Глаз Дракона

– Круто… – Крюк зевнул. – У тебя это умение, вещи двигать, с детства?

– Нет, – покачал я головой. – Мне было лет десять, когда в меня попала молния. С этого и началось.

– Ты серьезно?

Вместо ответа, взглянув на Нору, я расстегнул рубашку. Задрав ее, показал Крюку спину.

– Ничего себе! – пробормотал тот, глядя на мои шрамы. – Здорово тебя долбануло.

– Я почти год потом в больнице лежал, – ответил я, застегивая рубашку.

– И как это получилось? С молнией? – поинтересовалась Нора.

– Гостил в деревне у бабки. Поехал как-то на велосипеде на рыбалку на озеро – там километров пять было. Рыбачил, началась гроза. Поехал домой. И все, очнулся уже в больнице. Даже цепочка на груди расплавилась, от крестика один отпечаток остался. Бабка считала, что именно крестик меня и спас.

– И что, ничего не помнишь? – Крюк смотрел на меня с явным интересом.

– Ничего. Мне потом говорили, что молния попала не в меня, а рядом, меня лишь краем зацепило. Целый год потом лечился. Однажды, уже дома, пил чай: размешал сахар, чаинки в стакане крутятся. Я смотрел, как они вертятся, и вдруг понял, что чувствую их. Это сложно объяснить… – Я поморщился. – Словно щекотка в животе. Щекотка связана с глазами: я попробовал подталкивать чаинки взглядом, получилось. Стал тренироваться, так и научился постепенно… Ну, а ты как своим делам научился?

– У меня это родовое, – не без гордости ответил Крюк. – От бабки передалось. В нашем роду это идет через поколение: было у бабки, у моей матери не было. Есть у меня, у моих детей уже точно не будет. Зато будет у кого-то из внуков.

– Ты только убивать можешь? – спросила Нора.

– У меня глаз дурной, – пояснил Крюк. – Как-то у нас кота собаки подрали, пришел со сломанной лапой. Ну, я и попробовал его полечить. – Крюк криво ухмыльнулся. – Через пять минут кот сдох. Слышала бы ты, как он орал… Больше я лечить не пробовал. Не для меня это.

Крюк замолчал, стало очень тихо.

– У меня это тоже с детства, – нарушила тишину Нора. – Я и не знала, что это что-то ненормальное. Думала, у всех так. Мне было года три, когда родители заметили, что со мной что-то не так. Скажем, сижу я дома с мамой, и говорю: «Папа идет». – Нора впервые за время нашего знакомства улыбнулась. – И точно, через пару минут звонок в дверь. Сначала родители считали, что у меня феноменальный слух. Не понимали, что я просто мысли слышу. Человек может быть за стенкой, или даже на улице. А все равно все слышно… – Улыбка сползла с ее губ.

Мы разговаривали почти до полуночи. Затем Нора сказала, что пора спать и первой ушла в свою комнату. Поболтав с Крюком еще пару минут, ушел и я.

Утром, сразу после завтрака, мы втроем отправились в двести девятый кабинет. Он находился на втором этаже: постучав, я потянул за ручку, дверь открылась.

В кабинете никого не было. Помещение напоминало самый обычный школьный класс, только вместо парт были столы с мониторами. На стене висела электронная доска. Писали на ней специальной ручкой, или, правильнее, мелком. Крюк, отличавшийся любопытством, первым взял мелок и начал что-то писать на доске.

«Вурдалаки всех стран, обединяйтесь!!!!» – написал он. О том, что Крюк пропустил букву, ни я, ни Нора говорить не стали. Занятно, что искаженное слово приобрело новое звучание – от слова «обед», что вполне подходило для вурдалаков.

Под надписью Крюк нарисовал клыкастую рожу. Он явно остался доволен своим творчеством, но когда попытался стереть все это с доски, у него ничего не получилось. Крюк тихо ругался, тыкая кнопки доски, мы с Норой покатывались со смеху. В этот момент дверь открылась, в класс вошел человек в военной форме. Ему было лет сорок, выглядел он удивительно жилистым и подтянутым. Темные с проседью волосы, властный взгляд – при появлении незнакомца мы с Норой тут же встали, Крюк поспешил занять место за партой.

– Вольно, – бросил мужчина. – Можете сесть. – Он мельком глянул на доску, «наскальная живопись» Крюка внезапно исчезла.

