Игрушка для киллера

Мария Мирей

Игрушка для киллера

Глава 1

Сознание возвращалось медленно, вместе с дикой болью, жадно пожирающей все тело. Делаю глоток воздуха, остро пахнущего пряной землей, и открываю слезящиеся глаза. Первая картинка, которую фокусирует зрение – это пожухлые, нелепо торчащие во все стороны облезлые серые кустарники сорняка, и такое же хмурое небо, проглядывающееся через тощую корягу, в которой застряло мое тело. Его ветка больно впилась в изодранный бок, и казалось, перекрыла доступ кислорода к легким. Во рту металлический привкус и настоящая пустыня, отдающая пульсирующей болью в саднящем горле.

Мое тело бьет крупная дрожь, и я осознаю, что дико замерзла. Судя по лесной местности, сохранившей остатки багряного убранства, на улице поздняя осень, и собачий холод. Он проник в каждую клеточку моего измученного тела и сковал его, как первые заморозки лужи городских улиц. Приподняться на обессиленных трясущихся руках и оглядеться удалось только с четвертой попытки, а на то, чтобы вытащить свое тело на самый верх отвесного берега ушла целая вечность. Я плакала и стонала, но ползла наверх, сдирая до крови кожу на руках, и коленях и только выбравшись на верх, я озадачилась своими нарядом.

Какого чёрта на мне эта тряпка? В смысле, нет сомнений, что до купания в реке оно было платьем, но как меня угораздило оказаться в самом центре тайги, на берегу отвесного устья реки в тонком платье мать его?

В груди плясала острая боль, я пыталась делать поверхностные глотки воздуха, но и они давались мне с трудом, в голове стучало так сильно, что заглушало собственные мысли. Я напряглась, вспоминая, как оказалась здесь, но в сознании царил полнейший вакуум, состоящий из боли и пронизывающего холода.

Пошевелив ногами, я поняла, что с трудом их ощущаю, а это означает, что вскоре я просто запросто здесь замерзну насмерть. Дикий ужас и отчаянное желание жить обуяли меня, так, как бывает перед смертью, некстати подумалось мне, и испугавшись ещё сильнее, я собрала последние силы и закричала.

Громко и отчаянно, словно прощаясь со своей жизнью. Я кричала до тех пор, пока из моего горла не послышались сиплые крики, лишь тогда я замерла, глядя в серое небо.

Меня лихорадило, и клонило в сон, но я упрямо смотрела ввысь, отсчитывая свои последние, стремительно тающие минуты жизни.

О чем я думала в этот момент, спросите вы? Я могла бы сожалеть о плохих совершенных поступках, о том, что не успела сделать или сказать, но в моей памяти зияла огромная дыра, размером с Марианскую впадину, и я вдруг осознала, что не помню ровным счетом ничего из своей жизни.

Ничего. Даже имени.

Чистый белый лист, словно меня никогда не было, до этого момента. Это открытие повергло меня в состояние шока. Я вновь и вновь мысленно штурмовала задворки свой памяти, но она была нема и глуха к моим потугам, отзываясь пронзительной головной болью.

Прикрыв в исступлении глаза, я зашептала молитву, которую, как ни странно, отлично помнила. Мысленно я понимала, что спасения ждать неоткуда, но человек та еще скотина, и даже на пороге смерти усердно цепляется за жизнь, вымаливая у Бога еще глоток.

Может, мне просто есть для кого жить?

Или просто мой эгоизм и жажда жизни настолько сильны, что не могут смириться с грядущим поражением?

Как бы то ни было, но где–то совсем рядом послышался странный шум, и надо мной склонился пожилой мужчина с пышной белоснежной бородой.

