Тридесятое. Эхо из прошлого

Валерий Кондрашин

Тридесятое. Эхо из прошлого

В глубоком-глубоком Тридевятом.

I

Утро, раннее утро! Как прекрасно это явление природы, как чист воздух, как сладок аромат душистых трав, как прекрасно пение птиц в тишине уже уходящей ночи. И вдвойне, нет, втройне, или, ну, ладно, неважно, оно прекрасно, если это все происходит в Тридевятом Царстве.

Наступил рассвет. Утро было тихим, только птичий звон нарушал тишину, и легкий ветерок играл зеленой листвой на деревьях и кустарниках леса.

Ходоки шли вдоль опушки леса, еле переплетая ногами. На разговоры не было сил. Надеялись найти какое-нибудь жилье, где можно будет заработать себе на пропитание.

Червень (июнь) выдался теплым и сухим. Ходоки неспешно плелись по тропе, изредка останавливаясь на отдых.

Свернув на обочину в очередной раз, чтобы перевести дух, женщина толкнула локтем мужчину:

"Смотри, что это?"

– Где? –  промямлил мужчина.

– Вон же, смотри! –  показала рукой на сверток из тряпок. Они подошли к свертку и тихо, не спеша стали его разматывать.

– Боже Всемогущий Род, это же дитя!

– Что делать-то будем? А? –  спросила женщина, обращаясь к мужчине.

– Сам не знаю, что. Давай бросим, пока не видит никто и пошли отсюда скорее.

– Дурень, –  ответила женщина, – его и так уже бросили. Давай лучше посмотрим, кто это мальчик или девочки?

Спешно начали разматывать и развязывать младенца. Женщина грязными руками, развязав последний узел, произнесла: "Мальчик, это мальчик!".

– Ну и куда его, что делать будем? –  начал нервничать мужчина.

– К Яге снесем, – прошептала женщина, пеленая обратно ребенка.

– Она здесь неподалеку живет. У нее и оставим.

– А что ей скажем?

– Как есть, так и скажем.

На том и порешили. Женщина взяла на руки ребенка, и они пошли на Кудыкину Гору.

Шли недолго, а может и долго, кто знает. К Бабе Яге дорогу не запомнить, она сама тебя ведет и когда надо выведет. Прошли дубы-колдуны, перешли через Калинов мост, перебрали через ведьму-речку, у черного камня повернули направо, и вышли на опушку, так называемую Кудыкину Гору.

На опушке стояла избушка на курьих ножках.

– Пришли, –  прошептала женщина, не сводя глаз с избушки.

– Избушка, избушка, повернись к лесу передом, а к нам задом. Мы с добром, а не со злом издалече мы идем, да услышит меня Род, а может и все наоборот.

Женщина низко поклонилась, и избушка начала разворачиваться.

Тяжелый скрип усталости старой избы наводил ужас на ходоков, а по телу бегали мурашки от страха.

Избушка развернулась и наступила минутная тишина. Но вот открылась дверь и вышла к ним Баба Яга.

– Ну, говорите, с чем пожаловали?

– Мы к тебе, Яга, –  сказала женщина и протянула ей сверток.

– Что это?

– Дитя.

– Кто, –  еще больше удивилась Яга, – дитя? откуда оно у вас?

– На обочине нашли. Мы ходоки, ходим по Тридевятому Царству, где поработаем, там на хлеб и заработаем. Шли по тропе, свернули на обочину передохнуть, а там сверток лежит. Развернули, а там дитя. Куда он нам, сами без жилья и вся жизнь в дороге, вот и решили его к тебе снести, –  как бы оправдывалась женщина.

– Врешь ты все, –  пробормотала Яга, – твое дитя. Вижу, вижу твою грязную душонку. Крутишь, крутишь, не раскрутишь, а обманешь –  камнем станешь.

– Ты что, Яга? Да разрази меня Громовержец!

Мужик молчал и стоял как вкопанный. А Яга продолжала:

– Если обманешь, камнем станешь.

