Владыка бездны: Восхождение

Виталий Рудинов

Владыка бездны: Восхождение

"Из тьмы бездны рождается сила, из смерти – новый путь, и тот, кто был никем, станет всем."

Пролог

Тьма была густой, как нефть, и холодной, как лёд. Она обволакивала Алексея, растворяя всё, что он знал, всё, что он был. Ни звука дождя, стучащего по асфальту, ни боли от ножа, вонзившегося в грудь, ни запаха сырости питерского переулка – только пустота, бесконечная и глухая, как выключенный монитор, на котором погас последний пиксель. Его сознание дрожало, как слабая искра, готовая угаснуть в любой момент. Он не чувствовал тела, не слышал собственного дыхания, не ощущал ничего, кроме этой тьмы, которая тянула его вниз, в никуда. Алексей пытался вспомнить – что-то о коде, о квартире, о крови, стекающей по пальцам, – но воспоминания ускользали, как строки программы, стёртые случайным нажатием клавиши. Он умер. Это было ясно, как вывод ошибки в терминале. Но почему он всё ещё здесь? Почему эта искра не гаснет?

Вдруг в пустоте зажёгся свет —弱кий, мерцающий, как далёкая звезда на краю галактики. Искра в его сознании вспыхнула чуть ярче, цепляясь за этот свет, как за спасательный круг. Алексей попытался сосредоточиться, понять, где он, но вместо привычных ощущений – холода асфальта, сырости куртки, вкуса крови во рту – пришло что-то новое. Тяжесть. Пульсация. Как будто кто-то включил процессор, давно спящий в глубине его разума, и запустил программу, о которой он не знал. Он хотел открыть глаза, но век не было – только тьма и этот свет, который становился ближе, теплее, зовущим, как будто манил его к себе.

Тишина разорвалась. Голос – низкий, глубокий, спокойный – зазвучал в его голове, проникая в каждую клетку, как будто кто-то говорил прямо внутри черепа.

– Ты умер, Алексей, – сказал голос. – Твоя жизнь оборвалась в том переулке, под дождём, от руки того, кто не знал твоего имени. Твоё тело лежит там, в луже, холодное и пустое. Но смерть – это не конец. Это начало.

Алексей попытался ответить, выкрикнуть "кто ты?", "где я?", но его горло молчало, язык не шевелился. Он не чувствовал рта, не чувствовал тела – только разум, голый и уязвимый, висел в этой пустоте, как файл без носителя. Голос продолжал, ровный и властный, как будто читал строки кода, написанные кем-то свыше:

– Я вижу тебя, Алексей. Тридцать восемь лет, программист, одинокий, как строчка кода без документации. Ты писал программы для других, но не написал свою жизнь. Ты умер, не оставив следа. Но я даю тебе шанс. Новую форму, новую жизнь и дар, который поведёт тебя вперёд. Ты был слаб в своём прошлом, но теперь можешь стать сильнее. Прими его, и твой путь начнётся.

Сознание дрогнуло, как будто балансировало на краю пропасти. Смерть? Или что-то ещё? Алексей вспомнил переулок – холодный асфальт под спиной, лужу, пропитанную кровью, нож, вонзившийся в грудь, глаза маньяка, пустые и равнодушные. Он вспомнил свою жизнь – серую, как питерское небо, заполненную только работой, ноутбуком и тишиной, которая давила сильнее, чем любой дедлайн. "Я не хочу умирать", – подумал он, цепляясь за эту мысль, за этот голос, за единственный шанс, который у него остался. "Да", – решил он, и в тот же миг пустота взорвалась холодом, сыростью и запахом земли – острым, влажным, живым.

