нее же нет личного водителя и сумочки от дорогого бренда! Да и девочки с подбитыми глазами не очень-то привлекают мальчиков… Ну и ладно!

Диляра исправно ходила на уроки, хотя сидела вечно за последней партой, и несмотря на неплохие оценки, подозревала, что учителя посоветуют ей уходить после девятого класса в колледж. А ей хотелось в университет… Теперь, похоже, этой мечте не суждено сбыться…

Диля потрясла головой, чтобы отогнать от себя невеселые мысли и перестать жалеть саму себя. Да, сегодня все повернулось не очень приятно: и мама расстроилась, и непонятно еще какие каверзы подготовила Сирень Фиргатовна, но… Все-таки был во всем этом положительный момент. Момент, когда по накрашенному дорогим тональным кремом лицу Алии Марданшиной потекли струйки грязной воды с меловой пылью.

В дверь позвонили.

– Диляра, открой! – прокричала мама из кухни, и девочка поплелась в прихожую. Никого интересного она не ожидала увидеть – к ним с мамой никогда никто не приходил, может, дверью ошиблись, или соседи соли хотят одолжить…

Диляра открыла дверь, и сразу поняла, что соли посетитель просить точно не станет.

На пороге стоял благообразного вида, весь седой, как лунь, старик. Одет он был очень странно – в кипенно белый костюм с шароварами и подобием пиджака с воротником-стойкой. Это в октябре-то! Когда дождь и грязь кругом! А на голове у него был головной убор, больше всего похожий на чалму.

«Наверное, мулла2 к кому-то пришел, – решила Диляра, – и дверью ошибся!»

– А, здравствуй, Диляра-туташ!3 – радостно воскликнул старичок, одной фразой опровергая ее гипотезу, – мы как раз к тебе пришли!

И он деловито прошел в квартиру. За ним проследовала его спутница – высокая строгая брюнетка в темно-зеленом деловом костюме и искусно повязанном на голове шелковом платке. На Диляру она едва взглянула и на робкое «здрасте» не ответила, так что девочка сразу прониклась к ней неприязнью.

Из кухни вышла мама.

– Здравствуйте, – обратилась к ней неприятная брюнетка, – мы из Министерства. По поводу проблем в школе Вашей дочери.

Диляру прошило насквозь едким страхом. Все-таки Марданшины решили выместить на ней свое зло. Теперь, наверное, из школы исключат, если не хуже… Холодная брюнетка всем своим видом подтверждала, что ничего хорошего девочку не ждёт.

Хотя ее пожилой спутник напротив был настроен вполне благодушно: маме он приветливо улыбнулся, и при этом от углов его глаз разбежались к вискам веселые лучики морщин.

– Давайте-ка присядем где-нибудь и поговорим! – предложил он.

Мама послала Диляре полный грусти взгляд – мол, говорила я тебе, дело добром не кончится – и пригласила гостей на кухню. Здесь она тут же принялась хлопотать и предложила посетителям свежезаваренный чай. Брюнетка отказалась, брезгливо отставив от себя мамину любимую чашку с голубыми цветами. А вот дедушка в белом с удовольствием принялся прихлебывать напиток, да еще и заедать домашним малиновым вареньем.

– Обожаю чай с душицей! – сообщил он, – Тем более умело заваренный! Спасибо, Резеда-ханум4! Меня, кстати, зовут Ахметвали Бакиевич Акбуров, а мою прекрасную коллегу – Зиля Валиевна Яман.

«Ничего себе, как подготовились! – мелькнуло в голове у Диляры, – даже мамино имя разузнали!».

А у мамы от смущения порозовели щеки – у нее редко бывали гости, так что кроме дочери, хвалить ее стряпню было некому. Она хотела было сказать что-то в ответ, но ее бесцеремонно прервала неприятная женщина по фамилии Яман.

– К нам неоднократно поступали сигналы о проблемах Диляры в школе, – сказала она, доставая из кожаного портфеля толстенную папку, – конфликты с учениками, невозможность найти общий язык с преподавателями, игнорирование просьб классного руководителя…

Она листала папку с таким видом, будто на каждом листе было подробно описано ужасное преступление, совершенное Дилярой. Ее, в общем-то очень привлекательное лицо становилось с каждой перелистанной страницей все суровее, а мама все больше и больше съеживалась, будто это она была во всем виновата. По правде говоря, из уст брюнетки все и впрямь звучало хуже некуда. Но ведь на самом-то деле Диляра не хулиганка и не злодейка! Да она вообще только искала справедливости, вот и все!

– В таких обстоятельствах, – женщина захлопнула, наконец, свою ужасную папку, – мы можем предложить только перевод в другое учебное заведение.

– Мы ведь не хотим, чтобы Диляра училась с такими испорченными детьми, верно? – невпопад вклинился вдруг старичок. Красавица-брюнетка нахмурилась, но он даже бровью не повел и продолжил, – А я как раз директор замечательной школы! Уверен, Диляре будет у нас очень хорошо!

