У горизонта событий. Том I

Лин-Шоан видела его отражение в зеркале и соблазнительно улыбалась. Рин-Сэй не удержался – подошел к ней сзади и обнял. Она оставила косу в покое, подмигнула ему, дразня, высвободилась из объятий и, отодвинув дверь, выскользнула на открытую террасу.

Рин-Сэй оделся и последовал за ней, остановился рядом, обхватив рукой резной деревянный столб, поддерживавший кровлю.

– Может быть, все-таки не стоит вам с Лин-Тай отправляться в Шуору? – произнес он, чувствуя, что голос его звучит просительно. – Для тебя это очень важно, я знаю. Но на данный момент Шуора – не самая насущная наша проблема. Не сомневаюсь, твой Великий Магистр считает так же. И необходимое прикрытие… сложно будет вам обеспечить.

– Я понимаю, – Лин-Шоан обернулась. – Но это то, что я реально могу делать. Я хочу… не зря жить на этом свете.

Восемнадцать лет назад магистр Сю-Джин и Великий магистр Суридиан спасли ее и Лин-Тай от патруля Поисковиков. Лин-Шоан чувствовала себя обязанной делать то же – спасать детей с магическими способностями, которым не посчастливилось родиться в Шуоре. Она не могла мириться с существующим положением вещей.

– Я видела, какая судьба ожидает этих детей, – говорила она. – Видела Укрощенных! С ними обращаются, как с животными. Лучше, намного лучше умереть, чем стать, как они!

Лин-Шоан была эмоциональной и безапелляционной в суждениях, что всегда вызывало у Рин-Сэйа противоречивые чувства – легкое непонимание и даже испуг, смятение, умиление и щемящую теплоту. Конечно, Лин-Шоан – Праведница, а Праведники зачастую несколько… фанатичны, хотя формально проповедуют беспристрастность. Для Созерцателей же быть движимыми эмоциями – значит, потакать животным инстинктам вместо того, чтобы опираться на разум и рациональное мышление.

Только сам Рин-Сэй не слишком-то соответствует стандартам своего Ордена. Романтичный, чувствительный, влюбленный… Ему бы стоило думать о деле, а не жадно разглядывать Лин-Шоан и мечтать о еще хотя бы одной совместной ночи.

Тайный орден – вот первоочередная проблема! Нет, наверное, все-таки гухулы. Гухулы расправились с Хоремом. Слишком быстро расправились, никто не ожидал. А теперь на очереди – Велгария. И в Беляре – его друзья, готовые защищать город до последнего.

Магическому Союзу, в том числе Великому магистру Беренделу, до гухулов и до войны нет дела. Да чего стоит весь их так называемый Союз! Одно название. Каждый Орден – сам по себе, а Воспринимающих и Охотников остальные едва терпят. Да и Камнедробители не многим лучше…

– Ты не сможешь пойти с нами? – спросила Лин-Шоан, втайне надеясь на ответ, противоположный тому, что ожидала услышать.

– Нет, – ответил он с сожалением. – Ты же знаешь – у меня собственные… задачи.

Рин-Сэй рассказывал ей, в общих словах, о своем поручении. Так что Лин-Шоан не удивилась и лишь молча кивнула, но ее глаза, и без того огромные, распахнулись во всю ширь.

Наверняка за ним станут следить, и свободы передвижения у него больше не будет…

Он встал рядом с Лин-Шоан, облокотился на перила, положил свою ладонь поверх ее руки, поцеловал в плечо, коснувшись губами тонкого шелка туники. Она взяла его руку в свою, переплела свои пальцы с его.

Воздух был напоен прохладной свежестью. Рин-Сэй глубоко вдохнул, наполняя грудь. Легкий ночной морозец покрыл траву и лужицы тончайшими чешуйками льда, и сейчас они сверкали в лучах утреннего солнца.

Солнце уже заметно пригревало, растапливало выпавший снег, и со ската крыши мерно капала талая вода.

Ниже в долине видна была деревня – каменные дома, каменные изгороди, ограничивавшие поля и пастбища. По извилистой узкой тропе поднимались друг за другом лохматые яки, навьюченные плетеными корзинками.

Вдоль дорожки, ближе к Обители, стояли каменные плиты с молитвами и раскрашенные фигурки, придуманные местными крестьянами. К столбам ворот были подвязаны разноцветные широкие ленты, которые колыхались всякий раз, когда мимо проносился ветерок.

