Пространство и время в науках о человеке. Избранные труды

Теория когнитивной истории давала мощный импульс и весомые аргументы в пользу сохранения фундаментального гуманитарного университетского образования, основное преимущество которого (по сравнению с различными вариантами прагматического или прикладного образования) усматривались прежде всего в передаче молодым поколениям навыков самостоятельной оценки и критического анализа информации[76]. Цель такого образования – подчеркивала О. М. Медушевская, – формирование новой личности, способной добывать и критически анализировать информацию, противостоя различным приемам идеологической мифологизации и манипулирования сознанием в том числе с использованием новых информационных технологий. Данная образовательная модель впервые была реализована в Историко-архивном институте, а затем возникшем на его основе РГГУ. О. М. Медушевская не только теоретически обосновала ее, но и участвовала в практической реализации: в 1990–2000-е гг. в качестве ученого секретаря Ученого совета университета она определяла программу развития РГГУ[77], входила в рабочую группу, сформированную «в целях подготовки вопроса «Историко-архивный институт РГГУ: перспективы развития», сформулировав задачи реформы высшего гуманитарного образования[78]. «Теперь уже всем очевидно, – писал один из выдающихся представителей историко-архивной школы профессор С. О. Шмидт, – что Медушевская создала фундаментальное научно-педагогическое направление в российском источниковедении, в теории познания прошлого». Подчеркивая моральную строгость ученого и педагога, он заключает, что она была «по существу уникальна, а потому и недосягаема»[79].

На международной конференции, посвященной памяти ученого, видные ученые, научные администраторы, преподаватели, архивные и музейные работники отмечали, что концепция О. М. Медушевской – «имеет фундаментальный характер, представляет переломный этап развития науки, формулирует основу современного гуманитарного познания и создает новый язык науки – развернутую систему определений и терминов и поэтому должна быть положена в основу университетского преподавания». А дальнейшая разработка данной концепции в рамках научной школы О. М. Медушевской – залог единства «когнитивной ориентированности», «познавательной и педагогической логики» в гуманитарном образовании. Коллеги выступили с предложением о «включении в название Историко-архивного института имени О. М. Медушевской»[80]. Не менее важен был заданный ею высокий этический стандарт в высшей школе: «Ольга Михайловна, – подчеркивал известный представитель русской историко-географической школы проф. В. А. Муравьев, – была всегда воплощением нравственного выбора», она «никогда ни на йоту не изменила себе», а потому «ее почитали как символ настоящего Историко-архивного института, хранительницу его лучших традиций». «Эта жизнь, – завершал он, – триумф идеализма над материализмом»[81].

Признавая О. М. Медушевскую «одним из создателей и лидеров современной российской источниковедческой школы» – первый ректор РГГУ Ю. Н. Афанасьев, обращаясь к ней, подчеркивал: «Удивительно естественным и достойным был Ваш выход из области источниковедения и исторической географии в область эпистемологии гуманитарного знания, теории и методологии истории, исторической антропологии, в область взаимодействия культур, наук, дисциплин. Как некогда Вы сыграли значительную роль в разработке тех методов преподавания исторических дисциплин, которые определили неповторимый облик Историко-архивного института, так ныне с Вашим энергичным участием возникает гуманитарный Университет нового столетия».[82] Общим выражением признания исключительного статуса О. М. Медушевской в качестве интеллектуального лидера в университете стало то, что она первой из своих коллег получила золотой знак «Заслуженного профессора РГГУ».

