
Полная версия
Сделка
– Значит, ты и Алекс Эдер… – заставляю себя улыбнуться. Чувствую обиду от Тани. Я и сама бы обижалась.
– Что-то типа того.
– Могла бы и рассказать.
Ох, не могла бы, Танюш. У самой в голове не укладывается. Все очень похоже на сон. Или на бред сумасшедшего.
У меня от подруги секретов нет. Но если и предположить, что я рассказываю всю махинацию со сделкой, поцелуями и прочее, не поймет.
– И когда это вы спелись?
Вспоминаю нашу легенду. От волнения все выветрилось из головы.
– В декабре, что ль? Когда мы отмечали чемпионство Тимура?
– Ну да.
И как злился Эдер, и как ушел, забыв на столе свой телефон, а я его возвращала, пробежав за Алексом пару кварталов.
Интересная выдалась ночка.
На экране крупным планом показывают Алекса. Вот он надевает балаклаву, расправив перед этим волосы. Затем шлем и какие-то ремни.
Атмосфера, что на трассе, что здесь, в штаб-квартире, накаляется. Это почувствует любой, кто включит спортивный канал или войдет сюда.
Мое волнение перерастает в страх. Сердце обрывается от мысли, что испытываю его из-за Алекса. По сути, чужого мне человека.
– Так и как вы начали встречаться? Тебе предложил Алекс? И долго ты думала от меня это скрывать? Ни одной фотографии в течение пары месяцев, Марта!
Вопросы не вовремя.
Я сосредоточена на происходящем на экране. В какой-то момент режиссер трансляции улавливает мои желания и снова показывает Эдера крупным планом. Ведущий перечисляет заслуги Алекса, количество побед, взятых поулов и еще какие-то значимые цифры.
Его глаза темно-серого цвета, взгляд сосредоточенный. Алекс чувствует и смотрит прямо в камеру. И на меня. Подмигивает. Мне. И резким движением опускает визор.
Я знаю, что сейчас ему очень страшно.
Глава 9. Алекс
Когда я еще не родился, мой отец решил: если у него будет сын, то он будет гонщиком номер один. Уже в пять лет я был записан в известный картинговый клуб Австрии. Тренировки – каждый день. Помимо этого – бассейн, теннис, фортепиано, репетиторы по английскому пять раз в неделю.
А мне нравились дома. Как так можно было по кирпичикам и досочкам сложить что-то большое, красивое, чтобы стать произведением искусства?
И ненавидел все, что связано с машинами и скоростью. Я боялся и противился этому, как мог. Пока не понял, что все это бесполезно. Если то и дело стучать теннисным мячом о стену, ты разломаешь ее скорее, чем разубедишь моего отца сделать из меня великого гонщика.
Пришлось принимать и жить чужими желаниями.
Со временем я разобрался со строением формульного болида, взрастил в себе упертость и непоколебимость.
Стать архитектором осталось детской глупостью.
Куда сложнее дела обстоят со страхом… Каждый раз, когда сажусь в кокпит, чувствую горячий мешающий мне сгусток между лопаток.
Я просто принимаю, что, возможно, проживаю последние минуты. Страшно, душно, кровь застывает. Показывать нельзя, как и говорить об этом вслух.
Но стоит подумать, что ничего, по сути, меня в этой жизни и не держит, становится капельку легче. Разбиваться по-прежнему не хочется, но нога уверенно наклоняет педаль газа в нужный момент до предела.
Любовь ощущается так же. На пределе своих возможностей взлетаешь стрелой. Душа кричит, сердце, ломая ребра, выбрасывается из тела. И ты мчишь, как заряженный несуществующим, но мощной энергией.
– Радио-чек, Алекс, – из гарнитуры голос моего гоночного инженера Сэма.
Поворачиваю голову вправо – Тимур Сафин. Четвертый сезон ничего не меняется. Его болид красный, мой – черный. Мы соперники, и я Тима терпеть не могу.
Когда он взял чемпионство в позапрошлом сезоне, отец не разговаривал со мной месяц. Я его разочаровал…
«Второе место только для бездарных». Эти слова врезались в память и не хотят исчезать.
– Раз, два, три. Сэм? – отвечаю, отвернувшись от Тима.
– Save (англ.: принято).
Первая гонка сезона всегда особенная. Все внимание на двадцать машин и на двадцать гонщиков. Любой косяк, и ты в аутсайдерах.
Поэтому, если кто-то думает, что Алекс Эдер непрошибаемая на эмоции скала, чертовски ошибается.