Из Обители слышались глухие удары барабана и монотонное звучание голосов крестьян, собравшихся на Осенний фестиваль. Ритм менялся. Голоса то замедлялись до гудения, то убыстрялись до скороговорки. К уханью барабанов и людскому хору присоединились звон колокольчиков и дудение раковин.

Завтра, когда завершатся празднования и крестьяне разойдутся по домам, надо будет сходить в местный храм. Или же отправиться на Летающие острова. Ему требовалось обрести равновесие, помедитировать. Возможно, посоветоваться с кем-нибудь из магистров. С Сю-Джин или Грисенером.

Рин-Сэй не хотел отпускать Лин-Шоан. Правда, она будет не одна, со своим другом детства Лин-Тай, выросшим с ней в одной деревне и, в отличие от нее, ставшим Созерцателем. Это отнюдь не первый их рейд в Шуору. И, тем не менее, Рин-Сэй мучился от беспокойства.

Он тревожился за Лин-Шоан, за оставшихся в Беляре друзей. И за себя тоже. Он – член сразу трех тайных обществ, скрытный даже для Созерцателя. И, в отличие от Айгура, никакой не герой.

Когда все закончится, он ведь, действительно, сможет познакомить Лин-Шоан с Хемом. И с Айгуром. Рин-Сэй почти обещал им…

Потом его болезненно кольнула мысль – если Айгур вообще останется жив! И чем все закончится? Падением Велгарии или случится что-нибудь еще хуже?

– Держи! – Лин-Шоан сняла с шеи кулон из желтого нефрита и вложила в его ладонь. – Он… обычный. Желтый круг – символ солнечного диска. Но я очень им дорожу. Он достался мне от родителей. Это тебе на память. Так частица меня всегда будет с тобой.

– Ты всегда будешь со мой, – повторил он, слегка переиначив, и погладил большим пальцем круглый плоский камень.

Лин-Шоан улыбнулась, провела ладонью по его щеке. Рин-Сэй поймал ее руку своей, приник губами.

– Я буду ждать твоего возвращения.

– Или я твоего, – она улыбнулась. – Трудно загадывать, как все сложится.

– Мы будем ждать возвращения друг друга., – уточнил он. – Столько, сколько понадобится.

С нефритовым кулоном Рин-Сэй с тех пор не расставался. Кулон и сейчас был при нем. Как и под завязку заряженные накопители и кристаллический ящичек, в котором лежали несколько монет и статуэток – доказательство правдивости его истории. Его не обыскивали – пока. Рин-Сэй достал из наплечной сумки ящичек, убрал туда подвеску и монету, которую держал в руках.

Нельзя больше тянуть! Он должен… должен пойти на риск и, по совету Хема, добраться до лиорентийского лагеря. Подставить лиорентийцев?

Один из Охотников, стороживших его, отвлекся. Возможно, лучшего момента не будет. Рин-Сэй резко высвободил Излучение, ударив простой воздушной волной, и тут же переместился – почти наобум, потому что из-за создаваемых Охотниками помех не мог настроиться ни на какую конкретную точку.

ГЛАВА 2 Начало осады

Беляр, пятнадцатью днями ранее

Айгур

Первые вражеские разъезды Айгур-дин-Даз увидел с южного кряжа, где проходила часть внешней линии белярской обороны.

Был конец зимы – неподходящая пора для военных походов, но погода стояла малоснежная и теплая, что позволило гухулам не терять времени и двигаться дальше на восток, не останавливаясь после захвата Хорема.

И вот войско кочевников добралось до столицы Велгарии.

Ничего внезапного не случилось – Высочайшему уже докладывали, что гухульский авангард опрокинул пограничные заставы и уцелевшие защитники отступили к крепостям, расположенным в глубине страны.

Все к этому шло и неизбежно пришло. По крайней мере, больше не надо было томиться и ждать.

Пахло землей – как бывает в начале весны. Обрывистый песчаный склон весь утыкан был круглыми дырками гнезд, сейчас еще пустыми. И едва ли весной, в отличие от прежних лет, гнезда заселят береговушки. Придется маленьким ласточкам искать себе новое жилье. Впрочем, стоило беспокоиться не о птицах, а о людях.

С северной от кряжа стороны расстилался Внешний город. Если перенастроить зрение, можно было различить кладбища с каменными саркофагами и обелисками, усадьбы богатых горожан, отмеченные флагами анклавы иноземцев, ремесленные районы, крытые торговые ряды, общественные бани с застекленными окошечками и изразцами в купольных крышах. Вдоль мощеных улиц выстроились ряды ярко раскрашенных двухэтажных домов. Айгур еще сильнее приблизил изображение и разглядел резные деревянные ставни и двери, наружные лестницы, ведущие на второй этаж, а у входов – засохшие венки, собранные еще осенью, в Праздник Урожая.

