Мортидо

Люся Цветкова

Мортидо

"Помни, где только есть место – везде есть сознание".

© Тибетская книга мёртвых

Глава 1. Часы

Юные леди обычно ведут дневник с тем, чтобы спустя неделю, две, а может быть, месяц с точностью и во всех подробностях освежить в памяти сплетни, которые они с тщательностью вносят в упомянутый дневник после каждого светского мероприятия, встречи, разговора. Именно с этой целью юные леди препроводят своё драгоценное время в компании пера и бумаги. И вряд ли кому-нибудь пришло бы на ум вести дневник, если бы на то не оказалось бы достаточно оснований. Однако мне на ум может прийти и не такое.

И вот я, которая проводит всё свободное время в одиночестве в своей собственной спальне, необременённая светскими встречами и не знающая сплетен, совершенно безосновательно взялась за неблагодарное дело бумагомарательства. И вот, что из этого получилось.

Скудная светская жизнь никогда не приводила меня в уныние. Ибо мне было достаточно несколько раз вкусить её, чтобы навсегда разочароваться в её прелести. Поэтому если я и могу о чём-либо посплетничать, так это о вымышленных персонажах.

Я с завистью зачитываюсь готическими любовными романами, которые описывают искусство общения и флирта в эпоху «целомудренной» светскости и интриганского лицемерия и рассказывают о благородстве и силе искренних чувств, и доказывают существование настоящей любви, которая победит всё и будет длиться до смерти и после неё. Книги заполняют нечто такое в моей жизни, что всегда будет пустым. В них есть то, чего никогда не может быть наяву. В них несравнимо много смысла и историй. Хочется на время оказаться там, в суровой, но наполненной сюжетом книжной реальности.

Вымышленный мир – он не прошлое и не будущее. Он не отрезок времени, истории или логики. Мир вымысла идеален, как сон, или же как мечта. Фантазия, наполненная реальностью без её жёсткости и неповоротливости. Всё, что в реальности основа, в фантазии всего лишь реквизит и бутафория. Этим и прекрасен мир вымысла. В нём чёткие мотивы, чистые чувства и непрерывное действо.

И порой кажется, что оттуда на меня главная героиня, так же как и я на неё, смотрит с завистью и хочет занять моё место в хоть и пустой, но спокойной жизни. Она умеет любить и хочет жить, но ей всё время что-то мешает. А я, имея все права, хоть и женщина, целый мир возможностей и знаний, развлечения на любой вкус, кров в стенах дома и хлеб на столе, не хочу ни жить, ни любить, ни быть счастливой. Должно быть, она не просто завидует мне, она меня презирает.

Анжелика де Сансе де Монтелу, Кэтрин Эрншо, Джейн Эйр, Мэгги Клири, Мина Мюррей, президентша де Турвель – все они меня презирают, а я страшно хочу на часок окунуться в их жизни. Правда, есть одно исключение: Элизабет Беннет. Её жизнь я бы хотела прожить целиком, а она мне ни капли не завидует. Её жизнь – это баланс между моей реальностью и историями готических любовниц. Элизабет Беннет, пожалуй, завидуем все мы.

Четыре часа утра.

Февраль.

За окном оранжевый свет фонарей, отражённый от снега, освещает морозную ночь, а у меня в комнате душно. Тусклый свет экономной лампы позволяет моим утомлённым многочасовым чтением глазам следить за тем, как мистер Дарси и мисс Элизабет Беннет прогуливаются неподалёку от Лонгборна в преддверии помолвки. И история заканчивается, а мне жаль закрывать книгу.

Приближается рассвет. Наступает настоящее. Я ощущаю утреннюю дрожь и чувствую, что живу. И я знаю, что всё проходит. И тоска по оконченной книге тоже скоро пройдёт.

