Чёрные птицы падают в небо

Когда во тьму падают такие же черные птицы, она наполняется их жалобными криками. Я ничего не слышу более, кроме этих самых криков. Все рассуждения о ценности, о важности, о воспоминаниях, они рассыпаются в прах, если ты был способен любить, то теперь внутри только могильный холод. И не исправить это ничем, потому, что есть вещи, которые невозможно изменить. Я сгнию там, в ворохе опавших листьев, и черви будут грызть плоть мою, оставляя меня все дальше в прошлом, пока ты будешь улыбаться ей. Ты думал обо мне? Хотя бы одну минуту, одно мгновение, после того, как ушел? Думал, что со мной будет, если я узнаю о твоей лжи? Что будет с моим бедным сердцем? Или же тебе нет до этого дела? Пока я запоминала в тебе все самое лучшее, ты решал, как избавиться от меня, ведь я мешала твоему счастью… Я была всего лишь проблемой. Представляешь, а я даже после смерти помнила о тебе, настолько сильна была моя любовь… как же это смешно! За моей спиной разворачивался целый мир, другой мир, который был совсем мне неведом, а ко мне не проявили даже каплю уважения, каплю смелости, чтобы сказать мне правду…

Какова она правда, Эйден? Какова она в твоем понимании? Наверное, ты думаешь, что делал все правильно, действовал, исходя из обстоятельств, только я не обстоятельство, я живой человек, я целый мир, вселенная, бесконечный космос, который ты засунул в банку и забыл. Заставь теперь забыть меня, вынь это из меня, иначе, я клянусь всеми светлыми воспоминаниями, я найду способ достать и твое сердце!

Когда во тьму падают черные птицы, это означает лишь одно: они больше не могут летать, они… мертвы…

Я лежу на крыше его дома и смотрю, как день сменяет ночь, как звезды рассыпаются надо мной тысячью галактик. Этот мир будет все так же существовать, ведь никому нет дела до какого-то разбитого сердца, когда столько трагедий происходит каждый день. Кто-то теряет детей, кого-то съедает болезнь, а я была еще относительно счастлива потому, что жила в неведении, и умерла в нем же… Раствориться бы мне в тишине и улететь с теми птицами, но я предпочла доползти до тебя, как раненное животное… и что я узнала? Что ты будешь только рад моей смерти, ведь это означает одно – я больше не помешаю тебе… Ты будешь счастлив теперь? Ох, какой же ты подлый! Ты выставил меня сумасшедшей перед своей новой женщиной. Чтобы вы вдвоем радовались избавлению от меня. Я ваш общий враг, я проблема. Но я не была врагом тебе, никогда! Ох, если бы у меня были руки, я бы вцепилась в глотку твою, и тогда бы посмотрели, как визжала бы твоя новая любимая, охваченная ужасом. Ты хотел выставить меня чудовищем, неуравновешенной психопаткой, так почему тогда я должна была бы вести себя иначе? Вгрызться бы в артерии и вены твои, чтобы утолить жажду боли. Я хочу, чтобы тебе было больно, как мне сейчас… Когда я разлагаюсь и захлебываюсь в ненависти своей! Я хочу, чтобы тебе было невыносимо больно, лжец, чтобы ты каждой клеткой прочувствовал всю низость своих поступков, чтобы ты до капли испил отчаяние! Я хочу, чтобы ты узнал, каково это быть мной, слышать эти слова, узнавать сокрытую истину! Давай, солги ей, что будешь любить ее всегда, что искал такую как она всю свою жизнь, что она дорога тебе, лги тысячи раз, а потом брось подыхать в канаве, посыпая проклятиями! Чем я хуже? Почему именно я заслужила это? Если существует предел, то это он!

Нет избавления ни в забвении, ни в смерти, и я молюсь неведомым мне богам молча, посылая свои мысли во вселенную: «Избавьте меня от этой тьмы, пока я сама ей не стала, не переполнилась до края, и щупальцами не поползла душить все живое! Я была доброй… была…, но меня предали, убили, оболгали…, я была…, и теперь меня нет!»

