Красинский сад. Книга третья

– Выходит, что я в лаве останусь без охраны? – злобно спросил Михаил, – ты же говорил, что один конвоир будет на верхнем штреке, а другой на нижнем!

– Вначале я так и планировал, – спокойно ответил Стародубцев, – но теперь счел целесообразным так распределить конвоиров. …Да никто из немцев не отважится на побег! Куда бежать, даже если кому-то удастся выехать на-гора? Шахту также охраняют двое конвоиров из ГУПВИ, находясь на территории с собаками!

– Мы не хотеть бежать, – взволнованно вступил в разговор Ганс, – мы честно хотеть работать, чтобы нас отпустить в Фатерлянд…. Меня нах хаузе…, там в Германия, ожидать Эльза и фир…, четыре дети! Я не хотеть быть расстрелять, я хотеть нах хаузе!

– Ну, блин, раскудахтался, – гневно осадил Ганса Михаил, – переведи, чтобы двенадцать человек остались здесь и когда придет лебедчик из бригады Нины, делали, что он потребует. А ты, конвоир, смотри здесь за ними! Погонят сцепку с грузом к стволу, сопровождай сзади и в случае чего…, сам знаешь!

– Так точно! – ответил автоматчик, – в этом случае нам приказано стрелять на поражение.

По уклону спускались пешком, благо, что до лавы было недалеко. Когда достигли сопряжения с верхним штреком, Михаил оставил здесь второго конвоира, и продолжил спуск на нижний штрек. Немцы с интересом рассматривали крепление кровли, проложенные для откатки рельсы, и тихо переговаривались между собой. Но теперь в их разговоре не ощущалось насмешек, они были серьезны и искренне интересовались горными выработками, наверное, сравнивая их с немецкими.

– Скажи им, чтобы эти «эсэсовцы» и еще шесть человек, лезли сразу в лаву, – приказал Михаил Гансу, прибыв на люка, – пусть распределятся по паям и ждут, когда я открою сжатый воздух. Оставшиеся шесть человек будут работать здесь на откатке добычи до уклона. Порожняк стоит на заезде в штрек, вы его все видели, когда мы шли сюда. Сначала скажи мне, ты сам понял это?

– Я понимать хорошо по-русски, – уверял Ганс, – я не есть хорошо говорить!

– Кто у вас специалист по врубовой машине? – спросил Михаил, – позови его сюда, чтобы я запомнил рожу. Если врубовку умышленно выведет из строя, то сразу к стенке приставим!

Ганс четко и отрывисто передал команду Михаила пленным. Десять человек один за другим по очереди полезли в лаву, а к Михаилу и Стародубцеву подошел средних лет немец и почтительно склонил голову.

– Вот, Раймунд есть спец врубывальный машина, – представил Ганс подошедшего немца.

Михаил осветил лампой лицо Раймонда, и некоторое время пристально смотрел ему в глаза. Немец прищурил их от яркого света и что-то сказал по-немецки.

– Так, Раймундак, слушай меня внимательно! – начал Михаил, – возьми себе помощника и осмотри врубовую машину, проверь смазку и режущую цепь, позже мы подойдем с заведующим и скажем, что делать дальше. И предупреждаю тебя, если умышленно выведешь из строя врубовку, то расстреляю прямо в шахте и в пустоте за лавой похороним!

Раймунд ушел выполнять команду, Ганс остался с Михаилом и Стародубцевым. Федор Васильевич закурил папиросу и протянул Михаилу.

– Я бросил полгода назад, – угрюмо произнес Михаил, – жрать было нечего, не то, чтобы табак покупать и выменивать….

Ганс тоже достал сигарету из нагрудного кармана. К удивлению Стародубцева, у него имелась зажигалка, которой он щелкнул и прикурил.

– А ты Ганс, так и будешь за мной ходить? – спросил Михаил.

– Да! Я есть перевод и мне приказать, чтобы быть с десьятник всьегда, – подтвердил догадку Ганс – это есть моя работа….