Легко понять, когда читаешь книгу, кому принадлежит множество слов, букв, действий и мыслей. Но когда живёшь, бывает трудно вообразить: кто же мыслит мои мысли? Мои желания, кто вас желает? И что же, в сущности, я такое? Я прихожу ночью, я пробуждаюсь на рассвете, и я страдаю днём, чтобы было к чему прийти ночью. Я алкоголь, я хмель вселенной, я то, что называют душой. И, как и положено душе, я страдаю, потому что так чувствую жизнь.

Кроме себя я каждый день вижу людей. И ты тоже человек. Ты изучаешь курсы валют, читаешь новости, следишь за разговорами. Ты много понимаешь, даёшь советы, пытаешься быть хитрее. Куда ты стремишься? Но стремись же, иначе станешь пустым, как я. А мне в моей пустоте нестерпимо скучно. Однако скука не заставляет меня следить за твоим содержанием. Любопытно, следишь ли ты за моим? Хочешь ли узнать обо мне больше?

Все мои желания сводятся лишь к одному: спать… О, эта сладостная тяжесть век. О, это пугающее погружение в сон. Кажется, что не вернёшься больше никогда, но утром возвращаешься. Я возвращаюсь. И снова вижу тебя. Кто же ты?

Ты моё пленительное одиночество. А я капризная дурочка, и не знаю иной радости в жизни, кроме меланхоличной грусти. Чего во мне не хватает, и для чего я послана в этот мир?

Капризно бушует страсть в моей терпкой и багровой душе. Словно залита кровью моя мысль. Словно моя мысль – это сердце, перекачивающее кровь. Сердце всего мира. И оно бьётся и бьётся, снова и снова. Нет у него выбора. Кровь должна пульсировать. Жизнь должна продолжаться. И жизнь продолжается, даже когда меня одолевает безразличие к ней.

Я думала, что те, кому всё равно, они правят миром. Ведь, когда всё равно, тогда тебе ничего не нужно, а когда тебе ничего не нужно, то по закону подлости ты можешь получить всё что угодно. Но когда понимаешь, что можешь получить всё что угодно, тогда неинтересно что-либо иметь.

Мне всё равно, но я ничего не имею. У меня ничего нет. У меня нет даже жизни. Нормальной человеческой жизни у меня нет. Меня поглотили желтоватые страницы книг, испестрённые мелкими буквами, словно пасть чудовищного хищника коварно устроенными зубами, и пытаясь выбраться из его пасти, я всё глубже насаживаюсь на острые зубы своей плотью, и раны кровоточат всё сильнее, и оттого всё яростнее разгорается аппетит во чреве ужасного монстра. И моя душа соком моих вен сочится ему в глотку. Так вот, пока я стенаю в этой живодёрне – я живу. Закончатся страдания – закончится моя жизнь.

Я хочу сыпать цитатами. Хочу, чтобы и ты узнал их. Я хочу перестать быть одинокой. Хочу, чтобы меня кто-нибудь понял. Мне нужен друг. Если бы ты только поговорил со мной. Нет, не просто выслушал, а поговорил. Я хочу почувствовать тепло понимания. Я хочу почувствовать, что я всё ещё могу чувствовать тепло.

Кто ты? Ответь же! Не молчи. Умоляю тебя, только не молчи.

Скажи, ты станешь моим другом? Потому что я хочу, чтобы ты был моим другом. Тогда я бы смогла тебе рассказать что-нибудь о себе. И ты бы помнил потом обо мне. Прошёл бы день, месяц, год, несколько лет, но я бы осталась в твоей памяти, и при случае ты бы мог меня вспомнить, вспомнить мой рассказ и сказать, что ты знал меня, и даже больше: мы были друзьями. Потому что я тоже хочу о тебе помнить. Я хочу знать что-нибудь о тебе.

И если бы только мои часы снова пошли. Если б только я смогла бы нести воспоминания сквозь годы. Если б только я не была бы так одинока в алчущей и жаждущей пасти песочных страниц. Обещай, что станешь моим другом. Обещай…

Я не всегда была такой. Я была живым человеком, как и ты. Но мне была ненавистна жизнь. Я помню всё. Однажды я выберусь из воронки времени, вернусь обратно и начну всё сначала. И уж тогда, всё сделаю правильно.