Что остается после любви? Во что она превращается, если ее вырвать из сердца? Если ее облить грязью, истыкать иголками и подвесить на крюк? Она выпустит щупальца, она превратится в ненависть, которая заполнит всю пустоту… Я чувствую, как трескаются мои вены от черной жижи, как она течет по крыше вниз, и маслянистыми нитями свисает до самой травы… Я не сопротивляюсь этому превращению… Я больше ни во что не верю. В справедливость, в преданность, дружбу, любовь… Ты был для меня всем, я сама виновата, что столько смысла вложила в тебя, ведь ты не просто ушел, ты убил во мне все светлое, и сейчас я пульсирующий сгусток боли и обиды. И всё, что я хочу – чтобы ты гнил рядом со мной в том ворохе прелых листьев, ведь ты клялся мне в любви до конца, так вот он, конец, он настал, а ты все еще жив! Не пришла ли пора сдержать свои обещания? Отдать долг?

Я улыбаюсь, и лицо мое так же трескается от этого звериного оскала. Я монстр, холодный, мёртвый, наполненный пустотой и злобой. Ох, что вы, что вы, не прерывайте своего праздника жизни, своих счастливых минут, не ищите меня и не пытайтесь понять, что со мной стало, ведь я рядом, я впитываю каждую секунду вашего лучезарного счастья, вашей радости на моих похоронах, и трансформирую их в обратную силу, которая ворвется в вашу жизнь безумием и отнимет ВСЁ, чем вы дорожите! Меня некому судить, меня уже приговорили заранее к этим мучениям, и если есть на свете какая-то высшая справедливость, то сейчас она медленно течет по венам моим чернотой, заполняя мое бесплотное тело, эту проекцию.

Вы встанете с утра и будете готовить завтрак… она будет, конечно же, она… любящая женщина достойного мужчины, без тени сомнения в своем избраннике, ведь ради нее он такой милый… А я буду рядом, сидеть за вашим столом, и из моего рта будет течь эта безысходность, кромешно черным маслом на белоснежные поверхности. Вы будете лежать на кровати, обнявшись и улыбаясь друг другу, а я прилягу на краю, ледяным холодом мертвеца. Я знаю, что вы будете чувствовать мое незримое присутствие, знаю, что не поймете, но каждый фотон света я буду превращать во тьму, частица за частицей, пока он полностью не исчезнет для вас. Пока ты, Эйден, не умрешь мучительной смертью, как я, твоя преданная любовь, твоя радость! Улыбайся, мразь, до последнего, смейся, радуйся, дари ей цветы! Если у меня когда-то будет могила, я приглашу ее туда, в мой новый дом, такой же безмолвный и холодный, как и я. Пусть она прочувствует весь тот ужас, что испытала я, пусть она увидит, каково это – умереть так рано, умереть преданной, умереть раньше физической смерти, в сердце того, кого ты любил больше жизни, и гнить там вместе с черными птицами.

Я никуда не уйду, теперь уже точно, у меня есть смысл, и лучше вам не знать всю глубину боли моей! Когда во тьму падают черные птицы, они становятся частью этой тьмы…

6.

Анабель.

Тик-так, время вставать.

Ленивые выходные в королевстве сахарной ваты и пони. Анабель, такое прекрасное имя.

Анабель была любима матерью, как самое светлое дитя, Анабель верила в любовь, в принцев, в сказки, росла хорошей девочкой, училась лучше всех в классе и носила роскошные волосы. Анабель и ее розовые пони. Анабель и ее маленькие тонкие пальчики, играющие на пианино нетленную классику, неловко, неровно, но так настойчиво. И все в восхищении хлопали в ладоши. И мать гордилась ей, покупала ей такие же кукольные платья, водила на уроки рисования и музыки. Только Анабель умалчивала, как ненавидела все это, и свою настойчивую мать, которая упорно хотела идеальную дочь, которая деспотичной любовью своей душила ее.