– Я полковник Дарий, куратор вашей группы, – сообщил мужчина, остановившись у стола преподавателя и внимательно глядя на нас. – С этой минуты я отвечаю как за ваше обучение, так и за дальнейшее прохождение службы. Сразу скажу, что ваша тройка подобрана с учетом ваших умений и психологических особенностей. Никакие жалобы друг на друга, равно как и просьбы о переводе в другие группы, не принимаются. Вы – единая команда. Поэтому будьте добры принять друг друга такими, какие вы есть, со всеми вашими плюсами и минусами. Помогайте друг другу, доверяйте друг другу. Учитывая, что у нас учатся и живут как мужчины, так и женщины, предупреждаю: никакого секса на территории школы. После того как сдадите зачет по технике конспирации, вам будут разрешены увольнительные в город. Там спите с кем хотите и как хотите, но в стенах школы вы должны быть чисты, аки херувимы. Это ясно?

– Ясно, – вразнобой ответили мы. Мне показалось, что красное лицо Норы покраснело еще больше.

– Тем лучше… – Полковник не торопясь прошелся по классу между окном и входной дверью. – Вероятнее всего, вам хочется узнать, куда же вы все-таки попали. Отвечаю: вы находитесь на территории института, занимающегося изучением и практическим использованием скрытых возможностей человека. Наша деятельность не регламентируется никакими законами государства. Вы не найдете упоминания о нас ни в открытых, ни в закрытых источниках. По большому счету, нас не существует. Но мы есть, и именно мы с некоторых пор отвечаем за все, что происходит в стране и со страной. Придя к нам, вы попали в круг избранных – тех, кто реально правит миром. И если там, за оградой, ваши способности могут кого-то удивить, то в нашей среде это в порядке вещей. Поэтому не гордитесь тем, что умеете. Старайтесь научиться большему, стремитесь максимально развить свои способности – с этим вам помогут. И не забывайте о том, что вы служите родине. Для кого-то это громкие слова. Для нас нет…

Дарий подошел к окну. Около минуты стоял, глядя на улицу, мы терпеливо ждали. Наконец он снова повернулся и взглянул на нас:

– Запомните еще пару важных правил. Первое: мы никогда не бросаем своих. Где бы вы ни оказались – в тюрьме ли, в плену, в какую бы сложную ситуацию вы не попали, мы всегда придем вам на помощь. Терпите и ждите – о вас узнают, вас выручат. И второе: мы безжалостно уничтожаем предателей. Проговоритесь, проболтаетесь о нас, и вас не спасут никакие стены. Никто не должен знать о нашей деятельности. Для каждого из вас будет составлена легенда, которой вы будете придерживаться в обычной жизни. Мы не заставляем вас порывать с родными, сторониться друзей. Но предупреждаю: если хоть кому-то проговоритесь о том, чем вы занимаетесь на самом деле… – Дарий постучал костяшками пальцев по столу. – Плохо будет и им, и вам. Я ясно выразился?

– Да… – снова, уже слаженнее, ответили мы.

– Замечательно. Дав согласие работать у нас, вы переступили порог, до которого могли вернуться. Ваша жизнь теперь навсегда связана с нами. Пока вы даже не рядовые работники нашей службы – вы курсанты и находитесь на низшем уровне нашей иерархии. Но плох тот солдат, который не желает стать генералом, верно? Чем выше вы будете продвигаться по служебной лестнице, тем больше у вас будет возможностей, тем интереснее будет ваша работа. И если сначала вы будете выполнять то, что вам прикажут, то со временем станете сами планировать и осуществлять операции. А там – кто знает? Может быть, кто-то из вас доберется и до высших постов. В то же время, чем больше власть, тем выше ответственность… – Дарий едва заметно вздохнул. – На этом вводную часть будем считать законченной. Есть вопросы?

– Есть! – отозвался я. – Этот институт действует под крылом ФСБ?

– Сейчас нет. Мы подчинялись им до середины восьмидесятых годов. Можно сказать, что мы выросли из Тринадцатого отдела Первого Главного Управления КГБ СССР. Этот отдел был сформирован для физического устранения врагов государства. Но вред от его деятельности перевесил пользу. Был сделан вывод о том, что устранение врагов, если в этом возникает необходимость, должно происходить тихо. Смерть должна выглядеть естественной. Тринадцатый отдел был расформирован, но вскоре собран вновь. Это были уже наши люди, и работали они совсем иначе. Грубо говоря, зачем стрелять в человека, если можно просто навести на него пресловутую порчу? Или остановить его сердце – Крюк знает, как это можно сделать, верно?