–Вот те на! – Пораженно воскликнул он, всплеснув по бабьи руками, – это что же такое делается? Слышу кричит кто–то, али показалось, али нет, только Марта, кобылка моя, сама припустилась вперёд. Гляжу ноги голые, торчат из кустов! Это в стужу– то морозную! Повезло тебе девонька, мороз крепчает, к ночи метель будет. Ох, и фартовая ты! – Продолжал сетовать старик, что – то перекладывая в своей телеге.

– Подняться сама сможешь? – Я отрицательно покачала головой, неотрывно глядя на него. – Ну чай не робкого десятка, сдюжим.

И оказался прав, довольно ловко переместил меня в бричку, устроив на мягких шкурах, закутав в них с головой. Устроился рядом, и телега покатила вперёд.

Тело продолжала колотить мелкая противная дрожь, и вскоре сознание померкло, укутывая меня в спасательный плотный кокон, где нет ни холода, ни боли.

Глава 2

Прошел месяц, а я так и балансировала на краю пропасти отчаянно сражаясь за жизнь. Тяжелое двухстороннее воспаление легких едва не отправило меня на тот свет. Дед Петя, продолжал настойчиво отпаивать меня всякой горькой дрянью, гордо называя свое варево настойкой. И я послушно глотала, морщась от ее ядовитого привкуса, цепляясь за жизнь, не в силах даже подняться с постели.

Петр Фёдорович, мой спаситель, благоразумно избегал расспросов, но усердно крутился вокруг волнующей его темы, мол снегом замело не проехать не пройти, авось ищет кто?

Ответить ему было нечего, как и удовлетворить любопытство, терзающее старика. В голове по – прежнему было пусто, как в церковном колоколе, а попытки что – либо вспомнить причиняли сильнейшую головную боль.

Где – то через недели две моего тяжкого недуга, меня вдруг осенило, что я совершенно не знаю, как выгляжу. И до смерти перепугав старика, заистерила в лучших традициях каждой женщины, попросив, наконец, зеркало, которого в старой избе не оказалось. Затем потребовала старика описать себя, и услышала неутешительный вердикт: тощая, синяя и страшная. Добавив напоследок мечтательно, что эталоном женской красоты для Петра Фёдоровича являлась неведомая Марфа, из соседнего поселка, пышная, статная баба, с крепкой рукой, и неукротимым нравом.

Единственный факт являлся неоспоримым–я блондинка. О чем свидетельствовали тусклые светлые пряди, висевшие словно пакля, от невозможности принять желанную ванну ввиду своей болезни.

Прошло очень много времени, прежде чем я смогла увидеть свое лицо в отражении воды, заставив деда натаскать ее в ванну. Хотя ванна – это уж сильно громко сказано, так, деревянная маленькая лохань, в которую я прекрасно поместилась. Скрупулезно рассматривая собственное лицо, я пришла к выводу, что вовсе не дурна собой. Широкие аккуратные брови вразлет, зеленые глазищи, точенные скулы, полные красивые губы, тонкий нос, словом, Бог меня не обидел. А отмыв и расчесав свою гриву и вовсе порадовалась за себя. Волосы были мягкими, словно шелк, пышущие здоровьем.

Зима тянулась так бесконечно долго, что казалась ей не наступит ни конца ни края. Когда начали сходить первые снега, я окончательно пришла в себя, поборов слабость и вернув свой прежний, потерянный за время болезни вес.

Вот тогда – то события и стали развиваться. Дед Петя вернулся с деревни смурной и принялся возиться с печью, недобро зыркая из – под кустистых бровей.

–Случилось чего, Фёдорович? – Решилась его поторопить. Дед неспеша растопил печь, натаскал в избу воды, затем дров в поленницу, и наконец, устроился напротив. Я накрыла на стол, доставая из – под полы сало и самогон. Разогрела на печи картофель, нарезала хлеб, терпеливо дожидаясь пока старик махнет рюмку.

Занюхав по старинке рукавом, дед, стал и так и этак рассматривать меня, точно впервые видел.

–Ну? – Теряя терпение рявкнула я.