Сахарная принцесса играет ту же мелодию и тринадцать лет спустя. Анабель все та же, Анабель вызывает восхищение. Носит светлые платья, распущенные волнистые светлые волосы, ангельскую улыбку и… комок чёрной слизи внутри. Анабель улыбается, а слизь внутри клокочет. Анабель переворачивает ноты, а тьма сама поёт под сердцем у нее… Анабель привыкла, что в ее королевстве все пони привязаны, а вся вата принадлежит ей. А теперь Анабель решила, что эта новая игрушка по имени Эйден тоже будет ее. Она могла выбрать кого угодно, эта прекрасная принцесса, но ей приглянулся он, ничем не примечательный принц без коня, бесконечно рассказывающий сказки. Была лишь одна маленькая проблемка – живой человек, который любил его, и, который, не подозревая об ее существовании, делил с ним свои мысли и будни…

И вот, все замки в голове построены, все будущее расписано, и эти тонкие пальчики уже стучат по крышке моего гроба. НИКТО так сильно не желал, чтобы я исчезла, умерла, растворилась. Никто, кроме этой принцессы, даже Эйден. Нет, она не убивала меня, но лучше бы убила, ведь что может быть страшнее, чем быть похороненной заживо, задыхаясь в тесном гробу, пока оттуда, с поверхности, доносятся звуки веселой музыки? Там праздник, в королевстве сахарной ваты и розовых пони, там мои похороны. Заранее! А я кричу, я задыхаюсь, но НИКТО меня не услышит, сделают музыку погромче, чтобы вопли мои навсегда канули в Лету! Анабель старательно затирает воспоминания обо мне, Анабель и ее комок тьмы очерняют меня, все поступки мои, все слова мои, все чувства к нему… Я мертва всего несколько дней, но уже стала той главой жизни, что стыдно вспоминать… Я мертва всего несколько дней, а уже выгнила в его душе, разложилась на атомы… И они вдвоем хохочут, обсуждая какие-то моменты, связанные со мной, называют меня сумасшедшей.

Ах, бедный Эйден, какой же ты был несчастный со мной, да? Засыпал рядом, держа руку мою, и был несчастен? Целовал меня и думал, как бы избавиться от меня? Я так сочувствую тебе, любовь моя. Вот, держи мое сердце, зачем оно мне? Вместо него теперь во мне пустота!

Я рывком раздираю свою рассыпающуюся плоть, ломая ребра, чёрная жижа течет на скатерти, прямо на стол, на котором я сижу. Она заливает все вокруг, белые кроссовки Анабель, ее светлые джинсы… А Анабель заходится звонким смехом принцессы и ест оладьи с черникой, которые все уже забрызганы моей гнилой кровью.

Я вынимаю сердце и кладу его рядом с Эйденом, копающимся в своем телефоне. Забирай его, слуга принцессы, можешь сожрать его вместе с ее оладьями, на вкус оно точно такое же, как это дерьмо! Как ты, кусок подлого дерьма! Не слышишь меня? Не видишь меня? А жаль!

– Ты представляешь, – прерывает ее щебет Эйден, – Лора пишет, что Тера пропала, телефон у нее отключен, она не появлялась в сети несколько дней. Лора заходила к ней вчера, но ее не было дома. Может, что-то случилось?

– Ой, да брось, вы поссорились, она корчит из себя жертву, хочет тебя вернуть.

– Может, всё-таки стоит проверить, у меня же есть ключи!

Лицо Анабель искривилось и едва не выдало чёрную слизь внутри нее.

Тик-так, Анабель, время быть собой, время снять маски! Я наклоняюсь к ней, мои волосы волочатся по черничному варенью на ее оладьях. Время показать свою сущность, лживая принцесса!

– Я не намерена это терпеть! Она просто хочет выманить тебя к себе домой, не смей туда ходить!

– Хорошо, как скажешь, – тон его спокоен.

