Тихий прилив

Отец убрал руку с моего плеча и перед тем как уйти сказал.

– Попробуй решить, что тебе нужно.

Я остался один. Достав пятую папиросу, я присел, и смотря на мрачное поле, задумался о Азуми. Пока она здесь, у менять есть возможность с ней начать общаться. Если все пойдет хорошо, то можно было бы с ней поехать в Токио и жить вместе. Но с чего бы ей со мной общаться. Здесь есть юноши лучше меня во всем. Кто умнее, кто красивее, а кто-то сочетает в себе оба качества. Прочитанная литература так и не сделала меня умнее. Скорее я больше начал загоняться в себя и обдумывать свою жизнь. Часто накладывая жизнь из книг на свою, представляя себя главным героем. Только у главного героя интересная жизнь и он постоянно в движении. На их фоне, я даже не второстепенный персонаж. Скорее прохожий на улице, которого упомянули ради заполнения рассказа.

Ладно, поговорю с ней вне зависимости от того, есть ли кто-то у нее или нет. Если кто-то есть, то отобью. Осталось только поговорить о ней с матерью. Она скорее всего знает о ней больше, чем сама Азуми о себе.

Глава 3,4

Глава третья

Мать разделывала рыбу. На столе были свои маленькие кучки внутренностей рыб. Где-то был желудок, где-то кишечник и всякая другая мерзость. Запах был очень сильный, но для почему-то не противный. Я мог свободно его вдыхать и не ощущать недомогания. Запах был чистым для меня. Это было напоминанием того, что он исходит из ранее живого существа. Запах живой и мертвый рыбы сильно отличается. Именно смрад от разделывания говорит, что она мертва.

Пройдя убранные в сторону от стола стулья, я подошел к материи. Уже не такая молодая женщина склонялась над столом. Руки ее быстро разрезали брюхо рыбы, а после доставали из нее внутренности. На ее лице была легкая улыбка, волосы были заправлены в аккуратную гульку. Было хорошо видно седину. С каждым месяцем седых волос становилось больше. На лбу были ярко выраженные морщины.

Приблизившись, смотря на нее, наклонился чуть дальше ее лица вперед. Она обратила внимание быстрым взглядом и спросила, что случилось.

– Ты давно видела бабушку Азуми?

– Сегодня, а что?

– А чем вообще Азуми занимается?

Мама, ехидно улыбнувшись, не бросая разделку рыбы, повернула ко мне голову, и спросила – А тебе интересно? –

– Допустим да. –

– Ну сейчас она вместо бабушки по дому работает. Еще она рисует.

– Рисует? –

– Ага! Я видела ее картину. Она пользуется обычными карандашами и иногда угольками. У нее получается такие красивые наброски. –

– Что она рисует? –

– По большей части улицы, чаще дома, иногда может пейзаж. –

– А у нее кто-нибудь есть? –

– Бабушка и дедушка имеются – Сказала мать улыбаясь.

– Не исполняй, ты прекрасно поняла, о чем я. –

– Да нет у нее никого. Она либо дома сидит, либо ходит туда-сюда рисовать. -

После нужного мне ответа, обсудив с матерью бытовые дела, я пошел к себе в комнату. Небольшое помещение с татами для меня и брата. Небольшой столик для школьной работы и приема пищи. В углу стопками лежали мои книги. Предпочтения я давал европейским авторам. Самой моей первой книгой было “На западном фронте без перемен Ремарка.“ Эту книгу дал мне учитель литературы. Когда-то он ездил в Европу в отпуск. Это было в 1931 году. Нацисты тогда не пришли к власти и книги Ремарка были в открытом доступе, а он сам был одним из популярных писателей. Человек, прошедший мировую войну, вернувшийся домой, обнаружил его в руинах. Только дом был не отдельный отчий уголок, а вся страна. Голод, забастовки, множество вооруженных группировок и отсутствия понимания смысла войны. Ушедший жизнерадостным парнишкой, которого со школы провожали под оркестр на поезд, вернулся потерянным человек. Я не видел самого Ремарка, но видел людей подобных ему.

Недавно еще молодой человек лет восемнадцати, становился взрослым мужчиной. Взгляд был серьезен и спокоен. Есть заметная особенность в общении с ними. Они очень долго думают и медленно говорят. С виду глупость, но на деле рассудительности. На вопрос как дела один ответ – Я живой -. Много им для счастья уже и не надо. Все вопросы с деньгами, жильем и будущем кажутся уже не такими важными.

