Папа в подарок, или Шанс на новую жизнь

Трясу головой, отгоняя непрошеные мысли, и возвращаюсь к ее вопросу.

– Все почти готово, садись. Расскажешь, что привело тебя сюда тридцатого декабря?

– Позже, – одними губами шепчет Вероника, кивком указывая на перепрыгивающую через порог Соню, и я соглашаюсь.

– Хорошо. Позже.

Глава 4

Ника

– А папа нас больше не любит.

Наклонившись к Гордею, доверчивым шепотом сообщает ему Соня и думает, что я ничего не слышу. У меня же как будто вся кровь в организме приливает к щекам и окрашивает их в помидорный цвет.

Сердце сжимает невидимыми тисками. Ребра стискивает стальной обруч. И я отчаянно виню себя во всем.

В том, что не нашла более прибыльную и перспективную работу, с которой бы меня не турнули. Что зарабатывала недостаточно и мало тратила на свою внешность и гардероб. Что упустила тот момент, когда Вадим увлекся Викой и нашел в ней отдушину. Богиню.

И особенно, в том, что все это отразилось на моей дочери, вынужденной сидеть на кухне в чужом доме и рассказывать постороннему человеку о том, что она не нужна отцу.

– Почему ты так решила, милая?

Подыгрывая Соне, так же тихо уточняет Гордей и попутно кладет ей на тарелку кусочек пиццы. Тонкое тесто. Сочная начинка – ветчина, сыр и грибы. Такую Соня просто обожает.

– Потому что он не переживает, что мы с мамой пропали. Не ищет нас. И не хочет встречать с нами праздник.

Аргументы из уст моей дочери звучат железобетонно и вновь решетят пулями мою ноющую грудь. Совсем еще не зажившая рана опять кровоточит. И если я недоумеваю, как оправдать Вадима в глазах Сони, то Северский ловко смещает акценты и переключает ее внимание на себя.

– У взрослых иногда бывают форс-мажоры, и это вовсе не значит, что они тебя не любят.

– Форс-мажоры?

– Ага. Всякие там землетрясения, извержения вулканов, кораблекрушения. Визиты налоговой. В общем, непредвиденные обстоятельства, которые никто не ждал, – Гордей увлеченно объясняет моей Соньке смысл нового слова и выдает совсем уж внезапное. – А хочешь я ненадолго заменю твоего папу, пока он решает свои проблемы? Нарядим елку, купим мандаринов и напишем письмо Деду Морозу. Ника, вы писали письмо Деду Морозу?

– Да, – произношу онемевшими губами и понимаю, что подарок дочке остался у свекрови, и я ни за какие коврижки не заставлю себя вернуться в их дом.

По крайней мере, не сейчас, когда картинки измены до сих пор выжигают каленым железом нутро.

И, если я со вкусом продолжаю предаваться самобичеванию, то у детей все немножечко проще.

– И бенгальские огни зажжем? И снеговика слепим? И на санках будем кататься? – задвинув свои обиды на второй план, воодушевляется Соня и смотрит на Гордея такими восторженными глазами, что у меня перехватывает дыхание и щемит за грудиной.

– Обязательно.

Абсолютно искренне обещает Гордей, и я очень надеюсь, что он не подведет мою крошку. У него ведь красавица-невеста, влиятельные друзья и обязательно должны быть планы на самый грандиозный праздник в году, которого с нетерпением ждут и взрослые, и дети. А он возится с нами и заглядывает в рот моей дочери.

Он всегда был таким. Защищал слабых. Наказывал задир и гордецов. И ставил на первое место чужие интересы – не свои.

– Конечно, хочу.

Поразмыслив пару секунд, соглашается Соня. А Гордей, покончив с остатками пиццы и половиной мясного рулета, предлагает показать ей игровую.

Вскоре они вдвоем скрываются в недрах его необъятной квартиры. Я же расфокусировано пялюсь в стену и сильнее стискиваю десертную ложку. Кусок шоколадного торта лежит в моей тарелке нетронутым. В чашке остывает заваренный Северским чай.

А мне невероятно стыдно. За то, что свалилась мужчине, не способному бросить девушку в беде, как снег на голову. И эгоистично не рассчитала, как много неудобств доставлю ему.

– Соня нашла занятие минимум на полчаса. Так что теперь мы можем спокойно поговорить. Начинай.

Гордей возвращается в кухню спустя пять минут и садится на диван рядом со мной. Тарабанит длинными, как у пианиста, пальцами по столешнице, а я любуюсь его мужественным профилем.