Взгляни на свою принцессу, Эйден! Оторвись от экрана телефона и посмотри на нее. Её лицо перекошено, а глаза полны ненависти – ненависти ко мне! За что? Что я вам сделала? Что я сделала ей? Дай ей лопату, и она сама закопает мой труп, чтобы ты больше никогда не видел меня и даже не знал место моего захоронения. Дай ей пилу, и она сама расчленит меня на кровавые куски и скормит своим пони. Ты дурак, раз не различаешь это чудовище внутри нее!

Я смеюсь, но чёрные птицы вторят мне за окном, нарушая сказочную, солнечную идиллию. Они теперь часть меня, и только они выдают мое присутствие, присутствие чего-то мёртвого и потустороннего в королевстве сахарной ваты. Прошу вас, улыбайтесь, продолжайте непринужденно пить чай, я всего лишь умерла, какая малость! Нет-нет, не прерывайтесь, и даже не пытайтесь понять, каково это, когда тебя убивают, и какова на вкус ваша правда!

Эйден тянется за сахарницей и задевает чёрное сердце на краю стола, оно падает на пол, и всё внутри меня замирает.

Здравствуй, пустота, поговори со мной, только ты и осталась у меня, только ты тянешь ко мне руки свои плети. Обними меня и не дай отчаянию превратить меня в призрака вне времени. Обними меня, мне так больно! Невыносимо больно от каждого их слова, от этих счастливых улыбок, от запаха ее роскошных волос. Если существует сила, что во сто крат злее всего этого, пусть она заставит их заткнуться, пусть она закроет ее рот, я больше не хочу слышать и слова! Я больше не хочу слышать ее смех! Они все должны страдать! Каждую минуту своего существования, проклиная то, что до сих пор дышат! Обними меня, ибо отчаяние мое велико, оно уже часть меня, шепчет мне на ухо, и заставляет истекать застывающей гнилой кровью.

Тик-так, Анабель! Время вставать. Из могилы моей безымянной, из еще такого близкого прошлого.

Тик-так, время играет против тебя. Для меня его не существует более, а вот ты бойся, ведь оно сближает нас, и скоро ты будешь чувствовать эту нестерпимую вонь от моего разложения. Ты любишь чернику? Что ж, я тоже. Для тебя я надену лучшее свое черничное платье, пышное, как в твоем детстве, принцесса, и встану в нем на пороге, истлевшая до самых костей. И никуда тебя не отпущу, пока ты не сгниешь вместе со мной, мразь!

6.6.

Транквилизатор (ы)

Я лежала в ванной, мне слышалось, что за стеной кто-то тщательно затачивает ножи. Этот звук сопровождался завыванием и свистом ветра, порывы которого то периодически утихали, то становились громче и сильнее.

Всё вдруг затихло. И в этой тишине еле слышно играла мелодия из детских шкатулок с миниатюрными балеринами. Где – то я слышала этот мотив… Я всё силюсь вспомнить, но стоило мне только приложить ухо к стене, как меня резко оглушил жалобный крик молодой девушки.

Это всё там же: за стеной!

Страх мгновенно окутал моё изменённое сознание, но тело оставалось неподвижным. Там может быть целая Вселенная! Целый другой мир и путь к ней преграждал только этот страшный ветер вперемешку со скрежетом металла.

И она.

«Кто ты?» – спрашиваю я и начинаю царапать стену в ванной ногтями. Мне нужно пробраться туда, я хочу знать, зачем она является ко мне!

Вода стала наполнять пол в ванной настолько быстро, что я начала отчаянно хватать воздух ртом, лишь бы не задохнуться. Только зачем…?

Мои пальцы в крови, но я не чувствую боль, только продолжаю отдирать куски штукатурки от стены, оставляя на ней ошмётки своей кожи.

«Кто ты?!» – почти кричу я, хватая себя за голову. Вода уже почти дошла до бортиков ванны, с каждым сантиметром становясь всё чернее и чернее.

Крик девушки повторился, но на этот раз внутри моей же головы, от чего я в мгновение прекратила любые свои действия, уставившись в стену.