Особенно страшно смотреть на калек. Ладно ноги или руки нет, но, когда все оторвало, это уже другой расклад. Такие люди сидят в креслах и кровати, сидят, и не двигаются. Только глаза напоминают, что эти обрубки живые. Еще страшнее, когда у этого обрубка есть семья. Больше он никто, больше он не сможет помогать своей семье, больше он не щит, закрывающий своих близких от беды. Он уже был щитом. Но достали его не в защите, а в нападении.

Война кончилась, обездоленных и бедноты стало больше. До войны их и так было не мало. Но теперь они на везде. В деревнях вроде нашей еще более-менее спокойно. В городах же улицы забиты детьми попрошайками, калеками, просящими милостыню. Еще недавно все эти люди верили в силу своей страны, верили в великого императора, чья подобность богу казалась нам доказательством уникальности нашей нации и истории.

Война шла, тысячи юношей уходили прямо со школы на фронт. Кого-то отправляли в Китай, кого в Корею. А мы сидели здесь, читали газеты и слушали радио, узнавали о великих победах наших воинов. Азия для азиатов, так говорили у нас, когда наши войска вошли в Монголию и собирались пройти до Сибири. За нами стоял бог император и высшие силы, а за русскими ничего. Бога они своего выкинули и решили сами творить свою судьбу. И сотворили разгром нашей армии. Они еще не раз громили нас, показывали свою миролюбивость к людям и ненависть к врагам. За русскими не стоял бог, за ними стояла идея. Эта идея пришла к ним в семнадцатом году с революцией. Идея эта была научной и говорила о развитии человечества и приближения к новой эре.

Это было противостоянием идеи мирного развития и солидарности против фашистского империализма нашей страны. Наша идея проиграла и унесла за собой миллионы жизней со всех сторон. А перед своих временным уходом, оставила нам руины и голод. Число голодающих очень высоко, как и детей, умерших от голода. Брошенный после войны, больше никому не нужные. Они сбиваются в банды и грабят продовольственные склады, становятся карманниками, просят милостыню у прохожих. Самое мерзкое, это когда толпа детей бежит за американским джипом и выпрашивают сладости. Американцы кидают на землю конфеты, жвачки, а бежавшие дети устраивают за них драку. Война сделала рабочих беднее, а буржуа богаче. Кто-то побирается или рвет спину на заводах, а кто-то сидит и ест вкусную, и дорогую еду в своем поместье.

– Стоп! – сказал я, держа в руках книгу – сколько я уже так сижу? –

– Опять я задумался о своем – проговорив, закрывая книгу.

В комнату зашел брат, держа тарелкой риса с рыбой.

– Ты поговорил с мамой об Азуми?

– Да, завтра собираюсь пойти до нее.

– Ого, иди лучше вечером.

– Почему?

– Утром мы злые, днём заняты, а вечером уставшие и свободные. Вечер самое лучшее время для обсуждения важных вопросов.

– А почему мы утром злые?

– Потому-что проснулись.

