Орден Белобога

смиренно опустила голову, заставив себя выдавить кроткую улыбку:

– Благодарствую.

Она повернулась к Видбору спиной и принялась плести заклятие. А внутри все клокотало от

гнева. Что этот простофиля себе позволяет? Да на ее красоту парни клюют, словно рыба на

приманку. Никто еще так нагло и некрасиво не оставался равнодушным! Ишь, стоит спокойный, как скала! Да это просто невежливо… Власте пришлось переплетать заклятие два раза – гнев и

спутанность в мыслях мешали сосредоточиться. Она слово чувствовала взгляд Видбора между

лопаток. Наконец дело было закончено, и парень вновь проводил ее до опочивальни, но на этот

раз молча кивнул и ничего не сказал. Власта, опасаясь, что голос выдаст ее гнев, тоже кивнула

ему в ответ и нырнула в темноту сонных покоев.

***

– Не сыпь так много коры дуба, у меня от нее весь рот вяжет! – ворчливо проговорил Лесьяр.

– Дедушка, не начинай, – взвыла Лада, помешивая похлебку. – Драгомир ясно сказал, чем и как

тебя кормить, чтоб ты скорее на поправку шел.

– Кормить? Я тебе что, дитя несмышленое?

– Ну капризничаешь ты, словно дитя, – усмехнулась Лада.

Дедушка оправился от болезни не так давно, и тревога все еще по привычке владела ею. Она

словно боялась, что сейчас, вот-вот, опять станет хуже. Ей одновременно очень хотелось уехать

в школу – к подругам, и больше никогда не покидать деда.

Лесьяр фыркнул и поставил на стол три глиняных кружки.

– А третья кому? – удивилась Лада.

– Так Ворону же, – пожал плечами колдун.

– Это еще с какой стати? – возмутилась Лада. – Я его чаевничать с нами не звала. Я его вообще

не звала.

– Ведагор послал его, значит так надобно, – упрямо повторил дедушка.

Они с Ладой уже несколько раз спорили об этом. Лада была уверена, что Ворон что-то сказал

деду, как-то объяснил свое пребывание в деревне, иначе отчего Лесьяр так яростно защищал

парня? Лада, сколько ни билась, ни из того, ни из другого правды выманить не смогла.

Ворон был учеником главного волхва Ведагора. Юноша приехал в деревню вместе с Ладой – на

том настоял сам Ведагор. Зачем – Лада так до сих пор и не поняла. Ворон в ответ на все вопросы

хмуро молчал, а Ведагора Лада спросить не успела – не до того было. Возрождённый чертог

Чернобога, разлука с Нерославом и болезнь дедушки, – все это сбило с толку.

Одно Лада могла сказать точно – Ворон и сам был не рад этому поручению. Как и заметила

Зерцалица, парень ходил за Ладой как смолой приклеенный, порой помогая, а порой мешаясь

под ногами. Когда на весть о болезни Лесьяра съехались колдуны, Ворон чуть оживился. Среди

них был карельский колдун Драгомир – самый молодой из всех. Ворон подружился с ним, и было

повеселел, но когда Драгомир уехал, вновь стал мрачен. Надо сказать, Лада ему участь не

облегчала. Уставшая, измотанная тревогами обо всем на свете, она злилась на парня, когда он

не оставлял ее в покое. Лада любила одиночество, ей нужно было очищать мысли, бродить по

лесу, лечить зверей и просто колдовать, не думая ни о чем. И когда она обнаруживала парня

неподалеку даже в самой глухой лесной чаще, ее разбирал гнев, который она постоянно

выливала на несчастного колдуна. Тот крепился и молчал, а Лада, хоть и была недовольна собой

и своей несдержанностью, втайне надеялась, что чаша терпения юноши вскоре переполнится, и

он уедет. К ее несчастью, этого все не случалось.

– Надобно, да только не ясно кому, – проворчала Лада, – так или иначе, не повод это ему у нас

гостить. Он вроде у Рады поселился, вот пусть там и угощается.

– Не ворчи, – просто ответил ей Лесьяр, – не след сейчас молодым колдунам собачиться, когда

такие дела творятся. Дружбу водить я тебя с ним не заставляю, но и ругаться на него не нужно.

– Да он пристал ко мне как банный лист, – сердито шлепнув ложкой по краю котелка, прорычала

Лада, – мне нужно собраться с мыслями, уйти в лес, никого не видеть и не слышать, а тут он!