Глаза распахнулись – но это были не его глаза. Жёлтые, с узкими вертикальными зрачками, как у пантеры, они сверкнули в полумраке, улавливая слабый свет. Алексей лежал на каменном полу, холодном и неровном, окружённый мшистыми стенами пещеры. Воздух был тяжёлым, сырым, пах землёй, гниющими корнями и чем-то ещё – чем-то живым, но далёким, как шепот в темноте. Он попытался встать, но тело не слушалось – оно было чужим, неправильным, слишком большим и слишком сильным для того, к чему он привык. Он посмотрел на свои руки – нет, не руки, а лапы: длинные, жилистые конечности, покрытые редкой чёрной шерстью, с огромными когтями, острыми, как ножи, способные разорвать что угодно. Пальцы – если их можно было так назвать – дрожали, когти царапнули камень, оставив глубокие борозды, как следы от удара топора. Он опустил взгляд ниже – ноги такие же длинные, мускулистые, с такими же когтями, которые впились в пол, удерживая его. Хвост – длинный, гибкий, как змея – извивался за спиной, реагируя на его растерянность, как будто жил своей жизнью, независимо от его воли.

Алексей поднёс лапу к лицу, пытаясь ощутить его, но вместо гладкой человеческой кожи почувствовал грубую шерсть, вытянутую морду, острые зубы, которые прощупывались языком – длинным, шершавым, нечеловеческим. Он дотянулся до глаз – когти осторожно прошлись по краю морды, и он увидел своё отражение в луже рядом: жёлтые глаза пантеры, горящие в темноте, как два факела, морда обезьяны, но не той, что показывали в зоопарках, а дикой, хищной, с мощными челюстями и взглядом, от которого кровь стыла в жилах. Шерсть покрывала всё тело, редкая, но густая у плеч и груди, как у зверя, привыкшего к холоду и битвам. "Что я такое?" – мелькнула мысль, полная ужаса, неверия и какого-то странного, почти болезненного восторга.

"Сверхразум" отозвался в голове, ровный и спокойный, как голос бога, звучащий из глубины кода:

– Ты зверь, рождённый в бездне. Обезьяна, но не из твоего мира. Ты сильнее, быстрее, опаснее, чем был. Твоё тело – оружие, твой разум – ключ. Это твоё новое начало, Алексей. Но ты станешь больше, чем это. Поднимись. Иди вперёд. Враги ждут, и их сила станет твоей.

Он сжал когти, чувствуя, как дрожь пробегает по телу – не страх, а что-то новое, дикое, необузданное, как ток, бегущий по проводам. Пещера гудела, где-то вдали послышался шорох – лёгкий, но угрожающий, как будто что-то двигалось в темноте, кралось к нему. Алексей поднялся, покачиваясь на длинных ногах, хвост ударил по полу с глухим стуком, когти царапнули камень, оставив искры. Глаза пантеры сверкнули, улавливая слабый голубоватый свет, льющийся из трещин в потолке, как дыхание невидимого существа. Он сделал шаг, затем другой, чувствуя, как тело подчиняется, хоть и неохотно, как будто оно ещё не привыкло к его разуму, сопротивлялось, но уступало. Дождь, переулок, Питер – всё это осталось в прошлом, как файл, стёртый с жёсткого диска без возможности восстановления. Теперь была только эта пещера, этот путь, и он знал: назад дороги нет.

Пещера тянулась вперёд, узкая и сырая, как горло гигантского зверя. Стены были покрыты зелёным мхом, местами свисали тонкие корни, как волосы подземного чудовища, шевелящиеся от слабого сквозняка, который гулял по туннелю. Пол был неровным, усеянным мелкими камнями, осколками костей и лужами, в которых отражался свет – слабый, мерцающий, как будто кто-то зажёг свечу высоко над головой. Алексей шёл медленно, прислушиваясь к каждому звуку: его когти стучали по камню, хвост волочился за спиной, оставляя тонкий след в пыли, как подпись на чистом листе. Воздух был влажным, липким, он забивался в ноздри, заставляя морду кривиться – резкий запах земли смешивался с гнилью, как будто что-то умерло здесь давным-давно и всё ещё разлагалось в тенях. Он остановился у лужи, снова взглянул на своё отражение. Морда обезьяны, глаза пантеры, тело – гибрид силы и дикости, созданный не природой, а чем-то большим. "Это не я", – подумал он, но тут же поправил себя: "Это я. Теперь. И мне нужно понять, что дальше".