– Не хило устроился, – пошутил Михаил, – языком трепи и ни хрена не делай!

– Ты лихо командуешь пленными, – заметил Стародубцев, обращаясь к Михаилу, – честно сказать, я не ожидал! Вроде как поначалу их даже побаивался…. Да и дело знаешь хорошо, мне не приходилось видеть тебя в работе, но это сразу чувствуется.

– Вы Федор Васильевич, курите побыстрее, – подгонял его Михаил, – нужно пролезть по лаве, посмотреть, что и как? Вчера в конце смены Крюков сделал вруб, но я так и не посмотрел состояние забоя.

– Все! Полезли! – согласился Стародубцев, гася окурок ступней ноги, и обращаясь к Гансу, – и ты бросай свою сигарету. Кстати, где вы их берете?

– Нам присылать Красный Крест, – ответил Ганс, вздыхая, – сигареттес, бритва, одеколон, зубной щетка, порошок и письмо из Фатерлянд.

– Это кто еще такие? – удивился Михаил, – они из Германии?

– Нет! Красный Крест из Британия и Америка, – отвечал Ганс, – это международ организацьон….

– Вот тебе и союзнички блин! – сердился Михаил, – и вашим и нашим! Нам тушенку продают за золото, немцам одеколон… за дырки от бубликов!

Влезли в лаву по очереди, сначала Михаил, за ним Стародубцев, а последним Ганс. Внизу лавы у врубовки сидел Раймунд и еще один пленный. Михаил осветил лампой машину и внимательно осматривал ее узлы. Затем начал чего-то искать, переместившись к крепи с завальной стороны лавы и вскоре вернулся с вязанкой запасных зубков режущей цепи.

– Молодец Юра! – похвалил он Крюкова, – всегда внизу лавы имеются запасные зубки, хотя каждую смену он, как положено, носил заточенные из мехцеха.

– Толковый парень, – согласился Стародубцев, – не зря мы его десятником поставили.

– Слушай, Раймундак, – обратился Михаил к «немецкому специалисту», – вот тебе зубки на режущую, сразу поменяй, пока лаву брать будут! Тупые заберешь с собой на-гора и я сдам их на заточку в мехцех. Теперь сначала каждой смены, сам будешь забирать их там и в конце работы сдавать туда же. Если что-то не понял, лучше переспроси сразу.

Ганс перевел все, что сказал Михаил и Раймунд радостно кивал в ответ и что-то говорил по-немецки.

– Чему он радуется? – спросил Михаил у Ганса.

– Он сказать, что сам хотеть спросить у десьятник, где есть брать зубки, – пояснил Ганс – он бояться, что за тупые зубки его расстрел….

– Пусть боится, не облезет, – оборвал Ганса Михаил, – лучше работать будет. Он все понял, что я сказал?

– Он понимать, – утверждал Ганс, – это есть его работа, он в Дойчланд тоже был спец по врубывательной машина! На шахте в Руре…

– Ну, достаточно кудахдать, полезли по лаве, – скомандовал Михаил и первым полез вверх. Через несколько метров, он осветил лампой немца высокого роста из обособленной четверки, которых называл «эсэсовцами». Тот еле помещался под кровлей лавы и, согнувшись пополам, держал наготове в руках отбойный молоток. Увидев Михаила и Стародубцева, немец что-то спросил на своем языке.

– Чего ему не хватает? – Михаил посмотрел на Ганса.

– Он говорить, что каска на голова, – перевел Ганс.

– Завтра всем выдадут каски, – сказал Стародубцев, – сегодня просто забыли за них.

Ганс перевел слова заведующего, и немец удивленно смотрел на Стародубцева, явно не понимая, как можно забыть о безопасности работ.

– Твоя голова пятака дырявого не стоит! – сказал немцу Михаил, – если тебе ее не оторвали на фронте, то это не значит, чтобы я о ней волновался, – и, обращаясь к Гансу, – переведи ему это!