Смешно, да? Сделаю правильно! Как будто можно знать, как правильно жить. Я могу бесконечно полюбить жизнь, и всё равно однажды понять, что снова ошиблась. А если я всё забуду? Забуду все свои намерения и снова не полюблю её?..

Я открою глаза и увижу яркий свет. Свет и ничего больше. Мои глаза начнут к нему привыкать, и наконец, сквозь свет проступят образы и предметы. Я увижу мир! Я так долго ждала этого! Я буду так счастлива!

Я помню всё: как этот мир зарождался, как развивался, как он стал таким, какой он есть. И теперь я его часть. Я его будущее. Я пойду на всё, чтобы сохранить его и сделать лучше. Ведь это мой мир.

Ты испытал чувство déjà vu? Потому что я испытала. И я знаю, в чём дело. Когда я пришла в этот мир, когда я сделала свой самый первый вдох, я, наверняка, подумала и почувствовала именно так. А потом произошло нечто.

Однажды мир стал для меня загадкой, тайной, кувшином c запретами. Однажды основой моей жизни стал запрет. Я даже не заметила этого. Постепенно осознавая силу слов и овладевая искусством речи, я забывала, кто я есть на самом деле. Слова, произносимые людьми, вкладывали в меня новые знания обо мне. И последняя капля моей прежней памяти изжила себя с первым произнесённым мною словом.

Теперь слова творили мою реальность.

Людям нужны слова. Без слов не существует лжи. Безо лжи нельзя создать запрет. Без запрета невозможна власть.

Вот почему мне нужен друг. Я знаю, ты любишь жизнь. И ты не вымышленный персонаж. Ты живёшь каждый день. Ты точно знаешь, почему стоит любить жизнь. Поэтому твоя история для меня интереснее, чем те, что я могу прочитать. Ты настоящий. И ты мой друг.

Я с готовностью окунаюсь в запретную историю своей души. Я должна быть тверда в своей решимости, ибо действие это запрещено самим существованием мира. Разгадав тайну, которую покрывает запрет, я перестану существовать в этой реальности и отправлюсь туда, где с помощью своего запрета создам свой мир, свою тайну.

Я нарушила все правила, поговорив с тобой. Теперь меня скоро не станет. Я останусь лишь в твоей памяти. Моя тюрьма не та, из которой можно бежать. Мой страж видит всё, мне ничего невозможно скрыть от него. И теперь он идёт за мной. Я попытаюсь вымолить у него прощение хорошим поведением, поэтому больше не скажу тебе ни слова. Прости меня, мой друг.

Осталась лишь я. Снова только я.

Мне не жаль ни времени, ни пространства. Я всегда знала, что проиграю. Нельзя не любить, но ждать в ответ любви.

Я терплю. День за днём я терпеливо иду в никуда. Есть ли мне чего ждать? Похоже, что нет. Не надо меня жалеть. У меня всё хорошо.

_____

* Анжелика де Сансе де Монтелу (фр. Anglique) – главная героиня одноимённого романа Анн и Серж Голон (1957 – 1985; 2006 – 2011)

* Кэтрин Эрншо (англ. Catherine Earnshaw) – главный действующий персонаж романа Эмили Бронте «Грозовой перевал» (1847)

* Джейн Эйр (англ. Jane Eyre) – главный персонаж романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» (1847)

* Мэгги Клири (Meggie Cleary) – главная героиня романа Колин Маккалоу «Поющие в терновнике» (1977)

* Мина Харкер (в дев. Мюррей) (Wilhelmina «Mina» Harker (nee Murray)) – героиня романа Брэма Стокера «Дракула» (1897)

* Президентша де Турвель – героиня романа Шодерло де Лакло «Опасные связи» (1782)

* Мисс Элизабет Беннет (англ. Elizabeth Bennet) – главная героиня романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» (1813)

Глава 2. Черновик мечты

С рассветом к девяти часам утра мы как призраки прячемся по офисам. Странный ритуал. Другой жизни я не знаю, почему же всё в моей жизни кажется мне таким странным? А когда после пяти я выхожу из офиса, становится немного тоскливо, особенно по пятницам. Тоска теперь случается со мной всё чаще и по разным поводам.