Это было очень странно, ведь женщина ранее сказала, что они из какого-то министерства! Кстати, из какого? Но мама, совершенно сбитая с толку, этой нестыковки не заметила, а Диляра решила промолчать, чтобы не сделать свое положение еще хуже. Но загадочный директор вдруг хитро подмигнул ей и сказал:

– Предлагаю начать уже завтра! Будем ждать Диляру на первый урок к половине девятого.

– Завтра?.. – робко спросила мама, – но ведь документы…

– Какие документы? – искренне удивился старик, – А! Вот эти?

С этими словами он выудил непонятно откуда тоненькую папочку с номером и диляриной фамилией, написанной явно рукой Сирени Фиргатовны, ее почерк Диляра узнала бы и во сне. А ведь когда странный директор заходил в квартиру, никакого портфеля, сумки или даже пакета при себе у него не было!

Но мама снова ничего подозрительного не заметила, только обреченно вздохнула.

– Я бы хотел с Дилярой наедине поговорить, если можно. Про школу ей побольше расскажу.

И не дожидаясь согласия старичок встал из-за стола. Диляра провела его в свою комнату и предложила любимое кресло. А сама примостилась на краешке дивана. Все было странно и непонятно, и хотя пожилой директор не вызывал у нее никакого страха, ей все-таки было тревожно. А тот уютно устроился в кресле, сложил руки на кругленьком животе и с доброй улыбкой посмотрел на девочку.

– Знаешь, – сказал он наконец, – надо было давно тебя перевести, натерпелась ты в этой школе… Но с другой стороны… преждевременное открытие Дара бывает чревато неприятными последствиями…

Он нес какую-то ахинею, и Диляре стало по-настоящему страшно. Что если Марданшины специально запустили к ним домой каких-то психов?!

– У меня ведь необычная школа, – продолжал гнуть свое старик, – для особенных детей!

– Тех, что в милиции на учете? – не утерпела Диляра. Сирень Фиргатовна очень любила запугивать своих учеников спецшколой для малолетних преступников, которая, по ее мнению, просто плакала по Диляре Яналиевой.

– Да нет же! Для одаренных! То есть, тех у кого есть особенный Дар! – улыбнулся старикан и вдруг совершенно невпопад спросил, – Татарские сказки любишь?

– Не люблю я никакие сказки, – грустно сказала Диляра, – мне же не семь лет.

– А жаль, – огорошил старик, – было бы тебе семь лет, а не четырнадцать, все было бы намного проще… И в нашей школе учиться было бы куда легче. Школа-то волшебная! Поначалу некоторые вещи могут тебя прямо-таки шокировать. Но держу пари, что наша система оценок тебя покорит.

И он снова хитро подмигнул девочке, а Диляра почувствовала себя обманутой. На какую-то минуту она правда поверила, что у нее будет новая нормальная школа. Ну пусть не крутая, обычная, но зато без всяких богатеньких любимчиков, без издевательств, просто школа как школа. Но, похоже, вместо директора школы перед ней сидит какой-то шут гороховый и плетет небылицы про волшебство…

– Скажите правду, – попросила Диля, – Вас Марданшины прислали, да? Заплатили?

Ей надоел весь этот балаган. Да пусть уже просто признается, выгонит из школы или что там он еще собирается сделать, и перестанет вешать ей на уши лапшу!

– Хотел бы я на это посмотреть, – тихо рассмеялся старик, – Эх, как трудно с подростками! Хотя я и сам был ненамного старше тебя, когда открыл в себе Дар.

– Да хватит Вам! – почти закричала Диляра, теряя терпение, – Перестаньте нести ерунду! Какой еще дар?

– Магический, – невозмутимо ответил старичок, – ну или волшебный, если так больше нравится.

– То есть, вы – волшебники? – Диляра иронически изогнула бровь.

– Вообще-то называть нас волшебниками не совсем правильно, – будто и не заметив иронии, серьезно ответил директор, – люди называют волшебниками тех, кто владеет всеми видами магии, хотя до сих пор существование таких индивидуумов достоверно не доказано. Мы же сами называем себя Одаренными. Потому что владеем каждый своим даром. Можно сказать, что технически это разные отдельные виды магии. Вот я, например, Юха́. Знаешь, кто это?

– Понятия не имею.

Старик вздохнул.

– Печально, что в ваших школах совсем не уделяют времени татарскому фольклору… а может, это и к лучшему. Если говорить проще, Юха – это оборотень.

– Ну конечно… – Диляра вдруг почувствовала страшную усталость. День выдался тяжелый, настроения не было совсем, а теперь перед ней взрослый, даже пожилой человек зачем-то несет полную чушь…

– Не веришь? – старичок вдруг подмигнул ей, – Я бы не поверил. А глазам своим поверишь?