И стала кружить женщину, что та сама уже начала сомневаться, что нашла ребенка. Еще немного и женщина согласилась бы, что сама родила ребенка, но тут Яга замолчала, аккуратно взяла дитя и направилась к избушке.

«– Ждите здесь», – сказала Яга и скрылась в избушке. Через некоторое время Яга вышла, подошла к ходокам и протянула им сверток, в котором было половина каравая и две пареные репы.

– Обратно дорогу найдете сами, да поспешайте, а то скоро стемнеет, – почти неслышно проговорила Баба Яга.

Избушка зашевелилась и начала поворачиваться в обратном направлении. Ходоки рванули с места и не чуя ног, скрылись в лесной чаще.

Яга зашла в избушку. Она аккуратно положила дитя и распеленала его. Приготовила воду, нагрела и помыла малыша. Сварила зелье в чане и трижды окунула ребенка и произнесла:

– Никита, даю тебе имя!

– Никита! Имя –  твой оберег!

– Никита, Никита, Никита!

Вечерело. Яга уложила Никиту, а сама стала ворожить.

Взяла чан, в котором купала малыша, насыпала щепоть болотной травы, положила листья лесной полыни и добавила сухого порошка корня бузины. Все забурлило.

– Покажи-ка мне, зеркало, обратное отражение. Расскажи-ка мне, зеркало, где та дорога и та обочина, где лежало дитя, и кто видел?

В чане жидкость позеленела и в отражении Яга увидела дитя, лежащего на обочине дороги и…

– Шиш? А-ах ты, прокаженный, а-ах ты, душонка гнилая, лапоть плешивый, я тебя, ух!

Яга стала быстро собираться в дорогу. Накинула на себя безрукавку, села в ступу, прихватив метелку и через печь вылетела в трубу. Она направилась к куме – Кикиморе-болотной. Преодолев некоторое расстояние, приземлилась у гнилого пня, возле заросшего болота.

Яга медленно вылезла из ступы, осмотрелась.

– Ну, где ты, кума? – вполголоса позвала Яга.

– Чего тебе, кума? – откликнулась из камышей Кикимора, –  чего кричишь, нет здесь никого, а я не глухая. Ишь, разоралась, у себя там кричи, а здесь нечего. Вот прилетают и начинают шуметь, – продолжала ворчать Кикимора.

– Погоди, кума, я по делу, – перебила Яга, – у тебя камышовая плеть есть, мне надо к Шишу слетать, немного прищучить его.

– А правда, Кума, – начала опять Кикимора, – слышала я, что у тебя будто гости были.

– Кума, что ты все слухи собираешь в своем болоте, была-не были. Какая тебе сухость от этого, да сухость тебе не нужна, тебе сырость нужна. Да! Чего ты все вынюхиваешь, да нашептываешь?

Кикимора съежилась и замолчала.

– Ну, дашь мне плеть? – еще раз спросила Яга.

Кикимора кивнула. Она достала из-под старого пня камышовую плеть и протянула Яге. Она взяла плеть, не поблагодарив, села в ступу и поднялась над лесом. Через некоторое время она пролетела к той самой дороге, по которой шли ходоки и где они нашли ребенка (Никиту). Покружила вдоль дороги и приземлилась на обочине.

– Ну, и где ты? – бормотала Яга, вылезая из ступы и размахивая плетью, –  Шиш, Шиш, – позвала Яга.

– Где ты, кукиш зеленый, гадюка полая, –  звала Яга, еще сильнее размахивая плетью вдоль дороги и обочины.

– Саранча безногая, жаба сухая, – все продолжала ругаться она.

– Ой, ой, ой! – выскочил из-под камня Шиш и побежал вдоль обочины, но был настигнут плетью раз за разом.

– Стой! –  крикнула Яга.

Шиш остановился, замер и окаменел.

– Я тебя, бес укороченный, –  пригрозила ему Яга. Шиш поменялся цветом.

– Ходоков видел?

Шиш кивнул.

– Дитя видел?

Шиш опять кивнул.

