Татьяна и Александр

– В данный момент вашу жену допрашивают…

– Кто-то, кроме вас? – поинтересовался Александр. – Удивительно, товарищ, что вы доверили такое ответственное задание кому-то другому. Должно быть, у вас работают опытные сотрудники.

– Майор, помните, что произошло три года назад, в тысяча девятьсот сороковом году?

– Да, я участвовал в войне с Финляндией. Я был ранен, награжден медалью «За отвагу» и получил звание младшего лейтенанта.

– Я говорю не об этом.

– А-а-а.

– В тысяча девятьсот сороковом году советское правительство издало закон для женщин, которые отказываются отрекаться от своих мужей, виновных в преступлениях, совершенных по статье пятьдесят восемь Уголовного кодекса. Нежелание отрекаться от супруга расценивалось как преступление и каралось десятью годами каторги. Вы что-нибудь об этом знаете?

– К счастью, немного, товарищ. В тысяча девятьсот сороковом я не был женат.

– Хочу быть откровенным с вами, майор Белов, поскольку я устал от этих игр. Ваша жена, доктор Сайерз и человек по имени Дмитрий Черненко пытались бежать…

– Постойте! – перебил его Александр. – Наверняка доктор Сайерз не бежал. Он ведь из Красного Креста. Им разрешается пересекать международные границы, разве нет?

– Да, – огрызнулся Слонько. – Но вашей жене и ее спутнику не разрешили. На границе произошел инцидент, в котором рядовой Черненко был застрелен.

– Он был вашим свидетелем? – с улыбкой спросил Александр. – Надеюсь, он был не единственным вашим свидетелем.

– Ваша жена и доктор Сайерз отправились в Хельсинки. – (Александр продолжал улыбаться.) – Но доктор был тяжело ранен. Знаете, откуда мы об этом знаем, майор? Мы позвонили в госпиталь в Хельсинки. Нам сообщили, что доктор умер два дня назад. – (Улыбка застыла на лице Александра.) – Нам также сообщил весьма надежный врач из Красного Креста, что Сайерз приехал с раненой медсестрой из Красного Креста. По описанию, это Татьяна Метанова. Небольшого роста, светловолосая, очевидно, беременная? На лице глубокий порез? Это она?

Александр не шевельнулся.

– Я так и думал. Мы попросили задержать Метанову до прибытия наших людей. Мы встретились с ней в госпитале Хельсинки и привезли сюда сегодня ранним утром. У вас есть вопросы?

– Да. – Александр хотел было встать, но остался сидеть; он напрягал мышцы лица, плечи, все свое тело, но толку было мало; у него дрожали ноги, но все же он произнес стальным голосом: – Что вам от меня нужно?

– Правда.

Время – какая это странная вещь. В Лазареве оно проносилось мимо, проносилось и исчезало. А сейчас оно остановилось, и он пытается прочувствовать каждую секунду, пытается сохранить спокойствие. В какой-то миг, глядя на грязный деревянный пол, он подумал: «Чтобы спасти ее, я скажу им правду. Я подпишу эту долбаную бумагу». Но потом он вспомнил ефрейтора Майкова. «Его правда заключалась в том, что Майков ничего не знал и определенно не знал меня. Какую правду мог он рассказать им, прежде чем его расстреляли? Для Слонько ложь – это правда и правда – ложь. Ответы, которые мы даем, ответы, которые скрываем, – для него это все обман, но успех его жизни состоит в том, сколько лжи он может получить от нас. Он хочет, чтобы я солгал, и тогда он сможет объявить свою миссию выполненной. Ему нужен семнадцатилетний мальчик, которого ему так и не удалось допросить. Наглость – смелость! – осужденного состоит в том, чтобы спастись и не умереть. Вот на что он откликается. Он хочет, чтобы я подписал бумагу, разрешающую ему убить меня сейчас, семь лет спустя, и не важно, Александр я Баррингтон или кто-то другой. Ему нужно оправдание для того, чтобы убить меня. Своим признанием я даю ему это».

Слонько искажал правду, пытаясь ослабить Александра. Татьяна исчезла – это было правдой. Ее искали – тоже правда. Возможно, они звонили в Красный Крест в Хельсинки. Возможно, действительно узнали о смерти Сайерза. Бедный Сайерз! Возможно, выяснили, что с ним была медсестра, и, не зная ее имени, по одному описанию, заключили, что это жена Александра. Прошло всего несколько дней. Могли ли они так быстро отправить одного из своих сыщиков в Хельсинки? У них были трудности с отправкой машин с грузами из Ленинграда всего за семьдесят километров, а отсюда до Хельсинки было пятьсот. Неужели они смогли не просто задержать ее, но и отправить назад?

Могла ли Татьяна застрять в Хельсинки? Да, Александр говорил ей, что оставаться в этом городе им нельзя, но вспомнила ли она об этом в своем безутешном горе?

Александр поднял глаза на Слонько, который уставился на него с видом человека, потирающего руки в предвкушении скорого пиршества. С видом человека, предвкушающего момент, когда бык пронзит матадора рогами.

– Есть ли еще какая-нибудь информация, которую вы не услышали от меня, товарищ? – холодно спросил Александр.

– Возможно, майор Белов, вам наплевать на собственную жизнь, но вы наверняка поговорите с нами, если на карту поставлена жизнь вашей беременной супруги.