У Северского квадратный подбородок. Упрямые скулы. Широкий ровный нос, который никому не удавалось сломать в драке. Обветренные губы. И тяжелый пронзительный взгляд, от которого хочется спрятаться. Забиться в дальний угол или нырнуть под кровать, и ни в коем случае не отсвечивать.

Но я не прячусь. Я с шумом набираю в легкие воздух и выталкиваю его со свистом.

– Вадик мне изменил. И я от него ушла.

– …

– Я застала его сегодня в постели с моей лучшей подругой.

– …

– Соня пока не знает, что я хочу подать на развод.

– А я ведь предупреждал, что он не лучшая партия для тебя, Ника.

Жестко чеканит Гордей, а у меня от его бескомпромиссного тона кислотой заливает нутро. Им с братом никогда не нравился Белов, только я была слишком глупа, молода и зла на весь белый свет, чтобы к ним прислушаться.

Слезы обиды на саму себя душат и вырываются на волю буйным потоком. Крупные капли стекают по щекам к шее. Пропитывают влагой футболку.

И самое странное во всем этом не то, что мне постепенно становится легче, а реакция Гордея на мою истерику.

Он придвигает меня к себе. Бережно обнимает. И нашептывает слова утешения, к которым я оказываюсь совсем не готова.

– Ну, тише, тише, девочка. Все обязательно наладится.

Произнесенная уверенным шепотом мантра успокаивает. Мне хочется надеяться, что трудности обязательно отступят, а хмурый небосвод вскоре осветит луч яркого солнца.

В конце концов, если бы не Северский, я бы могла обивать пороги гостиниц, выискивая свободные номера. Или вовсе бы коченела на морозе в ожидании такси, которое в праздничные дни стоит, как крыло самолета.

Но я сижу в тепле, пока моя дочка исследует все прелести игровой комнаты, и уже не так сильно переживаю о том, что будет завтра.

– Спасибо, Гордей. Если бы не ты…

Всхлипываю тонко и прячу лицо у Северского на груди. Порчу его дорогущую безупречную рубашку своими слезами, а он все равно не отстраняется. Осторожно водит ладонями по моим лопаткам, убирает мне за ухо выбившуюся прядь волос, стирает мутные дорожки с моих щек.

Таких, как он, в нашем мире практически больше нет. Рыцарь. Джентльмен. Вымирающий экземпляр. На самом деле, мне очень повезло, что я с ним знакома.

Катаю эти мысли на разный лад и закономерно теряю счет времени. Неохотно выпутываюсь из спасительных объятий и роняю, растирая онемевшие предплечья.

– Я твоя должница.

– Брось, Ника. Я помог тебе не для того, чтобы потом что-то потребовать взамен.

Укоризненно качает головой Гордей, но я уже сбегаю в ванную комнату, потому что похороненные под слоем пепла воспоминания вдруг оживают и внезапно обретают былую четкость. Здесь очень многое дышит нашей бесшабашной юностью и грозит превратить меня в старую версию Вероники.

Ту, которая не состояла в браке и не боготворила мужа. Ту, которая постоянно влипала в неприятности и совершала глупости. Ту, которая верила в любовь и смотрела на мир сквозь розовые очки.

– Оно тебе не нужно, Ника. Ты выросла. Ребячество ни к чему.

Убеждаю себя, снимая одежду, и встаю под прохладные струи. Смываю с тела усталость и невидимую грязь, которая въелась в кожу после общения с Вадимом.

Из кучи пузырьков выбираю Гордеев гель для душа, потому что многочисленные флакончики, принадлежащие Диляре, вызывают отвращение. «Кокос», «ваниль», «шоколад» – это все слишком сладко и приторно. А вот бергамот, мандарин и сандал – идеальное сочетание.

Пропитавшись чужим запахом и потратив на водные процедуры не меньше получаса, я заворачиваюсь в полотенце и недолго изучаю собственное отражение. Синева под глазами, легкая припухлость и едва заметные морщинки меня не красят и снова заставляют комплексовать.

Неудивительно, что Вадим запал на Вику. Уж подружка с ее постоянными массажами, чистками и лифтингами выглядит на все сто.

Разозлившись на себя, я поспешно отворачиваюсь от зеркала. Остервенело сдергиваю полотенце, меняя его на халат. Собираю влажные волосы в пучок и пулей вылетаю из ванной комнаты, по нелепой случайности врезаясь в каменный торс Гордея.