– Кто дитя положил, видел?

Он опять кивнул.

– Кто?

Шиш прошептал на ухо Яге.

– Кто? Алытарка (дочь Святогора)?

– Да ты что, ополоумел?

Шиш кивнул головой и пожал маленькими плечиками, удивленно и напугано поглядывая на Бабу Ягу.

– Вот это да! Вот это новость! Ну смотри, плешивый, кому ляпнешь, изведу, понял?

Шиш кивнул головой и помчался наутек вдоль дороги, спрятавшись за первым попавшимся камнем.

– Домой пора, – пробормотала Яга, залезая в ступу и, отрываясь от земли, махнув метлой, крикнула: "Домой!".

Яга поднялась и скрылась за лесом.

II

Утро, день, полдень, вечер, ночь. Так и шло время, и бежали дни, сменяя друг друга. Стужень сменял Лютень, Листопад сменял Трудень, пролетали годы.

Рос Никита здоровым, сильным, смышленым малым. А и как тут не быть здоровым и умным, если бабушка ведунья и волшебница, все на свете заговоры знает. Все настои на травах да на ягодах. Уж очень любила и берегла своего внука.

Еще семи годиков ему не стукнуло, а бабушка Яга Начала обучать Никиту всяким наукам: что за трава – от каких болезней; все заговоры – как действуют; волшебство, конечно же, тоже. Он уже мог управлять и скатертью-самобранкой, и ковром-самолетом. И все-то он науки впитывал как губка.

А в семь лет Никитушка и по воду ходит, и хворост из леса носит, а надо – он и с печкой управится.

А бабушка смотрит на внучка и не нарадуется.

Вот и еще два годочка пролетело. И в девять лет начала она обучать Никиту слышать и видеть потусторонний мир. Слышать дыхание леса, видеть всех лесных жителей, которые живут рядом и охраняют природу. Только посторонним людям их видеть не дано.

Это Домовой, Леший, одноглазое лихо и многие другие, которые населяют лес, а их никто и никогда не видел, как будто их и нет.

А Никита стал видеть и слышать их. И первого, кого он увидел, был Домовой, который проживал в одной избушке вместе с ними.

– Баб, а что он здесь у нас живет? – спросил Никита.

– А как же, где же ему жить-то? – ответила Яга.

А Домовой сидел на печи и не обращал на них никакого внимания.

– Он что, не слышит? –  продолжал Никита.

– Вот чудак, – послышался голос из-за печки.

– Сам чудак, – Никита взял лапоть и швырнул его в домового.

III

Смерть Святогора быстро разлетелась по всему Тридевятому. Богатырь канул в лета, замер и превратился в гору. Века он охранял Русь от супостатов. Мир, тишина и покой стояли на Руси, пока он был жив. И тьма молчала, не подавала ни шороха, ни звука. Боялась как-то проявить себя. Но только как прошел слух о смерти богатыря, тьма встрепенулась и распустила свои крылья.

Первым делом решила избавиться от внука богатыря.

И ходило по земле зло, и искало внука богатыря по всему Тридевятому. А Никита тем временем рос-возрастал и был спрятан от людских глаз. Лес стал для него родным домом, а лесные жители и животные – друзьями. Только люди о нем ничего не знали и думали, что он сгинул.

– Где же ты прячешься, – бегая по лесу, искал Лешего Никита, – все равно я тебя найду.

А Леший, прячась за деревьями, не подавал ни звука.

– Так, ветка сухая, сломана, – молча рассуждал Никита, – значит где-то сзади.

Резко обернувшись, увидел Лешего, стоящего за спиной.

– Леший, я тебя полдня ищу, а тебя нет нигде. Ты мне нужен, поможешь мне?

– Что случилось?

– Да ничего не случилось, просто нужна твоя помощь.

Леший удивленно посмотрел на Никиту, а тот продолжал:

– Покажешь мне дорогу к мертвому колодцу, а?

– К Синюшкиному колодцу? – подивился Леший, – ты что, Яга мне башку оторвет.