"Сверхразум" заговорил снова, его голос был как маяк в этом хаосе:

– Ты привыкнешь. Твоё тело – дар, твои когти – оружие, твой хвост – щит. Ты на 15-м этаже лабиринта, в самом сердце бездны. Поднимись через этажи, и ты узнаешь, кто ты и зачем здесь. Первый враг близко. Используй свои инстинкты. Учись.

Алексей напрягся, уши – длинные, чуть заострённые, как у хищника – уловили шорох справа. Он повернулся, когти сжались, хвост замер, как натянутая струна. Глаза сузились, выхватывая движение в темноте – слабое, быстрое, почти неуловимое. Из тени выскочило что-то мелкое – пещерный жук размером с кулак, с блестящим чёрным панцирем и острыми челюстями, щёлкающими, как ножницы. Жук бросился на него, быстрый, как стрела, выпущенная из арбалета. Алексей инстинктивно отпрыгнул, хвост ударил по полу с такой силой, что камень треснул, когти взметнулись вперёд, как молнии. Удар был неловким, но точным – жук разлетелся на куски, чёрная жижа брызнула на камень, забрызгав лапы и морду. Дыхание сбилось, сердце – если оно ещё было в этом теле – заколотилось где-то в груди, отдаваясь в ушах, как барабанный бой.

"Сверхразум" произнёс, словно подводя итог:

– Хорошо. Это первый. Их будет больше. Они – твоя тренировка, твоя первая ступень. Иди дальше, Алексей. Лабиринт ждёт.

Алексей вытер когти о мох, чувствуя, как адреналин бурлит в жилах, как будто кто-то подключил его к источнику энергии. Он посмотрел на раздавленного жука – мелочь, но опасная, с челюстями, которые могли бы прокусить плоть, если бы он замешкался. "Тренировка", – повторил он про себя, ощущая, как страх отступает, уступая место чему-то новому – любопытству, азарту, почти звериной жажде. Он шагнул вперёд, глубже в туннель, где шорох становился громче, многоголосым, как будто целая стая ждала его впереди, шевелилась в тенях, готовилась к прыжку.

Туннель сузился, стены покрылись трещинами, из которых сочилась вода, капая на пол с тихим звоном, как слёзы невидимого гиганта. Свет стал ярче, голубоватый оттенок сменился зеленоватым, как будто где-то впереди горел подземный огонь, отбрасывая отблески на мох. Алексей двигался осторожно, когти царапали камень, хвост скользил за ним, как тень, готовая ударить в любой момент. Шорох перерос в гул – низкий, угрожающий, как будто что-то шевелилось в стенах, копошилось, как рой насекомых. Он остановился, принюхиваясь, ноздри раздулись, улавливая запах – гниль, смешанная с чем-то кислым, металлическим, как ржавчина или кровь. Глаза уловили движение – не одно, а множество. Из трещин в стенах полезли жуки, десятки, размером с кулак, с чёрными панцирями и красными пятнами на спинах, как знаки опасности. Их челюсти щёлкали, лапки скребли камень, они двигались быстро, окружая его, как армия, ведомая единым разумом.

Алексей рыкнул – звук вырвался из горла сам собой, низкий, звериный, полный ярости, – и бросился в бой. Когти рассекли воздух, раздавив первого жука, затем второго, чёрная жижа брызнула во все стороны, заливая лапы. Хвост хлестнул, отбросив ещё одного в стену, где тот лопнул, как переспелый фрукт, оставив пятно на мху. Жуки бросались на него, цеплялись за лапы, пытались прокусить шерсть, их челюсти щёлкали у ног, у живота, у морды. Один вцепился в ногу, прокусил кожу, и Алексей взревел, раздавил его ударом другой лапы, чувствуя, как боль смешивается с яростью, подстёгивает его. Он двигался быстрее, чем ожидал, тело реагировало само, как машина, запрограммированная на выживание, как код, который он писал всю жизнь, только теперь это был код битвы. Когти рвали, хвост бил, рык эхом отражался от стен, заглушая щёлканье жуков. Они падали один за другим, их тела хрустели под ударами, чёрная жижа заливала пол, смешиваясь с водой, превращая камень в скользкую кашу.

