«Мажорик». И другие рассказы

Все метались вперемежку по лагерю, хватали друг друга за одежду, спрашивали об одном и том же – и ничего не могли понять. Предположения звучали самые невероятные. К тому же путешественники оказались без всякой связи – ведь все послушно сдали свои телефоны-смартфоны на хранение Халдею. А он как провалился! Стали трясти набатеев – но те с грехом пополам объяснились, что не видели и не слышали ночью ничего подозрительного, а исчезновение Джемаля и для них остается самой большой загадкой. Еще они встревоженно спрашивали, когда рассчитаются с ними за работу и не вычтут ли что-нибудь за сегодняшний инцидент.

Неожиданно, спустя примерно час, уже при солнечном свете, из-за холма показался Еремей. Он шел без спешки, при этом часто оглядывался, как бы размышляя, а не вернуться ли ему обратно. Одет он был не в ветхозаветный балахон, а в обычные джинсы, футболку и кроссовки, в которых его видели в день приезда. За плечами висел рюкзачок.

Подойдя, Еремей покивал всем головой, внимательно посмотрел на отца и тут же нырнул в свой шатер. Проворин последовал за ним. Еремей лежал на кровати, обхватив голову руками.

– Что случилось? Куда ты ходил? – спросил отец.

Еремей молча смотрел на него. Потом с трудом выдавил, не отнимая рук от лица:

– Не взяли! Велела идти с ней… а потом не взяли.

– Кто велела?

– Она.

– Далия?

– Хазва.

– Подожди, сейчас все расскажешь.

Проворин выглянул из шатра и позвал Артура. Общая тревога сблизила их. Еремей говорил с большой неохотой, немногословно, приходилось его тормошить и вытягивать каждое слово. Да и многое ли он знал на самом деле?

Этой ночью не шел сон Еремею, он сидел снаружи, поглядывая на луну и созвездия. При этом неистово думал о единственной, часто взглядывал в сторону ее шатра и придумывал любовные катрены. Он слышал, как в шатре том бранились, возгласы, всхлипы и стоны еще больше разожгли и взвинтили его. Потом наступила тишина – и Еремей совсем уж собрался идти спать, как вдруг показалось из тьмы белое видение. Да, это была она! Грозная, как полки со знаменами, она ничуть не удивилась ему, сказала коротко: «Ты готов? Пойдем же!» Еремей прокрался в свой шатер и, схватив рюкзак с одеждой, пошел за нею. У палаток бедуинов их ждал Джемаль, одетый в дорожное. Он что-то спросил Далию, она отвечала. Говорили они на арабском, но Еремей понял, что разговор шел о нем. Пока Далия переодевалась за палаткой, Джемаль поприветствовал его и пожал руку. Взяли по рюкзаку и сразу же неведомой тропкой пошли от лагеря в сторону. В лунном сиянии виден был каждый камень. По пустыне гулял свежий ветер. Шли молча, без всякой дороги, около часа. В очередной низинке обнаружилась машина, небольшой джип. Джемаль вынул из рюкзака и прикрутил номера. Потом они снова говорили между собой. Он называл ее Хазвой. Наконец она подошла к нему и сказала:

– Прости, малыш, сейчас не можем взять тебя с собой. С тобой мы попадемся, тебя будут сильно искать.

Она обняла его и крепко поцеловала (в рассказе это Еремей утаил).

– Дорогу назад найдешь? Светает, нам пора. Еще встретимся. Я тебя позову.

Джемаль снова пожал ему руку и потрепал по плечу. Они уехали, а Еремей побрел обратно.

– Номер машины? Куда они направляются? – вскочил Артур.

– Джип Вранглер, серый, номер не разглядел (на самом деле даже не посмотрел на него!)

– Они что-нибудь говорили о маршруте?

– При мне нет. Хотя один раз прозвучало «Мыср, Мыср».

– Что за ерунда, какой Мыср?

– Мицраим, Египет на арабском.

Проворин-старший посмотрел на Артура, оценивая его способность в данной ситуации воспринять шутку:

– Не переживай, Артур! Как говорят у нас в России? Баба с возу…

Артур не стал продолжать разговор и ушел к себе.

– Так, говоришь, не взяли тебя? – Проворин развернулся к сыну. – А то пошел бы с ними? И куда – в Мицраим? Или в Сирию?

– Больше я тебе ничего не скажу, – отвечал Еремей, не смотря на него. – Я потому только вернулся в ваш лагерь, что мне идти сейчас некуда.

– Тестостерон тебе мозги сносит, вот что! Ожегся. И как теперь быть? Хоть бы мать пожалел! – Леонид Еремеевич начал было читать нотацию, но, чутьем режиссера почуяв ее пошлость и провальную бесполезность, закончил просто и буднично. – Спи, дома поговорим. Выбраться бы отсюда быстрее…

Он тоже решил отказаться от маскарада и разыскал свои брюки и клетчатую ковбойку. Выйдя наружу, увидел, что переоделись в привычное и другие путешественники.