– Да не оторвет, мы же ей не скажем, правда? Просто очень уж сильно хочется посмотреть.

– Нет, нет, да я и дорогу не знаю.

– Ну, Леший!

– Нет, я правда не знаю, где.

– Леший, – Никита протянул ему руку, – ну?

Леший постоял еще немного, несколько раз оглянулся и произнес:

– К Водяному надо. Он знает, где это место, а я там не был ни разу.

– Как не был? Ты же в лесу…

– Нет, говорю же, это только к Водяному, он точно знает, где и куда идти. Но вряд ли он скажет. Гиблое это место по всему, – испуганно произнес Леший.

– Да ладно! К Водяному, так к Водяному. Тогда за Черный ручей. Пошли?

– Плохая идея, – бормотал себе под нос и недовольно лопотал Леший.

Пройдя значительное расстояние по лесной чаще, обогнув ручей, они вышли к огромному водоему. Здесь кипела и бурлила мрачная, серая, сырая жизнь. Крик ворон и кваканье лягушек не умолкал и казался таким неприятным и даже устрашающим, что становилось жутко. Леший свистом позвал Одноглазое лихо. Лихо вприпрыжку и прихрамывая появился из леса. Казалось, что будто одна нога у него короче другой. За ним, почти бегом, поспевало мерзкое горбатое существо, на шее которого висело, как ожерелье, сушеная жаба. Это был Шимуга.

Они подошли к Лешему и Лихо показал жестом, что тот нарушил территорию.

– Я знаю, что ты машешь рукой мне, зови Водяного! – Лихо повернул голову в сторону водоема, и тишина поглотила все вокруг. Водоем забурлил и появился Водяной.

– Ничего себе! – удивленно произнес Никита.

Водяной подплыл и движениями руки обрызгал всех присутствующих.

– Чего надо, черви земляные? – громко крикнул Водяной, уходя под воду и тут же выныривая.

– Как поживаешь, Сырость? – обратился Леший к Водяному.

– И тебе не хворать! Чего надо?

– Мне нужна тропа, ведущая к Синюшкину колодцу.

– У тебя что, от старости мозги прогнили, это владения Кощея. Ты знаешь, кто его охраняет? Кто живет в колодце? Смотри!

И ушел под воду, а вынырнув, крикнул:

– Тропа за старой сосной, вдоль орешника на север.

И снова ушел под воду.

– Понятно. Ну что, готов? – спросил Леший Никиту.

– Готов!

– Тогда пошли, – сказал Леший и первым тронулся в путь. Никита тронулся вслед за Лешим.

Они вышли к старой сосне, прошли орешник и пошли туда, не зная куда.

Долго ли, коротко ли шли они и вышли к дубам-колдунам. И тут Никита услышал чей-то голос:

– Кто это кричит? – спросил он у Лешего.

– Откуда мне знать? Человек, если мне слух не изменяет, – ответил Леший, поворачивая одно ухо в сторону крика. Крик, полный ужаса, доносился все сильнее и сильнее:

– Помогите! Кто-нибудь! Спасите меня!

Никита проскочил через ручей и увидел колодец, из которого наполовину высунулась седая, с растрепанными космами старуха и длинными, метра по три, руками, которыми она вцепилась в молодую девушку. Старуха злобно смеялась хриплым смехом и тащила ее в колодец.

– Отстань, ведьма, отпусти меня! – кричала девушка, упорно сопротивляясь, – помогите!

Быстро подбежав к колодцу, Никита схватил ведьму за руки и выволок из колодца. На землю упало мерзкое туловище с короткими ногами, большой головой и длинными руками.

– Какое ничтожество, – брезгливо произнес Никита.

Девушка стояла и тряслась от пережитого страха. Губы ее дрожали, а глаза были мокрыми от слез. Ведьма лежала на земле, корчилась, уменьшаясь в размерах, дымилась.

– Ты кто? – спросил Никита, подойдя к девушке.

– Алена.

– Алена! А как ты сюда попала, как сюда забрела?