Раздался стук в дверь, и Лесьяр бодро направился в сени, на ходу наказывая внучке:

– Что ж поделать, работа у него такая. Поедим за одним столом, глядишь, попривыкнешь к нему.

Лада, кипя от гнева, сердито мешала похлебку. Края котла и ее платье были в мелких каплях. И

в этом тоже хотелось обвинить Ворона. Она выдохнула, мысленно обращаясь к лесу. Шум

деревьев на мгновение успокоил ее, но тут Лесьяр с молодым колдуном зашли в избу, и Ладино

спокойствие улетучилось.

– Здравствуй, – вежливо поздоровался парень.

– И тебе здорово, коль не шутишь, – огрызнулась Лада.

– Лада, – строго проговорил Лесьяр. – Присаживайся, не слушай ее, подустала внучка.

Ворон сел за стол, и пока Лесьяр разливал взвар из душицы по кружкам, Лада молча разлила

похлебку по трем глубоким тарелкам и по очереди поставила их на стол. Ворон достал из сумы

тряпицу, развернул и проговорил:

– Угощайтесь, я сам испек. Ржаные лепешки.

– Благодарствуем, – кивнул ему Лесьяр.

Лада промолчала – она боялась, что если раскроет рот, то будет только хуже. Некоторое время

царила тишина – все ели. Лютень последние пару дней разбушевался и гонял холодный ветер

по всей деревне, а потому горячая еда и взвар из летних трав были очень кстати. В избе было

натоплено, от еды всем стало еще жарче. Под потолком парили светящиеся шары, их неяркий

свет, да свет простой лучины на столе мягко освещал все вокруг. Со стороны картина могла

показаться уютной, да только между молодыми колдунами напряжение все равно чувствовалось.

Когда все доели похлебку, Лесьяр, кинув взгляд на внучку, спросил у Ворона:

– Ты, значит, ученик Ведагора? Из прежних?

– Бывший ученик, – чуть подняв подбородок, сказал парень. – Я, Искра и Звяга – последние его

ученики. После нас он решил, что пора созывать больше молодых колдунов и брать в помощь

других учителей.

– Вы втроем все нашего чертога? – продолжал расспросы Лесьяр.

Лада подозревала, что все это дед давно выспросил у Ворона, хоть они и мало говорили меж

собой, особенно, пока колдуны из других селений и краев были тут.

– Мы со Звягой да, хотя у него еще лежит душа к зелейничеству. А Искра стихийница, хоть и

наполовину. Ведагор обучил ее всему, что знал, а потом она уехала в деревню за горой

Самодивой, там ее обучала колдунья-стихийница. Вернулась, когда Ведагор написал, что помощь

нужна.

– Вот почему она была так недовольна, – хмыкнула Лада.

Искра запомнилась ей вредной, несговорчивой и заносчивой.

– А с чего ей быть довольной? – пожал плечами Ворон. – Нас всех выдернули из привычной

жизни, чтоб вам помогать, а от вас еще и благодарности не дождешься.

Лесьяр послал Ладе предостерегающий взгляд. Девушка, сжав губы, заставила себя успокоиться

и, стараясь чтоб голос не дрогнул от гнева, медленно проговорила:

– Мы о помощи вас не просили, а то, что случилось в школе, все одно касается всех. И ваши

жизни тут, как и наши – пыль.

Ворон, прищурившись, взглянул на девушку, а затем бросил быстрый взгляд на Лесьяра. «Он

тоже сдерживается», – подумала Лада. Ей овладело странное предчувствие о надвигающейся

грозе…

– Пыль? А не слишком ли много ты берешь на себя? Чтоб чужие жизни пылью называть?

Голос Ворона стал более резким. Видно было, что слова Лады задели его за живое, да и

накопилось у парня на чародейку обид. Виданное ли дело – быть столько времени привязанным

к той, кому от тебя уже выть охота.

– Так то не я, – пожала плечами Лада, – это те, кто чертог Чернобога возродить вздумали, так

полагают. Что можно нас, словно источники использовать, что можно судьбы рушить, и молодым

колдунам головы морочить.

Она чуть задохнулась от нахлынувших чувств, голос дрогнул, а по сердцу опять резанула боль.

Стоило только вспомнить о том, как волхвы, поднявшие из забытья чертог Чернобога, относились к молодым колдунам… Вот уж правда они для них пыль.