Айгур смотрел, не отрываясь, стараясь запечатлеть в памяти город, который никогда больше не будет таким.

Беляр раскинулся в обширной долине изгибавшейся подковой реки Давшан – с топким дном, омутами и старицами. Берега заросли высоким густым тростником, скрывавшим многочисленные петляющие протоки и заболоченные низины. Помимо главной крепости было еще несколько линий заполненных водой рвов и крутых валов, укрепленных смешанным с цементом щебнем и камнями. Вокруг находились соединявшиеся друг с другом сетью подземных ходов блокпосты, предназначенные для сбора передовых отрядов обороны. Блокпосты были неплохо укреплены и напоминали небольшие бастионы.

– Я думал, этот день будет отмечен ужасными предзнаменованиями – грозно нависшими тучами, зловещим ветром, раскатами грома или еще какими-нибудь пугающими атмосферными явлениями. – Стоявший рядом с Айгуром Аввад-дин-Абу задумчиво уставился в безоблачное небо. – А это самый обычный день. Погода прекрасная и теплая. Эта… обыденность страшит меня еще больше. Дурные знамения можно было бы трактовать как провидение Небесного Отца. И как знак того, что в его воле нас спасти. Но… нападение просто случилось.

И все же Аввад втайне надеялся, стесняясь своих чувств, поскольку понимал, что движим вовсе не разумными основаниями. Вопреки всему он надеялся на вмешательство и заступничество Небесного Отца, на то, что тот пошлет избавление от гухулов, не оставит без защиты город, на центральной площади которого установлена его древняя статуя.

Взгляд Аввада теперь устремился туда, где над всеми прочими зданиями Беляра, над зубчатыми стенами и башнями Внутреннего города возвышалась колонна. Он всматривался до боли в глазах в венчавшую ее крылатую статую, словно рассчитывая углядеть некий знак.

– Это лишь символ, мой друг, – негромко произнес Айгур. – Образ.

– В нашей жизни все – лишь символ, – возразил Аввад и, немного помявшись, добавил: – Я читал описание в одной старой книге откровения велгарского прорицателя, которому было явлено чудесное видение…

Наверное, мало было на свете книг, которые Аввад не прочел.

– Там говорится, – продолжал Аввад, завороженно взирая на колонну со статуей, – что, когда придет час великой нужды, Небесный Отец слетит со своего постамента. Из его глаз, рта и рук брызнут огненные струи и поразят всех врагов. Я понимаю – у многих народов есть подобные предания о могущественном заступнике. Но мне хочется верить…

Айгур, невесело усмехнулся, Аввад смутился и, испустив глубокий вздох, пробормотал:

– Извини. Я знаю, что все это… Все эти прорицания и видения ничего не стоят, но вдруг… Просто очень хочется, чтобы это оказалось хотя бы немного правдивым.

Айгур кивнул. В желании друга не было ничего удивительного, пусть разумом Аввад и сам сознавал, что велгарцы могут надеяться только на свои силы. Вывод для многих чересчур горький и неприемлемый.

После разъездов с юго-западной стороны появились и основные гухульские силы.

Над гущей движущихся войск колыхались водруженные на длинные копья пучки крашеных конских волос и раздвоенные треугольные флаги. Десятки тысяч лошадиных копыт и колеса повозок месили оттаявшую почву. Земля дрожала – словно от страха.

Аввад дежурил в ополчении, а Айгур и Айниль-дин-Зан с тремя своими учениками, пользуясь относительно спокойными часами, сидели в астрономической обсерватории среди книг, атласов звездного неба, астролябий, секстантов и прочих приборов, и пили вино, почти не переговариваясь друг с другом. Пили, провожая прежнюю мирную жизнь и ожидая Римуда, который обещал зайти после совета, проходившего во дворце Высочайшего, и сообщить новости.

Римуд явился донельзя раздосадованный и мрачный. Его так и распирало – от желания высказаться, излить душу, найти виноватых в бедственном положении, в котором очутился ныне Беляр. Тем более, что с виноватыми все и так было ясно. И выражался Римуд весьма красноречиво и патетически:

– Какими идиотами все мы были! А эти… Чванливое, напыщенное, разодетое и разукрашенное окружение Высочайшего? Кучка бездарных бездельников, не способных найти других занятий, кроме как упиваться до беспамятства, обмениваться сплетнями, выискивая поводы для зависти и мелочных обид, и жиреть в самоуспокоении. Самодовольные и самоуверенные, пребывающие в совершеннейшей убежденности, что владеют ситуацией. Какое тщеславие и дурацкое высокомерие! И я в их числе. Ничуть не лучше!