Наверное, вчера я активировала какую-то кнопку невезения, на которую ни в коем случае нельзя было нажимать, и теперь неудачи сыплются на меня, как из рога изобилия.

Потеряв баланс, я падаю на пол и тащу Гордея за собой. Он приземляется сверху, чудом удерживая вес на руках. Его нос едва не касается моего, наши ноги причудливо переплетаются, а предательский край халата сползает вниз и оголяет плечо.

Именно в такой провокационной позе нас и застает некстати вернувшаяся Диляра, отчего мои щеки в который раз за вечер окрашивают неровные бордовые пятна.

– А вы зря времени не теряли. Похвально, – ухмыляется она, стаскивая изящные сапожки на высоком каблуке, пока Северский медленно поднимается и спокойно протягивает мне ладонь.

– Это не то, что могло…

– Не сомневаюсь, – Диляра осекает меня на полуслове и, подойдя к Гордею, касается подбородком его плеча. – Кофе мне сваришь? Пожалуйста.

И от этого ее интимного полушепота я испытываю жуткую неловкость и чувствую себя третьей лишней. Бормочу едва различимое «извините» себе под нос и улепетываю как можно скорее от парочки, скрываясь в гостевой.

Пока я принимала душ, Гордей успел уложить Соню, и теперь она сладко сопит на широком диване. Укрытая теплым пуховым одеялом, она прижимает к себе любимую куклу и, я надеюсь, видит самые счастливые сны.

Кровать для меня тоже расстелена. Новое постельное белье, пахнущее цитрусом. Подушки разных форм и размеров. И мягкое пушистое одеяло, похожее на то, под которым я всегда спала, когда оставалась у Северского.

В его шкафу для меня даже лежало несколько футболок. И это было очень-очень давно. В другой жизни. В параллельной Вселенной…

Глава 5

Гордей

– Ты рано. Еще и одиннадцати нет.

Бросаю я Диле через плечо и отворачиваюсь к кухонному шкафчику. Она любит кофе по-турецки, поэтому я достаю зерна и принимаюсь их молоть.

Таким образом я заглаживаю вину, которую испытываю. Ведь любая нормальная женщина затаит обиду, если ей предпочесть другую. А я забил на вечеринку, куда мы были приглашены, и остался в квартире утешать подругу юности.

Но Диляра вроде справляется. Перекидывает через плечо безупречные локоны. Опускается на стул и улыбается. В общем, держится молодцом.

Не истерит, не пускает шпильки, не сыплет претензиями, как могла бы любая другая на ее месте.

– Мне стало без тебя скучно. Вот я и решила вернуться.

Разгладив складки на подоле платья, поясняет она и тарабанит наманикюренными пальчиками по столешнице, пока я слежу за медленно закипающим кофе в турке.

Напиток получается крепкий, бодрящий и ароматный. И я с удовольствием составляю Диле компанию, неторопливо выпивая свою порцию. Правда, мыслями то и дело мечусь к Нике.

Восемь лет назад ее угораздило выбрать не того человека, и теперь она пожинает плоды. Наверное, тогда она слишком хотела поскорее стать взрослой и независимой, и ничего хорошего ей это не принесло.

– Лебедевы передавали тебе привет. Приглашают к ним на Рождество.

– Хорошо.

Нейтрально роняю я и не спешу ничего обещать. Странно, но привыкший планировать все заранее, я сейчас живу одним днем. Какой смысл загадывать, если завтра может случиться очередной форс-мажор?

Метеорит упадет на Землю. Грянет обильный снегопад, и весь город встанет в дичайшую пробку.

– Кофе ты варишь божественно, Северский, – отвлекая меня от раздумий, облизывает губы Диляра и поднимается, чтобы сгрузить чашки в раковину. – Пойдем спать?

– Пойдем.

Соглашаюсь я и первым направляюсь в спальню. Диля присоединяется ко мне чуть позже. От нее пахнет ванилью, шоколадом и еще чем-то сладким. На ней короткая атласная ночная рубашка, подчеркивающая идеальные формы.

В любое время суток она умудряется выглядеть потрясающе. И раньше я всегда восхищался этим ее умением и ставил его в пример, но не сейчас.

А вот сейчас мне почему-то хочется лежать рядом с обычной земной женщиной, а не топ-моделью с обложки глянцевого журнала.

– Я соскучилась по тебе, Гордей.

Нырнув под одеяло, томно шепчет Диляра и перекатывается на мою половину кровати. Ее ладони нетерпеливо исследуют мои предплечья, пальцы очерчивают кубики пресса, ведь сплю я всегда без футболки в одних боксерах, а губы находят пульсирующую вену на шее.