Один жук прыгнул ему в лицо, челюсти щёлкнули у глаз, но Алексей поймал его в воздухе, сжал когтями, чувствуя, как панцирь ломается с хрустом, и швырнул в стену. Ещё двое бросились сзади, но хвост хлестнул, как кнут, размазав их по полу. Последний жук – крупнее других, с ярко-красными пятнами – замер, щёлкая челюстями, как будто оценивал его. Алексей шагнул вперёд, рык вырвался снова, громче, глубже, и жук рванулся к нему. Когти встретили его в воздухе, разорвали пополам, и туннель затих. Только капли воды продолжали звенеть, падая в лужи, да тяжёлое дыхание Алексея эхом отражалось от стен. Он стоял, шерсть слиплась от жижи и крови – его собственной и жуков. Лапы дрожали, но не от страха – от силы, от ощущения, что он жив, что он справился, что он сильнее, чем был.

"Сверхразум" заговорил, его голос был как награда:

– Ты учишься быстро. Это только начало, Алексей. Впереди – больше врагов, сильнее, умнее. Лабиринт – это испытание, каждый этаж – шаг к твоей судьбе. Ты на 15-м уровне, в самом сердце бездны. Поднимись, и ты узнаешь, кто ты и зачем здесь.

Алексей посмотрел на свои когти, покрытые чёрной жижей, на раздавленных жуков, на туннель впереди, где свет становился ярче, а гул – громче, как будто что-то ждало его, дышало в темноте. "Этаж", – повторил он про себя. Это была не просто пещера – это был лабиринт, многоуровневый, как программа с вложенными циклами, и он был в самом низу. Он шагнул вперёд, чувствуя, как тело привыкает к движению, как разум – к "Сверхразуму". Глаза пантеры сверкнули, когти готовы к новому удару. Питер, дождь, смерть – всё это осталось позади, как старый код, который больше не нужен. Теперь был только этот мир, этот путь, и он хотел узнать, что ждёт его наверху.

Туннель повернул, открывая новый зал – шире, выше, с потолком, усеянным сталактитами, острыми, как копья, от которых исходил зеленоватый свет, как от подземного огня. Пол был усеян костями – мелкими, хрупкими, как у птиц, но местами попадались крупные, человеческие, с отметинами от зубов и когтей, как будто здесь пировала целая стая. Алексей остановился, принюхиваясь, ноздри раздулись, улавливая запах – гниль, плоть, кровь, свежая и старая, смешанная в едкий коктейль. Шорох раздался снова, но теперь это был не просто гул жуков – это был топот, тяжёлый, ритмичный, как шаги чего-то большого, приближающегося из темноты.

Он сжал когти, хвост напрягся, глаза сузились, выхватывая тень впереди. Из мрака выступила фигура – крупнее жуков, сгорбленная, с длинными лапами и рогами на голове, костяная броня покрывала её тело, как доспехи. Костяной бык – генерал 15-го этажа, как позже назовёт его "Сверхразум". Но сейчас Алексей не знал его имени, не знал, что это только первый из многих. Он знал только одно – это враг, и он не отступит. Рык вырвался из горла, низкий и угрожающий, эхом отразился от стен, и бой начался. Когти взметнулись, хвост хлестнул, глаза пантеры сверкнули в темноте. Лабиринт ожил, и Алексей с ним.