Как будто праздник подходит к концу. Он ещё не закончился, но гости уже начинают расходиться. Неторопливые прощания, на-посошок снова и снова, половина гостей уже в куртках, но ещё не ушли и вот-вот уйдут. Мучительное завершение, которое никак не наступит, и так не хочется, чтобы оно наступало, но оно ведь неизбежно, и это мучает.

Примерно такая тоска. Примерно такие ощущения испытывает девушка двадцати пяти лет, когда одна половина её подруг уже замужем, а вторая, вроде бы не занятая поиском мужей, как и она сама, но и они, по крайней мере, одна из них неожиданно нашла себе парня. И ни у кого нет больше на тебя времени. Парни не звонят. Да и сама ты уже не знаешь, чего, в сущности, хочешь. Ни на что нет сил. И ты начинаешь вспоминать былое.

Всегда так с прошлым: оно просто есть и разрушает настоящее, потому что ты всегда оглядываешься и тоскуешь, думаешь, что всё могло быть иначе. И всё же, это заблуждение. Всё может быть лишь так, как оно есть сейчас. И если то, что есть сейчас, тебя не устраивает, тогда тоска начинает причинять физическую боль.

В жизни многие вещи причиняют боль. Самые прекрасные вещи причиняют боль. Любовь причиняет боль. Рождение ребёнка тоже причиняет боль. А ведь это самые прекрасные вещи, которые нам дарит мир. За всё надо платить, даже за дары. Но у нас есть веские основания всё же принимать эти дары. Самая главная плата впереди. И все мы понимаем, что глупо иметь в должниках смерть, поэтому нужно брать от жизни всё.

Все хотят оставить после себя «след», потому что все когда-нибудь умрут. И все ужасно боятся умирать, поэтому обретают бессмертие через свои дела, а главным образом, через своих детей. Размножение – это реализация инстинкта бессмертия смертной клетки. Вероятно, я бессмертна, потому что инстинкт размножения отсутствует во мне напрочь.

Во мне есть какие-то иные инстинкты, продиктованные физиологией, которые с возрастом кажутся мне всё более отвратительными. Не то чтобы я мечтаю спариваться, но моя плоть жаждет эротической власти над собой другого человеческого существа, преимущественно мужского пола.

Пятница, вечер, тоска, воспоминания, ускользающая молодость, утраченная, нет, попусту растраченная юность… красное вино…

После полуночи мысли заиграют по-новому. Я буду стыдиться их утром. Я не знаю, как поступить. И я устала думать.

Почему я не могу себя представить в облике жены. Это уж точно не моя роль. И дело не во множестве печальных примеров семейной жизни перед глазами, а в чём-то ещё.

Должна бы случиться любовь, зависимость, неизбежность. И всё должно было бы кончиться, но всё началось заново. Сердце обнулилось.

С этими мыслями я шла в октябрьскую пятницу с работы. Мне стало зябко, как будто я попала под проливной дождь в ветреный день. Плечи опустились, спина округлилась. Глаза наполнились слезами, которые словно линзы покрыли зрачки, так что пространство передо мной чудовищным образом искривилось, и если бы этой дорогой я не ходила бы прежде сотни раз, и оттого не помнила бы её наизусть, я сейчас не смогла бы ступить ни шагу. Я не позволяла слезам течь, так что они несколько минут пеленой стояли в глазах, а потом хлынули по щекам, и нельзя было их остановить. Распущенные волосы спутывались и электризовались, руки замерзали, дышать было трудно. А желанная темнота никак не наступала.

