Тихий прилив

– Разве просто посидеть у озера вечером с костром недостаточно?

– Нет конечно! Ты сидишь один и молчишь как рыба оглушенная. Люди должны быть вместе. Если человек отказывается от общества, значит он болен и будет дальше деградировать. Мы же придумали и сделали столько всего в мире только месте, а не по одиночке. Один человек может многое, а люди могут все.

Услышанные слова ввели меня в ступор. Я не ожидал такого от нее. Я представлял себе робкую и спокойную девушку, которая любит одиночество и рисовать. Но выяснилось, что это коллективное существо, обладающая человеческими чувствами.

Образ некой скульптуру или фарфоровой куклы начинал потихоньку рушиться под давлением ее нутра. Я не мог понять, что происходит. Этот тип человека так близок мне и при этом противоположен мне. Мне нужны такие эмоции и желания, но я иду от них в реальности.

После нашего разговора с Азуми, мама взяла инициативу на себя: “Ладно ребятки, мне нужно дальше готовить и делами заниматься, может вы пойдете вместе посидите, поговорите”.

Мать явно решила подтолкнуть момент дальше. Азуми сразу же согласилась, а я, сделав свой кофе, повел за собой ее в свою комнату.

Глава 7

Войдя в комнату, я указал ей на письменный стол. Она удобно расположилась по поставила свою чашку чая на поверхность стола. Она начала полностью осматривать мою комнату. Спартанский аскетизм рушили только книги, раскиданные по всей комнате. Стол, татами и лампа, вот и все, что нужно для полноценной жизни.

– У тебя так мало вещей.

– А зачем мне нужно много? У меня вполне есть все необходимое для жизни.

– Комната- это олицетворение внутреннего мира человека. Если у него слишком много вещей, то он пытается заполнить пустоту или какие-то проблемы. Если же вещей мало, например, как у тебя, то это значит, что ты у человека пустота внутри и не может ее заполнить. Когда в комнате много разных вещей, но при этом слишком огромное количество, то это показывает внутренний баланс и ясность ума. Тебе нужны вещи для хорошей жизни, но ты и не зависим от них очень сильно.

– А если у меня просто небольшая потребность в вещах?

– Такой аскетизм – это не норма, а уход в себя. Ты хотя бы полки повесил для книг, а не раскидывал их по полу. У нас на рынке можно ковер купить. Съездил бы в город и купил маленькое и дешевое радио.

Ее слова сильно били по мне, а именно по образу жизни. Раньше я считал, что спартанство это залог ясного ума и порядка. Сейчас же в моей комнате сидела она и кусок за куском разбивала мою жизненную позицию, которая держалась с самого детства. Даже в родительской комнате была намного больше вещей и предметов быта. Самое элементарное кресло делал контраст с моей комнатой.

Я стоял возле стола и молча смотрел на нее. Мое внимание переманил на себя палец, а именно его кровоточащий кончик, где был надломлен ноготь. Кровь собиралась на конце и падала вниз. Из капелек уже собралась небольшая лужица.

Азуми заметила это: “У тебя кровь идет, подними палец вверх! “

Я послушно поднял палец вверх и кровь перестала сочиться из пальца. После этого Азуми вскочила и побежала на улицу. Через пару минут она вернулась, держа в руках лист вишни. Подойдя ко мне, она взяла меня за руку и начала накладывать на мой палец листок.

– Теперь держи листок, лучше сожми в кулак, это поможет остановить кровь.

Сделав все, как она сказала, спросил: “Где ты этому научилась? “

– Когда в Нагое жила, у меня была одноклассница. Однажды на перемене я порезала палец, и она приложила мне такой же. Сказала, что лист вишни помогает остановить кровь из небольшой раны.

– А где сейчас она?

Азуми опустила голову и подошла к окну. Простояв молча минуту, она облокотилась об подоконник и начала разглаживать волосы. После еще одной минуты молчания она начала говорить: “Знаешь, Нагою очень много раз бомбили и постоянно отстраивали. Сначала были обычные бомбежки. Конечно от тоже были пожары, но не настолько сильные. В какой-то момент американцы начали скидывать зажигательные бомбы. Они взрывались и поджигали все вокруг.

Она отошла от окна и взяла свой уже остывший чай. Сделав несколько глотков, она продолжила: “Помню тот день, мы шли с занятий вместе в кружок рисования. Началась воздушная тревога. Мы увидели в небе пару десятков самолетов. Это сильно смутило меня, обычно прилетало не меньше пятидесяти. Мы побежали в кружок еще быстрее. Кружок находился в городской библиотеке и это было одно из немногих каменных зданий в городе. Мы бежали со всех ног. Когда же я добежала к входу в библиотеку, то обернулась назад. Хикари отстала от меня. Я начала кричать ей, чтоб она торопилась. Оказалось, что по дороге она увидела котенка и вернулась за ним, а после побежала дальше”.