–Плохи наши дела, девонька.

–С чего бы это? – Не поняла я.

–Как знать, чувствовал, что по твою душу, не хотел события торопить. – Горестно выдохнул дед, наливая себе вторую рюмку. – Почитай, как с месяц уже у Люськи хахаль завелся. Как только по дороге явилась возможность добраться. Видел я его мельком, не про Люську гость, сразу смекнул. Морда во, – дед наглядно продемонстрировал размеры неведомого гостя, – голова, того, без волос совсем. Бритая! – Важно подытожил старик, махнул рюмку, крякнув, прищурив от удовольствия глаза.

–Довеча, отовариваясь у Томки, продавщицы нашей, интерес проявлял, не появлялась здесь девица. Знать, я про тебя ни словечком, как чувствовал. Не с добром пожаловал.

–Почему не с добром? – От услышанного все внутри оборвалось, и заныло. Интуитивно, я была согласна со стариком. Слишком подозрительно. Учитывая то, что кто–то очень хорошо приложился к моей голове, опасаться все же стоило.

–Поутру Прохор отправился на дойку, так нос к носу и столкнулся – то с Люськиным хахалем. Знамо, что вынюхивал, не прячет кто девку в сараях. Благо моя изба на отшибе стоит, не добрался ещё сюда мордоворот, ирод проклятый.

– Да мало ли чего он там ошивался? Может, ему уже Люська надоела, и он решил к дочке Прохора переметнуться! – За время своего нахождения в деревне, со слов деда, я знала всех жителей наизусть. Надо же было деду сплетни местные с кем – то смаковать.

– Так – то оно так, только дочь Прохора в город подалась, к бабке. Стало быть, и гостю Люськи нечего там делать.

–Ты думаешь это по мою душу? – Пропищала я, чувствуя, как леденеют руки, и дыхание сбивается в груди.

–А по чью ещё? Чует мое сердце, лихо будет. Надо тебе уезжать. Да и птица ты высокого полета, от того и гость появился. Знать проверить явились, нашлась ты, не живой так мертвой. Лед с реки скоро сойдёт.

Чем больше слушала деда, тем отчетливее понимала, что он прав. А ночью мне приснился сон. Мужчина, красивый, темноволосый, стоял на борту круизного лайнера, бесшумно скользящего по речной глади. Он протягивает мне бокал шампанского, а я плотнее кутаюсь в соболье манто. Отпиваю глоток, вглядываясь в горизонт, на котором темнеет неровными верхушками ряд елей.

–Селена? Ты опять витаешь далеко? Как тебе мой подарок?

–Прекрасный, Марат! Ты же знаешь, как я люблю русскую природу! Она просто несравненна!

А дальше снова провал, боль и холод.

Проснулась среди ночи в холодном поту, бормоча словно мантру:

–Селена, меня зовут Селена, Я Селена… – а дальше пусто. Но еще есть мужчина, Марат, в этом я уверена так же, как и в том, что меня зовут так, а не иначе.

***

–Марат, я прошу тебя, успокойся. Столько времени прошло, в ряд ли она жива. – Тонкая ручка скользнула по мужскому плечу, опускаясь на грудь, поглаживая.

–Ты плохо ее знаешь, эта стерва очень живучая. Мои люди прочесали все западное побережье этой сраной реки, но так и не нашли ее труп. Ее тело нигде не всплыло. Я отправил несколько человек проверить все близко лежащие деревни в округе! Пусто! Она как сквозь землю провалилась. А если нет трупа, значит и нет заключения о смерти. Чтобы его добиться, должно пройти, мать его, туча времени! А мне нужны ее деньги сейчас. Иначе проклятый Волков отправит меня рыб кормить, на пару с ней!

Мужчина дернул галстук, срывая его с шеи, и отбросил в сторону.

–Ты просто поддаешься панике!