Ганс перевел и немец удовлетворенно кивнул, давая знать, что понял. Стародубцев от удивления немного оторопел.

– Видишь, как ты лихо ответил ему, – воодушевленно воскликнул он, – а я не сообразил, что безопасность пленным необязательна. …Хотя каски для них привезли вчера!

Михаил полез выше по лаве, Стародубцев с Гансом следом. Осмотрев готовность навалоотбойщиков и вруба, все трое вылезли на верхний штрек. Михаил посмотрел на Ганса, тот выглядел по-деловому, и было понятно, что он до войны работал в шахте, как и все те, кто сегодня должен начать добывать для фронта шахтинский уголь. Осмотр удовлетворял Михаила, к его удивлению немцы вели себя в лаве профессионально, и это давало надежду, что непонимания в работе с ними не будет.

– Ну, что вы с нами тут будете торчать? – спросил Михаил у Стародубцева, – выезжайте на-гора!

– Да, наверное, – согласился Стародубцев, – я вижу, что лучше тебя с пленными никто не сможет управляться. Молодец, Михаил! За работу с пленными вам с Павлом будет ежемесячная надбавка к зарплате.

– Мне деньги нужны, – весело отвечал Михаил, – Марфуша моя на пятом месяце беременности. Молю Бога, чтобы к марту роддом открыли в городе, хотя я неверующий….

– Откроют, не переживай! – подбадривал его Стародубцев – стране солдаты нужны! Сколько наших полегло? Никто ведь не считал…. Ну, ладно, управляйся здесь, а я пойду на-гора.

– Проверь конвоира на сопряжении, чтобы не дрых там, – попросил Михаил.

– Само собой! – послышался голос уже удаляющегося Стародубцева.

Михаил подошел к вентилю и открыл его, послышалось специфическое шипение воздуха в трубопроводе. Ганс неотрывно следовал за Михаилом и старался не мешаться под ногами. Его бензиновая лампа горела, но немец рационально старался использовать свет аккумуляторной лампы Михаила, находясь сразу за ним. Вернувшись к входу в лаву, они увидели горового, тот вылез на штрек, чтобы начинать отбойку своего пая.

Михаил прислушался, но в лаве пока было тихо.

– Почему не начинают? – спросил Михаил у Ганса – воздух в лаву я дал! Неужели ждут, пока я заставлю работать?

– Нет! Все ожидать команда десьятника! – ответил Ганс.

– Передай им, что я дал команду, – сердился Михаил, – пусть каждый от горового до низа прокричит друг другу о начале работы. Я же говорил об этом, когда дам воздух в лаву, начинать отбойку….

Ганс приблизился к горовому немцу и отрывисто перевел ему слова Михаила. Тот кивнул и что-то прокричал на своем языке. Из лавы послышался крик следующего по забою, потом дальше. Немецкая речь звучала, как собачий лай и Михаил невольно ухмыльнулся.

– Ну, разгавкались прямо-таки! Как на фронте в лунную ночь, – сказал он, – вот только не был я там….

– Почему не был на фронт? – спросил Ганс.

– Не взяли, я ведь только из рогатки стреляю и то одиночными! – отшучивался Михаил.

Ганс некоторое время соображал смысл шутки, но увидев улыбку Михаила, замолчал. Вскоре из лавы донесся стук отбойных молотков, горовой тоже вгрызался в пласт и Михаил несколько минут наблюдал за его работой. Немец не суетился, все движения были рациональны и последовательны. Михаил с довольным видом присел на лесиняку, заготовленной крепи.

– Можешь покурить пока, – разрешил он Гансу, – присаживайся рядом.

Ганс сел на расстоянии двух метров, достал сигарету и зажигалку, закурил.

– А почему у вас не запрещать курить шахта? – с недоумением спросил он.

– Потому что наши шахты не опасны по газу, – отвечал Михаил, – вот эта, например, сырая шахта и если даже попытаться поджечь здесь что-нибудь, то не получится.