глава четвертая Сегодня можно будет отдохнуть. Было бы неплохо встретиться с Итирой, я уже давно с ним не виделся. Он, наверное, сейчас дома сидит и работает.Позавтракав, я пошел в свою комнату собирать некоторые вещи. Это были карты ханафуда, портсигар, кофе и немного пряностей. Кофе у нас появилось относительно недавно. Когда война закончилась, американские военные частенько продавали свои запасы японским торговцам. Кофе не пользовался сильной популярностью. Ценными вещами была любая одежда, особенно обувь и жвачка. Многие детишки бегали за солдатами на джипе и просили эту сладость. В первый раз я попробовал кофе год назад. Вкус был очень горьким и не привычным на фоне чая. Но кофе было достаточно много, и никто в семье не хотел его пить. Поэтому мне одному пришлось уменьшать его количество.Сначала я добавлял сахар, стало приемлемо. Начал пить его с утра и все более привыкал к нему. Давление у меня очень низкое, и из-за этого врачи рекомендовали пить мне чай. Кофе, по словам продавца, тоже поднимало давление, даже лучше чая. Это оказалась правдой, но вот после того, как эффект кофе заканчивался, давление резко падало обратно. От чая был другой эффект. Я выпил кружку черного чая и в течении получаса давление подымалось и самочувствие становилось лучше. А вот когда эффект заканчивался, то давление постепенно опускалось.Не смотря на привычность к чаю, кофе казался мне диковинкой. Было особое удовольствие после приема пищи сесть где-нибудь, достать папиросу, и закурить, попивая кофе.Есть у меня одна небольшая отдушина. Еще с малого детства нравилось собирать с собой немного вещей в сумку и уходить на километров десять к озеру и рыбачить. Конечно может появиться вопрос: “Чем это отличается от сегодняшнего утра? “. Разница заключается в том, что сегодня я ходил с братом и ловил рыбу на продажу. В другом случае я хожу всегда один и рыбачу в свое удовольствие. Я не ставлю цель наловить как можно больше. Сущность заключается в отдыхе. Сидеть у озера с удочкой, сбоку от тебя костер. Особенно приятно выходить так как можно раньше. Самое лучшее время где-то в три часа ночи. Я хожу достаточно быстро и успеваю прийти на место до рассвета. Теперь повторим все озвученные прелести такого отдыха и добавим темноту. В этой темноте ты сидишь абсолютно один, только костер показывает, что здесь кто-то есть.Это единственный отдых, который приносит мне полное спокойствие. Не имеется ввиду, что меня не посещают друные мысли, просто их обдумывание становится другим. Если сейчас я буду обдумывать свое будущее, то все закончится мыслью о трудности бытия и невозможности жизни. А там все выходит иначе. Там любые трудности рассматриваются как временные, да и не имеют такого огромного масштаба. Так что это хороший вариант уходить в себя и обдумывать планы.Правда нынче редко получается вот так отдыхать. Все больше и больше забот накладывается. Когда-нибудь я вовсе перестану ходить в свои маленькие походы. Может в старости начну снова. Ведь в старости у тебя уже не так много дел и переживаний. Только, если раньше я обдумывал нынешние проблемы и планы на будущее, то в старости буду вспоминать и ностальгировать и прошлом. Вот такой вот парадокс. Когда надо много думать у нас нет времени. А когда времени полно, то уже и думать толком не о чем.Ладно, мысли мыслями, но нужно пойти к старому другу. Как показывает практика, они имеют свойство заканчиваться.

Глава 5

Войдя во двор Исамо, я окликнул его. Тут же мне раздался ответ – заходи!

Войдя в комнату, сразу же поздоровался. Он сидел на полу. В его руках была книга по автомеханике, а поодаль стояла кружка чая с чайником и заварником.

– Что читаешь? – спросил я.

– Да вот отец с работы принес книгу о машинах. Тут расписаны виды машин и как они работают. Но мне больше нравится раздел с мотоциклами.

Исаму повернул ко мне книгу и начал медленно перелистывать страницы – Тут в основном военные экземпляры, но есть несколько гражданских. Мне больше вот этот вариант – показал пальцем на картинку с Gilera Marte.

– Хотелось бы такой себе – сказал Исамо.

– Да, неплохо, но где здесь на нем ездить?

– Это военный мотоцикл, он пригоден для нашей местности.

– Я про эстетический момент. Было бы красивее ездить на нем не в нашей деревушке, а где-нибудь по ночному городу.

– Ну это верно, но это решаемо.

– Решаемо?

Исамо отложил книгу, сел поудобнее и закурил. Дым заполнил за короткое время всю комнату, и она обрела синеватый оттенок. Запах и до закуревания был табачным, так что разницы я не заметил.

– Понимаешь – начал Исамо – я думаю уехать отсюда.

– Куда ты уже собрался?

– У отца есть друг в Нагое и он может пристроить меня в университет. Есть вариант отучиться на инженера-проектировщика и работать на авиационном заводе по производству гражданской авиации. Просто здесь особо ловить нечего, да и мне больше сейчас хочется суеты, а не спокойствия.

– Ну тогда соглашайся. Я уже почти накопил себе на обучение в Токио.

– Вот и правильно. Война закончилась, нужно все восстанавливать, а для этого нужны инженеры, особенно строители. На деревянных домах далеко мы не уедем. У меня есть журнал с архитектурой разных стран и эпох. В советском союзы еще давно начали строить огромные дворцы. Все бетонное и монолитное.

– Разве у них есть сейчас цари?