– Но наши жизни пылью назвала именно ты, – не отступал обиженный колдун. Он перестал

кидать взгляды на Лесьяра – тот молчал, и Ворон дал волю обиде, сидевшей внутри:

– Ты же была дружна с чернобожником, разве ж нет? – кинул он. – Быть может, эта дружба даром

не прошла…

– Лада! – крикнул Лесьяр, поднимаясь.

Но было поздно. Лада, не помня себя, вскочила на ноги, пригвоздив Ворона к месту взглядом.

Глиняные чашки да плошки полетели на пол. Краешком сознания она заметила, как стало темно

за окном, хотя казалось, куда уж темнее – вечер на дворе. Послышался далекий волчий вой.

Огоньки, которые плавали в избе, освещавшие все теплым светом, разом сникли и погасли. Лада

чувствовала, как на кончиках пальцев накапливается сила, и вся ее воля уходила на то, чтоб не

применить эту силу во зло, хотя она даже толком не понимала, что с ней делать. И вообще, что с

ней происходило.

Боль от разлуки с Нерославом, постоянная тревога за дедушку, друзей и чародейский мир, усталость от бесконечной борьбы с разбушевавшейся нечистью в округе, – все это навалилось

разом. Ворон попал в то самое сокровенное и больное, чего Лада так старательно избегала этот

месяц. Но если на Зерцалицу сильно гневаться не выходило, то этот заносчивый колдун, который

был у Лады уже в печенках, всколыхнул целую волну гнева словно по щелчку пальцев.

Возможно, какая-то часть ее и желала применить ту тяжелую, налитую силой магию, что

копилась на кончиках пальцев и обжигала, обжигала…

Она не помнила, как успокоилась. Просто в какой-то миг за окном грянул гром, и Лада пришла в

себя. Глянула на руки. Они дрожали и, казалось, потяжелели на целый пуд. Лицо было мокрым

от слез, хоть девушка и не помнила, что плакала. Сердце колотилось, а дыхание сбивалось. Она

вдруг ощутила сильный пронизывающий холод внизу живота, справа. Дрожащими руками вынула

зеркальце, положила на стол. Даже Зерцалица пыталась ее остановить. Лада оглядела пол в

осколках и глянула на Ворона. Тот силился принять спокойный вид, но было заметно, как он

напуган. Он неотрывно глядел на девушку, держа пальцы в напряжении, готовый вот-вот

сплести, а быть может, уже и применить заклятие. Лада перевела взгляд на дедушку. Тот был

спокоен, лишь хмурился и смотрел чуть обеспокоенно. Кисть его руки была приподнята и

показывала Ворону – «стой».

– Иди-ка спать, внучка, – наконец промолвил Лесьяр, медленно и аккуратно беря ее за руку.

От этого теплого прикосновения шершавых пальцев чародейка окончательно пришла в себя. Тут

же навалилась громадная усталость. Лада на деревянных ногах отправилась на чердак – там

всегда была ее небольшая комната. Она лишь недавно вернулась туда, когда Лесьяр совсем

оправился от болезни.

По дороге девушка прихватила Зерцалицу, которая все еще обжигала холодом ее руки. Но на

этот раз это не причиняло Ладе боль, напротив – словно приводило в чувство.

Девушка поднялась на чердак, наскоро сплела заклятие безмолвия, окутав свой закуток мягкой

сетью тишины. Затем легла на кровать и заплакала – горько, с завываниями. Она плакала и

плакала, чувствуя, как становится легче, как уходит тревога, как вымывают слезы все то, что она

так долго не разрешала себе чувствовать. Спустя время, вдоволь наплакавшись, она достала из

своих запасов сон-траву, и прямо так, без воды, пожевала сухие побеги. Сон сморил ее сразу же.

Но на этот раз он был глубже и спокойней.

Лада уже спала и не слышала, как на дворе стихает ветер, и месяц Лютень зажигает на небе

яркие звезды.

***

Лада проспала всю ночь и кусочек дня. Открыла глаза, когда на дворе уже смеркалось.

Потянулась, затем не спеша села на лавку. Ох, как долго она спала. В голове шумело, и было так

лень вставать. Последний раз она спала так долго после зелья Ганны, когда ей привиделось что-то страшное… Лада вдруг резко выпрямилась, сон как рукой сняло. Она вспомнила свое видение

– животные с перерезанными глотками, загон и три темные фигуры без лиц. Это до ужаса

напоминало ночь возрождения чертога Чернобога. Ошарашенная, девушка помотала головой, пытаясь прийти в себя. В прошлый раз к ней пришел Нерослав, – вспомнила она с грустью.