Гаснущие огни уже не вызывают паническую атаку, с которой справлялся один, сидя за рулем машины, способной к разгону до трехсот пятидесяти километров в час. Однако волнение за предстоящие пятьдесят восемь кругов пульсирует в каждой конечности. И тоже ведь не будешь откровенничать об этом на камеру. Или с кем-то… Наоткровенничался уже.
– Через два круга в боксы, – Сэм всегда говорит ровно, спокойно. Это своего рода помогало успокаиваться и мне.
– Сафин?
Он вырвался вперед.
Еще тестовые заезды показали умопомрачительную скорость «вороных коней».
– Возможно, он будет оставаться на треке максимально долго.
Может, и нам стоит?
Я не передаю эту информацию Сэму. Несколько лет мы доверяем друг другу даже в таких тонких моментах, как стратегия. Да и радио прослушивается. К чему нам это, да?
– Что по шинам? – Сэм считал мое «молчание».
– Левая передняя выглядит хуже, чем правая.
Снимаю пленку визора. Перед глазами только трек. Длинная дорога, уходящая то вправо, то влево до тошноты. Гул мотора въедается в кожу как машинное масло.
– Box, box, – передает после одиннадцатого поворота.
После четырнадцатого заезжаю на пит-стоп, сбрасывая скорость. Мне меняют шины и с визгом новых покрышек стартую и возвращаюсь на трек.
Мышцы шеи затекают. Руль кажется неуправляемым.
Мне нужно как можно скорее вырваться вперед, чтобы смочь обойти Сафина. В этот раз и он не первый, но внутренне я веду борьбу не только за звание чемпиона, но и лично с Тимуром.
В борьбе за место в тройке начинаю сходить с ума.
Гоню. Машина взлетит сейчас. Торможения резкие, поздние. Трасса необгонная. Кто-то скажет, что и сама гонка скучная, когда нет зрелищ. Все равно.
Однажды Сафин вынес меня с трассы, потому что я лидировал. Тогда я думал, вот и конец. Теперь если я догоню и возникнет ситуация: либо его победа, либо двойное поражение, я выберу второе.
– Три круга до конца.
Резина убивается быстрее, чем рассчитывали.
– Каков отрыв от Сафина?
– 0,8. Зона ДРС через три поворота.
Вижу «красную задницу» Тимура. Думаешь, дотянешься, стоит еще чуть поднажать. Но это так не работает.
– На хвосте Васкес. Будет атаковать.
Резина из-за моих яростных атак и немыслимой скорости мертвая. Понимаю, что сохрани я сейчас ресурсы, буду третьим. Начало сезона неплохое. Подиум, очки, шампанское.
Но Алексу Эдеру этого мало.
Открываю крыло и пробую атаковать Сафина на пределе своих возможностей. Кричу, когда никто не слышит. В этом прелесть скорости и рева мотора. Ору, что есть силы, до треска в гортани и хрипов в легких.
Не получается догнать. Чего-то не хватает. Удачи, в которую он так яростно верит? Сафин всегда был немного чудным.
Вторая атака.
Васкес поджимает, и я слышу предупреждение Сэма по радио.
Плевать.
Газ.
Если подстроиться прямо под болид «Феррари», есть возможность воспользоваться слипстримом (от автора: зона «грязного» воздуха позади , движущийся машины. Преследующие болиды в нем преодолевают меньшее сопротивление и могут достигать большей скорости) и обогнать.
Шум толпы громче заведенных болидов.
Из-под машин искры от скорости и перепадов поверхности дороги.
– Последний круг, Алекс. Не упусти P3 (от автора: третье место по результатам гонки).
Не-ет!
От злости трясутся руки.
Сафин отрывается от меня. Его шины в лучшей сохранности, чем мои. И над этим надо будет поработать.
Атаки Васкеса раздражают. Как зуд мошкары над ухом перед сном.
– Отрыв от «Феррари» секунда. Теперь не дай себя обойти.
Чертов Васкес! Не защищайся я от него, может, и хватило бы сил у болида «наступить на горло» Сафину!
Пульс адски жарит виски. Все тело горит огнем.
– Майк первый, Тимур второй, ты третий, Алекс. Это здорово. Ты молодец. Шикарная гонка. Спасибо тебе за проделанную работу.
– Ни хера не здорово.
Выключаю радио.
Выходить из болида и идти за награждением нет никакого желания. Вынужден подчиниться правилам и даже поздравить Майка с Тимуром.