– Царей к счастью нет. Дворцы эти сейчас для рабочих. Есть у них такое движение “Пионеры “, там дети ходят и помогают всем, учатся хорошо и становятся примером для младших. В этих дворцах они занимаются своими делами, а еще там есть разные кружки. Да и вообще большинство административных и культурных зданий у них выглядят как дворцы для богатеньких князей.

– А ты видел Азуми?

– Вообще или недавно?

– Недавно.

– Ну вчера днем. Я сидел у окна и курил, а она проходила мимо дома. Она тебе нравится?

– Ну вообще да. У матери спрашивал про нее. Она рисует.

– Тогда попробуй с ней поговорить?

– Как ты себе это представляешь? Привет, ты мне нравишься, давай погуляем?

Исамо медленно встал, подошел к столу и начал заваривать еще чая. Не оборачиваясь она начал говорить.

– А что не так? Ты можешь подумать, что это странно, она тебя не знает и ты ее не знаешь. Но ты же подошел к ней без предлогов и начал с ней говорить. Значит человек ты смелый и решительный, а девушки любят таких. Только тебе надо подойти нормально, а мне приплестись как хромой и мямлить.

– Вот ты мне говоришь, что да как, а у самого девушки то и не было.

– А мне и не надо было. Нужно делами заниматься, а не по девкам ходить. Вот сейчас в Нагою поеду и начну себе искать невесту.

– Невесту?

– Ага, чтобы уйти в работу с головой, мужчине нужен крепкий тыл. Этим тылом будет семья. Когда ты сам по себе, то ты думаешь только о себе, а вот когда у тебя кто-то есть, и этот кто-то твоя семья, то начинаешь думать о других. У тебя появляется ответственность. Это элементарное понятие, но люди часто пытаются углубиться в простом вопросе, а сложный решают поверхностно.

– А эти другие только твоя семья?

– Конечно нет. Нельзя думать только о себе и семье. Если так вести свою жизнь, то это ничем не отличается от обособленности от общества. Есть и другие люди, помимо тебя, жены и детей. Просто с появлением ответственности и обязательств, ты начинаешь больше понимать других людей. Грань между тобой и каким-то незнакомцем начинает стираться. Вы понимаете, что по существу вы одинаковые и отличия между вами одинаковые. Конечно каждый из нас уникален. Но уникальность эта только означает, что таких как ты не так много, а не то, что ты одна такая уникальная снежинка. Так что по существу люди одинаковые, просто есть определённые обстоятельства их становления.

Исамо налил чай в две кружки и подойдя ко мне, протянул одну мне. Я взял ее и посмотрел на содержимое. Зеленый чай и каким-то странным запахом. Попробовав я понял, что это самый обычный чай. Зеленый был не самым любимым у меня. Черный для меня всегда будет стоять на первом месте.

– Чем тебе нравится зеленый?

– Есть у него для меня приятная кислинка и послевкусие.

– Так значит наша снежинка уедет в нагое учится и жениться?

– Выходит, что так. А что у тебя?

Я немного наморщился и отвернул голову в сторону. Оперев свои мозги на кулак, принялся думать. Исамо хороший друг и всегда поддержит хорошим советом, но опять не хочется об этом думать.

– Да пока не знаю.

– Как понять не знаю?

– Вот так.

Исамо подполз и сел напротив меня. Его глаза были округлены как две луны и смотрели на меня с озадаченным вопросом.

– Просто не особо мне что-то хочется.

– Азуми тебе хочется и это даже не вопрос. Ты бы к ней сходил. Может у вас срастется и сможете вместе поехать в Токио. Ты мог бы быть инженером, а она медсестрой. Сейчас нужны и те, и те. Сегодня в газете читал, что люди из Нагасаки и Хиросимы умирают пачками от радиации и нехватки помощи. Знаешь сколько после войны осталось калек и больных? Их лечить еще не один десяток лет, несколько поколений считай более. А ты вот мог быть инженером и строить новые города или что-то другое.

– Я хочу проектировать автомобили.

– Ну вот! Знаешь, как сейчас машины новые нужны для всего на свете? Если не будем придумывать новые и улучшать старые, то ходить нам пешком или на поезде до конца дней.

– Не шибко им нужен один обычный инженер, мое место займет кто-нибудь другой. Моя потеря не критика. Ты сам говорил, что незаменимых нет.