– Леший сюда меня завел. Сначала закружил, а потом завел. Я даже не поняла, как здесь оказалась. Я в лес по ягоды пошла, а переобуться забыла, вот он меня и закружил.

– Как это переобуться?

– Да нужно войти в лес, обуть лапти на одну ногу, тогда он не закружит.

– Серьезно? Ты не шутишь?

– Как будто ты не знаешь, что так нужно делать. А ты кто такой?

– Как тебя зовут?

– Меня Никита! Мы с Лешим, Леший… ты где? – тихо спросил Никита, оглядываясь по сторонам.

– Леший? – сказала Алена, – он что, тебя тоже закружил?

– Не совсем. Мы с ним вместе пришли.

– Куда?

– Сюда!

– Вот брехун, что выдумал, с Лешим пришел. Его нельзя увидеть, никто еще не видел его. То, что он есть, знают все, но увидеть… нет. Вот он и забавляется с нами.

– И я его почему-то не вижу, – посетовал Никита, – ладно, потом все проясним. Кружит, говоришь? Да, этот одноухий может. И откуда ты, Алена, такая красивая?

– Из тридевятого, – зарделась Алена. – А ты?

– А я здесь, в лесу, живу, на Лысой горе с бабушкой.

– С Ягой?

– А откуда ты знаешь?

– Так все знают, что на Лысой горе Баба Яга. Тоже мне секрет.

– Странно, – сказал, а потом крикнул Никита, – Ну, Леший, давай выводи нас с этого гиблого места. Давай, поиграй с нами. Что же, Аленушка, давай выходить отсюда, – сказал Никита, взяв ее за руку, – Пошли.

– И долго ты меня будешь разыгрывать? – спросила Алена у Никиты.

– В каком смысле?

– Что будто ты живешь на Лысой горе у Бабы Яги и с Лешим вместе по лесу ходишь.

– Ален, а ты мне покажешь свое Тридевятое? – перевел разговор на другую тему Никита.

– Почему мое? Оно наше, и твое тоже. И лес, и озера, и луга – все это Тридевятое.

– Я очень хочу посмотреть, где ты живешь. Даже странно как-то.

– А что здесь странного? Никита, ну хватит уже

– Хорошо, не буду, – он отвернул лицо в сторону и шепотом приказал Лешему, – Леший, лукошко, полное ягод, чтобы стояло возле избушки.

– Что ты там шепчешь?

– Я ничего не шепчу, ты что, Алена? – и пошли они, разговаривая обо всем, и не заметили, как вышли к Лысой горе.

– Ну вот, мы пришли, здесь я живу.

– Ты что, серьезно?

– Конечно же серьезно. А вот и твое лукошко, – Никита протянул Алене лукошко, полное ягод.

– Ты, Алена, в лес ходи, не бойся, тебя больше никто не закружит, и переобуться не нужно.

А Алена смотрит на Никиту, удивляется, поверить не может.

– Договорились?

– Да.

– А теперь пойдем, я тебя выведу из леса, провожу, – Никита взял за руку Алену и аккуратно повел через гущу леса, через ветки и кустарники. Они вышли на дорогу, держась за руки.

– Алена, приходи завтра к синему камню в полдень. Я тебя буду ждать.

– Хорошо, приду только не обманывай меня.

– Да ты что? Зачем я тебя буду обманывать? – удивился Никита, отпуская руку.

– Ну все, я пошла, спасибо тебе, Никита.

– До завтра.

И они разошлись в разные стороны. Алена пошла к себе в Туров, а Никита к себе, на Кудыкину Гору. Уже вечерело, и Луна занимала свое место на потемневшем небосклоне.

–Как? Как она могла тебя увидеть? Я ведь тебя закрыла от людских глаз! Они ведь смертные, они не должны, не могут видеть тебя. Не пойму! – Баба Яга раздраженным голосом бормотала и размахивала помелом, да так, что вся изба ходуном ходила от ее возмущения.

– Я тебя прячу, прячу, а тут раз – и не пойму, что-то не работает.