Римуд плеснул себе в кубок вина из стоявшего на столике узкогорлого кувшина, выпил залпом и продолжил упиваться бичеванием пороков велгарских придворных, подпуская иногда толику самокритичности:

– Праздные, льстивые, растленные вином и похотью. Мало того – трусливые. Всегда заискивали перед Магическим Союзом, перед Воспринимающими, унижались перед этим упырем Дер-Ревеном – а что получили?

Айгур угрюмо молчал. Возражать Римуду язык не поворачивался, поскольку именно так, более или менее, дело и обстояло. Но слушать излияния друга Айгуру было неприятно, и он не без труда удерживался от того, чтобы не слишком вежливо попросить Римуда умолкнуть. Что толку сотрясать сейчас воздух?

Конечно, он понимал, что Римуд боялся. Это было объяснимо.

Айгура и самого царапало чувство, которого он стыдился – сожаление. Он почти сожалел о том, что позволил Римуду и Айнилю втянуть себя в предприятие, которое чем дальше, тем больше выглядело обреченным.

– Это неважно, что я не белярец по рождению. Все равно это мой город, – припомнил Айгур торжественные слова Римуда, сказанные не так уж давно.

– Это неважно, что я велгарец только по рождению и еще в детстве покинул эти места, – в тон ему заявил Айгур, исполненный гордого достоинства. – Во-первых, вы мои друзья, и я не могу отказать вам в помощи. Во-вторых, я считаю себя обязанным сражаться с гухулами, потому что они – угроза для цивилизации. Угроза, которой мир не видел сотни лет.

Его слова отдавали высокопарностью, и Хем или Эктор наверняка нашлись бы, что сказать, если бы присутствовали при том разговоре.

Сейчас Айгур сожалел о своем решении, и данное им обещание предстало слишком опрометчивым. Не то чтобы его пугала возможная и весьма вероятная гибель, но… Проклятье! Он был о себе лучшего мнения!

Римуд вообще любил обличать. Раньше с тем же упоением он поливал грязью агрессивных лиорентийцев – их захватническую политику, лжепророка, которому они поклонялись, и нетерпимость к магам, которой они бравировали. Критиковать лиорентийцев среди местных жителей, в принципе, было общим местом и чуть ли не правилом хорошего тона. А к соседям из Элмадена, принявшим протекторат Лиоренции, велгарцы относились с высокомерным презрением, которое Римуд не чурался выплескивать на знакомых элмаденских торговцев, часто наведывавшихся в Беляр.

Новых поводов для обличения у Римуда было хоть отбавляй, и останавливаться он не желал.

– А хоремийцы? Как они дерзко смеялись над тем, что оскорбили гухульского Каана убийством послов! Полгода прошло – и им не до смеха.

Так и есть. В последнее время белярские улицы запружены были беженцами, и среди них попадалось много выходцев из недавно захваченного гухулами Хорема.

Айгур выглянул из углового окошка и увидел внизу ставшую уже привычной картину: неимоверное количество перемешавшихся друг с другом людей, животных и повозок. Пешие и обозы тянулись друг за другом нескончаемым потоком. В этой толпе встречались и хоремийцы, и жители велгарских окраин, устремившиеся вглубь страны, и представители соседних народов, с которыми ранее у велгарцев отнюдь не всегда складывались дружественные отношения. Айгур легко различил суразов – на их кибитки с огромными колесами были водружены конические войлочные шатры, а также емейцев, щеголявших плюмажами из павлиньих перьев. Емейцы были давними союзниками Велгарии, охраняли ее юго-западные рубежи и служили в гвардии Высочайшего.

Одни беженцы приходили в Беляр, другие, явно не надеявшиеся на благополучный исход противостояния с гухулами, уходили из города: на север, в гористый неприступный Экобар, к морю – в Элмаден, пока не затронутый войной. Уезжали как состоятельные велгарцы, так и обычные жители. Последние шли пешком, с детьми на руках, оставив большую часть имущества.

Римуд налил себе еще вина, выпил залпом весь кубок, почти не глядя.

– Высочайший, увы, не отличается дальновидностью и мудростью, – хмуро заметил он. – Всегда-то он привечал во дворце и приближал к своей особе льстецов и проходимцев, гадателей, сказителей историй, целителей самого сомнительного толка.