–Да, бля*ь, я поддаюсь панике Юля, потому что сейчас самое время паниковать! – Марат наливает себе стакан водки, и залпом опрокидывает ее в себя, не поморщившись.

–Я могу поговорить с Волковым, уверена, он мне не откажет, и даст тебе отсрочку…

–Ты совсем дура, да? Ты хочешь дать ему в руки козырь, которым он меня уничтожит. Да если он только пронюхает о том, что Селена исчезла, он попросту перережет мне глотку. Уж он то лучше меня знает о ее капиталах и счетах. И наверняка, он не понаслышке знает о нюансах наследования крупных компаний.

–Но должен же быть какой–то выход?

–Есть, конечно, появиться завтра с Селеной на собрании директоров, или с печальной вестью о ее кончине. Дальше водить их за нос не выйдет. Ее нет уже больше четырёх месяцев.

–Тебе просто не стоит туда идти. Волкова трудно одурачить.

–Его невозможно одурачить. И если я не верну ему деньги в срок, то я уверен, что позавидую своей жене!

Глава 3

В полночь дед Петя запряг телегу, снабдив меня своим последним теплым тулупом да стеганными валенками, и отправились в близко лежащий городок Кедровку. По подмерзшим ухабам мы тряслись едва ли не до рассвета, то и дело попадая колесом в глубокие рытвины, заполненные водой, не поддающиеся легкому морозцу. На городскую площадь с памятником Ленина мы прибыли с первыми лучами солнца, измученные тяжелой дорогой и холодом.

–Тпррру, – Зычно осадил старик свою лошадку, спускаясь с лычка на землю. Я вслед за ним спрыгнула на вымощенную брусчаткой советских времен площадь, и огляделась по сторонам. Обычный маленький городок, ничем не выделяющийся от своих собратьев, с обычной привокзальной площадью и стареньким обшарпанным вокзалом.

– Ну, девонька, и отпускать тебя горестно, и оставлять боязно. Стар уже дед, не защитит от иродов поганых.

–Да брось, дед Петя, я тебе и так жизнью обязана. Ты же мой ангел – хранитель, тебя ко мне сам Господь послал. Я же тогда только и могла молиться, и молилась изо всех сил, – прошептала я, глотая колючий ком в горле. – И ты пришёл, на мои мольбы.

Старик смахнул скупую слезу и полез в карман.

–Вот, держи, уважь старика, не отказывайся. Чего нажил за свой век, тем с тобой делюсь. На билет, и первое время хватит, а там Бог даст всё наладиться.

–Спасибо, дед Петь. Я непременно все верну, наведаюсь к тебе, ты только дождись, ладно?

–На все воля Божья. Коли даст, так свидимся, а нет не обессудь. На могилку наведайся.

По лицу устремились слезы, и я крепко прижала деда к себе. Прощаясь с человеком, спасшим мне жизнь. Я не знала, что ждать от завтрашнего дня, не знала кто я в сегодняшнем, но верила, что мы ещё увидимся.

–Ну давай, беги, хватит сырость разводить. – Вдалеке послышался гудок поезда, и еще раз поцеловав морщинистую щеку, и пообещав свидеться, я направилась к зданию вокзала.

Из Кедровки, собственно, существовал один единственный маршрут, до города Кемерово, а там уже куда душе угодно. Купив билет, я покопалась в недрах своей памяти, в надежде отыскать хоть какое–то подтверждение моей принадлежности к финальной точке моего маршрута, но ничего не отозвалось внутри. И я тут же укрепилась в мысли, что Кемерово не мой город. И покинуть его нужно как можно быстрее.