Я боюсь пошевелиться, вдруг она меня снова увидит? Или услышит? Как она меня находит?! Кем она себя возомнила, что может вот так запросто залезть ко мне в голову?!

Вода неожиданно стала багровой, превращаясь в тяжёлое месиво, сжимаясь ровным кругом вокруг моей талии.

«Лилит.. Ли-ли-т…» – её злобное шипение эхом отдаётся у меня в голове.

Мне становится невыносимо холодно. Так холодно, будто меня только что положили в гроб и зарыли в землю самой поздней осенью, которая всегда полна ливнями и ветром. Дождь заливает землю, а ветер разносит это на много миль вокруг, тем самым делая почву мягкой. И вот она мутной жижей стекает в мою единственную обитель, обволакивая толстым слоем пронзительного и леденящего. Это так холодно, что зубы мои стали отбивать чёткий ритм, остановить который я была не в силах. Безысходность побеждает меня, втыкая в болезненные точки моего тела шприцы с транквилизаторами.

И после мне остаётся только смириться и пустить в свою кровь настоящее безумие. Разлить это сумасшествие в последней стадии в каждый уголок моего тела, дать всецело поглотить мозг. Я безумна? Если я безумна, то откуда эти каштановые волосы, клочками выплывающие из воды?

– Лилит!! – молнией пронеслось около правого уха, – Лилит!, —

голос снова повторился, но уже с левой стороны.

– ДА КТО ТЫ ТАКАЯ!?? – собственный крик насквозь пробивает мне оба виска. Мне нужно просверлить себе дырку в башке, чёрт побери, это единственный способ избавиться от неё! Хватаю с полки маникюрную пилку и начинаю расковыривать ею свой затылок. Ничего не выходит… Ничего не выходит!!! Она становится всё только ближе и ближе! Я чувствую её присутствие за своей спиной, сопровождаемое тяжёлым дыханием, нацеленным прямо в мою спину. Я вижу её краем глаза у левого плеча…

– Ты должна понять, они все предают… Они обещают быть рядом, но все предают… Ты же не предашь меня, Лилит? – её голос стал мягким и убедительным.

– Пожалуйста… Пожалуйста, уходи, мне страшно! – сквозь слёзы отвечаю я.

– Если ты только сможешь пообещать мне… Если ты только будешь в силах сдержать свое обещание… Мы заставим их страдать… Их всех!

– Я не понимаю, о чём ты! Кто ты и кто должен страдать?! Ответь!

– Все рано или поздно предают. Все те, кого мы любим, кому мы верим… Чудовища среди нас, Лилит, они каждый день ходят на работу, они пьют кофе, они разговаривают с тобой… И ты никогда не отличишь их от обычных людей. Я не знала, за что меня убили. Что я сделала тому человеку, кто задушил меня? Что? И лучше бы тебе никогда не познать насколько велико отчаяние мое! Лучше бы не видеть тебе черноты моей, но ты сама позвала меня… Всей своей болью и одиночеством… И вот я здесь… Не бойся, мёртвые не умеют причинять вред…

– Я сошла с ума! Тебя нет! Тебя нет…? Постой… Мне кажется, я знаю тебя! Ты снилась мне однажды! Но как же так?! Кто убил тебя?! Ответь, я хочу помочь тебе!

– Я плод твоего воображения, твои страхи, твоё отчаяние, и ты сама, не ведая того, звала меня протяжным воем своей погибающей Вселенной… Я услышала тебя, я здесь, и если ты пойдешь со мной, если ты готова заглянуть дальше, ты никогда не будешь одинока, я… не оставлю… тебя…

– Как тебя зовут?

– Здесь ничего не имеет значения, ни имена, ни воспоминания, я часть тебя, часть каждого, кто в отчаянии кричит в пустоту. Я Тера, и ты должна пойти со мной, Лилит. Ты должна пообещать мне, что не предашь меня! Я так долго искала тебя, идя на твой внутриутробный зов. Никто не видит призраков, если они только не связаны с ними. Ты понимаешь, что это значит, Лилит?