Глава 1. Последний код

Санкт-Петербург утопал в серой пелене мартовского вечера. Дождь стучал по окнам маленькой квартиры на Васильевском острове, где Алексей, склонившись над ноутбуком, выстукивал последние строки кода. Его пальцы – длинные, чуть дрожащие от усталости, с пожелтевшими от кофе ногтями – двигались по клавишам с механической точностью, но в голове царил туман. Он писал систему шифрования для очередного корпоративного клиента – какого-то банка, чьё название он даже не удосужился запомнить. Дедлайн маячил на горизонте, как грозовая туча: завтра в полдень заказчик ждал финальную версию, а Алексей всё ещё возился с багом, который ломал алгоритм на этапе проверки ключей. Он откинулся на стуле, скрипнувшем под его весом, как старый корабль, и потёр виски, чувствуя, как тупая боль пульсирует за глазами. Тридцать восемь лет, а что у него есть? Ни жены, ни детей, ни даже кота, который бы мурлыкал на коленях. Только эта комната, заваленная книгами по программированию, пустыми чашками из-под кофе и тишиной, которую нарушал только стук капель за окном.

Он встал, прошёлся по комнате, разминая затёкшие ноги после шести часов непрерывной работы. Квартира была крошечной, почти клаустрофобной: кухня, совмещённая с гостиной, и спальня, где кровать стояла неубранной уже неделю, скомканная футболка с логотипом старого IT-феста валялась на подушке. На столе громоздились остатки пиццы – холодные куски с заветренным сыром, рядом стояла банка энергетика, смятая в комок ещё утром, и пара пустых пачек из-под чипсов, которые он доел вчера ночью. Алексей подошёл к окну, прижав ладонь к холодному стеклу. За окном – мокрая мгла, размытые огни фонарей, дрожащие в лужах, как отражения чужой жизни. Дождь усиливался, ветер гнал капли по стеклу, и этот звук был единственным, что напоминало о внешнем мире. Он вспомнил, как в детстве любил дождь – сидел у окна в доме родителей в пригороде, смотрел, как капли стекают по стеклу, и мечтал стать хакером, как в фильмах, взламывающим системы ради справедливости. Теперь же он писал код для банков, которым плевать на его мечты, и жил в одиночестве, которое с каждым годом становилось всё тяжелее, как старый жёсткий диск, забитый ненужными файлами.

"Кофе", – подумал он, зевая так, что хрустнули челюсти. Это был его ритуал – поздний поход в круглосуточную кофейню за углом, где бариста с синими тенями на веках и пирсингом в носу молча наливала ему двойной эспрессо, не задавая вопросов. Алексей вернулся к столу, бросил взгляд на экран. Код выглядел почти готовым: аккуратные строчки, выровненные отступы, как солдаты на параде, но где-то в глубине таилась ошибка – мелкая, коварная, из тех, что всплывают, когда ты меньше всего этого ждёшь. "Обработка исключений", – пробормотал он, потирая шею, где мышцы затвердели от долгого сидения. Надо было доделать, но глаза слипались, а мозг превратился в кашу после трёх энергетиков и бессонной ночи. Он сохранил файл, назвав его "Encryption_v3.8", и закрыл ноутбук с глухим щелчком. "Кофе поможет", – решил он, чувствуя, как усталость накатывает волной, тяжёлой и липкой, как мокрый асфальт. Пару глотков, и он сможет вернуться к работе, доделать этот чёртов код, отправить его заказчику и, может, даже выспаться впервые за неделю – мечта, такая же далёкая, как отпуск на море.