Халдея все не было. Он, по-видимому, потерял к мероприятию всякий интерес. Распорядок нарушился, о пешем маршруте никто больше не думал. Завтракали, а потом и обедали холодными остатками вчерашней еды.

В центре внимания оказался Артур, он говорил горячо, убежденно:

– Готовился теракт, мы все были в смертельной опасности. Нас Далия спасла! Она завлекла моджахеда и, жертвуя собой, увела его от нас. Она не посвящала меня в свой план, я абсолютно ничего не знал, хотя и догадывался. Но Еремей рассказал. Он тоже рисковал… Нужно действовать, нужно спасать Далию!

Раздались крики:

– Халдей! Где чертов Халдей!

Послышался шум подъезжающего автомобиля. Спустя минуту появился Халдей.

– Готовился теракт! Нас хотели взорвать или перестрелять! А вы… вы специально наняли к нам террористов? Далия сбежала с моджахедом! —кричали ему.

Халдей отреагировал невозмутимо:

– Ну и ладно.

– Требуем вернуть паспорта, мобильники и все наши личные вещи!

– Вам вернут в аэропорту, как договаривались. Программа маршрута известна, в ней все расписано по часам, – отрезал Халдей. И глянул так, что продолжать разговор не имело смысла.

Наутро движение группы по пустыне возобновилось. Понурым видом, опавшими лицами, мятой одеждой пилигримы теперь больше напоминали конвоируемых арестантов. Проволоклись они ослабевшими, покусанными ногами несколько километров, потом отдыхали в палатке, пока их лагерь со всеми шатрами и имуществом перемещался обходным маршрутом на новое место. Это новое место ландшафтом и другими приметами показалось всем настолько похожим на место первого ночлега, что стали говорить, будто их два дня водили пешком по какому-то кругу и возвратили туда же, откуда и начинался весь путь. То есть попросту дурачили. А значит цель путешествия не стала ближе ни на один метр.

Вечером пригласили на ужин. Но Еремей решительно отказался пойти со всеми в большой шатер.

– Лучше быть голодным, но свободным! – сказал он.

Он схватил попавшуюся под руку накидку и вышел наружу. Сбоку на него равнодушно смотрела луна. Еремей повернул от нее в другую сторону. Простор пустыни, бледный от лунного света, точно тянул его. Он шел, не разбирая пути, по хрустящим камням и сам не заметил, как взобрался на возвышенность. Эта сторона холма была покрыта черной тенью, другая же освещена так, что на ней можно было разглядеть каждую былинку. Немного ниже вершины виднелся неширокий выступ. Еремей спустился к нему и присел на плоский камень. Беспредельный простор, нежно-прозрачный воздух, лунные камни – все хранило чуткую, настороженную тишину, неразделенную тайну, отчужденный покой.

Еремей стал искать глазами знакомые созвездия – и не находил их. Громадно, пусто и холодно было там наверху. Казалось, все пространство на небе до самой земли было заполнено вечным страхом и негасимой тоской.

Он терзался о Далии, вспоминал ее таинственные слова о неизведанной родине где-то там, за пылающим горизонтом, о времени, когда услышат они обращенный к ним зов, приказ, от которого нельзя уклониться, который с радостью выполнят, не спрашивая ни о чем.

Есть речи – значенье

Темно иль ничтожно,

Но им без волненья

Внимать невозможно.

Не встретит ответа

Средь шума мирского

Из пламя и света

Рожденное слово.

Но в храме, средь боя

И где я ни буду,

Услышав, его я

Узнаю повсюду.

Не кончив молитвы,

На звук тот отвечу,

И брошусь из битвы

Ему я навстречу.

6

Наутро за ними пришел небольшой автобус. Халдей же сел в джип и укатил первым.

В самолете Проворин, просматривая газету, в разделе новостей наткнулся на сообщение: «Вчера поздним вечером при перестрелке на границе сектора Газа была смертельно ранена известная российская танцовщица Далия Кончакова. Обстоятельства происшествия выясняются».

Проворин осторожно взглянул на задремавшего Еремея.

Торопливо свернул газету и спрятал ее в карман.