– А зачем ты меня прячешь ото всех, бабушка? Почему я не могу…

– Нет, не можешь, пока не можешь, потом. Кощей вот возмущается от твоей выходки, что творишь-то? Зачем к колодцу ходил? Что делал у колодца? А этому, одноухому, я второе ухо оторву, вот только попадется мне на глаза.

– Леший здесь ни при чем, – вздохнул Никита, – это я его уговорил, а он не хотел.

– Не хотел, не хотел, да чтоб с обрыва он слетел. Не хотел, кол неотесанный! Мне перед Кощеем за тебя отдуваться, стыдоба! – опять расшумелась Яга.

– Я тебе говорила, что равновесие нельзя нарушать, а ты? – продолжала шуметь Яга, согнав с печи помелом черного кота.

– Ну, говорила.

– То-то же, говорила.

Алена проснулась на следующий день, как взошло Ярило. Еще немного повалялась в постели, услышала маменькины шаги.

– Вставай, соня, – негромко позвала она Алену, – ягод-то сколько принесла, полное лукошко, вот умница.

Алена спросонья совсем забыла, что вчера ходила вчера в лес и что с ней приключилось. Как наяву она увидела колодец и ведьму, а вот лицо Никиты было, как в тумане.

– Что это со мной? Неужели все мне привиделось? Нет, не может быть.

И она вспомнила безобразное лицо Ведьмы и ее длинные синие руки.

– Ужас какой! – подумала Алена, – значит это не сон.

– У Синего Камня, в полдень, – прошептала она.

Никита с утра нашел Лешего.

– Леший, а как ты мог идти со мной, а сам Алену кружил по лесу, а?

– А кто леса боится, тот в нем и кружится, –  ответил Леший.

– Обещай, что Алену ты больше не тронешь.

– Обещаю, –  ответил Леший, мотнув головой.

– А если ей понадобится помощь, обещай, что ты ей поможешь!

– Да, да, хорошо, обещаю!

– Бабушке пока на глаза не попадайся. Злая она на тебя, что меня проводил к Синюшкину колодцу. Кричит, что тебя в пень трухлявый превратит и в печи сожгет. И Водяному передай, его обещала в сырое место превратить, вот только палочку свою найдет, эх, говорит, я им устрою.

Леший испуганно присел.

– Я же говорил тебе, что она мне башку оторвет, а ты ладно, да ладно. Вот, попал, так попал.

– Леший, а что за палочка у нее такая?

– Волшебная, конечно, а ты что, не знаешь? Вот будет дело, доигрались.

– Волшебная! Вот не знаю, не видел.

Постояв немного, Никита всполошился: "О Бог мой Велес! Мне же надо встретиться с Аленой в полдень у Камня, она меня там будет ждать".

– Леший, извини, – сказал Никита и махнул ему рукой. И побежал в сторону Синего Камня.

Алена пришла в назначенное время к Камню, ровно в полдень. Никиты еще не было. Облака не небе сгущались, казалось, что вот-вот начнется дождь.

– Такой ясный день было и вот на тебе, – сказала Алена, – как некстати погода испортилась. Перун на что-то гневается.

Но тут появился Никита и как-будто все успокоилось и даже немного прояснилось.

– Алена, здравствуй! А что ты такая расстроенная? Или мне показалось?

– Нет, только немного. Будь здрав, Никита! Погода на меня так подействовала, Громовержец что-то забеспокоился.

– Забеспокоился, говоришь? Ну ничего, пусть его малость пошумит.

– Я немного боюсь, когда Громовержец злится.

– Да ничего не будет, не бойся, пошли лучше погуляем. Сходим на Калинов Мост, к Капищу, к ручью, ягод наберем, а ты будешь рассказывать про то, как вы живете  в Турове.

– Хорошо, – согласилась Алена, и они пошли по лесу, снова взявшись за руки.

Она рассказывала ему как они живут, как почитают Богов, чем их задабривают, и как помогают им Боги. Она рассказала ему, что они сажают зерно, убирают, из него пекут хлеб. А также, что у них готовят на праздники.