Он подошёл к вешалке у двери, натянул старую чёрную куртку – потёртую, с оторванной пуговицей на левом кармане, пропахшую сыростью и табаком от прежнего хозяина, хотя сам Алексей не курил уже лет десять. Зонт валялся в углу – чёрный, с погнутой спицей, купленный за сто рублей на распутье, когда прошлый сломался под ветром. Он взял его, бросив взгляд в зеркало у двери. Отражение показало худое лицо с тёмными кругами под глазами, короткие русые волосы, тронутые сединой у висков, и усталый взгляд, в котором давно погасла искра юности. Щетина покрывала подбородок, делая его похожим на какого-то бродягу из подворотни. "Надо побриться", – мелькнула мысль, но он тут же отмахнулся, усмехнувшись. Кому это нужно? Клиенты видели только его код, а больше в его жизни никого и не было – ни друзей, которые бы позвали в бар, ни коллег, с которыми можно было бы поболтать за пивом, ни случайных знакомых, которые бы спросили, как дела.

Дверь захлопнулась за ним с глухим стуком, замок щёлкнул, и Алексей спустился по лестнице подъезда. Здесь всегда пахло сыростью – стены были покрыты пятнами плесени, перила липли к рукам, как будто кто-то пролил пиво и не удосужился вытереть. На площадке первого этажа валялась пустая бутылка из-под "Балтики", рядом лежала пара окурков, прилипших к полу, и обёртка от шоколадки, смятая в комок. Он толкнул тяжёлую дверь подъезда и шагнул на улицу. Ветер ударил в лицо, холодный и резкий, как пощёчина, дождь тут же забрался за воротник, пробежав по спине ледяной струйкой. Алексей раскрыл зонт, но порыв ветра вывернул его наизнанку, сломав ещё одну спицу с жалобным треском. "Да чтоб тебя", – выругался он, бросив бесполезную вещь в переполненную урну у входа, где она застряла среди мусорных пакетов. Подняв воротник куртки, он пошёл вперёд, шлёпая по лужам, которые растекались по тротуару, как маленькие озёра, отражая тусклые фонари.

Улицы были пусты. Ни машин, ни прохожих – только шорох дождя, как белый шум, да редкие вспышки фар где-то вдали, за пеленой воды. Он шёл привычным маршрутом: вдоль серых пятиэтажек, где окна светились тёплым светом – там, за стёклами, были семьи, ужины, смех, жизнь, которой у него не было. Мимо закрытого ларька с шаурмой, где обычно пахло специями и жареным мясом, но теперь витал только запах мокрого картона и гниющих отходов, вынесенных ветром из мусорки. Алексей свернул к переулку – узкому проходу между двумя старыми зданиями, который сокращал путь до кофейни минут на пять. Штукатурка на стенах облупилась, обнажая красный кирпич, местами поросший мхом, а посередине тянулась лужа, в которой отражались тусклые фонари, дрожащие, как призраки. Он знал этот переулок наизусть – сотни раз ходил тут, даже в темноте, ориентируясь по трещинам в асфальте и выступам стен, как по карте, выученной за годы одиночества.

Но сегодня что-то было не так. Воздух казался гуще, шаги отдавались глухим эхом, как будто стены сжимались вокруг, дышали, следили за ним. Алексей ускорил шаг, чувствуя, как сердце стучит чуть быстрее, чем обычно, как будто предчувствие сжало грудь. За спиной послышался шорох – лёгкий, едва заметный, словно кто-то наступил в лужу. Он остановился, обернулся, прищурившись в темноту. Никого. Только дождь струился по стенам, капли звонко падали с ржавого козырька над чьей-то дверью, да ветер гнал бумажку по асфальту, как маленький кораблик по бурному морю. "Усталость", – подумал он, тряхнув головой, чтобы отогнать тревогу. Дедлайны, недосып, кофе вместо нормальной еды – неудивительно, что мерещится всякое. Он повернулся и пошёл дальше, стараясь дышать ровнее, но шорох повторился – ближе, чётче, как будто кто-то крался за ним, подстраиваясь под его шаги.

Алексей ускорил шаг, почти побежал, лужи хлюпали под ногами, вода заливалась в ботинки, промочив носки. Переулок казался длиннее, чем обычно, стены – выше, фонари – тусклее, как будто кто-то выключил половину света. Он завернул за угол, где переулок расширялся, и вдруг услышал голос – хриплый, низкий, как скрежет металла по стеклу:

– Эй, приятель, куда спешишь?