Действительно, основополагающей идеей концепции нового гуманитарного университета – РГГУ, стала именно теория и методология когнитивной истории, открывавшая перспективы точного гуманитарного познания[83]. Она заложила основу такой образовательной модели, которая должна стать доминирующей в современном обществе, поскольку указывает путь самостоятельного поиска подлинной информации. Когнитивно-информационный подход, несомненно, обогащает социологию образования, анализируя социальные и этические факторы гуманитарного познания[84], отношения опыта и знания, проводя разграничение подлинного и мнимого знания, творческого (основанного на обучении методу) и транслирующего (вторичного) образования[85]. Траектория метода как исследовательского пути и стратегии высшего образования предстает как аналитика эмпирических данных интеллектуального продукта (источника информации), его имплицитной (эмпирической) достоверности и принятых логических выводов, каждый из которых открыт для выдвижения контраргументов[86]. Это в свою очередь является признаком именно научной теории, т. е. теории, принципиально могущей быть оспоренной в ходе развития знания. В результате постижения смысла возникает понимание, а в результате понимания возникает идея новой познавательной деятельности.

Бывают личности, масштаб которых становится более ясен последующим поколениям, нежели современникам. Сейчас очевидно, что О. М. Медушевская – выдающийся научный и общественный деятель России XX – начала XXI века, центральная фигура в российской гуманитарной мысли, возможно, равная по значению Лаппо-Данилевскому для начала XX в. Человек эпохи крови и железа, она оказалась способна в условиях тоталитаризма последовательно отстаивать гуманистические идеалы, противопоставить науку идеологическому мифу, сформулировать целостную теорию гуманитарного познания, выразившую смену парадигм в исторической науке. Вклад О. М. Медушевской характеризуется необычайной цельностью и единством научной теории, этических принципов и педагогической практики. Ее деятельность обеспечила не только сохранение научной преемственности, но и возможности возрождения подлинного доказательного научного знания, формирование научно-педагогической школы мирового уровня. Эта сильная, мудрая и прекрасная личность навсегда останется подлинным нравственным ориентиром и одной из символических фигур русской интеллигенции[87].

* * *

Предлагаемая вниманию читателей публикация избранных трудов О. М. Медушевской объединена единой темой пространства и времени в науках о человеке, поскольку их выражение в определенной картине мира, формирование и изменение представлений о них в истории, отражение этих представлений в источниках и используемых методах их изучения – являлось центральной темой ее исследований на всем протяжении научного творчества. Для удобства восприятия, книга условно разделена на две части, первая из которых включает работы, связанные в основном с пространственным конструированием, вторая – с реконструкцией темпорального пространства – ретроспективной картины мира и поиском адекватной методологии изучения исторических источников.

В соответствии с этим замыслом первую часть открывает обобщающий научный доклад О. М. Медушевской – «Исторический источник: человек и пространство», в концентрированном виде представляющий основную идею одноименной научной конференции (М., РГГУ, 1997 г.). Далее представлены работы начального периода творчества – текст кандидатской диссертации «Русские географические открытия на Тихом океане и в Северной Америке (50-е – начало 80-х годов XVIII в.) (1952 г.), публикуемый по рукописи, сохранившейся в архиве исследователя и не содержащей последующих цензурных искажений, являвшихся необходимыми в тот период для вынесения диссертации на защиту. Эта логика продолжена публикацией рукописи ранее неизвестного произведения О. М. Медушевской – «Карта Московского государства и Сибири А. А. Виниуса». Оно сохранилось в единственном экземпляре – в виде написанного от руки текста в обычной канцелярской тетради. Это, несомненно, первое из дошедших до нас научных произведений О. М. Медушевской – сочинение, датируемое, скорее всего, 1948–1949 гг. (на это указывает, с одной стороны, датировка сносок, с другой – факт отстранения Андреева от преподавательской деятельности именно в 1949 году). В тексте рукописи есть уточняющая правка Яцунского, в нее вложено несколько написанных его рукой записок (без подписи) с рекомендациями новой литературы, сохраненных О. М. Медушевской как память о нем. Данная работа (доклад аспиранта на кафедре) представляет, на наш взгляд, не только содержательный научный интерес, но и показывает преемственность классических русских академических традиций в тяжелый период гонений на научную мысль и интеллигенцию. Обе работы – текст диссертации и рукописное сочинение о карте Виниуса – ранее никогда не публиковались и впервые вводятся в научный оборот настоящим изданием. В данной публикации этих работ названия учреждений и оформление научно-справочного аппарата дается в имеющейся авторской редакции.