– Незаменимых и вправду нет, но зачем терять человека из-за этого? Смысл этой фразы в том, что люди учатся и продолжают дело дальше, передавая следующим поколениям. Знаешь, одна снежинка не соберет сугроб, но вот миллионы. Когда миллионы снежинок остановили наполеоновскую армию в россии. А другие миллионы солдат выгнали французов из своей страны. Одна снежинка и один солдат такое смогут сделать?

Исамо встал и подошел к окну. Он долго молча смотрел вдаль и курил. Все это время я молча сидел и смотрел на него. Мой чай лежал поодаль меня уже остывшем.

Были в чертах его лица какая-та надежда. Вытянутое лицо со скулами и падающие на лоб волосы, красиво уложенные в каре с хвостиком сзади. Его пальцы крепко держали подоконник, но при этом тело было спокойно. Спина была согнута и стойка была не сильно уверенной, но устремленный взгляд и суровое лицо говорили о надежде. Это была надежда на сегодняшний день. Нельзя надеяться на завтра. Может этого завтра и потом и не будет. Сегодня ты видишь, что происходит и должен решать все дела и вопросы здесь и сейчас.

– Я схожу к Азуми сегодня.

Исамо повернулся и положил взгляд своих голубых глаз на меня. Затянувшись папиросой, он облокотился об подоконник. Повисшая тиша пробыла несколько секунд, после чего его лицо кардинально изменилось. Лицо монументальной статуи сменилось веселой маской. Он широко открыл свои глаза и улыбнувшись, расставил руки в сторону. Делая свои медленные шаги во круг меня, он начал говорить.

– Ну вот! Теперь у тебя правильная мысль. Будешь дальше ждать чуда, упустишь все на свете и притянешь к себе только горе.

– А делая что-то ты не встретишь горя?

– Конечно встретишь, но намного меньше, и те будут компенсировать удачи и приятные моменты жизни.

Мы посидели еще некоторое время, обсуждая планы на жизнь. Когда же наша беседа подходила к концу, я встал и начал прощаться с Исамо. Он решил проводить меня до калитки. Когда же мы окончательно попрощались, перешагнув через границу участка, Исамо окликнул меня.

– Не забудь сходить к ней!

– обязательно!

После чего я спокойным шагом направился домой.

Глава 6

Путь к моему дому лежал через несколько улиц и подъема на верхнюю часть деревню. Без особых проблем я прошел улицы и уже стоял у начала возвышения. Приготовившись морально к подъему, я начал подыматься. Буквально через пару шагом я споткнулся и кубарем покатился вниз. Во время этого падения расцарапал себе руки и ноги, но не приятнее был сорванный кончик ногтя. На месте, где было продолжения ногтя, пошла кровь и раздалась неприятная боль. Она не сильная, но при этом никуда не уходит и будет напоминать о себе еще долго. Особенно веселье начнется тогда, когда ноготь начнет неправильно расти и вогнется в кожу.

Когда я начал вставать почувствовал боль в области бедра, видимо на него пришелся самый сильный удар. Когда я отряхнул себя от всякой чьмы, то начал повторный подъем. Если в первый раз я начинал свой подъем достаточно уверенно и ровно, то сейчас я криво шагал. Бедро не давало мне нормально разогнуться и поэтому я шел как морской конек. Мало самой формы моего тела, я еще и начал хромать.

Покорив возвышенность, я сразу упал на спину в густую траву. Небо было темно-синим с серным оттенком. Трава делалась мне хорошими татами и немного кусала открытые части тела. Было слышно, что происходит над поверхностью земли. где-то ползали жуки, где-то проходил пропущенные через траву гул ветра и слабо обдумал меня.

Я лежал некоторое время на холодное земле переводя дух. Если раньше у меня болел ноготь и бедро, то теперь все тело потихоньку отходило от адреналина.

Тяжело поднявшись с травы и устремив свой взгляд в сторону дома, расчетливо пошагал дальше. Подойдя к дому услышал запах жареного карпа, давно уже его не попробовал. Из кухни доносились женские голоса. Первый голос принадлежал матери, а вот второй мне не был знаком. Я встал возле входа в дом и начал обдумывать варианты кто там. Голос был слишком молодым и это не вписывалось в мою картину. Все подруги матери – это женщины ее возраста больше тридцати, а тут слышен скорее двадцатилетний.