От подобных действий возбуждение непременно растекается по телу, но не сегодня. Сегодня все идет наперекосяк.

– Я устал, Диль. Давай отдыхать.

Длинно выдохнув, я отцепляю Дилины руки от своего торса и переворачиваюсь на спину, недвусмысленно намекая на то, что не настроен на любовные игры.

На самом деле, энергия во мне плещется через край, но заниматься сексом с Дилярой там, где через стенку от нас спит Ника с маленькой дочерью, кажется чем-то неправильным.

Поэтому какое-то время я тупо пялюсь в потолок, пока Диля шумно сопит, и все-таки закрываю глаза, уплывая в объятья к Морфею.

Несмотря на сумбур в голове, утро я встречаю на позитиве. Размеренно потягиваюсь, жмурясь от проникающего в комнату солнца. А рядом безмятежно спит Диляра.

Даже сонная она – само совершенство. С длинными угольными ресницами, которые она наращивает в салоне, с пухлыми чуть приоткрытыми губами она даже так украшает мир.

Стараясь ее не разбудить, я тихо выскальзываю из постели и иду в ванную. Смываю с себя дремоту и, словно загипнотизированный, двигаюсь на запах, ползущий из кухни.

– Привет.

– Доброе утро.

С растрепанными волосами, скрученными в тугой пучок, в футболке и болтающихся на бедрах штанах, Ника колдует у плиты.

– Блинчики?

– И омлет. Да.

– Не помню, чтобы в холодильнике были яйца и молоко.

– Я сбегала в магазин, пока вы спали.

Отчитывается Вероника, не отвлекаясь от сковороды, на которой подрумянивается золотистое ажурное солнце, а я невольно залипаю на этой картине.

Без грамма косметики на лице Ника выглядит по-детски просто. Это, наверное, и называется естественная красота. Она не ослепляет и не отправляет в нокаут, но от нее по какой-то необъяснимой причине очень тепло.

Как от пушистого пледа в непогоду. Или от бабушкиного вязаного свитера с оленями. Или от маминого липового чая с медом.

Зависнув на этих сравнениях, я гулко сглатываю вязкую слюну, наполнившую рот, и не сразу замечаю, что мы с Вероникой больше не одни. В реальность меня возвращает выразительное покашливание.

– Доброе утро.

Здоровается успевшая навести марафет Диляра и преодолевает разделяющее нас расстояние, целуя меня в щеку. Ника же суетливо перекладывает последний блинчик на тарелку и торопится ретироваться.

– Пойду разбужу Соню.

Удаляется она, едва касаясь носками пола, а Диля обвивает меня руками за шею и требовательно смотрит мне в глаза, высоко вздернув подбородок.

– Гордей, а давай мы позавтракаем, и ты вызовешь Веронике такси. Необязательно переться с утра-пораньше в такую даль вместе с ними.

Что-то жесткое проскальзывает в ее интонациях, а меня от всех этих манипуляций вдруг закрывает.

– Как ты себе это представляешь, Диляра? Ника с Соней у нас в гостях. Нужно закупиться продуктами, выбрать елку. Ты же не думаешь, что девочки потащат все это сами?

– Я не узнаю тебя, Гордей. Это наша жизнь. Наш праздник. А ты переживаешь о комфорте людей, которых не видел бог знает сколько. А как же я?

– Не будь эгоисткой.

Продолжая кипеть, давлю я намеренно и ловлю опасный отблеск в Диляриных омутах. Или это бушует фантазия, и мне все привиделось?

– Извини, ты прав. Просто весь год мы очень много работали, и я надеялась наверстать упущенное и провести выходные с тобой. Поэтому немного расстроилась.

Почувствовав, что я балансирую на тонкой грани, Диля дает заднюю и принимается покладисто вытирать столовые приборы. То ли надевает уместную по случаю благожелательную маску, то ли смирилась с тем, что мое решение не подлежит обсуждению, и не держит ни на кого зла.

По крайней мере, она не позволяет себе и намека на грубость за столом, когда к нам присоединяются Вероника и Соня, и даже искренне интересуется рецептом для блинчиков.

– Ты делаешь тесто на кефире, а не на молоке? Напишешь ингредиенты.

– Да. Без проблем.