Вторая часть книги призвана показать развитие методологических принципов исторической реконструкции О. М. Медушевской – от формулирования принципов теоретического источниковедения – к методологии истории и созданию интегральной теории когнитивной истории как основы гуманитарного познания. С этой целью в начале раздела публикуется обобщающая статья «Источниковедение в России XX в.»(1996 г.), которая подводит итоги соотношения научной мысли и социальной реальности за истекшее столетие. В ней показана смена основных концепций, этических и профессиональных представлений, влияние их на такую специальную область знаний как источниковедение. В этой статье Ольга Михайловна не пишет, однако, о своем фундаментальном вкладе, состоявшем во введении и утверждении понятия теоретического источниковедения, разработке его методов, структурных основ лекционных курсов и создании российской школы теоретического источниковедения. Этот вклад хорошо известен и отражен в многочисленных публикациях. В то же время, статья, несомненно, имеет определенный автобиографический характер, стремится не только излагать факты, но предложить их оценку с позиций как личного опыта, так и социологии науки. Другая публикуемая работа – «Методология истории как строгой науки» – может рассматриваться как отражение переходного этапа от проблем источниковедения к проблемам исторического построения – методологии истории. Хотя она посвящена методологии А. С. Лаппо-Данилевского (ибо задумывалась как предисловие к предполагавшейся, но не реализованной в тот момент публикации его основного труда в 1998 г.), фактически – представляет новую реконструкцию его идей, осуществленную на основе того междисциплинарного синтеза, который был осуществлен О. М. Медушевской в конце XX в. Наконец, завершает публикацию вводная глава последней книги исследователя, где в концентрированной форме изложено содержание теории и методологии когнитивной истории – новой научной парадигмы, обсуждение значения и вклада которой в научную мысль становится едва ли не стержневой линией ее развития на современном этапе.

Публикуемые тексты печатаются без сокращений и изменений. В публикации оформление научно-справочного аппарата и библиографическое описание дается в том виде как оно представлено в разновременных изданиях, из которых взяты соответствующие тексты. Завершает книгу список избранных научных трудов О. М. Медушевской, отражающий этапы развития ее взглядов, основные направления научной и педагогической деятельности.

А. Н. Медушевский – ординарный профессор НИУВШЭ.

Часть I. Конструирование пространства: картина мира. Источники и методы исследования

Исторический источник: человек и пространство

Введение

Тема конференции соединяет два взгляда на мир, две группы наук – науки о природе и науки о культуре, которые ранее, около 100 лет тому назад, заявили о своей альтернативности друг другу, о принципиальном различии своего предмета и метода познания. Действительно, «природа – есть совокупность всего того, что возникло само собой, само родилось и предоставлено собственному росту». Напротив, противоположностью природе в этом смысле является «культура – как то, что или непосредственно создано человеком, действующим сообразно оцененным им целям, или… по крайней мере, сознательно взлелеяно им ради связанной с ним ценности»[88]. В трудах философов баденской школы неокантианства В. Виндельбанда и Г. Риккерта на этом, вполне реальном, различии природы и культуры было обосновано принципиальное противопоставление методологии их исследования. Речь шла, в частности, о том, что естествознание и историческая наука – две совершенно разные области знания, существенно различающиеся по их методам. Этот постулат был для гуманитарного знания конца XIX – начала XX в. весьма важен, поскольку помогал преодолению упрощенного позитивистского подхода к социальным явлениям. «Ректорское слово», произнесенное В. Виндельбандом в Страсбурге в 1894 г., «сразу стало знаменитым»[89]. Последующее развитие науки и культуры XX в. показало, какие фундаментально важные следствия имела и констатация этого разделения, и достаточно широкое распространение неокантианской парадигмы, для менталитета людей науки. Оно способствовало осознанию специфичности мира культуры, его самодостаточности, его несводимости к естественно-научным трактовкам человеческого поведения. Оно давало возможность противостоять позитивистским установкам в условиях, когда проблема соотношения личности и общества приобрела особую актуальность. Методическое обособление стало надолго стимулом для развития гуманитарных наук, поскольку высвобождало ученых от диктата механистических, бихевиористских трактовок общественных явлений, ориентировало на исследование внутреннего мира человека. Были обозначены реальные специфические трудности познания человеческой психологии, «жизненного мира», скрытого от наблюдения и проявляющегося во внешних признаках, требующих особых и не всегда эффективных усилий интерпретации. Однако, с другой стороны, обособленное развитие гуманитарного знания не могло не ограничивать его возможности как знания объективного и научного. Искусственное разделение единого пространства существования человека и природы и их обособленное, а следовательно, одностороннее рассмотрение, сковывало возможности системного анализа единых и общих познавательных проблем. Возможности гуманитарного знания как строго научного оказались поэтому далеко не очевидны для представителей обоих типов наук. Между тем, проблемы единства науки, «связь вещей и связь истин»[90] могут эффективно исследоваться лишь на широкой основе компаративных подходов, опирающихся на единство мира природы, жизни и человека.