Позорное третье место… Интересно, что на это скажет отец, если второе-то место уже для бездарных?
– Разрешишь войти? – Марта входит, когда своего разрешения я не давал.
Она осматривает мою скромную комнату отдыха, а я ее в этот момент. Девчонка боится встретиться со мной взглядом.
– Ну что, целоваться не пришлось, – разваливаюсь на кровати. Здесь умещается только один человек. Марта остается стоять. Под этим углом ее грудь кажется на пару миллиметров больше.
– Мне жаль.
Ее глаза расширяются. Она напоминает мне едва вылупившегося цыпленка, который мечтает стать породистой курицей, но по факту его зажарят в возрасте двух месяцев.
– Что не поцеловала?
– Что ты проиграл. В смысле… Я болела, чтобы ты был первым, но третье место это же…
– Провал, – бесит. Или так: «Бе-есит, сука!»
Кровать поскрипывает, когда я поднимаюсь с нее и беру со столика оставленный телефон. На нем неотвеченное сообщение.
– Алекс, если тебе нужно дружеское плечо, – сбивается.
Спиной чувствую, Марта краснеет еще больше. С одной стороны, это забавно. Реакции людей меня всегда забавляли. Но с другой, не хватало, чтобы все переросло в какую-то любовь. Это может испортить сделку.
На экране высвечивается звонок от Серены.
Сердце ломает ребра. Я выпадаю из пространства. Все, что говорит мне девчонка, – бессмысленный бред.
Серена… Жена брата. Запретна, желанна, любима.
– Оставь меня одного, пожалуйста, – прошу, глядя на то, как мигает экран родным именем. Замираю, мальчишкой себя чувствую восемнадцатилетним, когда с ней был.
– Я хотела поддержать тебя, – говорит невнятно и неуверенно. Такое всегда раздражало в людях.
Бросаю огненный взгляд на свою фиктивную девушку. Волосы в хвост зачем-то забрала. По рукам ползут мурашки, и она пробует их стряхнуть, проводя ладонями по плечам.
Зверек, не иначе. И какая на фиг модель? Не удивительно, что ничего из нее не вышло.
– Твоя поддержка внутри этих стен не требуется, Марта.
Она продолжает стоять истуканом.
Да черт бы ее побрал! Пусть валит отсюда немедленно!
– Выйди. Пожалуйста, – прерываясь на короткий вдох, прошу. Или девчонка оглохла?
Марта виляет взглядом от меня к телефону. Сдерживаюсь из последних сил.
– И-извини, – шепчет.
Могу поклясться, что видел ее влажные глаза перед тем, как она закрыла за собой дверь.
И нет, я не чувствую за собой вины.
Серена продолжает звонить. Невольно улыбаюсь, потому что она всегда была настырной и добивалась своего. Жаль, этого не хватило для нас.
– Привет, – говорю, поворачиваясь. Хочу убедиться, что я вправду один.
На душе становится легче, когда я услышал ее голос. Огорчение от третье места в первой гонке превращается в сладкое ожидание скорой встречи с Сереной. Она обещала вырваться и приехать.
– Хреново тебе, да? Я видела трансляцию.
– Уже лучше. Мы встретимся?
– Как всегда, Алекс.
– Люблю тебя.
Сбрасываем звонок одновременно. Заваливаюсь на кровать и прикрываю глаза. Серену вижу и наше будущее, которое невозможно.
Глава 10. Марта
– Как дела? – спрашивает Алекс у трапа. Мы готовимся вылетать в Китай на второй этап Чемпионата.
– Все хорошо, – вежливо улыбаюсь.
Так положено вести себя деловым партнерам. Он любезно интересуется моими делами, а я вру, чтобы не грузить проблемами. Люди мы не близкие.
– Выглядишь грустной.
От напряжения в горле не могу сглотнуть. Повторяю себе в голове, что не имею права обижаться на Алекса и предъявлять претензии. Подумаешь, не нужна была ему моя поддержка? Он же взрослый мальчик, а у меня имеется чувство собственного достоинства.
Навязываться? Вот еще!
Когда он дотрагивается до моей талии, все вокруг словно рассыпается. Задерживаю дыхание и чуть-чуть поворачиваюсь.
Делаю вопросительное выражение лица. Надеюсь, что у меня получается.
Эдер остановился, снял солнечные очки и, прищурившись, изучает. Глаза у него сейчас неразличимого цвета.
– Ты почту не открываешь, да?