Алексей замер, ноги словно приросли к асфальту. Из тени впереди выступила фигура – мужчина в чёрном капюшоне, лицо скрыто, в руках блеснул нож, длинный и зазубренный, как из фильмов ужасов. Свет фонаря отразился от лезвия, и время будто замедлилось. Сердце заколотилось в груди, горло сжалось, как будто кто-то перекрыл воздух. Он поднял руки, пытаясь выдавить слова:

– У меня… ничего нет… только телефон… бери… пожалуйста…

Голос дрожал, ломался, слова путались, как код с синтаксической ошибкой, которую он не успел исправить. Незнакомец шагнул ближе, молча, без спешки, как хищник, уверенный в том, что добыча никуда не денется. Алексей попятился, но споткнулся о бордюр и рухнул спиной в лужу. Холодная вода хлынула за шиворот, пропитала куртку, залилась в ботинки, но он едва это заметил. Незнакомец навис над ним, тень от капюшона закрыла всё, кроме блеска глаз – холодных, пустых, как экран выключенного монитора. Алексей замахал руками, пытаясь отползти, но асфальт был скользким, как лёд, а тело не слушалось.

– Деньги давай, – прорычал мужчина, голос хриплый, как наждачка, пропитанная виски. – И телефон. Быстро, или пожалеешь.

– У меня… только это… – Алексей сунул руку в карман, дрожащими пальцами вытащил старый Samsung с треснувшим экраном и кошелёк с парой мятых купюр по сто рублей и банковской картой, где лежала последняя зарплата – три тысячи рублей. – Бери, бери, я не…

Он не успел договорить. Удар пришёл внезапно – резкая, обжигающая боль в боку, как будто кто-то вонзил раскалённый гвоздь. Алексей вскрикнул, коротко и хрипло, схватившись за рану. Пальцы стали липкими от крови, тёплой и густой, она текла сквозь ткань куртки, смешиваясь с дождём, окрашивая лужу в красный. Незнакомец выхватил телефон и кошелёк, но не ушёл. Он наклонился ближе, лезвие сверкнуло снова, как молния в темноте. Второй удар – глубже, в грудь, прямо под рёбра. Дыхание оборвалось, как будто кто-то выдернул шнур из розетки. Алексей рухнул на бок, хватая ртом воздух, но вместо него в лёгкие текла только боль – острая, пульсирующая, забирающая всё.

Он попытался встать, отползти, но ноги не слушались. Незнакомец смотрел на него сверху, неподвижно, как статуя, затем шагнул назад, словно передумал добивать. Алексей кашлянул, кровь брызнула на асфальт, смешалась с лужей, окрашивая её в багровый. "Беги", – кричал инстинкт, но тело отказывалось. Он пополз, цепляясь пальцами за мокрый асфальт, оставляя за собой кровавый след, как улитка, теряющая жизнь. Переулок был пуст, фонари мигали, как будто насмехались над ним, дождь лил всё сильнее, заглушая его хрипы. Где-то вдали послышался шум – машина? Люди? Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но из горла вырвался только сдавленный хрип, слабый, как последний сигнал умирающего модема.

Незнакомец вернулся. Алексей услышал шаги – тяжёлые, уверенные, как поступь смерти, – и увидел тень, нависшую снова. "Нет", – подумал он, но сил не осталось. Третий удар – в спину, лезвие вошло глубоко, пробив лёгкое с влажным хрустом. Мир закружился, как экран с багом, который он так и не починил. Он упал лицом вниз, вода залила рот, нос, глаза, смешалась с кровью, забив горло. Дождь барабанил по голове, смывая кровь, унося её в сток, как мусор, который никто не заметит. Незнакомец наклонился, проверил пульс – холодные пальцы прижались к шее, грубые и липкие, – затем встал и ушёл, шаги стихли в темноте, растворились в шуме дождя.