Мы взяли в качестве отправной точки данного доклада ситуацию нараставшего обособления наук о природе и наук о культуре по их методу, – для того, чтобы яснее оттенить наметившееся в настоящее время изменение вектора, направления в отношениях между этими типами знания. В деятельности практикующего исследователя проблемы человека и природы, времени и пространства, и, в частности, исторической науки и географии, – разумеется, не могли быть изолированы. Однако, очевидно, что теперь это встречное движение стало более осознанным, приобрело более массовый и разносторонний характер. Поэтому, проблема данной конференции состоит не в том, чтобы доказывать необходимость или полезность процессов взаимного узнавания, или вновь подтверждать невозможность понять человека во времени (прерогатива, прежде всего, исторических наук) и пространстве (прерогатива, прежде всего, естественных наук) с позиций их разделения. Важно придать нашим междисциплинарным рефлексиям эпистемологическую направленность. В определенном смысле обращение к эпистемологии (теорико-познавательной проблематике) в гуманитарном знании уже стало довольно заметной тенденцией в настоящее время. Во второй половине XX в., когда дифференциация и интеграция гуманитарных наук стали развиваться особенно быстро, выявилась актуальная потребность в теоретическом осмыслении общегуманитарной проблематики. Суть проблемы в свое время хорошо выразил Р. Барт, отметивший, что междисциплинарность представляет собой не просто суммирование данных различных наук, но, прежде всего вопрос «о новом объекте, новом языке, новом видении всего пространства гуманитарного знания»[91]. Изменение всего пространства гуманитарного знания стало предметом анализа в работе М. Фуко[92]. Новая проблематика исторической науки обусловила необходимость использования методических подходов современной социологии, антропологии, этнологии, психоанализа, наук о языке и литературном тексте. Особую актуальность проблематики междисциплинарного синтеза отмечает на новом этапе своего развития изначально междисциплинарный методический журнал «Анналы». Редакция издания подчеркнула этот аспект своей деятельности, придав ему новый подзаголовок[93].

Современное гуманитарное знание характеризует множественность и разнообразие взаимодействий истории и социологии, литературоведения и лингвистики, психологии и истории искусства. Но появились и такие направления, которые охватывают не только область гуманитарных, но и естественно-научных исследований. Имеющий биологический, социальный, психологический аспекты феномен человека, действующего в географическом пространстве, делает подобные контакты необходимыми. Среди новых исследований привлекает внимание тематика отношений общества к универсуму диких и культурных растений, миру животных, отношения леса и города, леса и сада, темы воды в образе жизни, архитектуре, изобразительном искусстве, религиозных обрядах, тема охоты, – в разработке которых принимают участие специалисты-географы, историки, искусствоведы, экономисты, археологи, археозоологи[94]. С середины 80-х гг. новым разнообразным содержанием наполняется история науки и техники, становясь полем взаимодействия антропологов, социологов, историков культуры, экономистов, специалистов данной науки, истории промышленной индустрии, – которых интересует как история идей, теорий и методов, так и проблемы психологии и этики ученых, общественных институтов и социального статуса науки и ученых в различных политических системах. Естественно, что разнообразие подходов и суждений требует теоретического осмысления, вызывает дискуссии[95].