Соглашается Ника, грея пальцы о чашку с кофе, я же с трудом проглатываю рвущийся наружу саркастичный смешок. С тех пор, как мы съехались, я ни разу не видел Диляру в фартуке. Мы или заказываем еду домой, или ужинаем где-нибудь в ресторане. Поэтому ее внезапно проснувшийся интерес к кулинарии кажется слегка наигранным.

В остальном завтрак проходит без каких-то эксцессов и странностей, и спустя пятнадцать минут я стою на выходе из квартиры и жду, пока Вероника застегнет заедающую молнию своего безразмерного пуховика.

И, если я не люблю проявления нежности на публику, то Диляру абсолютно не смущает наличие свидетелей. Повиснув у меня на шее, она жадно приникает к моим губам и спрашивает, нехотя отстраняясь.

– Ты же быстро?

– Одна нога здесь, другая там.

Не знаю, зачем отвечаю так, ведь трип по магазинам и сама поездка займут немало времени. Но Дилины руки после моего обещания разжимаются, и я выпадаю в коридор, краем глаза фиксируя, как горят Никины щеки.

На подземную парковку мы спускаемся в полном молчании, и всю дорогу проводим в звенящей тишине, которую, впрочем, вскоре разбивает гам торгового центра.

Внутри так многолюдно, словно весь город сегодня собрался здесь. Кто-то забыл зеленый горошек и решил купить целых десять банок. Кому-то не хватило ведра майонеза на тазик оливье и селедку под шубой. Кто-то только что вспомнил про сгущенку и масло для Наполеона.

В общем, очереди на кассах космические, свободная тележка – редкость, а жуткая толкучка – что-то естественное. Вот почему я всегда затариваюсь заранее или оформляю доставку, опять же заблаговременно.

– Курицу брать?

– Бери. А еще картофель, сыр, майонез и лук. Запеку мясо по-французски, Сонечка любит.

Делится Вероника, пока я продираюсь к витрине с филе, фаршем и отбивными, и крепко прижимает дочку к себе, чтобы не потерять ее в этой пестрой разношерстной толпе.

Заполнив корзину доверху и потратив минут десять на споры о нужности рулета из индейки и медовика, мы встаем в самый конец длинной извивающейся змейки и медленно продвигаемся к вожделенной ленте.

А когда кассир пробивает все наши продукты и складывает их в два пакета, мы снова начинаем спорить.

– Спасибо. Возьмите, – Ника протягивает хмурой уставшей женщине в зеленой униформе пару оранжевых купюр, но я успеваю перехватить ее запястье и покачать головой.

– Спрячь. Я заплачу.

– Не надо, Гордей. Ты не обязан, – смущаясь, упирается Вероника, а мне приходится взывать к ее разуму.

– Эй, мне не сложно. Правда, не сложно. Тем более, тебя с работы уволили, каждая копейка на счету. Пусть это будет моим тебе подарком на Новый год, ладно?

– Ладно. Только я потом все отдам. С первой зарплаты. Хорошо?

Помешкав, принимает мою помощь Ника и переминается с ноги на ногу, пока я прикладываю к терминалу карту и старательно прячу от нее длинный чек.

А дальше мы грузим провиант в багажник и, оставив торговый центр позади, двигаемся к следующей точке маршрута – большому елочному базару. Долго бродим мимо рядов стройных сосен и пушистых елей прежде, чем останавливаемся около одной из этих красавиц.

– Жалко ее. Недолго порадует глаз, а потом отправится на свалку, – заключает Вероника, касаясь пальцами разлапой колючей ветки, а я осторожно трогаю ее за запястье и поясняю больше не для нее, а для притихшей Сони.

– Эти елки специально выращивают в питомниках, каждый год высаживают новые. И мы, пожалуй, купим для нее кадку с землей, а после найдем ей местечко во дворе, идет?

– Идет.

Радуется, как ребенок Ника. Вместе с ней улыбается Соня. Да и уголки моих губ неминуемо ползут вверх.

Правда, в отличие от пребывающего на отметке «практически превосходно» настроения, погода стремительно портится. Свинцовые серые тучи наползают на небосвод и закрывают светившее с раннего утра солнце. Мелкие снежинки начинают срываться и норовят устлать землю белым пушистым ковром.

– В период с четырнадцати часов тридцать первого декабря до десяти часов первого января в Москве ожидается обильный снег, метель, ветер до пятнадцати метров в секунду. На дорогах возможны заносы и гололедица.

Вещает высоким женским голосом радио, но я не топлю педаль газа в пол, опасаясь за безопасность своих пассажирок.