УБЫВАЮЩИЙ БОЧКАРЕВ

Свет здесь такой, что сам себя узнаешь с трудом. Тот свет, непохожий на свет. К тому же теряешь всякое представление о времени. Когда тащился сюда, на улице сиял зимний день, глаза слепил снег. А что там сейчас? Никто не скажет. Вообще-то я не из любителей пива, зимой предпочел бы горячий чай. Да где взять! Зашел сюда просто погреться. Поначалу радовался многолюдству, так незаметнее, можно постоять подольше. Пивная на углу, – ну, знаете, конечно, – она очень тесная, столов и стульев в ней нет, пьют стоя, а для опорожненных кружек прибиты к стенам узкие полки. Да что за полки, просто плохо обструганные доски. Тут ни посидеть, ни подремать, зато тепло, руки-ноги оттаивают. Из носа течет, но лишь самое первое время, быстро обсыхает.

Между прочим, видимость забегаловки обманчивая. Кажется, теснота и убогость, а помещается бесконечная уйма народа. Всё это время, что я здесь, люди прибывают и прибывают, а ведь ни один ещё не вышел наружу. Взять те же стены, когда-то покрашенные в серый цвет, а теперь затертые и облупленные, – кажется, вот они рядом, жмут, теснят, рукой дотянуться. Но человек направляется с кружкой, а стена уходит, пятится от него, отодвигается, как горизонт в поле. А потолок? Низкий, тусклый, с подтеками, давящий душу – а сквозь него видны летящие облака, мелкие звезды, иногда сыплется снег. При том всюду теснота, испарения, удушье, свет такой тусклый, что лиц почти не видать, так, пятна какие-то плавают, как жиринки в бульоне, и булькают ртом.

И вот весь я тут, под низкими потолками, среди истертых фигур, теснюсь к стойке, шапка в руке, а подойти не могу. Нет, никто не отталкивает, они, в очереди, стоят ко мне тылом, видны одни спины. В тужурках, пальтецах, напирают на прилавок, от возбуждения негромко сопят, но, нет, не скандалят, не задираются. Похоже, просто не замечают меня. Другого объяснения не нахожу. Когда я в очередной раз пытаюсь втиснуться в строй, чтобы, так сказать, в общем порядке предстать наконец перед отпускающим питье, посетители с хмурой оглядкой сдвигаются, плотнее заполняют брешь, и я опять оказываюсь за их спинами. Случалось, что я все-таки вдавливался в плотную шеренгу, даже открывал пересохший свой рот для произнесения нужных просительных слов, но буфетчик всякий раз отвращал от меня лицо своё и отдавал полную кружку другому.

Со стороны может показаться, будто я лезу нахрапом, без очереди, а буфетчик потому и не желает иметь со мной дела, что приучает к порядку, к соблюдению прав. Да, именно так оно может выглядеть. На самом же деле я уже не раз и не два пристраивался в самый конец, это могут и подтвердить, хотя вряд ли найдутся тут желающие кому-то что-то доказывать. И мне ли не знать, что среди жаждущих мужчин не только неловко, но и небезопасно лезть напролом, особенно людям с мелкой комплекцией. Нет, я не беру на себя лишнего и вовсе не прочь постоять. К тому же и очередь-то так себе, человек десять-двенадцать, не больше. И поскольку кроме питья и какой-то сушеной рыбешки, на которую никто не смотрит, за прилавком ничего нет, подвигаются довольно быстро. Но что мне с того? Всякий раз, когда я приближаюсь к распорядителю, он отводит глаза в сторону или, ещё нелепее, смотрит сквозь меня, будто я стеклянный, и я опять отхожу ни с чем. Переждав какое-то время, попытавшись раз-другой, всякий раз безуспешно, я опять пристраиваюсь в хвост очереди.

Отчасти тут я и сам виноват. Прилипла в последнее время привычка говорить без голоса, передвигаться столбом вкопанным, смотреть без всякого выражения, а то и с закрытыми глазами. Хотя, с другой стороны, надо понимать, что совсем не такое здесь место, чтобы показывать характер. Пришел – так терпи. Сам ощущаю и от других слышал: спускаешься сюда, переступаешь порог – и весь состав твой меняется, силы оставляют, становишься сам не свой, чужой, непривычный. Конечно, вот эти, отпетые, получают положенное, но что это за «положенное» – всего лишь кружка питья, да и питья-то, похоже, самого дрянного, судя по кислому цвету, а на большее никто не претендует и не надеется. Я даже не уверен, несмотря на духоту и жар, что стал бы пить эту муть, достанься она мне, а не вылил её незаметно куда-нибудь в угол. Да и пиво ли это на самом деле – никто толком не знает. Но все стоят и ждут, разинув рот на распорядителя.

Впрочем, сейчас меня занимает не это. Мне бы понять, за кого меня здесь принимают. Чего доброго, за попавшего не в свой час проходимца, без наличной копейки за душой. Много у меня и в самом деле нет, но на кружку хватит, единственную, последнюю. Так дайте мне её в руки, а потом уж и гасите свет. Но не раньше, не раньше! С этим я не смирюсь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.