– Не поняла.
Пленительно усмехается, опустив голову, и тут же поднимает взгляд. Кожа нескончаемо вибрирует от его низкого смеха.
– Вчера вечером ты должна была получить письмо от одного модельного агентства с просьбой прийти к ним.
Глаза сами собой расширяются, рот открывается. Визжу пока только в своих мыслях.
– Мне не послышалось? – улыбаюсь широко.
– Нет, – продолжает посмеиваться.
– Значит, модельное агентство. Я – модель? Настоящая? – эмоции бьют фонтаном. Нужно найти им выход.
– Да. Не знаю, где конкретно ты будешь сниматься и для каких изданий и кампаний, но агентство – самое лучшее в Майами.
А я устроилась, используя связи. Без кастингов, буков и прочего меня приняли. Могла бы сказать, что так не делается, но все в этом мире идет не так, как положено. Вверх пробираются те, кто иногда этого не заслуживают.
Глубоко плевать…
– Можно тебя обнять? – спрашиваю.
Это сейчас так необходимо, как и глоток свежего воздуха. В Австралии с ним проблемы.
Стою на одной ступени выше Алекса, а наши глаза на одном уровне. Губы тоже.
– Ну, обними, – отвечает без промедления.
Вовсе не говнюк, как о нем говорят. Да, характер не сахар и настроение меняется стремительно, но сейчас Эдер кажется мне плюшевым.
Кладу руки на его плечи и прижимаюсь всем телом.
Алекс пахнет вкусно. Его ладони покоятся на моей пояснице, и от них исходит согревающее тепло.
Отстраняюсь первой, иначе рисково. Можно привыкнуть. Рядом с гонщиком хоть и витает опасность, но мне с ним спокойно, как когда-то дома.
Весь полет с периодичностью поглядываю на Эдера.
Если спросить, какого мужчину я представляю рядом с собой, то в первую очередь видится гонщик. Сейчас он быстро и эмоционально разговаривает на немецком и смеется. Жестикулирует, поджимает губы, подмигивает, когда также посматривает на меня.
Отворачиваюсь и прикрываю глаза, прогоняя сладкий морок.
Это сделка, Марта. Хладнокровное решение, где выгода есть у каждого.
В Шанхае дождь. Просмотрев все гонки последних сезонов, решаю, что эта какая-то традиция – проводить Гран-при Китая в такую погоду.
Два года назад Алекс давал интервью, где называл себя будущим чемпионом. Сейчас пока еще вице-чемпион недовольно морщится, выходя из самолета, и накидывает капюшон фирменной толстовки.
Надеюсь, меня по контракту не заставят носить подобную спортивную одежду? Спортивный стиль – не мой.
– Почему модель, Марта? – неожиданно для меня спрашивает.
Наши руки соединены. На людях мы пара, наедине – деловые партнеры. Не стоит забывать.
– Ну…
Стоит ли говорить с Алексом о таком? Он же родился с наследством в несколько миллиардов в довольно известной семье. Умный, целеустремленный, Алекс мог делать и выбирать все, что угодно.
Моя судьба не такая красивая и радужная.
– Бабушка сказала, что от моей красоты лишь беды, – пожимаю плечами.
Для кого-то это прозвучит смешно, а мое сердце в этот момент уменьшается в размерах, становится крошечным, как и я сама. Превращаюсь в десятилетнюю девочку, которая услышала эту фразу от нетрезвой женщины.
– Я решила доказать обратное.
– Смело.
– Бабушка сказала глупо.
Алекс пропускает меня вперед, когда мы проходим досмотр и паспортный контроль. Выходя из аэропорта, до машины почти бежим. Дождь усиливается.
По радио играет местная поп-группа. И какого было мое удивление, когда Эдер заговорил с водителем на китайском.
Умный, целеустремленный, богатый… Будущий чемпион. Уверена. Легкая зависть колет в подреберье, стоит подумать о девушке, которую он выберет в жены.
– Когда-нибудь, Алекс Эдер, я стану классной моделью, за которой будут охотиться все известные компании мира и дома моды, – повернувшись на целых девяносто градусов, обращаюсь к Алексу.
Он еле сдерживает смех. Но я совсем не в обиде. Прозвучало о-очень самоуверенно.
– Да-да. Я приглашу тебя на показ, выслав электронное приглашение по почте. Посажу в первый ряд, и ты будешь мне хлопать в конце.
– Уау!
Пока едем по улочкам Шанхая, замолкаем. Я с удивлением и любопытством разглядываю все, что вижу. Алекс утыкается в телефон.