Натужно пыхтя, подошел пыльный поезд и проводница, откинув подножку попросила не многочисленных пассажиров приступить к посадке, чем я поспешно воспользовалась. Порядком продрогнув, от усталости я не чувствовала собственных ног, и устроившись возле горячего радиатора, я сразу же попросила чай. Вежливая проводница с пониманием улыбнулась и вскоре на моем столике красовался стакан с чаем в металлической подставке. Не успела я сделать и глотка, как мимо меня прошел высокий плотный бритый мужчина, именно с такой физиономией, как и показывал дед Петя. Меховой воротник, припорошенный снегом, черная кожаная куртка. При виде него все мои инстинкты обострились, руки задрожали, я аккуратно отставила чашку, боясь ее опрокинуть.

Меня тут же бросило в жар.

Какова вероятность встретить в поезде, следующем единственным маршрутом второго такого гостя, как Люськин?

Верно, мизерная. Неужто добрый молодец нагостевался у Люськи, или попросту не нашел того, за чем пожаловал? И теперь возвращается восвояси. Поплотнее закутавшись в платок, я опустила голову, и принялась усиленно размышлять. Куда податься выбор у меня огромен, но если я хочу хоть что–то узнать о своей прежней жизни не разумно ли отправиться следом, за ним? Ведь ясно же, что по мою душу приезжал.

Ты рехнулась! Жить надоело? – Кричал внутренний голос, но я, глубоко вдохнув спертый воздух душного вагона, постаралась его игнорировать. Узнать в одинокой, сельской женщине меня прежнюю практически невозможно, и я уверена, что практически ничем ни рискую.

Вскоре мордоворот, как окрестил его старик, неспеша прошествовал мимо, пристально разглядывая пассажиров. Я тут же опустила голову. Взгляд мужчины мазнул по мне взглядом, и устремился дальше.

Я медленно выдохнула, от всей души желая как можно быстрее добраться до пункта назначения.

Глава 4

Вечер подходил к концу, а меня словно черти внутри жрали. Стоило, бля*ь, тащиться хер знает куда, чтобы посмотреть, как этот напыщенный петух попытается поставить меня раком. Ослабил узел галстука, нервно постукивая пальцами по натертой до блеска столешнице. Лысый, престарелый гандон сидящий напротив, заливался соловьем, точно перед ним шут гороховый сидел, и вообще, мы находились на цирковой арене, а не на серьезных переговорах, где решалась судьба крупной компании, задолжавшей мне приличную сумму. Собираю в кулак свою волю, и призываю на помощь свое холоднокровие, чтобы не сломать шею своему оппоненту голыми руками.

–Вы же не станете отрицать, что этот контракт очень выгоден! Уже к следующему году, вы начнёте получать свой процент, Адам Маркович! И это только начало! Если вложиться в дочернее предприятие…

–То есть, – перебил я его, вкрадчивым тихим голосом, понимая, что моему терпению пришел конец, – вы не только не возвращаете мне мои деньги, процент которых растёт день ото дня, вы ещё и рассчитываете, что я дам вам ещё, я правильно вас понимаю?

Маленькие глазки в испуге забегали на блестящем от пота жирном лице.

–Но… Ведь это же стопроцентная выгода… Если… – Проблеял он, но я снова его перебил.

–Ключевое слово во всем твоем пиздеже, я так понял "если". Так вот, слушай меня и запоминай! А лучше запиши. Я даю вам срок в неделю. И чтобы в понедельник, ровно в девять часов утра, на моем счету лежала нужная сумма. В противном случае, мои капиталы увеличатся, а я стану счастливым обладателем вашей компании. Передай слово в слово Ельскому, что он и так на огромном крючке не только у меня, но и прокуратуры. Его темные делишки со взятками всплыли на поверхность, а он, к сожалению, вот вот пойдёт ко дну. Пусть не испытывает мое терпение.

Я поднялся, бросил на стол деньги, и не глядя больше на судорожно дрожащую жирную тушу направился к выходу. Я сейчас был так зол, что дико ревущие демоны внутри отдавались болью в барабанных перепонках. Вышел на улицу, вдыхая свежий морозный воздух, и решил пройтись, чтобы успокоится.