– Н… нет, если честно, не очень… Зачем тебе я?! Мне страшно только от одного твоего присутствия! Твоя ненависть несоизмерима. И твой голос гремит внутри меня, будто дверной засов… Тера… Пожалуйста, скажи, кто убил тебя?

– Ты так же нетерпелива, как и твой отец, так же полна ненависти ко всему живому, но при этом ты совсем другая. Идем со мной, и я покажу тебе мир таким, каким ты его никогда прежде не видела. И ты более не захочешь умирать! А после… Я расскажу тебе, кто убил меня…

Отец? Она знает моего отца?! Да что, чёрт подери, происходит?!

Бесконечный поток мыслей неожиданно прервался мерзотным звуком будильника, от которого меня словно толчком в спину, выпихнули обратно в этот ненавистный, материальный мир… И снова – доброе утро нового дерьмового дня! То есть, это снова был всего лишь сон!?

Снова эта девушка, но на этот раз она была реальнее обычного…

Она была внутри моего тела, будто взяла верх надо мной! Я обязана вспомнить её имя…

Тесса? Тетта? Тиффани?

Нет, Боже, как же её звали… ТЕРА! Определённо, Тера! И у меня ощущение, что она в опасности, и должен быть способ хоть как-то помочь ей! Но она сказала, что она мертва… Почему же она пришла именно ко мне?

Что я сделала такого? Или не сделала… А что она говорила про моего отца?…

Вопросов было больше, чем самих ответов… И то – очень невнятных, лишённых всякого здравого смысла ответов! Здравого… А в своём ли я уме?!

Пока я пыталась собрать эти кусочки пазла из своих же сновидений, напрочь забыла про орущий будильник. «Да заткнись ты!» – бью кулаком по нему, отчего он с грохотом падает на пол.

– Лилит, просыпайся и иди в школу! – слышу голос матери за дверью.

Школы мне только сейчас не хватало… Но выбора нет. Я откидываю одеяло и… вижу на своей простыне клочок волос нежно-каштанового цвета! В ужасе вскакиваю с кровати, прижавшись к холодной стене. Боже, чьё это!? Откуда это здесь!? У меня никогда в жизни не было таких длинных волос! И уж тем более такого цвета! Дыхание сбилось, став свинцовым, волна всепоглощающего страха вновь накрыла меня с головой…

Это Тера… Она была здесь!

7.

Гниль

Однажды я чувствовала любовь. Запредельно сильную и красивую, о которой пишут в книгах. Этой любви посвящают целые главы, наполненные небесной нежностью. Не надышаться, не перечитать. Где-то в районе пупка, поднимаясь к груди, любовь порождает тепло и трепетание, иногда такое сильное, что кажется, будто можно подняться над Землёй и обнять её целиком.

Но вот она доходит до шеи, сжимаясь узкой петлёй поперёк горла, обхватывает своими щупальцами и не оставляет выбора. Любовь испепеляющая, о которой после говорят люди с разбитыми сердцами.

Их глаза безвозвратно пустые, уголки рта опущены, улыбка больше никогда не коснётся их. Они уже потеряли кого-то. И с той самой потери эта мысль не покинет головы. Очень далеко, в тихом и укромном месте, на самом краю души ещё теплится надежда, что этот, невосполнимо нужный человек ещё твой. И сердце его всё ещё бьётся в такт с твоим.

Но нет. Никогда.

Лори…

О, Лори, мой темноволосый принц с глазами-льдинками.

Я однажды подарила тебе своё сердце, взамен получив зияющую дыру в груди. Я чувствовала внутри себя счастье и так сильно обжигалась ревностью. Как жаль, что ты не заметил. Ты даже не обернулся в тот момент, когда каждый твой отдаляющийся от меня шаг словно молотом бил меня в спину…

Я не виню тебя, нет. Разве есть в том твоя вина, что я сама себя бросила в жертвенный огонь? Как сейчас помню нашу первую встречу – ты был такой чудной, пытался всех развеселить, да только кому нужно было веселье в этих местных клубах с грохочущей музыкой, куда все приходят, чтобы залить свои проблемы алкоголем. И вот я. В пучине своих бесконечных мыслей, с таким же единственным желанием убежать от проблем в семье и точно так же, как и остальные заполнить внутри себя пустоту алкоголем. Хоть чем-нибудь.