Азуми сделала глоток чая: “Она не добежала… бомба взорвалась возле нее. Хикари сразу же загорелась и начала извиваться на земле во все стороны. Продолжалось это несколько минут. Я бы и дальше стояла в полном шоке там, но меня запихнул внутрь библиотекарь. Когда-же бомбежка закончилась, то я пошла к ней. Вместо девочки с длинными черными волосами и веснушками на щеках, остался обугленный манекен. А дальше ты скорее всего сам знаешь. Придя домой я увидела пепелище, и таких же манекенов. У меня случился истерический приступ из-за всего этого. Меня нашли соседи лежащей на земле возле моей семьи. После меня отправили в больницу на обследование, а потом сюда.

Все это время она рассказывала историю без единой эмоции. Не было ни лицевых проявлений, ни речевых. Звук быстрее попадает к нам в голову и быстрее обрабатывается, поэтому мы больше опираемся на него при разговоре с кем-то. Меня сильно смущал спокойный голос при таком-то рассказе. Как будто-говорит о чем-то повседневном. Хотя, так оно и есть. Конечно, мы не каждый день теряем семью и друзей, но тогда смерть казалась нам обыденностью.

Когда еще я учился в школе в старших классах, к нам в школу приходило много похоронок на отучившихся учеников. Еще буду маленьким я помню, что населения в нашей деревне тогда было намного больше. В основном потеряны мужчины, а из больше всего молодые парни моего возраста.

Даже с учетом всех ужасов войны, я не мог представить, что девушка может говорить об этом в таком спокойном тоне. Решившись выпить свой кофе, я медленно поднес кружку к губам и сделал глоток. Он опять остыл. После этого, опустив взгляд на Азуми, спросил у нее: “Почему ты так спокойна об этом говоришь? Это ведь страшно. Многие люди вообще сходят с ума “.

– А что теперь делать? Психуй, не психуй, а ничего не измениться. Нужно принять это как данное.

– Это слишком сложно принять.

– Да, но вариантов особо и нет. Либо принимаешь и живешь, либо полностью теряешь себя. Есть еще вариант с самоубийством, но это самый крайний вариант. Суть в том, что последние два не продуктивны. Если ты себя теряешь, что перестаешь жить и просто существуешь. Не важно, работаешь ты при этом или нет, теперь ты потерян. При самоубийстве все еще проще, ты просто перестаешь существовать. Ладно старикам такой вариант может подойти, а если ты молодой? Ты мог бы еще столько сделать для людей.

– То есть нужно жить не для себя, а для людей?

– Верно, но нужно держать баланс.

– Какой?

– Допустим ты пишешь книгу и в первую очередь ставишь себе цель донести для людей правильные мысли.

– А если я хочу получить деньги и славу?

– Ну, вообще это плохо. Хотя если ты просто хочешь славы и признания, то это вполне нормально для человека. Тут нужно много разбирать и смотреть какие есть нюансы в твоих целях и действиях. Если все твои добрые и моральные стороны – это результат твоих личных желаний и целей только для себя, то конечно это плохо. Если же ты сам по себе не лишен доброй стороны и сострадания к людям, и используешь это как единственное, что у тебя есть, то ты держишь этот баланс.

Азуми встала и подошла ко мне ближе. Подойдя, она протянула ко мне руку. Я сразу же протянул ей свой кофе. Она посмотрела на меня недоумевающим взглядом. Поняв свою ошибку, я протянул к ней свою руку. Взяв ее, она сказала: “человек- это коллективное существо, а мы с тобой два представителя это коллектива, который состоит из миллионов людей. Только общаясь друг с другом и объединяясь, мы совершаем во истину великие вещи. Мы вместе придумываем будущий мир и вместе строим его. Конечно это детское объяснение, но думаю ты поймешь мысль. Не люблю полностью раскладывать вопрос, нужно немного оставлять на личное обдумывание.

Я разжал ее руку и отошел в сторону. Эти слишком тяжелый момент для меня, слишком мало людей в моей жизни, с которыми можно вот так разговаривать. Особенно это тяжело, когда этот новый человек Азуми. Меня сильно поражало ее проницательность и спокойствие. Мы ровесники, но мысленно она намного старше меня и сильнее. Будь я на ее месте, то сошел бы с ума. Страшно потерять семью. Секунду. Я ведь уже терял близких людей. Итиро, Хирохито, Хироси. С этими людьми прошел с начальных классов. Мы виделись почти каждый день и разделяли все жизненные моменты. Я пережил их смерть, или нет? Не могу вспомнить в полной мере себя в тот момент, когда мы вместе собирались у кого-нибудь и пили чай. Может я был тогда другим? Неужели именно их смерть так сильно поменяло меня и сделала таким немощным?