– Точно! – самодовольно усмехнулся Крюк.

– Об этом и говорю. Новый отдел работал очень аккуратно. Но быстро выяснилось, что ликвидация – далеко не самая важная задача. Спектр деятельности оказался гораздо шире: сбор информации, влияние на принятие решений зарубежными политическими деятелями. Охрана первых лиц государства от стороннего воздействия и многое-многое другое. Мы только начали входить во вкус, когда нас снова расформировали – это уже при Горбачеве. Лишь через двенадцать лет Отдел удалось вновь реанимировать. Но на этот раз, имея печальный опыт взаимодействия с властями, мы изначально решили не иметь над собой начальства. Теперь не государство определяет, что нам и как делать – мы решаем, как развиваться государству. Боремся с внешними врагами, нейтрализуем врагов внутренних. И если в стране и мире происходит что-то негативное для нас, то это исключительно наша недоработка. Это значит, что мы не уследили, не смогли предотвратить. Такова специфика нашей работы: все успехи воспринимаются как норма. Никто не будет давать медали врачу за то, что он хорошо делает свою работу, верно? Но если по его вине умирает пациент, врача могут и посадить. Так и у нас: никто не будет хвалить вас за успехи. Но за неудачи придется отчитываться. Или даже за возникновение предпосылок, которые потенциально могли привести к неудаче.

‒ Вот ты, Грин, – полковник взглянул на меня, – едва не погиб пару дней назад. Да, Жанна спасла тебя. Но она же получила взыскание за то, что допустила потенциально опасную для тебя ситуацию. Можно найти сотни оправданий тому, почему так получилось, почему тот человек смог в тебя выстрелить. Но это уже ничего не меняет – у нас не слушают оправдания, это никому не интересно. Мы или делаем свою работу, или нет. Поэтому учтите на будущее: никто и никогда не будет слушать ваши объяснения о том, почему не было выполнено задание. Не ищите оправданий – думайте о том, как добиться результата. В этом разница между людьми: одни делают, а другие объясняют, почему не смогли сделать. Первых мы ценим. Со вторыми расстаемся.

– Вы же сказали, что от вас не уходят? – тихо произнесла Нора.

– Не уходят, – согласился Дарий. – Их выносят вперед ногами. – Он обвел нас тяжелым взглядом. Потом усмехнулся: – Шучу. Тому, кто не оправдал ожиданий, просто промоют мозги и вышвырнут вон. Сложность в том, что дозировано удалить из сознания человека нужную информацию довольно трудно. Проще стирать всю память целиком, но это очень негуманно – такой человек напоминает только что родившегося младенца. Поэтому у нас применяется другая технология: память стирается по принципу важности. Человек забывает все, что составляет для него хоть какую-то ценность. Свое имя, своих близких. Важные для него умения. Скажем, музыкант может забыть о том, что он вообще умел играть. Будет смотреть на ноты, как баран на новые ворота. Математик не сможет сложить два плюс два, и так далее. Секретную информацию – например, о нашей Конторе, человек тоже относит к разряду важной. Она обладает каким-то потенциалом, а потому тоже стирается. Такого человека можно отпускать без всяких опасений – информация в его голове не заблокирована, как бывает в случае с обычным гипнозом, а просто стерта. Так что если вы будете работать спустя рукава, то рискуете очнуться однажды где-нибудь в парке на скамейке, не зная, кто вы и как там оказались. Я доходчиво объяснил?

– Да, – ответил я.

– Более чем, – одновременно со мной произнес Крюк.

Нора лишь кивнула.

– Отлично. Пора перейти к делу. – Дарий подошел к столу преподавателя, сел на стул. – Для начала вы сделаете следующее: откройте файл «Анкета». В верхней части введите свое имя, затем очень подробно опишите свои возможности. Не скупитесь на описание – чем подробнее вы расскажете о том, что умеете, что чувствуете в момент выполнения своих манипуляций, тем лучше. Ваше описание поможет составить для каждого из вас индивидуальный план обучения. Если у вас есть какие-то пожелания в обучении, если вы чувствуете, что потенциально способны овладеть еще какими-то умениями, напишите и об этом. И не скромничайте, сейчас это не к месту. Но и не лгите, все должно быть предельно правдиво. Заполнив анкету, нажмите «отправить». Даю вам на это время до обеда. В три часа пройдете в медчасть, вас будут ждать. Пройдете обследование. Кого надо, подлечим. Нам не нужны больные солдаты. – Дарий поднялся со стула. – Завтра утром снова сюда. Все, занимайтесь… – Он прошел к двери и вышел из кабинета.