– Привет…

– Привет… – и наши взгляды в тот вечер не размыкались ни на секунду.

Я стою у порога своего дома с клочком салфетки, аккуратным почерком в ряд встали цифры мобильного, с подписью «Лори».

Помню, милый мой, я с этим обрывком пролежала всю ночь в обнимку, как будто бы бумага может хранить тепло твоего скромного поцелуя, которым ты одарил меня после первой встречи.

Мой прекрасный, я готова была бежать быстрее всех рассветов, лишь бы поскорее почувствовать всей своей кожей твоё присутствие.

На дворе морозная ночь, открываю окно в своей комнате и вижу тебя под балконом.

Я помню свои холодные ладони на твоих щеках. Они всегда гладкие и тёплые. И мне тепло.

Мне было тепло, когда я целовала твои продолговатые губы.

Наутро приходилось размыкать объятия, чтобы никто в доме не заподозрил, что в моей комнате ночует кто-то ещё, а тем более – мужчина! Я помню – и это всё, что остаётся мне теперь. Потому что потом что-то в тебе сломалось. Отдалилось от меня бетонной стеной.

– Я ухожу – говоришь, – нам не по пути с тобой. А я в этот момент готова прыгнуть в пропасть.

– Пожалуйста, не уходи. Ведь у меня нет никого, кроме тебя…

– Я тебя всё равно никогда не любил, – говоришь мне, а я не верю, что это ты.

Нет, нет. Мой герой, мой любимый, что у нас с тобой пошло не так?

Хотя, нет, не отвечай, я знаю… Зачем тебе такая сумасшедшая, готовая изрубить себя в любую секунду? Нужна ли тебе я – потухшая и безжизненная, когда внутри тебя кипит огонь, и вся радость мира отражается в твоих глазах. Я устала. Ты устал. Я не смею больше держать тебя в задворках своей памяти, тебе не место здесь. Ты, я знаю, видел, как я загниваю изнутри.

Иногда мне снится, как я вскрываю себе грудную клетку, а там – мрак и гниль.

Разве тебе, сердце моё, будет ли тебе приятно жить в этом тухлом, дряхлом мире?!

Пожалуйста, будь счастлив, а я буду дальше проживать эти сменяющие друг друга, ничего не несущие дни. Заглядывая в глаза прохожим, чтобы найти хоть частичку тебя. Всё тщетно… Я закрываю эту главу жизни, я дописываю свой дневник, пусть в нём твоё имя будет последним.

Не плачь обо мне, Лори, меня не будет очень скоро. Потому что любовь моя превратилась в раковую опухоль, в обезображенный кусок внутренностей, что находится за вторым ребром слева. Потому что, если мне придётся жить воспоминаниями о тебе, то лучше не жить вовсе…

7. 7

Лилит

Вчера к Эйдену приходили полицейские. Я мертва уже две недели, и черные птицы скребутся в груди моей. Лора все-таки забила тревогу, и мой дом вскрыли. Посуда, покрытая плесенью, и десятки неотвеченных звонков. Я мертва, а как вы думали? Лора долго плакала, ее сердце чувствует, что случилось что-то ужасное. Единственная моя близкая подруга, прости меня… Не плачь. Конечно, она рассказала об Эйдене, конечно, они пошли к нему. Эйден был бледен и еле складывал слова в предложения, мысль о том, что я все-таки могу быть мертва, напугала его. Да, ему пришлось сознаться, что мы расстались (ну, хоть кому-то поведал правду), иначе он бы не смог объяснить, почему две недели не интересовался тем, где же я? Да, на него пали подозрения, но думаю, это ненадолго.