Раньше Римуд подшучивал над этим и пренебрежительно отмахивался, не видя особой проблемы. Теперь какая-либо охота шутить у него пропала, остались лишь злость и раздражение. И запел он совершенно по-другому.

– Что произошло на совете, Римуд? – спросил Айгур.

– Ничего хорошо, – бросил Римуд. – Высочайший расплачивается за свое простодушие и доверчивость.

Во дворце ситуация неуклонно ухудшалась. Многие приближенные Высочайшего, интриганы и лизоблюды разных мастей, еще недавно клявшиеся в преданности и готовности стоять до конца, ударились в бега. И сбегали вовсе не с пустыми руками.

– Трусы и предатели, – пробормотал Римуд, кривясь. – С каждым днем их число растет.

Племянник Высочайшего – Ясид-дин-Рабе, человек скандальный и чрезвычайно самолюбивый, много знавший об обустройстве городской обороны, при появлении первых гухульских разведчиков скрылся вместе с драгоценностями. Начальник дворцовой охраны выяснил, что Ясид подкупил стражников, чтобы те выпустили его из города.

Исчез еще один придворный – Бехин-дин-Газим, почитавший себя великим ученым, звездочетом и гадателем. Хватились его, когда Высочайший захотел узнать, что говорят звезды о будущем. Дворцовая стража найти Бехина не смогла, как ни искала. Поговаривали, правда, что тот, любитель юных девушек и прочих увеселений, окончательно утопивший в вине страх и разум, не сумел сбежать и нашел конец в речном омуте или зыбкой трясине. Высочайший был огорчен, так как верил в силу звезд и испытывал к Бехину-дин-Газиму странную привязанность и доверие.

Звездочет! Айгур некстати вспомнил о телескопе, все так же стоявшем в обсерватории на треножнике, о прежних спорах… Какое же хорошее было время! Лучшее время в его жизни! Даже их путешествия по Запретному континенту. И он привязался к Рин-Сэю и Хему сильнее, чем думал. Сейчас, в Беляре, ему недоставало общества обоих…

Римуд расправился с очередным кубком и продолжил:

– Высочайший пожелал продемонстрировать свою доблесть и нанести врагу внезапный удар. Точнее говоря, устроить вылазку, в которой собрался участвовать лично. Глупую вылазку. Недальновидную и опрометчивую. Я пытался разубедить его, но безуспешно. Тогда я заявил, что обязан быть с ним, чтобы прикрыть его, стать еще одним его телохранителем. Он отказал мне и в этой просьбе.

Айниль тяжело вздохнул, сложив прятавшиеся в бороде губы в горькую складку. Но вслух не высказался, хотя, очевидно, по поводу осмысленности вылазки был солидарен с Римудом. Как и Айгур.

Айгур уже не в первый раз за последние дни спросил Айниля:

– Что ты все-таки собираешься делать? Ты не передумал? Извини меня, мой друг, но от тебя пользы на стенах города немного.

Впрочем, как и от Аввада и других белярцев, записавшихся в ополчение.

Айниль насупился, стиснул в кулаке узкую бороду, сверкнул недовольным взглядом, слишком благовоспитанный, чтобы дать резкую отповедь.

– Истинно умный человек должен знать пределы своей компетенции, хочешь ты сказать?

– Хочу сказать, что тебе лучше покинуть Беляр, – ответил Айгур. – Я могу переместить тебя, куда захочешь. Тебя и твоих учеников.

Айниль упрямо помотал головой и заявил – абсолютно ожидаемо:

– Этой мой город, и я буду его защищать, как могу. Здесь мой дом, моя обсерватория, мои ученики, мои друзья. Разве я имею право оставить все это?

– Эктор неоднократно предлагал укрыться в Экобаре. Но с Айнилем бесполезно спорить! – Римуд безнадежно махнул рукой. – Этот ученый гордец отказывается внимать голосу разума. Заявил, что он ничем не хуже Аввада, который строит из себя бравого вояку.

Эктор! С ним Айгур разругался вдрызг, потому что Эктор отказался ввязываться в войну, предпочтя отсидеться в горах, в своем Экобаре.