Я взглянул на монитор. Быстро отыскал нужный файл, открыл его и углубился в работу. Справа от меня тихо ругался Крюк, пытаясь отыскать на клавиатуре нужные буквы – похоже, на компьютере он работал впервые в жизни. Зато Нора работала очень профессионально, печатая едва ли не всеми пальцами сразу и совершенно не глядя на клавиатуру.

Чтобы заполнить анкету, мне понадобилось около часа. Отправив ее, я взглянул на Крюка.

– Может, помочь? – предложил я. – Ты говори, а я буду набирать.

– Нет, – покачал головой Крюк. – Я сам…

Идя в медчасть, я ожидал каких-то достаточно обычных процедур. Посещение кабинетов хирурга, невропатолога, терапевта… Но вышло все иначе: первым из нашей троицы зайдя в кабинет к доктору, я увидел сидевшего за экраном монитора невысокого худощавого мужчину в черных очках. Он был в обычном армейском камуфляже без знаков различия, я не увидел в кабинете ни белого халата, ни каких бы то ни было стетоскопов, тонометров и прочего медицинского оборудования. На левом кармане был прицеплен бейджик с именем «Фрэнк».

– Ваше имя? – не глядя на меня, спросил он.

– Грин.

– Садитесь…

Я сел на кушетку. Доктор еще примерно минуту просматривал какой-то документ, затем снял очки и взглянул на меня.

– Сидите спокойно, – велел он.

Не могу сказать, что его взгляд вызвал у меня какие-то неприятные ощущения. Медик разглядывал меня около минуты, затем снова надел очки и повернулся к монитору. Начал что-то печатать, я терпеливо ждал.

Так прошло минут десять. Наконец Фрэнк встал и вышел в соседнюю комнату. Я слышал, как он звенел какими-то склянками, открывал и закрывал дверцы шкафов. Наконец он появился снова, держа в руках с десяток таблеток и стакан с мутной белесой жидкостью.

– Выпей…

Он высыпал таблетки мне в ладонь. Я покорно проглотил их, запив жидкостью из стакана – она оказалась горьковатой на вкус.

– До дна, – велел Франк.

Я несколькими глотками осушил стакан.

– Хорошо. – Медик забрал у меня стакан. – Это избавит тебя от всякой дряни. Теперь придешь через неделю. Точное время я укажу, глянешь потом свою страничку.

– А где она?

– В Сети. Просто введи свое имя, на запрос пароля введи его же. Попадешь на свою страничку. Потом поменяй пароль.

– Ясно. Спасибо.

– Не за что. И позови следующего.

– Позову… – кивнул я и вышел из кабинета. Взглянул на Крюка и Нору: – Заходите кто-нибудь.

– И что там? – озабоченно спросила Нора, поднимаясь со скамейки.

– Ничего страшного.

Нора зашла в кабинет, я сел рядом с Крюком – не хотел уходить один.

– Ну и чего там? – повторил Крюк вопрос Норы.

– Мужик какой-то, – пожал я плечами. – Дал выпить горсть таблеток.

– Понятно… – Крюк вздохнул. – Будут теперь пичкать всякой дрянью.

Я не ответил. Несколько минут сидел, ожидая, когда выйдет Нора, затем ощутил в животе неприятные позывы. Какое-то время еще сидел, пытаясь держаться, затем быстро встал.

– Я в туалет… – пробормотал я и поспешил к своей комнате.

Доктор обещал, что таблетки избавят меня от всякой дряни. И точно, дрянь выходила из меня весь вечер. Меня рвало – так, что едва не выворачивало наизнанку, я чуть ли не часами просиживал в туалете. О том, чтобы куда-то пойти или чем-то заняться, не могло быть и речи. К полуночи, когда рвота и спазмы в животе утихли, я чувствовал себя как выжатая тряпка.

Ни Крюк, ни Нора ко мне не зашли, я обоснованно предполагал, что и они весь вечер не отходили от унитазов. В конце концов, я кое-как уснул.

Утром я не пошел на завтрак – даже мысли о еде вызывали отвращение. Из зеркала на меня смотрело зеленоватое лицо с кругами под глазами – просто жуткое зрелище. Я бы с удовольствием провалялся в постели весь день, но нужно было идти на занятия.