С неба сыпался мелкий снежок, неспешно застилая, вымощенные брусчаткой тротуары, и ничего не нарушало убогость пустых улиц, даже немногочисленные прохожие. Обшарпанные этажки, скрипучие ржавые качели, на детских площадках, поросшие бурьяном городские клумбы. Нужно быть идиотом, чтобы строить здесь казино, и развлекательный центр. Один завод по производству текстиля, вот и вся достопримечательность города. Это скорее железнодорожный узел, нежели город с большими перспективами.

Добрался до центра, вошел в вестибюль единственного приличного отеля, направляясь на ресепшен, когда взгляд зацепился за высокую женскую фигуру, укутанную в ватник, и тёплую шерстяную юбку со времен соцреализма, словно она долго бежала из прошлого века в сегодняшний день, и наконец–то до бежала. Я даже скривился, ведь эта баба, как нельзя лучше соответствовала этому занюханному городишке. Сомнительно, что она, и подобные ей интересовались азартными играми, или, что еще нелепей, ночным клубом.

Взяв ключи от номера, проигнорировав томный взгляд обесцвеченной красотки за стойкой, я направился к лифту, двери которого в этот момент начали закрываться. Мой цепкий взгляд успел вырвать тонкую женскую ручку, с бархатной нежной кожей, затем рукав того самого ватника, и последнее, что удалось видеть прежде, чем сомкнулись двери лифта это ее лицо, спрятанное за прядями волос, и зеленющие огромные глазищи.

Меня словно резко ударили в солнечное сплетение. Я замер, перед закрытыми дверями лифта, как баран перед новыми воротами, не веря своим глазам.

Она, промелькнуло в голове.

Неудивительно, что он так долго не мог ее найти. Стареешь, ты Адам Маркович, мысленно усмехнулся, несколько раз повторяя свое имя, привыкая к нему.

Отметил, что лифт остановился на четвертом этаже, и опомнившись направился к лестнице, уничтожая в зародыше дикую потребность пуститься за ней вслед и закончить начатое. Даже пару шагов сделал за ней, как вдруг остановился и выругался про себя.

Ее странный вид. Очевидно, она снова что–то затеяла. А еще взгляд.

Она меня не узнала…

Достаю телефон и направляюсь обратно к ресепшену.

–Леха, срочно дуй сюда. Я нашел ее.

И повинуясь какой – то мать его знает неведомой силе, мои ноги, вопреки здравому рассудку, несут меня следом за ней.

Глава 5

В город мы прибыли поздно вечером, и терпеливо дождавшись, пока мой объект, проследует к выходу, припустилась следом. Гость, помявшись несколько секунд на площади, и выкурив сигарету, направился к стоянке такси, и я быстренько подсчитав имеющиеся финансы, помчалась к другой стороне, где неторопливо курил пожилой водитель, то и дело сплевывая табак прямо себе под ноги.

–Простите, вы свободны? – Замешкала я, не зная, как попросить его следовать за нужной мне машиной, но мужик сам пришёл мне на выручку.

–Вам в Парус? Ну в отель? – Видя мое замешательство, пояснил он.

–Почему вы так решили?

–Дык больше то и некуда! Правда есть ещё комнаты, на окраине города, но приезжие их обходят стороной. Местная гопота жизни не даст.

–Нет – нет, вы правы, мне в Парус. – Порадовалась я. Мужчина щелчком выбросил окурок и уселся за руль, обдавая меня запахом дешевых сигарет. Неудивительно, что он плюется словно верблюд.

К высокому зданию отеля мы прибыли как раз тогда, когда Люськин гость, получив ключи, направился к лифту, что я могла наблюдать через стеклянные двери парадного входа. Потоптавшись еще немного на пороге, для пущей верности, я направилась к стойке, где пришлось выложить кругленькую сумму за номер без документов, под кислый взгляд обесцвеченной красотки.