– Договорились, – слышу, как только проезжаем рынок.
Воздух в салоне становится душным и тяжелым, как восточные духи. На мне ни капли парфюма, но я отчетливо улавливаю нотки мужского одеколона.
Щетина после гонки на лице Алекса начала отрастать.
– Первый ряд. Место тринадцать. Мое любимое число.
– Ты не суеверен, я вижу.
– Не-а. Ты?
– Я верю в астрологию, всегда читаю гороскопы и не начинаю ничего нового в период Ретроградного Меркурия.
– Жесть.
Отворачиваюсь к окну, Алекс снова читает что-то в телефоне.
– Мы подписали договор, когда был этот самый Меркурий, – дьявольски ухмыляется. – Ты забавная, – вдруг добавляет, блокируя телефон и убирая его в карман.
И это не то, что хочет услышать девушка. Забавная…
Поскорее бы уже этот отель.
Мы заселяемся в смежные номера. Алекс помогает донести мои вещи и оставить их в коридоре номера. Сам даже черту не переступает.
В этом неправильно признаваться, но я бы хотела, чтобы сейчас Эдер куда-нибудь меня позвал. Да, не по контракту, не по правилам и так далее, но одной оставаться сейчас сродни смерти.
Нет ни одной идеи, чем себя занять, но и навязываться вроде как не стоит.
Алекс закрывает за собой дверь, уходит. Я тупо раскладываю вещи, принимаю душ.
Очередное сообщение от мамы читаю и оставляю без ответа. Отвечать на бесконечные упреки и обвинения не осталось сил. Определенно, я добьюсь успеха, докажу, что не бездарная, бесполезная кукла.
К вечеру дождь прекращается.
И я быстро натягиваю широкие хлопковые штаны и футболку с широким горлом, которое открывает плечо.
Слегка крашусь и наношу немного духов на запястья.
У двери Алекса останавливаюсь и успеваю развернуться в обратную сторону. В чем проблема просто пройтись по улицам Шанхая? Не целоваться же к нему лезу. Да и откровенничать со мной не требую.
Стучусь дважды и медленно выдыхаю волнение, скопившееся внизу живота.
Эдер открывает мне в одних белых боксерах. Чертовски лохматый, словно спал. Стеснения – ноль. Я же проглатываю язык.
Одна бровь ползет вверх, а руку Алекс вытягивает и опирается ею о косяк двери. Выглядит потрясающе.
– Марта?
В глазах насмешка. Только ее и не хватало.
– Прости. Хотела, – голос предательски осип. Откашливаюсь. – Я хотела позвать тебя прогуляться.
Непозволительно долго жду ответа. Молчание значит «нет», и нужно еще раз извиниться за беспокойство и уйти к себе в номер: страдать от своей же глупости.
– Что на это скажет коридор затмений? – без шуток в голосе спрашивает. Но он смеется надо мной, и по-дружески я бы ткнула его в плечо.
Перемещаю вес на одну ногу и цыкаю. Вдруг становится легко. Напряжение, скопившееся с момента заселения в отель, сходит.
– Коридор затмений – не знаю, а вот Марта Вавилова скажет, что ей нужна компания в виде одного симпатичного гонщика.
Боже, я сказала это вслух! Один. Симпатичный. Гонщик.
Флирт. Я флиртовала с Алексом Эдером и получила на это довольно странную улыбку, и… Приглашение войти.
– Я только что с тренировки. Подождешь? Нужно принять душ.
Скрывается за дверью, не дожидаясь моего согласия.
Остаюсь ждать в комнате Алекса Эдера. Добрая половина женского населения земного шара мне бы сейчас позавидовала. Ладно, я сама себе завидую.
Может, не такая уж я и невезучая, раз умудрилась оказаться здесь?
Пока в душе льется вода, стараюсь не думать, что происходит за дверью ванной комнаты, и взглядом ищу пульт от кондиционера. Окна не открываются, а мне жарко.
На столе телефон Эдера коротко пиликает. И еще раз. Подхожу, переворачиваю экраном к себе. Зачем? Я же не была никогда такой любопытной и никогда не трогала чужие вещи.
Все надписи на немецком. Ожидаемо. Но имя отправителя прочтет любой. Женское имя из шести букв.
И я тут же кладу телефон так, как он и лежал.
Вода в душе литься прекращает.