– Крюк, ты живой? – спросил я, постучав к нему в дверь.

– Местами… – донеслось из-за двери. Затем дверь открылась, я увидел круглую физиономию Крюка. Он выглядел еще хуже, чем я. Впрочем, Крюк явно думал обо мне то же самое.

– Паршиво выглядишь, – сообщил он, взглянув на меня.

– Ты не лучше. Пора на занятия.

– Сейчас… – Крюк снова скрылся за дверью, затем вышел. Я в это время уже стучал в дверь Норы.

Нора открыла. Ее лицо, и раньше не отличавшееся красотой, теперь было просто жутким.

– На себя посмотри, – буркнула девушка, правильно истолковав мой взгляд. Секундой позже я вспомнил, что она может читать мысли.

– Извини, – сказал я. – Здорово нас перекрутило.

– Бывает… – как всегда тихо ответила Нора.

Дарий пришел ровно в восемь. В отличие от нас, он выглядел свежим и отдохнувшим.

– Ну что, доходяги, – усмехнулся он, взглянув на нас, – познакомились с доктором Франкенштейном?

Судя по всему, доктор Фрэнк имел еще одно прозвище, и оно ему явно подходило.

– Познакомились… – за всех ответил Крюк.

– Ничего, оклемаетесь. Фрэнк толковый мужик, свое дело знает. – Дарий сел за стол. – Ваши анкеты просмотрели, все очень неплохо. Ошибки в счет не идут. – Полковник взглянул на Крюка, тот покраснел и опустил голову. – Дальнейшее обучение у вас будет проходить так: у каждого из вас будут часы по профилирующему предмету плюс часы по общим дисциплинам. Профилирующим предметам вы будете обучаться в нашем корпусе. Лекции по общим предметам будут проходить в третьем корпусе, расписание найдете в Сети. В третий корпус, как и в другие корпуса, кроме этого, ходить только в масках. Там будут курсанты из других групп, вы не должны знать друг друга в лицо. С утра у вас будут общие предметы, после обеда – профилирующие. Есть вопросы?

– Можно? – Нора подняла руку. – Я приехала сюда почти без вещей. Мне нужны мыло и зубная щетка. И из одежды что-нибудь – я не могу все время ходить в одном и том же.

– Вам должен был рассказать, что и где брать, ваш сопровождающий, – ответил полковник. – На первом этаже в конце коридора каптерка, вы можете брать там все, что вам нужно – средства гигиены, постельное белье. Смена белья раз в неделю – приносите грязное, получаете чистое. В главном корпусе есть магазин, можете покупать там все, что вам необходимо. Если чего-то нет, просто закажите, доставят в течение пары дней. Добавлю, что вам положено жалование: пока весьма скромное, в пределах ста тысяч рублей в месяц. Учитывая, что тратить эти деньги вам пока все равно почти некуда, этого более чем достаточно. Бухгалтерия в главном корпусе, на втором этаже. Зайдите туда, вам выплатят месячное жалование в качестве подъемных. Зарплату выплачивают первого числа каждого месяца. Еще вопросы есть?

Больше вопросов не было.

– Замечательно… – Дарий взглянул на часы. – Теперь вам пора познакомиться с вашими наставниками. Сейчас вы все трое спуститесь на второй нижний уровень, допуск на него вам уже разрешен. Грин, тебе в лабораторию двадцать шесть. Спросишь там Ника. Хотя с утра он там один, не ошибешься. Крюк, тебе в семнадцатую. Найди там Нормана, это такой бородатый старик. И постарайся не раздражать его, у него крутой норов. Нора, тебе в десятую, там тебя ждет Клара. Вопросы есть? Свободны…

Через минуту мы уже спускались по лестнице. Во всех корпусах были лифты, но мы уже привыкли обходиться без них.

Вход на первый нижний уровень был свободным. Но путь на второй подземный этаж преграждала дверь. Впрочем, она открылась, едва только шедший впереди Крюк взялся за ручку.

Здесь наши пути расходились. Отыскав двадцать шестую лабораторию – на ней был только номерок, и ничего больше, я постучал.

Дверь тут же открылась, причем сама. Едва я зашел, захлопнулась – тоже без моего участия.

– Заходи, Грин…

Повернув голову на голос, я увидел спину сидевшего за экраном компьютера человека. Вот он обернулся, это оказался мужчина лет пятидесяти. Его лицо было покрыто белесыми шрамами от ожогов.