Конечно, Айгур понимал, что участие еще одного мага в обороне Беляра едва ли что изменит, и существенную помощь войсками Экобар оказать не в состоянии. Тем не менее, Айгур сильно разозлился. Он обозвал Эктора себялюбцем и трусом и вообще высказал много разного, что о нем думает, и даже помянул, что тот сбежал из своего Ордена, не пройдя Второго посвящения. И Айгуру совершенно не было дела, какие струны в тонкой душе приятеля он заденет или там оборвет. Вообще-то, Эктор, всегда и легко находивший острые слова, до ответных оскорблений не скатился, лишь сказал, что в любое время готов предоставить убежище и принять в Экобаре тех, кто этого захочет.

Наверное, Айгур был излишне резок и не совсем справедлив. Сам он никогда не зажмуривался, не отворачивался от испытаний и трудностей и встречал их лицом к лицу… Но «не всем назначено быть героями», заметил как-то Хем. Но Аввад и Айниль остались. И снова но: в отличие от них, Эктор не велгарец, он советник экобарской правительницы.

– Пусть мои магические способности вызывают насмешку даже у моих друзей, – добавил между тем Айниль, – я все-таки надеюсь, что сумею принести пользу. Например, я изучил… кое-какие книги и стал неплохо разбираться в артиллерии и фортификациях.

– В артиллерии и фортификациях, – повторил Римуд, скептически изогнув рот.

– И что теперь, вооружившись новыми знаниями, ты можешь сказать о белярских укреплениях? – полюбопытствовал Айгур.

– А то, что мы не теряли времени даром! – Айниль вскинул голову. – Не сидели сложа руки. Мы отремонтировали и усилили стены, установили больше пушек.

– Значит, Хем был, в общем и целом, прав? – не удержался от поддевки Айгур.

Римуд покраснел от злости и надулся так, что, казалось, вот-вот лопнет. Айниль схватился за бороду и, явно переламывая себя, ответил:

– Да, прав.

Айгур усмехнулся. И он, и Айниль, и Римуд – все они, конечно же, помнили тот спор с Хемом, случившийся почти год назад.

– Неужели у вас еще не развеялась иллюзия о собственной непобедимости? – вопрошал Хем, воздевая руки. – Протрите глаза! Вы же сами толкуете, что на границах неспокойно, что набеги гухульских отрядов на ваши окраины становятся все чаще!

– Полтора года назад мы уже побили гухулов, – возразил Айниль. – Не думаю, что им захочется снова к нам соваться.

– Беляр хорошо укреплен, и ему нипочем любой штурм, – набычился Римуд.

Хем покачал головой:

– Не буду говорить, что ваши укрепления не стоят и десятка пушечных выстрелов – это, очевидно, не так. Но, тем не менее, они не продержатся долго против мощного и грамотного артиллерийского обстрела и против подкопов. Устаревшая фортеция. Не соответствует применяемой ныне артиллерии, способу ведения огня и характеру боя у стен.

– Тоже мне, специалист фортификации, – бросил уязвленный Римуд, с трудом унимая раздражение. – Крепость модифицировали уже в эпоху распространения огнестрельного оружия, перестроили башни и утолщили стены.

– В самом деле, Хем, – в отличие от Римуда Айниль сохранял видимое спокойствие и не утратил своей привычной манеры давать подробные разъяснения: – Система огня устроена таким образом, чтобы перекрыть все подходы к крепости. Бойницы смещены по оси, и сектора поражения у каждого яруса не пересекаются. Можно вести круговой обстрел. Есть бойницы подошвенного боя, дополнительные боевые помещения. Башни сделаны округлыми, а входы на второй и третий ярус обустроены накатами – специально для пушек.

– Башни и бойницы ограничивают площадь обстрела. Белярская крепость устарела, по меньшей мере, на три десятка лет, – гнул свое Хем.

– Гухулы – дикие кочевники… – начал Айниль.

– Перестань! – оборвал его Хем. – Я это уже слышал от Римуда и высказал на этот счет половину того, что думаю.

– Но ведь, действительно, у них нет новейшей артиллерии, – возразил Айниль. – Только легкие полевые пушки и не такое уж большое количество ручного огнестрельного оружия. Они до сих пор предпочитают пользоваться луками. Артиллерия в Беляре на порядок лучше. И еще у нас есть маги.

Маги! Айгур поморщился. Не слишком-то много магов – это если мягко выразиться. Едва десяток наберется, если не удастся в корне изменить ситуацию. Уроженцы Велгарии и Хорема, большинство из них либо ренегаты, как Римуд, либо так и остались адептами, и ни один по уровню и близко не сравнится с Айгуром. А у гухулов, по слухам, есть шаманы. Маги называли их «первобытными колдунами» и всерьёз не воспринимали.