Я не могу вспомнить себя тогдашнего. Это похоже на тот случай, когда не можешь вспомнить голос умершего человека. Только сейчас этот умерший человек я и при этом не могу вспомнить себя полностью.

Подойдя к столу и открыв маленький шкафчик. На пыльном дне лежали давно не использовавшиеся вещи. В последний раз залазил туда год назад, а после даже не смотрел на него. Карандаши, несколько перьев для письма, забытые папиросы. По середине лежала старая школьная фотография и еще одна отдельная. На школьной были запечатлены все мои одноклассники, учителя и я сам. Огромная орава учеников подымалась по ступенькам вверх и строго позировала фотографу. На лице каждого была серьезность и невозмутимость. Внизу фотографии была подпись “Второй класс старшей школы, 15 апреля 1943 год “.

Взяв фотографию в руки, я подошел к Азуми и показал ей ее. Мне было интересна ее реакция на незнакомых людей. Хотел знать, что она думает о них.

– Это из старшей школы, тот внизу я. Посмотри на этих людей и скажи, что думаешь о них.

Она взяла фотографию своими тонкими пальцами и начала вдумчиво вглядываться. Спустя минуту разглядывания, фотография была возвращена мне.

– Я не могу ничего конкретно о людях сказать, нельзя расписать их внутренне, при этом не зная. Все они суровые. У меня тоже есть школьные фотографии, да и другие видела. На моих и других ученики либо улыбаются, либо у них спокойное лицо. Но когда война начала оборачиваться против нас, и мы несли все больше потерей, то лица тоже начали меняться. В Нагою привозили очень много погибших. У моих друзей некоторые старшие братья и отцы погибли в Китае или Советском Союзе.

Азуми запнулась и опустила в голову вниз. Ее руки были перед ней, со скрещенными пальцами.

– Когда же начались постоянные бомбардировки, то улыбки вовсе пропали. Теперь все носили маску стоиков и не выражали никаких эмоций. Сейчас мы не можем понять, что чувствовать и самое главное, что делать. Вчера мы были подданными императора и жили во славу его и нашей страны. Император был богом для всех и каждый верил в это. Но теперь узнается, что император оказывается не бог и той страны уже нет. Японцы это кто и про что? Куда нам идти и как жить?

– Сейчас мы определяем кто мы есть. Думаю, еще несколько лет и мы сделаем самоопределение. Исаму мне говорил, что мы жили при фашизме и у нас не было даже видимой свободы. Сейчас наш капитализм перестраивается с фашистских рельсов на демократические. Фашистский режим полностью стирает лица с людей и рисует на них свою мазню. За криками о благосостоянии страны и славе нации скрывается классовый интерес. Создается такой момент, что лишенные уже всех прав и свобод люди, лишаются их повторно и намного сильнее. Теперь отсутствие свободы меняется на ее видимость. Лицо грозное и невозмутимое меняется на доброжелательную улыбку – перебил я ее.

Лицо ее поменялось с рассудительного спокойного на удивленное. Не хватало только раскрытого рта и приложенных к щекам ладоней.

– Вроде бы все понимаешь и говоришь умные вещи, но сам так оторван от мира. Что тебе вообще мешает построить свою жизнь? Ладно, не будем учитывать коллективную составляющую, что тебе вообще хочется?

Это был такой простой, но в тоже время редкий для меня вопрос. Одно дело выбирать между кофе и чаем, между карпом и курицей, но другое дело выбирать между вопросами жизни. У меня есть два момента, из которых я буду выбирать свою путь.

Первый это остаться здесь и жить спокойной жизнью. Даже с учетом строительства нового порта, жизнь здесь долго не будет меняться в кардинальном смысле. Разве что будут попадать новые товары и всякая мелкая мебель из города. Разве вещи могут полностью поменять твою жизнь?

Второй же вариант намного сложнее и стрессовый. Я могу отправиться в Токио, отучиться несколько лет и стать инженером, а потом пойти на работу. С одной стороны, все звучит неплохо и просто, но нужно помнить, что это должен делать именно я. Мне придется покинуть родительский дом и отправится в неизвестное мне место, не зная, что там будет. В этом месте никто не ждет меня и никому я там не нужен. А если возложенные на меня дела окажутся тяжелее и их вес раздавит меня? С другой стороны, это новые эмоции, новые знания, новые люди. Впишусь ли в этот новый мир? Никто тебе никогда не сможет рассказать, как и что будет, только советы и подсказы, каждый случай уникален.

– Думаю поеду в Токио, а ты?

Азуми призадумалась – Тоже поеду, хочу пойти художественную академию.

Наш разговор прерывала вошедшая в комнату мать.

– Азуми, уже поздно, не пора ли тебе домой? Бабушка сидит, наверное, и уже переживает.

– Да, наверное, пойду, проводишь меня? – сказала она, посмотрев мне в глаза.

– Конечно!