– Повторю свой вопрос, товарищ, если вы не услышали его в первый раз. Нужно ли вам от меня что-нибудь еще?

– Да, вы не сказали мне правду! – наотмашь ударив Александра по лицу, воскликнул Слонько.

– Нет! – Александр стиснул зубы. – Я не дал вам удовлетворения от сознания того, что вы правы. Вы полагаете, что наконец схватили человека, за которым охотились. Говорю вам, вы ошибаетесь. Я не позволю вам обратить ваше бессилие против меня. Я должен предстать перед военным трибуналом. Я не один из ваших мелких партийных узников, которых вы можете силой заставить подчиниться. Я награжденный офицер Красной армии. Вы когда-нибудь служили своей стране на войне, товарищ? – Александр поднялся; он был на голову выше Слонько. – Не думаю. Я хочу предстать перед генералом Мехлисом. Мы немедленно разрешим это дело. Хотите услышать правду, Слонько? Давайте. Я по-прежнему нужен на войне. В то время как вам придется вернуться в вашу ленинградскую тюрьму.

Слонько выругался. Он приказал двоим охранникам удерживать Александра, что они делали с трудом.

– У вас ничего на меня нет, – громко сказал Александр. – Мой обвинитель мертв, иначе вы привели бы его ко мне. Я подчиняюсь своему командиру, полковнику Степанову, и генералу Мехлису, приказавшему меня арестовать. Они расскажут вам, что я был награжден орденом Красной Звезды в присутствии пяти генералов Красной армии. Я был ранен при форсировании реки и за мои военные достижения получил медаль Героя Советского Союза.

Слонько с трудом выдавил из себя:

– Где эта медаль, майор?

– Моя жена взяла ее на хранение. Наверняка, если она у вас под стражей, вы сможете увидеть медаль. – Александр улыбнулся. – Это ваш единственный шанс увидеть медаль.

– Я дознаватель! – вновь ударив Александра, заорал Слонько.

У него покраснело лицо и лысая голова.

– Мать вашу! – рявкнул в ответ Александр. – Вы не офицер. Это я офицер. У вас нет надо мной власти.

– Вот в этом вы ошибаетесь, майор, – заявил Слонько. – У меня все же есть над вами власть, и знаете почему? – Александр не ответил, и Слонько подался к нему. – Потому что очень скоро я получу власть над вашей женой.

– Правда? – Александр вырвался из рук охранников и вскочил, опрокинув стул. – Имеете вы власть хотя бы над собственной? Сомневаюсь, что вам удастся получить власть над моей женой.

Не отступив назад, Слонько ответил:

– О-о, будьте уверены, что удастся, и я намерен после рассказать вам обо всем.

– Да уж, пожалуйста, – сказал Александр, отходя от упавшего стула. – Тогда я сразу пойму, что вы врете. – (Слонько издал возглас досады.) – Товарищ, я не тот человек, которого вы разыскиваете.

– Вы именно тот человек, майор. Все, что вы говорите и делаете, еще больше убеждает меня в этом.

Вернувшись в тесную холодную камеру, Александр возблагодарил Бога за свою одежду.

В камере оставили керосиновую лампу, и охранник постоянно смотрел в глазок.

Александр поверить не мог, что все происходящее с ним сводится не к идеологии, не к коммунизму, не к предательству и даже не к шпионажу, а к гордыне маленького человека.

Дмитрий и Слонько были сделаны из одного теста. Дмитрий, мелочный и малодушный, приходился Слонько двоюродным братом, и тот фактически имел поводы подкреплять свою злобу. У Дмитрия не было ничего, и его беспомощность еще больше озлобляла его. Теперь он был мертв. Жаль, этого не случилось раньше.

Александр сидел в углу, когда услышал звук открывающегося замка. Ну никак не могут оставить его в покое!

Вошел Слонько и не закрыл за собой дверь. Охранник остался снаружи. Слонько стоял, и от его головы до потолка камеры было сантиметров двадцать. Он приказал Александру встать. Александр нехотя поднялся, согнув колени, чтобы не упереться головой в потолок. Из-за этого казалось, что его фигура приготовилась к прыжку, хотя голова была подобострастно наклонена, как могло показаться Слонько.

– Так-так… ваша жена Татьяна – весьма интересная женщина, – заявил Слонько. – Я только что закончил с ней. – Он потер руки. – Весьма интересная.

Александр глянул на открытую дверь. Где охранник? И полез во внутренний кармашек своих трусов.

– Что вы делаете? – завопил Слонько.

Но Александр не был вооружен и не вытащил оружия.

– Я достаю дозу пенициллина. Я был ранен. – Александр улыбнулся. – Мне нужно принять лекарство. Я не тот, каким был в январе, товарищ.

– Понятно, – произнес Слонько. – А вы тот человек, каким были в тысяча девятьсот тридцать шестом?

– Да, я все тот же, – ответил Александр.

– Пока вы занимаетесь собой, позвольте я скажу, что узнал о вас от вашей жены…

– Постойте, – прервал его Александр, открывая пузырек с морфием и даже не глядя на Слонько, – я читал, что в некоторых странах противозаконно принуждать жену давать показания против мужа. Поразительно, не так ли?

Он опустил иглу в пузырек и медленно набрал в шприц раствор морфия.

– О-о, мы не принуждали ее. – Слонько улыбнулся. – Она сама охотно рассказала. – Он вновь улыбнулся. – И это не все…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.