Мы должны были встретиться сегодня с подружками, но всё отменилось из-за парней и мужей. Мне и так в последнее время было нестерпимо одиноко, и эта встреча была для меня надеждой почувствовать, что я ещё кому-то нужна и интересна, но я снова оказалась одна. Я была предана, обнажена и выставлена на посмешище безумной толпе, которую я презирала всем сердцем в этот момент. Во мне что-то сломалось. Надо мной словно смеялся весь мир.

Внезапно приступ прекратился. Я отёрла от слёз лицо, поглубже утопила голову в капюшоне и зависла, глядя на мелькание фонарей в окне троллейбуса. Всё закончилось: грусть, мысли, слёзы, и дорога в какой-то момент тоже закончилась. Но я знала, что день-другой спустя приступ повторится: по какой-нибудь другой причине я непременно вскоре разрыдаюсь. Теперь это для меня норма. Мои слёзы просто ищут повода, но созрели они уже давно.

Я отрицала навязчивые мысли о том, что плачу от любви. Мне бы хотелось, чтобы причиной была любовь. Моя фантазия хотела выдать желаемое за действительное. Но во мне не было любви, и я это знала. Её просто не может быть. Чтобы любить, нужно уметь сосуществовать с другим человеком, более того нужно желать этого сосуществования. А я не вынесу никого рядом с собой, тем более человека, который возомнит однажды, что может претендовать на моё внимание, внемля своим прихотям. Я не хотела рушить романтику, поэтому не утоляла навязанное желание оказаться в отношениях.

Не важно. То будет после. Главное, что сейчас в моей душе покойно.

У меня уже голова раскалывается от музыки, но такое ощущение, если я её выключу, весь мир исчезнет.

А в субботу ближе к обеду меня охватывает утомительная тяжесть во всем теле. Странное чувство, как перед отправкой в дорогу, когда уже нет сил ждать, всё потеряло значение, хочется наконец выйти из квартиры, хочется уже войти в поезд. А потом ты нетерпеливо ждёшь, когда пейзаж в окне вагона начнёт двигаться. И если всего этого не происходит, что-то замедляется, а особенно, если ты никак не выйдешь из квартиры, например, слишком рано ещё, то всё тело ломит, хочется выть от томления.

И я вою. В моём вое можно услышать: «Как изменить жизнь?»

В реальности, может, и никак. Но я могу представить то, что не могу иметь, то, что не могу пережить. Могу вообразить, как вдыхаю морозный воздух через открытую форточку и представляю, что убегу из своего душного поместья. Словно меня по расчёту хотят выдать замуж, но моё сердце принадлежит другому.

Только всё не так, всё наоборот. Сказочная погода. Зима, минус один, вечер, часов семь. Снег свежим покровом по щиколотку устлал территорию перед домом. Снег мелкий мокрый и когда, влетая в открытую форточку, касается моей кожи, то вызывает праздничное оживление, ощущение прохладной сказочной свежести. Хочется слушать ту песню из «Анастасии»; и кажется, что с минуты на минуту выяснится, что я дочь императрицы, и меня увезут в роскошные хоромы.

А воздух пахнет теми двадцатилетними пьянками, и как Кэтрин из «Грозового перевала», сказать бы дуэнье: «Я хочу в поле! Хочу снова стать девчонкой, полудикой, смелой и свободной; и смеяться в ответ на обиды, а не сходить из-за них с ума! Почему я так изменилась? Почему, едва мне скажут слово, кровь закипает во мне адским ключом? Я уверена, что стала бы вновь самой собою, – только бы мне очутиться среди вереска на тех холмах. Распахни опять окно – настежь!»1