– Не пугайся, – мужчина поднялся со стула. – Я не страшный.

– Да я и не пугаюсь, – ответил я, пытаясь скрыть свое смущение.

– Вот и ладно… – Мужчина не торопясь направился ко мне.

Оказалось, что он еще и хромает на правую ногу. Впрочем, не очень сильно.

Подойдя ближе, он взглянул на стоявший у стены стул, тот плавно скользнул по полу и остановился у моих ног. Перевел взгляд на меня: – Можешь так?

– Без проблем… – Я слегка напрягся, стул снова отъехал к стене.

– Неплохо. Я Ник. – Он протянул мне руку.

– Грин…

Собственно, именно с этого и началось мое обучение. Ник оказался вполне нормальным мужиком, его способности к телекинезу ничуть не уступали моим, а в чем-то даже превосходили их. В частности, Ник с легкостью манипулировал неметаллическими предметами, тогда как я в этом плане здорово отставал. Одно дело управлять шариком рулетки или даже сдвинуть стул, и совсем другое – валять взглядом из стороны в сторону человека. Но очень скоро я понял, что и у меня было то, чего не имел Ник – мой внутренний «ментальный экран», позволявший манипулировать удаленными предметами. Более того, именно эта моя способность и интересовала Ника больше всего.

– Знаешь, когда я прочитал отчет Жанны о том, как ты устроил аварию на дороге, то даже не поверил сначала. Думал, приврала девка, – заявил он, когда я продемонстрировал ему свои способности. – Конечно, можно сдвинуть машину, если имеешь силу, хотя это и трудно. Но Жанна писала о том, что ты закрыл им двери, потом управлял сцеплением и газом – об этом она судила по тому, как крутились колеса. Ты не мог видеть педали, но каким-то образом ими манипулировал. Такой способности я пока не видел ни у кого…

Неудивительно, что мне пришлось очень тщательно рассказать о том, как я все делаю, что при этом вижу и чувствую. Плюс ко всему у меня десятки раз снимали электроэнцефалограмму, особенности моего сознания изучали опытные сканеры. Насколько я знал, специалистам Института удалось создать модель, объясняющую мои способности. По их терминологии, я не только владел телекинезом, но и обладал способностями скраера – то есть мог снимать информацию на расстоянии. Если сканеры работали с людьми, находящимися в пределах прямой видимости, то скраеры могли снимать информацию практически на любом расстоянии. Они не могли читать мысли, их информация была более предметной – как объяснил мне Ник, в русской традиции такие способности называли дальновидением. Скраер мог рассказать, где находится и что делает интересующий его человек, мог описать, что происходит в том или ином месте. Был способен собрать данные о новых образцах вооружения потенциального противника, нарисовать карты минных полей и многое-многое другое. Но вся эта информация никогда не обладала стопроцентной точностью, хотя и была порой весьма достоверной. Мои возможности в этом плане охватывали гораздо более узкий диапазон: я мог видеть окружающий мир на своем внутреннем экране не дальше, чем на восемьдесят-сто метров. Зато я получал исчерпывающую картину наблюдаемого предмета, плюс мог манипулировать им благодаря своим способностям к телекинезу. В этом плане я оказался для Конторы, как предпочитали называть Институт его сотрудники, совершенно уникальным человеком.

Кроме занятий в лаборатории, я вместе с Норой и Крюком изучал и «общеобразовательные» предметы. На лекциях, – все курсанты, включая нас, приходили на них в масках, – нас обучали всему, что могло понадобиться в нашей работе. Очень большое внимание уделялось конспирации: нас учили не привлекать внимания, не оставлять следов. Объясняли, как вести себя в случае ареста. Из нас не готовили суперагентов – насколько я понял, обучение было очень целесообразным. Нам давали только то, что реально могло пригодиться. И если, например, мне не предстояло работать с химическими веществами, то не было и соответствующего предмета в моем расписании. В то же время, я точно знал, что одну из групп обучали всем премудростям этого дела – в их расписании стоял предмет «оперативная химия». Зато нас очень усердно натаскивали на обнаружение слежки, объясняли, как правильно поступать, если ты обнаружил за собой «хвост».

Из фильмов про шпионов я знал, что шпион, обнаружив слежку, должен от нее уйти. В Конторе меня учили совсем другому: оказалось, что уход от слежки – самая крайняя мера. Скрывшись, ты сразу выдаешь себя как агента. Поэтому возможный уход, если он необходим, следовало обставлять как случайность.