Поднявшись на четвертый этаж, и открыв номер, я внимательно огляделась, отмечая все нюансы гостиничного номера. Это далеко не люкс, и даже не однозвездочный, так, средний класс, когда совсем некуда податься. Мне еще повезёт, если в нем не будет клопов и вшей.

Откуда я это знаю? Ведь знаю, это сто процентов, как и то, что мне приходилось останавливаться и в более шикарных апартаментах.

Сбросив с себя ватник, и тяжелые валенки, я прошла в ванну, тщательно осмотрев ее и оставшись довольной, наполнила до краев горячей водой, и с наслаждением опустилась в нее.

Я очень люблю принимать горячую ванну, сделала для себя открытие. С наслаждением вымыла голову, и ещё некоторое время понежилась в горячей воде, отогреваясь от мартовского холода. Выбралась из ванны и замерла перед зеркалом, рассматривая свое лицо, в свете яркой лампы, низко висящей над головой.

Красивые, яркие глаза, без ложной скромности констатировала я, отмечая, словно очевидный факт. Пышные черные длинные ресницы. Мне позавидует любая девчонка, улыбнулась своему отражению, замечая одну ямочку на щеке. Соблазнительные губы, и что самое главное ровные и белоснежные здоровые зубы. Затем взгляд скользнул ниже к высокой пышной груди, и плоскому животу.

Промокнула волосы полотенцем, затем досуха их вытерла, кое как разгребла спутанные пряди руками, и отбросила за спину. Облачившись в белоснежный халат, убрав мокрые полотенца, я вышла в комнату, и крик замер где–то в горле, а сердце ухнуло вниз.

В кресле сидел мужчина. высокий, широкоплечий, в черном классическом костюме, рядом, на подлокотнике висел его галстук. Темный короткий ежик волос, агрессивное хищное лицо, на котором я зависла, вглядываясь в него, словно мне уже приходилось в него смотреть. Широкие брови, прямой нос, с едва заметной горбинкой, чувственный большой рот, и глаза. Светлые, словно бесцветные, и прозрачные, пугая своими блестящими льдинами до животного примитивного ужаса.

Рядом, с другой стороны, на подлокотнике кресла, лежал пистолет, "ТТ", механически отметила я, и от этого мимолетного факта кровь отлила от лица.

–Так и будем играть в гляделки? – Его низкий голос отозвался во мне колющей тревогой. Я не могла заставить себя оторвать от него глаз, или хоть что–то произнести. Все слова напрочь вылетели из головы, остались только чувства, похожие на гремучую смесь. Я не могла в них разобраться, они накрывали меня с головой, жаля, и отравляя, сразу уходя на дно моего сознания, туда, куда я была не в силах заглянуть.

–Вы кто? – Прохрипела я, прочистив горло. – И что вам нужно?

Тут мне некстати пришел на ум Люськин гость, и мгновенно задрожали ноги. От этого гостя мне не уйти. У него взгляд убийцы, холодный, и пустой…

–Ты бля*ь смеешься надо мной? Я, по – твоему, похож на лоха? – Его голос стал ещё тише, и вкрадчивее, а моя дрожь пропорционально ему–сильнее.

–Я разве смеюсь? Вы думаете мне смешно?

Он поднялся, и не спеша двинулся ко мне. Я, не отдавая себе отчета, попятилась от него, пока не уперлась спиной в стену. Он стоял так близко, что от его давящей близости судорогой свело диафрагму. Его прозрачный, и между тем острый взгляд цвета расплавленного серебра проникал прямо в душу, выворачивая ее наизнанку.

Он молчал, будто патологоанатом, копаясь во мне, скользя глазами ниже, в распахнутый ворот халата. Дыхание участилось, и я едва не вскрикнула, дернувшись всем телом, когда рядом с моей головой опустилась его сжатая в кулак ладонь, похожая на кувалду, что я видела у деда Пети.