Тихонька войдя в дом, я проскользил к проему на кухню и встал чуть в бок. Разговор стал еще отчётливее. Сразу сделал мысленную переоценку неизвестного мне голоса и понял, что его владельцу нет и двадцати.

Нельзя была так стоять и пытаться понять кто был с матерью. Проще и быстрее было просто войти и поздороваться. Сделав шаг, я валился в комнату и меня ударил шок. За столом на кухне сидела моя мать и Азуми. Они сидели и разговаривая пили чай.

Стоял я так несколько секунд, пока мать не обратила на меня внимание и не повернула голову в мою сторону.

– О, вернулся, как там Исамо?

Мне было очень неловко говорить в присутствии Азуми, вдруг мой голос был нелепым или я не смогу правильно сформулировать мысль для такого простого вопроса? Быстро сменив свою встревоженность на безразличие, я сказал: “Вполне нормально, собирается поехать учиться в Нагою “. После ответа подошел к столу и начал заваривать себе кофе.

Мать после услышанного начала радоваться за Исамо и рассказывать Азуми какой он умный и красивый мальчик. Он конечно хороший, но мне как-то эти хваления в его сторону не сильно понравились. Конечно я согласен с ее словами, но говорить такое при мне о другом мужчине и не кому-то, а Азуми.

– Что у тебя с руками? – обратилась ко мне Азуми. Ее голос был нежным и волнительным, а вопросе слышалась искренняя заинтересованность.

– Когда подымался на холм, упал.

– Ты себе что-нибудь отбил? – спросила мать.

– Да не особо, немного бедро болит и ноготь, я его просто сорвал немного.

– Как вы тут ходите-то в дождь? Спуститься же толком нельзя! – возмутилась Азуми.

Мать засмеялась и ответила: “а никак не ходим, из дома разбегаемся и прыгаем, и обратно так же “.

Азуми шутки мамы не поняла, и из-за этого сильно удивилась. Я увидев ее искаженное лицо сразу же успокоил и пояснил ситуацию. Во время дождя мы не ходим по протоптанной тропинке. Там нет самое травы и поэтому во время дождя возможность просто соскользнуть выше. Просто мы отходим в бок и аккуратно спускаемся. Конечно это не всегда помогает и все равно часто падаем. Но лучше падать на мокрую траву, чем в грязь, по которой течет вода.

После пояснения лицо Азуми снова начало меняться. Сначала она сильно удивилась, брови ее поперли вверх, а на лбу выступили морщины. После этого она начала сильно смеяться, раскачиваясь из стороны в сторону. Ее волосы прыгали туда-сюда вместе с головой, иногда падая на лоб и уползая обратно.

Меня сильно поразила ее реакция. До этого момента я считал, что характер ее очень сдержанный и она не выражает толком своих эмоций. Поэтому мне ее было проще ассоциировать со скульптурой. Она эталон красоты и совершенства, скульптор месяцами создает небесную красоту и ставит ее на общее обозрение. Та самая схожесть заключается в отсутствии эмоций. Скульптор дарит продукту своей работы только одну постоянную эмоцию. Я ни разу не видел до этого момента никакие другие эмоции у Азуми, кроме спокойствия. Представьте, что смотрите на статую Афродиты. Вы стоите спокойно и любуетесь ее красотой. Голова скульптуру опущена немного вниз. Вдруг, она резко подымается и начинает смеяться. Это не просто легкий смешок, а истерический смех, который сопровождается дерганием всего тела.

Мать отсмеялась первой и поспешила успокоить Азуми, обнимая ее за плечо. В это время я стоял и спокойно улыбался, глядя на эту картину. После всеобщего успокоения, я спросил Азуми зачем она здесь.

– Матушка твоя пригласила в гости. Я редко выхожу нынче из дому, просто особо некуда ходить, а тут можно аж в гости сходить.

– Почему негде ходить? У нас же столько красивых мест вокруг!

Азуми села стул и начала укладывать свои волосы обратно. Когда же волосы собраны, одной рукой она обхватила живот, положила другую на нее, а голову оперла на вторую руку. Вот так сидев как обычный человек передо мной, начала пояснять.

– Мест и вправду много красивых, но вот людей толком нет. Большая часть – это либо старики, либо взрослые и лишь маленькая часть нашего возраста. И то последних можно пересчитать по пальцам. Нету особого интереса в красивых местах, если нет людей.