– Это есть хорошо, – согласился Ганс, – в Рур шахта запрещать курить! Выгонять с работа за это.

– Сколько времени твои фашисты будут вести отбойку? – спросил Михаил, – они знают, что крепить лаву нужно следом за отбойкой?

– Конечно, знать, – усердно ответил Ганс, – вы делать все так, как у нас в Рур.

– Потому что немцы в 1928 – 32 годах строили нам шахты и передали технологию очистных работ, – пояснил Михаил.

– О-о-о! Это есть хорошо! – обрадовался Ганс.

– Расскажи, как ты работал до войны, – предложил Михаил.

И Ганс начал рассказывать о себе. По его словам он родился и вырос в небольшом шахтерском городке Оберхаузене в поселке Штеркраде в семье потомственного шахтера в 1908 году. Окончил техническое училище по специальности горного машиниста и с 20-ти лет начал трудовую деятельность на одной из шахт. Работал год учеником, затем самостоятельно машинистом конвейера, лебедки и даже врубовки.

– Так ты у меня еще и врубмашинист? – с ухмылкой спросил Михаил, – это хорошо, в случае чего, подменишь Раймундака.

– Он есть Раймунд, – поправил Ганс.

– Раймундак, он и в Германии Раймундак! – пошутил Михаил, – мне так легче запомнить его мудреное имя. А ты воевать, когда пошел против нас?

– Я не хотеть воевать, – гневно произнес Ганс, – это Гитлер заставлять всех, кто не хотеть, тот тюрьма гноить и расстрелять….

– Ну, да ладно врать-то, – сердился Михаил, – я больше не буду спрашивать о войне, все равно соврешь….

Из лавы один за другим вылезли четверо немцев и направились к лесинякам, на которых сидели Михаил и Ганс.

– Хелмут! – окрикнул немцев Ганс, – коммен зи цу мир шнель, дэр бефестигунгшвальд хир!

– Ты чего такое сейчас сказал? – насторожился Михаил.

– Я сказать, что лес крепь здесь, – ответил Ганс.

– Я не могу привыкнуть к вашему языку, – сетовал Михаил, – хир, хер и прочие словечки. Это у нас такие ругательства есть….

Подошли немцы и молча начали носить лесиняки к входу в лаву. Они около часа перетаскивали и укладывали их так, чтобы можно было задать в лаву и по рештакам согнать вниз. Михаил с удовлетворением отметил про себя, что немцы выполняли работу в той же последовательности, что и наши. Когда Хелмут с напарниками подали в лаву крепь и полезли вниз, Ганс продолжил свой рассказ. Он успел поведать, как ему пришлось воевать в 6-й армии Паулюса, как он попал в плен после окружения. Михаил слушал его, не перебивая до той поры, пока не прекратился стук отбойных молотков, доносящийся из лавы.

– Пора в забой, – сказал Михаил, поднимаясь с лесиняки, – посмотрю, как провели отбойку.

Михаил с Гансом влез в лаву и, скользя по ребрам рештаков подошвой сапог, начал медленно спускаться, освещая линию забоя. Он был очень доволен результатом немцев, они, затратив столько же времени, что и прежняя, русская бригада Михаила, произвели отбойку так, что забой был выровнен, как по шнурку. Немцы в это время начали выгрузку отбитого угля на рештаки.

– Молодцы! – похвалил немцев Михаил, – умеете работать! Только не зазнавайтесь и продолжайте в том же духе. Перерыв на обед будет после зачистки лавы.

– А что вы кушать будете? – спросил Михаил у Ганса, когда они спустились вниз лавы, – кто вас кормить должен?

– Утром каждый получать сухой паек, – ответил Ганс, – у каждый пленный есть в карман сверток и фляжка… вассер…, вода!

Михаил с Гансом опустились на нижний штрек. Немцы грузили на люках первую сцепку. Несмотря на плохое освещение от бензиновых ламп, работали они слаженно и сосредоточенно, изредка перебрасываясь короткими фразами. Имеющийся на сопряжении с уклоном порожняк они без подсказки загнали за люка лавы и вчетвером заталкивали сцеп под загрузку.