Возможности широких междисциплинарных подходов на основе обращения к источникам велики. Это показали материалы предшествующих научных конференций, на которых встречаются представители различных областей знания и практической деятельности. Весьма перспективны потенциальные возможности применения компаративных подходов и раскрытия на этой основе информационных возможностей источников для таких областей знания, как историческая антропология, историческая этнология, география, картография и многие другие[96]. Проблематика данной конференции развивает данное направление, расширяет круг ее участников. Важно обсудить проблему единства научного знания, общие эпистемологические принципы междисциплинарности с позиций представителей как гуманитарных, так и естественно-научных областей современной науки. Интеграция наук в информационном поле источниковедческой концепции охватывает не только гуманитарные, но и естественно-научные области знания. Именно поэтому в качестве общей проблемы данной конференции и поставлена широкая тема «человек и пространство». Тем самым мы открываем для себя возможность обмена суждениями по широкому кругу теоретических и конкретных проблем, теми наблюдениями, которые возникают в результате разнонаправленных поисков утраченного единства. В то же время, обозначен общий объект, на который направлены исследовательские запросы наук о культуре и наук о природе в самом широком смысле. Ни одна из них не обходится без источников целенаправленно фиксированной информации о природных и культурных феноменах, которые наблюдает или преобразовывает человек в своей осознанной творческой деятельности. Точки пересечения наших исследовательских маршрутов в поисках единой теории поля, место встречи – обозначено: исторический источник. Принцип «признания чужой одушевленности»[97] мы постараемся взять за основу понимания Другого в его своеобразии и самодостаточности.

Для более направленного результата диалога необходимо обозначить главные вехи эпистемологического пространства наших методологических рефлексий. Поэтому в данном докладе мы рассмотрим такие аспекты, как общность культурной ситуации; единство принципов естественно-научного и гуманитарного знания; теория единства объекта – исторического источника; реализация ее теоретических принципов в трудах ученых – междисциплинарников А. И. Андреева и В. К. Яцунского.

1. Общность культурной ситуации: ее проблемы

Постмодернистская культурная ситуация в целом характеризуется особым вниманием к проблемам языка и значения, к типам и способам коммуникации, высказывания и восприятия идеи и суждения: представляется принципиально важным именно то, как выражена и репрезентирована реальность в авторском тексте – словесном (вербальном) и невербальном (в межличностном, интеракциональном взаимодействии, в искусстве), в повествовании (нарративе). Данная ситуация вполне объяснима, поскольку она вызвана расхождением между языковыми средствами традиционной, в том числе классической модернистской культуры и качественно новой реальностью, находящейся в процессе становления. Понятийный аппарат науки не адекватен новой социальной реальности. Рушатся старые стереотипы общественного сознания, а вместе с ними деформируется языковая среда, становясь более неопределенной, гибкой, предрасположенной поэтому к конфликтным интерпретациям. Слово традиционного языка уже «не то» слово, а новую реальность, в том числе и научную, можно лишь приблизительно, «как бы» выразить старыми понятиями. В этой культурной ситуации крайне важно самоопределение позиции профессионала вообще, а работающего в сфере гуманитарного познания – особенно. Он может, конечно, двигаясь в русле приоритетов массового сознания, лишь фиксировать противоречивость интерпретаций и их ускользающий, танцующий смысл, находя в этом состоянии завораживающую самодостаточность. Однако, гораздо важнее активно способствовать формированию методологии научной определенности, создавая воспроизводимые результаты исследования качественно новой реальности. Для исторической науки данная деятельность настоятельно необходима. Дело в том, что историческое образование и наука по ряду причин отодвинули на периферию пространства своей деятельности эпистемологические рефлексии по поводу профессионального исторического метода. Не одно поколение практикующих историков все еще продолжает чуть ли не гордиться тем, что проблемы методологии истории не входят в сферу их интересов. На фоне общего подъема эпистемологического уровня гуманитарного познания возникает, естественно, некоторое беспокойство историков сложившейся ситуацией. Однако, приходя в историческую науку извне, в качестве осознания необходимости некоего догоняющего развития, методологические рефлексии историков приобретают подчас односторонний характер. Но и они, безусловно, чрезвычайно информативны, поскольку ярко отражают возможности и границы рецепции, например, методов глубокого прочтения текста, его деконструкции, – по отношению к такому феномену, как произведения самих историков (исторический нарратив).