Принес еды и письмо от Лесьяра…

Лада, вспомнив про дедушку, накинула платок прямо поверх ночной сорочки, и спустилась в

избу. Ах, какой запах стоял на кухне! Лада могла узнать его из тысяч других – дедушка готовил

свои известные на всю деревню щавелевые щи.

– Где же ты щавель достал посреди Лютня? – усмехнулась Лада, спускаясь в избу.

И осеклась, застыв с полуулыбкой на губах. За столом сидел Ворон и ел щи. Увидев Ладу, он не

донес ложку до рта, замерев. Лесьяр, деловито разливающий щи по глиняным тарелкам, мельком взглянул на Ладу и добродушно проговорил:

– Выспалась? Ну то-то же. Небось за все время накопилось в тебе усталости-то. Присаживайся, отведай щец. А щавеля мне Ворон добыл, нашел дикой кислицы, откопал, да взрастил. Ловок

Ворон в чертоге Матери Земли, что и говорить.

Лада, слегка нахмурившись, присела за стол и с благодарностью приняла от дедушки ложку.

Неспешно смакуя самый вкусные во всей Яви щи, девушка иногда кидала взгляд на молодого

чародея. Тот есть перестал, тоже изредка поглядывая на чародейку. "Боится?" – подумалось

Ладе. И тут же стало стыдно. Да, Ворон не был приятным собеседником, и глупости часто

говорил, и самомнение у него выше гор… Но все же Ладе не стоило так себя вести. В конце

концов, хотела она того или нет, но Лесьяр прав – юноша все это время неотступно следовал за

ней , скорее всего, для пущей безопасности, да не по своей воле.

– Что ж ты, Ворон, не кушаешь, – усмехнулся Лесьяр, присаживаясь на скамью и оказываясь, как

бы невзначай, между юношей и внучкой. – Ешь щи, а то остынут. Они горячие больно хороши.

Молодой колдун послушно взял ложку и принялся помешивать щи в тарелке, но есть не спешил.

– Ешь, ешь, да послушай меня. Вы оба послушайте, – кинул он взгляд на внучку. – Можете друг

друга не любить сколько угодно, а только лес баламутить из-за этого, да вред деревне причинять

я не позволю, – он взглядом велел Ладе замолчать, когда она попыталась сказать что-то, чтоб

оправдать свой поступок. – Времена непростые, никто не ведает, что там, впереди нас

поджидает. Так что уж, будьте добры, примиритесь как-нибудь. Да и, Ворон, внучку мою я

обижать не позволю никому. Я благодарен тебе за все, однако же и за словами следить надобно, ведь сказанного не вернешь. С кем Лада дружбу водит тебя не касается. Она никогда не будет

верить человеку, который худое делает.

Лесьяр проговорил это ровно, даже чуть медленнее, чем предыдущие слова. Но Ладе на

мгновение стало не по себе. Ее вчерашняя душевная буря не шла ни в какое сравнение с тем, что мог сотворить Лесьяр – даже сейчас, после болезни. Ворон, чье лицо сделалось вдруг

сероватым, молча кивнул и стал споро есть щи, будто хотел побыстрее доесть все да и убраться

из этого дома. Лада смотрела на него и только диву давалась – куда делось его хвастовство да

зазнайство. Ведь в школе и слова ей не сказал, и так кичился тем, что они втроем с Искрой и

Звягой старшие ученики Ведагора. Что-то не вязалось во всем этом: Лада не могла представить, что Ведагор возьмет себе слабого ученика, да и Ворон не выглядел неумехой. Почему ж так

боялся Ладу и Лесьяра? Или это не страх?..

Лесьяру так никто и не ответил, все молча продолжили есть. Лада была благодарна дедушке за

заступничество, о чем и думала, пока доедала ужин. Однако сказать ему это не успела, он

заговорил первым:

– Оделась бы ты Ладушка, к нам сейчас староста пожалует и знахарка с соседней деревеньки.

– Зачем? – удивилась Лада, только сейчас замечая, что еще две тарелки щей так и остались

нетронутыми.

Над ними можно было разглядеть едва заметную сеть заклинания – она не позволяла яству

остыть.

– Побеседовать хотим, – пожал плечами Лесьяр.