Увиденное имя причиняет боль. Странную, ноющую боль в области груди. Ей пока нет названия, но сосуществовать с ней неприятно. Как вытащить-то? Я даже не знаю, кому принадлежит это красивое имя.
Тренер, массажист, домработница… Курьер, который доставляет спортивное питание?
Алекс выходит из душа в черных боксерах. По его спине вдоль позвоночника еще стекают капли. Они совсем его не смущают, потому что Эдер натягивает футболку через голову.
Не расчесывается. Трясет головой и – вуаля – вновь красавчик.
– Голодная?
Нет. Меня мутит.
– Немного.
– Пойдем, накормлю. Ты единственная модель, которую я знаю, кто любит поесть.
Глава 11. Марта
На выходе из отеля берем два зонтика, когда могли бы уместиться под одним. Об этом молчу.
– Расскажи мне что-нибудь о себе, – просит.
Мы медленно идем на расстоянии чуть меньше метра друг от друга. Шаги не слышны. Алекс в кроссовках, на мне белые эспадрильи.
Присутствует небольшое напряжение.
– Что именно?
– Ну, что посчитаешь нужным. Я же должен понимать, кто ты. Журналисты очень любопытные до чужих жизней. Будет нехорошо, если меня поймают на том, чего я не знаю.
– Есть универсальная фраза, Алекс, – надеюсь, моя глупая попытка пошутить немного растормошит нас. – «Моя личная жизнь на то и личная». Да и ты не обязан отвечать на вопросы относительно… своей девушки.
Конец фразы дался тяжело. В голове до сих пор непросто уложить, что отношения между мужчиной и женщиной могут быть притворством, на камеру.
Я не должна считать все действия Алекса в отношении меня на людях искренними. Это игра, и мы в ней актеры. Но перед глазами имя той девушки, которая написала сообщение Эдеру. В моменте наша игра становится будто бы неправильной. Опасной.
– И тем не менее, Марта, – голос полон строгости.
Алекс Эдер известен своим упорством, даже твердолобостью и упрямством. Такие люди не понимают слова «нет». Как и «не получится», «не выйдет».
– Ну если тебе интересно… – Скашиваю быстрый взгляд на Алекса.
Не хочется ощущать, что он спрашивает это, чтобы только не молчать всю прогулку.
– Я родилась в обычной семье в небольшом городке. Мои родители с рождения твердили об учебе, о важности образования и прочее. Запрещали интересоваться тем, что никак не связано с учебой. Бабушка…
– Та, что сказала про красоту и беду?
Быть открытой сложно. Пока не понимаю, почему рассказываю все Алексу.
Настроение, наверное, такое, погода. И одиночество… Последнее время оно душит. Я никогда не любила быть одной, но мне приходилось.
– Бабушка вообще считала, что девушке нужно получать профессию, где будешь полезна обществу. Типа медсестры. Или учителя. Советовала выйти замуж, родить двоих детей и терпеть все, что преподносит тебе жизнь.
– Звучит ужасно.
Я не рассказываю про пощечины, которые регулярно получала, если приносила оценку ниже «5». И что за общение с мальчиками меня наказывали. Те мне подарки разные дарили: открытки, шоколадки. До дома провожали. Однажды узнал отец, и… Маленький шрам до сих пор можно нащупать за ухом.
В тот вечер я долго плакала в комнате, которую делила с бабушкой, и никто не подходил меня успокоить или хотя бы обнять. А мне хотелось маминых объятий.
Защиты не было. В случае беды бежать некуда. Подруг-то не сыскать, потому что от меня все отвернулись. Причина – они боялись, что уведу их парней. Мне было всего пятнадцать, и я ни с кем даже не целовалась. Из-за папы и маньячного желания оградить дочь от всего, что, по его мнению, неправильно, меня потом обходили стороной.
Я мечтала уехать, когда смотрела на моделей из журналов и представляла себя рядом с ними. Все журналы, кстати, хранила под матрасом. Нельзя было, чтобы кто-то из семьи о них узнал.
Стоило мне купить косметику на первые заработанные деньги – втайне от отца я раздавала флаеры – родители сломали и выкинули все на моих глазах. Мать и отец не разговаривали со мной неделю, и папа с того дня провожал и забирал меня из школы вплоть до выпускного.
Было чертовски стыдно.
– Да, ужасно, – отворачиваюсь, чтобы Алекс не заметил влаги в моих глазах. Пересказывать свою жизнь даже мысленно очень трудно.
– Первые отношения? – Вот это вопрос. Гонщика ничего не смущает.