Никита очень внимательно, не перебивая,  слушал Алену, ему было все интересно. Но тут Алена вспомнила еще одну историю:

– А ты слышал про богатыря Святогора? У нас долго по городу слухи ходили о нем. Правда, толком никто не знал, кто он –  то ли Бог, то ли богатырь, но сила у него была невообразимая. Его, говорят, даже сам Чернобог боялся. И при жизни его темная сила не проявлялась и не расправляла свои черные крылья.

А как он сгинул, тут и началось… Вот, что знаю.

– Куда сгинул,– спросил Никита.

– Он, говорят, в гору превратился, застыл и окаменел.

– Интересно, а почему я ничего про него не знаю, странно. Я даже не слыхал ничего.

– А у Святогора была дочь, и она родила ребеночка и темная сила решает погубить и дочь, и родившегося мальчика, внука, якобы. И вскоре и дочь, и внук его пропадают. Больше их никто не видел, сгинули.

– А что внук? Значит мальчик?

– Да, мальчик.

– Вот так история! – Никита задумался, –  мне бабушка никогда не рассказывала. А что люди говорят про мою бабушку?

– Ну, разное.

– Расскажи, мне интересно.

– Нет, не хочу, обидешься.

– Не обижусь, расскажи.

– Странно, что ты ее внук. Люди считают, что твоя бабушка из мира мертвых, что она является проводником между двух миров: живых и мертвых. И нога, говорят, у нее одна нога костяная, правда?

– Нет, нормальная у нее нога. Я тебя с  ней познакомлю, хочешь?

– Не знаю.

Они незаметно вышли на Калинов мост.

– Оставь лукошко на мосту и пошли посмотрим Копище, не волнуйся, никто не возьмет его.

И, взяв Алену за руку, потянул ее на другую сторону моста.

– Леший, ау! Не забудь! – негромко крикнул Никита в сторону поляны.

На другой стороне от моста стояло большое красивое Копище. Пока они ходили, смотрели все вокруг, Леший тем временем собирал ягоды, а вернувшись, увидели полное лукошко ягод.

– Вот и лукошко с ягодами тебя дожидается, – сказал Никита.

– Как ты это делаешь? – удивилась Алена.

– Это не я, а Леший.

– Чудеса какие-то!

– Какие это чудеса? Чудеса я тебе покажу, хочешь? Закрой глаза и покружись три раза. Не бойся.

– Зачем?

– Увидишь!

Аленка закрыла глаза и покружилась.

– Теперь медленно открой глаза и смотри туда, куда я буду говорить, и ты увидишь. Готова?

– Да!

– Смотри по кругу, только не торопись.

Алена медленно осматривала лес вокруг себя.

– Что видишь? О чем тебе рассказал лес?

– Вижу сломанную березу, папоротник переливается на солнце и как будто колышется и клонится. Еще вижу старую большущую ель, а рядом молодая елочка веткой зацепилась за нее, будто дитя держится за сарафан своей маменьки.

Алена снова напрягла глаза.

– Вижу ворону на сухой коряге, сидит, будто застыла, не шелохнется. Как чучело! Правда, надо же. И она почему-то, мне кажется, смотрит на меня, –  Алена взглянула на Никиту.

– Верно, ну и глаз у тебя! Да, она смотрит именно на тебя. Надо же.

Невидимый взгляд вороны пронзил Алену до мурашек. Холодный озноб прошелся по всему ее телу и напугал ее.

– Что-то мне не по себе, –  сказала она и крепко вцепилась в руку Никиты.

– Вот видишь, посреди прекрасного, ты увидела то, на что ты обычно не обращаешь внимания. Смотри.

Протягивая руку, он стал показывать ей то. что она бы не увидела никогда.

– Вон, возле папоротника, в тени, у пня, заяц сидит, вон его уши торчат. По другую сторону, из малины на нас волк смотрит. Гадюка, справа от тебя, метрах в шести, в клубок свернулась, наблюдает за нами, но ее не видно.