Маленькие снежные звезды превращаются в огромные хлопья, обзор становится все хуже и хуже, и я бы мог развернуть машину и помчать обратно, но пробка на въезд в город стоит такая, что подобное желание вмиг отпадает.

Дорога до пустующей сейчас дачи, принадлежащей моим родителям, занимает больше двух часов. Буран не прекращается и становится только сильнее. И мне не остается ничего другого, кроме как выудить телефон из кармана пальто и сообщить Диляре очевидное.

– Диль, нас тут совсем замело. Боюсь, что тебе придется встречать Новый год без меня.

Глава 6

Гордей

– Что-о-о?! – истеричный возглас раздается на том конце провода и вынуждает меня поморщиться.

– Не ори так, Диль. У нас ребенок в машине спит. К тому же, ты можешь прекрасно провести время в ресторане с друзьями, где у нас забронирован столик.

– Нет, Гордей, ты реально издеваешься, – прислушавшись ко мне, Диляра все же сбавляет громкость, но ее голос по-прежнему звенит и ломается. – Все девчонки придут с мужьями или с парнями, на худой конец. Будут веселиться, пить, танцевать. А я буду сидеть одна, потому что мой мужчина повез в глухомань другую женщину. Просто блеск!

– Диль, не разгоняй. Так сложились обстоятельства. И моей вины уж точно нет в том, что весь город засыпало.

– Северский, ты испортил мне праздник…

– И очень об этом сожалею. Прости, Диль, и счастливого Нового года.

Отключившись на середине Диляриной фразы, я избавляю себя от потока претензий, которые непременно должны были посыпаться, и устало растираю виски, пока Вероника нервно ерзает на пассажирском сидении и пытается собраться с мыслями.

– Гордей, прости меня, пожалуйста. Свалилась тебе, как снег на голову. Причинила массу неудобств. Еще и поссорила с невестой. Мы с Соней съедем при первой возможности. Я пройду собеседование, устроюсь на работу, сниму жилье…

– Хватит.

Не дав Нике договорить, я ловлю ее за запястье и долго смотрю в ее снежно-голубые глаза. Поглаживаю подушечками пальцев прохладную кожу и молчаливо ругаю Диляру за несдержанность.

Веронике и так вчера знатно досталось. Не хочу, чтобы она корила себя из-за наших с Дилей глупых терок.

– Во-первых, ты не доставляешь мне проблем, Ника. Это целиком и полностью мой выбор поехать с вами сначала в магазин, а потом на дачу. Я должен был удостовериться, что вы нормально устроились. Иначе весь вечер не находил бы себе места.

– А…

– Во-вторых, ты останешься у меня столько, сколько потребуется, пока не найдешь нормальную вакансию. Уборщицы, вахтерши, дворники в этот перечень не входят. Хорошо?

– Но…

– Никаких «но», Ника. Твоей дочери нужна здоровая отдохнувшая мама, а не полудохлый зомби, пропадающий на двенадцатичасовых ночных сменах.

Твердо отрезаю я и глушу, наконец, двигатель. Запахиваю плотнее полы пальто и выскальзываю наружу, чтобы забрать пакеты с продуктами из багажника, пока Ника разбудит Соню.

Закинув еду в дом, я возвращаюсь на улицу и с третьей попытки отцепляю с крыши автомобиля елку. Снег валит так сильно, что ничего не видно на расстоянии больше пяти метров. И я уже не рассчитываю, что завтра нам удастся откопаться.

Судя по прогнозу, мы застряли здесь на несколько дней. В лучшем случае – на два, в худшем – на все пять. И, как ни странно, меня этот факт ничуть не расстраивает.

– Дядя Гордей, ты – настоящий Дед Мороз!

Восклицает Соня и громко хлопает в ладоши, когда мы с зеленой красавицей протискиваемся в тамбур. Ну а Ника помогает мне раздеться и протягивает полотенце, чтобы я вытер с лица превращающийся в воду снег.

– Только не простудись, Гордей.

– Не простужусь. Завтра баньку затопим, попаримся как следует. Купальник взяла?

– Какой купальник, Северский?!

– Ну, значит, в майке пойдешь.

Лукаво подмигиваю зардевшейся Веронике я и аккуратно прислоняю елку к стене, чтобы она оттаяла. Именно здесь, на этой затерянной в глуши даче я чувствую себя беспечным и свободным от всяких условностей.

Поэтому первым делом я меняю строгие брюки с рубашкой на демократичную футболку и джоггеры и, проверив, исправно ли работает отопление, спускаюсь в кухню.