– Я не надеялся на слаженную работу пленных, – вслух рассуждал Михаил, – думал, придется мотаться за каждым и объяснять, что и как делать! С бабами беготни больше, чем с фашистами….

– Русский женщина не хотеть работать? – спросил Ганс.

– Работать они хотят, – рассуждал Михаил, – только опыта никакого, нужно все рассказать, показать и дать попробовать….

– Женщин не есть работа шахта! – возражал Ганс, – это есть тяжесть сильно работа….

– Не умничай, – оборвал его Михаил, – сами знаем, что шахта не для баб, но вы всех наших мужиков поубивали на фронте. Кто работать в шахте будет?

Спустя час, Михаил вновь полез в лаву. Раймунд с улыбкой встретил десятника и доложил, что врубовка готова к работе. Михаил с Гансом полезли дальше, и его удивлению не было границ, когда он увидел, как немцы выгружали лаву. Подошва была зачищена лопатами так, как будто по ней прошли метлой. Даже мелкий уголь и штыб был выгружен на рештаки.

После зачистки лавы Михаил объявил перерыв на обед. В лаве наступила тишина, немцы кушали, не покидая рабочего места. Это удивляло не меньше, чем выгрузка отбитого угля, ведь наши горняки всегда собирались на обед в нижнем штреке. Михаил тоже достал из кармана куртки свой тормозок и, развернув его на коленях, приступил к трапезе. Он украдкой смотрел, что кушает Ганс и был снова удивлен, на этот раз содержимым его сухого пайка. У Михаила в «тормозке» было двести грамм хлеба, кусок конской колбасы и луковица. У Ганса – столько же хлеба и плоская банка рыбных консервов, он открыл ее с помощью складного ножичка, имеющего также еще и вилку.

– Это тоже Красный Крест? – с удивлением спросил Михаил, указывая на рыбные консервы.

– Нет, это выдать нам в лагерь, – невозмутимо ответил Ганс.

Михаил придвинулся ближе и еще раз посветил на банку рыбных консервов, лежащую у немца на коленях. Сомнения отпали, судя по этикетке, это была консервированная треска советского производства. Михаилу стало не по себе, он явно занервничал, ведь получалось так, что пленных немцев кормили лучше, чем питались горожане, не работающие в шахте. До конца смены Михаил не мог успокоиться, и только после того, как бригада прекратила работу, и он в очередной раз осмотрел лаву, пришло успокоение. Ровная, как по шнурку, линия забоя и зачищенная «под метлу» почва лавы возымели действие на десятника, как антидепрессант.

– Ну, что же, – произнес Михаил, когда бригада собралась на люках, – на первый раз неплохо! Посмотрим, как вы дальше будете работать!

С другой стороны, где-то в глубине души Михаил немного злился, что немцы умеют так хорошо работать и только спустя три месяца понял, что это черта национального характера, они не умели плохо работать. В голове не укладывалось, что пленные работают на победителя также хорошо, как на Родине. Если бы ему пришлось работать в плену, он старался бы вредить, чем приносить пользу своим трудом.

***

Начались холода и в первых числах ноября на траве появились заморозки. Осень стояла сухая, днем было солнечно и тепло, а ночью температура воздуха опускалась до ноля и даже уходила в минус. От этого воздух по утрам казался хрустально звонким, стоило крикнуть, и эхо, отражаясь от невидимых колокольчиков, помчит твой голос вдаль со звонкими переливами. Туман в балке у Лисичкиного озера был похож на занавеску, за которой уходящее бабье лето все еще целовалось с осенью, прощаясь до будущего года. Небо, без единого облачка, как будто к празднику было раскрашено волшебником в голубой цвет, а утренний ветерок гнал прочь легкий заморозок с еще зеленой травы, подготавливая ее к дневным лучам солнца.