Лада внимательно глянула на дедушку. Чего он удумал? А знахарка зачем? Но Лесьяр был

невозмутим, а задавать вопросы при Вороне Лада не стала. Она встала из-за стола, поблагодарила дедушку за вкусные щи и отправилась к себе на чердак. Там наскоро оделась, чуть причесала волосы, и, объявив, что пойдет гулять по вечернему лесу, вышла из избы.

Лютень звали так не зря – морозы спали, но сырость и ветра действительно лютовали. Благо со

вчерашнего вечера погода угомонилась, и Лада наслаждалась свежестью и едва уловимым

запахом отдаленной весны в воздухе.

Она чувствовала себя отдохнувшей, полной сил. Впервые за долгое время хотелось думать о том, что же будет дальше, о том, как она вернется в школу, увидит Бажену, Зиму и Световида. О том, как они будут учиться, как будут беседовать о случившемся. И думать, как помочь друзьям…

Услышав скрип снега позади себя, она даже не обернулась, сразу же догадавшись, кто следует

по пятам. Вздохнула, плечи чуть опустились. Она устало произнесла:

– Неужто тебе не надоело еще?

– Будто я выбор имею, – буркнул Ворон, выходя на тропу и стряхивая налипший на штаны снег.

– Выбор всегда имеется, – пожала плечами Лада, оглядывая юношу.

– Ведагора не ослушаешься, – качнул головой Ворон.

Лада собралась было ответить, а затем передумала. Чувства ее улеглись, буря миновала, а на

свежую голову рассуждалось да думалось легче. Что она знала о Вороне и о том, какой наказ дал

ему учитель? Да ничего. Как она может судить? Лада лишь на мгновение попробовала

представить, что ее отправляют куда-то, куда она не хочет, с кем-то, кто ей не нравится. Брр, бедный Ворон.

– Да, видно, ты прав, – кивнула Лада.

– Чего? – ошарашенно посмотрел на нее юноша. – Я прав?

Он до того напоминал ей сейчас Нерослава, что девушка чуть тряхнула головой, отгоняя

наваждение. Когда-то чернобожник так же удивился, что Лада признала его правоту.

– Думаю, я бы тоже не ослушалась Ведагора, – пояснила свою мысль Лада.

Она чуть подождала, но Ворон был то ли ошарашен, то ли просто не считал нужным что-то

отвечать, и Лада двинулась вглубь леса, зная, что чародей все равно последует за ней.

Они шли молча, в полной темноте, которая уже опустилась, возвещая наступление зимнего

вечера. Лада нарочно не хотела создавать шары или магический свет. Ей очень нравилось быть в

лесу в тишине и темноте. Школьный лес тревожил ее, а вот свой, родимый, был знаком до самой

последней сосенки. Сзади послышалось тихое ругательство, а затем тьма чуть озарилась —

видно Ворон любви к темноте не разделял и сотворил заклятие.

Когда они зашли достаточно глубоко, Лада остановилась на небольшой поляне, присела на пень, сняла рукавицу и коснулась шершавой коры. Закрыв глаза, она слилась мыслями с лесом, напитываясь силой и тишиной. Но все же оставалась и на поляне с Вороном. Этому учил ее

Ведагор – простирать внутренний взор не далеко, и при этом понимать и видеть, что происходит

прямо сейчас вокруг нее. Глянув внутренним взором на Ворона, она увидела сероватое свечение

ровной, надежной силы. Она была обычная, но такая… земная. Будто никогда-никогда не

иссякнет и не закончится. Пожалуй, теперь Лада понимала, почему Ведагор выбрал себе в

ученики этого юношу. Собравшись с мыслями, она заговорила:

– Прости за вчерашнее и вообще… Я была измучена тревогами, бессонными ночами и была не

лучшей компанией. Кроме того, мои походы в лес в одиночестве для меня что глоток свежего

воздуха. И когда ты… Я знаю, что тебе пришлось ходить за мной, но меня это очень злило.

Ворон молчал. Лада подумала было, что он опять не ответит, но ей было все равно. Она должна

была извиниться и сделала это. Но через мгновение юноша заговорил:

– Я должен за тобой по пятам ходить. Наказ такой. Мне самому он не нравится. Что касается

вчерашнего… Я понимаю, что задел тебя, но не думал, что это будет так…

– Страшно? – чуть улыбнулась Лада, открывая глаза. Она хотела пошутить, но чародей не

улыбался.

– Тебе было страшно? – удивленно проговорила Лада. – Но почему? Да, приветливой меня было

не назвать, но разве ты хоть раз видел, чтоб я вред кому чинила?