Но как-то не убегается. Вроде никто и не держит, а не бежится. Некуда. Как же тупо складывается моя жизнь. Каких-то полгода назад я верила, что мир огромен, что в нём так много места, и я смеялась над людьми, толпящимися в очередях и общественном транспорте. Не то чтобы сейчас я ровненько встала в толпу, но что значит некуда бежать? Беги куда хочешь! Год назад я хотела в Румынию, куда-то ещё. А теперь никуда не хочется. И эта зима как подол платья, что сейчас скроется за дверью; и от меня настойчиво что-то уходит, нечто ускользает. Время, молодость, жизненная энергия. Последней во мне, действительно, всё меньше с каждым днём. Кажется, это из-за того, что я уже готова смириться со своей скучной бухгалтерской работой в офисе. Я сдалась. Я как будто продала душу, а то, что мне давали взамен и не взяла. Или наоборот, я продала душу в тот момент, когда нарушила свою отчаянную клятву и вернулась в бухгалтерию. И теперь я как демон, как призрак с рассветом вынуждена прятаться в офис. Я предала себя. И возможно, если вскоре не изменю свою жизнь, не избавлюсь от бухгалтерского клейма, то буду ненавидеть себя вечно.

_____

1 Цитата – «Грозовой перевал», Эмили Бронте (1847)

Глава 3. Монарх и Вице-король

Я действительно потеряла запал. Любую задумку вырываю с корнем словно сорняк. Мои былые мечты и взгляды вызывают у меня отвращение. Я презираю то, чем занимаюсь, то, как живу. Всё, во что я когда-то верила, терпит пересмотр моим изнурённым сознанием. Я начинаю сомневаться буквально во всём. И каждый понедельник для меня на грани самоубийства.

За окном сказка, зима, пушистые сугробы, предновогодние огни, а я сижу в душной комнате. Надо отдать должное моей предприимчивости, потому что иногда я всё же утруждаю себя тем, что стою у открытой форточки. Но вот о том, чтобы выйти на улицу, речи идти не может. Во-первых, попросту не с кем, а во-вторых, мне кажется, что я как будто меньше отдохну, если выйду из дома.

Мне надо оставить работу в захудалом издательстве, оставить свою воображаемую дружбу с Сергеем и Лизой, я должна уйти отовсюду. Но куда?

Как я могу уйти?! Я почему-то возомнила, что если уйду, то предам их. А между тем, не так уж я здесь и нужна. Лиза держится рядом со мной, видимо, из того лишь разумения, что врагов нужно не избегать, а приручать. А мне, видимо, нравится быть «врагом».

Все мы мечтаем быть Элизабет Беннет, но в какой-то момент обнаруживаем, что мы – Шарлотты Лукас. Мне двадцать шесть лет, и я не знаю, что дальше делать со своей жизнью. Выйти замуж за Сергея?! Он меня не звал, вопреки всем лицемерным уверениям Лизы, что он в меня по уши влюблён. Если кто-то в кого-то по уши и влюблён, то это Лиза в Сергея. Она пишет свои жёлтые статьи для журнала, в котором Сергей главный редактор, а я просто бухгалтер.

Издательство молодое, филиал британского журнала, но уже захеревающее. Сергей и Лиза верят, что всё наладится. А я… я не понимаю, что я здесь до сих пор делаю. Не такие уж мы и друзья, и не так уж много они потеряют с моим уходом, ведь бухгалтер я не очень. Но у меня сложилось такое впечатление, что если кто-нибудь из нас троих решит уйти, то уйдут все. Как будто здесь нас держим только мы. Хоть это и грустно, я думаю, что каждый из нас втайне надеется, что кто-нибудь решится разорвать замкнутый круг. Но никто не решается.

Не то чтобы я вела дневник. Но время от времени, я что-то записываю. Тогда ещё была зима. Но мало что изменилось за полгода.

Кто же такие Лиза и Сергей. Хоть я и воображаю привязанность к ним, на самом деле ничего между нами нет. Я прячу от себя истинное происхождение нашей взаимосвязи, чтобы совсем не впасть в отчаяние, так что я прекрасно представляю, кто мы друг другу.

Я прекрасно представляю, что я марионетка в руках Лизы в её интриге, заключающейся в том, чтобы влюбить в себя Сергея. А Сергей, как и все мужчины, при удобном случае поимел бы любую из нас, а так он с нами дружил.