Современная ситуация важна прежде всего тем, что в ней вновь на первый план выходят фундаментальные для профессиональной науки проблемы объективности познания, воспроизводимости научных результатов деятельности исследователя. Есть ли историческая объективность в изучении прошедшего – цель ученого или это недостижимая, хотя и благородная, мечта, которая отодвигается от нас как линия горизонта? Поле напряжения «между фикцией и объективностью», между историческим нарративом и историческим знанием уже стали предметом методологических рефлексий профессиональных историков. Несомненно, выбирая в качестве предмета размышлений произведение историка, и, точнее, – феномен историографии как явление определенного социального пространства и времени, можно лучше понять реальность настоящего и прошедшего, их взаимосвязь и взаимодействие.

Особенность современной познавательной ситуации состоит в возрастании степени ее многообразия. Изменение социальной реальности новейшего времени обусловило необходимость широкомасштабного и многопланового использования социального опыта человечества в глобальных пространственных и временных пределах. В гуманитарных науках преодолевается представление о европоцентристской модели истории и культуры как единственной познавательной модели развития, возник огромный интерес к компаративным исследованиям и потребность в получении возможно более полной социальной информации. Сформировалось более объемное, «тотальное» представление о феномене человека, и как его следствие возрос интерес к использованию данных антропологии, социологии, этнологии, истории искусств в различных областях деятельности.

Мир становится единой цивилизацией, гуманитарные науки все сильнее осознают принципиальную общность своих исследовательских целей, – изучение человека в его отношениях с природой, обществом, государством, другим человеком. История и другие науки становятся качественно иными и наполняются новым содержанием – и по своему глобальному масштабу, и по подходу к общечеловеческим проблемам, и в смысле становления своего статуса в общественном сознании эпохи. Перед лицом сложных современных проблем, общество более остро осознает потребность обращения к познавательным возможностям компаративных гуманитарных исследований, стремится к достижению достаточно полной и достоверной информации о том, – каким образом мыслили и как поступали в критических ситуациях люди другого времени и другого пространства. Потребность в широких сравнительных подходах ощущается повсюду, изменяя стереотипы массового сознания. В свою очередь, рост интереса к проблемам культуры, гуманитарному знанию формирует своего рода социальный вызов, предполагает постановку фундаментальных вопросов, их результатного решения. Новые подходы требуют взаимодействия наук о культуре с науками о природе, науками о жизни, и, следовательно, преодоления разобщенности предметных областей знания, взаимодействия методов исторической науки, социальной и исторической антропологии, этнологии, социологии и социальной психологии, методов получения, передачи, интерпретации социальной информации. Действительно социальные вопросы, такие, например, как параметры самоидентификации личности, этнической группы или сообщества, региона, пути модернизации традиционалистских обществ, проблемы современной неосферы по существу междисциплинарны и требуют широкого использования компаративных подходов.