– Нет, не видел, – задумчиво протянул Ворон, – просто ты себя не видела. Ваша с Лесьяром сила

какая-то… Дикая. Словно границ не имеет. Ты вчера была… ну не знаю я, как сказать. Ты

напомнила мне берендеев, но только таких, молодых, которые еще не ведают, что творят и могут

вред причинить по незнанию.

Лада нахмурилась. Отчасти ей было приятно – она услышала слова про дикую силу, и почему-то

они отозвались где-то глубоко. Для Лады дикость была навсегда связана с лесом и зверьем, а

значит – была чем-то естественным, родным. Но в общем картина получалась какая-то

некрасивая. Берендеи – колдуны из чертога Вепря – хоть и были могущественными да обладали

способностью перекидываться в животных (большей частью в медведей), все же славились

своим нравом и буйностью. Лада себя такой не считала. Лесьяра – тем более. В ней

действительно подчас чувства брали верх, но дедушка был всегда взвешен и выдержан в своем

колдовстве.

– То есть мы дикари? – сдержанно спросила она.

– Ну нет, не дикари, – замялся чародей, – но вы будто не умеете с силой обращаться. Она у вас

через край переливается, а вы ее даже не пытаетесь в русло направить. Льется и пускай.

– Ну, каждому свое, – уязвленно ответила девушка, – мне, к примеру, твой подход к чародейству

не близок. Слишком все сдержанно.

– Да ведь так лучше, – упрямо наклонил голову Ворон.

– Кому? – с вызовом спросила Лада.

Она видела, что его не переспорить – на убеждении, что он лучший, потому что сдержан и

рачительно относится к силе и строилось все самомнение. Но и молчать не могла, слова Ворона

задели ее. Даже не слова, а взгляд, преисполненный какого-то отторжения, будто он и правду

смотрел на дикарку, а не на колдунью.

– Чародею, людям, которым он помогает, его соратникам, – уверенно перечислял юноша. -

Поверь мне, очень тяжко с теми, от кого не знаешь, что ждать – то ли грозы, то ли нашествия

нежити, то ли первоцветов.

– Но тем не менее, стихийников много, и частенько именно они славятся нравом буйным и

непредсказуемым, – продолжала спорить Лада, – и не видала я, чтоб они без работы сидели.

– Да ты много ли их видела, – снисходительно протянул чародей.

– А ты? – Лада сдерживалась из последних сил.

Хотелось наговорить колкостей, но что толку. Сейчас она больше всего хотела, чтоб Ворон уехал

и оставил, наконец, ее в покое.

– Тебе сколько зим – двадцать? Ты всего на две-три зимы меня старше, а мнишь себя великим

колдуном. Магия разная бывает, и если тебе мой способ колдовать не подходит, что ж, воля

твоя. Я тебе не друг, и мнение твое мне не важно. А только ни разу мне еще никто в вину мою

силу не ставил.

Ворон нахмурился.

– Мнение мое не важно, и потому ты от гнева еле говоришь? И да, я старше тебя на пару-тройку

зим, однако опыта у меня много больше. А ты, вместо того, чтоб послушать да поучиться, только

и делаешь что споришь. Эдак ты никогда ничему не научишься, коль все в штыки воспринимать

будешь.

– А ты никогда не научишься новому, если полагать будешь, что тебе и так все известно, – в тон

ему ответила Лада.

– Слушай, – Ворон вконец рассердился, – я к тебе в ученики не набивался! Нечего меня жизни

учить! Я свое слово сказал – ваша с дедом магия грубая, неотесанная и потому страшна может

быть. Что тебе дальше с этим делать – решай сама.

– Ох уж я решу, – прошипела Лада, развернулась и пошла еще дальше в чащу.

Пробираясь по сугробам, заходя все глубже в лес, она сердито отодвигала ветки деревьев

руками. Она не стала препятствовать Ворону следовать за ней, тем более, что не была уверена в

том, что у нее выйдет. Он был из ее чертога, и использовать для этого лес было бесполезно. А с

плетениями дружбу она не водила. Захочет пойти за ней – все равно ведь пойдет.

Ее задело то, что чародей сказал ей. Грубая магия? Неотесанная? Лада задохнулась от

возмущения, сердито сжав кулаки. Тут же поднялся ветер, а редкие кусты словно когти

невидимого великана, сжались вокруг Лады, не подпуская никого и ничего. Девушка старалась

дышать ровнее… Лес, как и всегда, отзывался на ее чувства.