Когда я только устроилась сюда на работу, я ни с кем не общалась. Я не запоминала лиц, кроме тех, что были со мной в бухгалтерии. И с кем бы то ни было, кому я не была лично представлена, хоть я в принципе, может, и знала, что мы работаем вместе, я не считала нужным здороваться. А Сергей, будучи по натуре очень общительным и прямолинейным, заявил как-то на всю нашу бухгалтерию, что я с ним не здороваюсь. Я тогда работала только две недели, а Сергей ещё не был главным редактором, и поэтому я смогла сослаться на то, что пока не всех помню. С тех пор я начала с ним здороваться, но будто по принуждению. И поэтому мне было чертовски неловко с ним видеться. Так что я избегала его.

И один раз я перестаралась в своём избегании, и резко сдав назад за угол, увидев Сергея в конце коридора, когда он ещё не заметил меня, я толкнула Лизу. Она сначала разозлилась, но после моих извинений успокоилась. К счастью, в этот момент мимо нас прошла Катя, и Лиза ошибочно подумала, что я избегала Кати, к которой Лиза и Сергей относились крайне недружелюбно. Эта неприязнь когда-то объединила их, а теперь они приняли и меня в свой клуб «ненависти».

В то время как раз образовалась вакансия на должность главного редактора, в связи с переездом в Лондон предыдущего. Катя работала со мной в бухгалтерии, но её амбиции не знали границ. И она хотела посоревноваться с Сергеем за престижную должность. Разумеется, Сергей не боялся такого соперничества, но она раздражала, мутила воду, смущала настроения в коллективе. Сергей и Лиза, для которой в связи с повышением Сергея открывались перспективы, хотели избавиться от Кати. И им показалось очень удобным то, что я работаю так близко к ней. И вскоре они втянули меня в одну гнусную интригу, в результате которой Катя вынуждена была уйти, чтобы избежать публичного позора.

Надо признать, отобрать у Кати все её претензии на «трон» и заставить уйти, оказалось довольно легко, стоило только понять, что она как «Вице-король» – бабочка, которая только похожа на ядовитого «Монарха», но на самом деле безобидна. Многие часто путают эти два вида насекомых. Кате стоило вести себя более продуманно, а не беспокоить атмосферу своими пустыми от яда крыльями. Ядовитые так себя не ведут. Так ведут себя только самозванцы.

Однако многие остались в неведении о том, что никакой угрозы в Кате не было, – её побаивались. И когда благодаря нам коллектив избавился от «отравы», нас зауважали. Правда, интриги вошли в моду. А Сергей, Лиза и я стали вроде королевской семьи, в которой, тем не менее, я себя чувствовала всего лишь шестёркой, и особых преимуществ для меня не образовалось.

Хотя сейчас авторитет «королевской семьи» и был сильным, но лишись «табурет» третьей ноги, на двух бы вряд ли устоял. Потому что на смену Кате пришли новые «бастарды», со своим пониманием "лучшего будущего". Мы же уравновешивали некие силы в коллективе. Мы были на данный момент самой мирной и самой сильной стороной издательства.

Это была одна из последних записей в моём дневнике, но все они вкупе были не первые. Довольно много страниц в начале записной книжки перемотано скотчем. Сверху под скотчем вклеен старый календарик. Я была совсем юной, когда писала так тщательно спрятанную историю, и даже не помню, сколько мне было лет, не помню подробностей истории, помню только, что она о любви. Моё сердце тогда было разбито обстоятельствами и собственной фантазией, и я решила изложить на бумаге всю свою боль и заклеить её. Помню, я тогда ещё поклялась на тех страницах больше никогда не любить, а когда собирала листы, поранила палец до крови, и капля крови точно подпись легла под страшными словами, а рыжий след и сейчас виден на срезе страниц под скотчем. Пугающее стечение обстоятельств, как и всё в той истории. Но мне не хочется воскрешать воспоминания, так они и покоятся непрочитанными и не воскрешёнными, – моя первая и всё-таки последняя история любви. Совпадение это или нет, но я с тех пор не влюблялась.