Ревизор: возвращение в СССР 34

Так… и самый важный вопрос. Кто же и с какой целью это письмо отправил? С Галией я это, понятное дело, под прослушку из КГБ не стал обсуждать. Так что теперь молча взял лист бумаги и стал записывать.

Регина. Могла? Без всякого сомнения. Уж у этой кобры яд так с клыка и капает…

Теща моя обожаемая… Как жаль, что это чувство так взаимно… Могла, конечно, хотя ее почерк Галия бы узнала сразу.

Самедов? Запросто. Не знаю, в каком чуме он там сидит, но явно не переполнен радостными чувствами из-за смены климата и работы. И женщину найти, которая письмо напишет, ему тоже не проблема. Придумает что-нибудь, типа, что переживает за хорошую подругу, которую муж бьет, да еще и обманывает. Ему это письмо быстро из женской солидарности напишут… только, конечно, Севера и Гомель между собой плохо сочетаются. Но в чем проблема запечатанное письмо в другом конверте старому другу в Гомель отправить, попросив, не вскрывая, с почты в Москву отправить?

А ведь есть еще и Дружинина Екатерина Андреевна с кожгалантерейки… Такая милая профорг, создавшая для работников фабрики филиал ада, и моими усилиями низвергнутая оттуда. Куда-то, не знаю куда, но явно не в такое хорошее место, как у нее было. Есть у нее мотивация? О да. Такие особы очень мстительные, этот типаж мне прекрасно знаком по прошлой жизни…

Ну а двоюродный дядя Галии Епихин? Сейчас, конечно, мы с ним чуть ли не в приятельских отношениях. Но есть люди, которые улыбаются тебе только с целью ближе подобраться и нож под лопатку увереннее загнать… Хотя все же на него подумаю в последнюю очередь.

А есть же еще и Светочка Костенко! И это письмо как раз в ее стиле. Уж очень она тоже в Кремль хотела попасть тогда…

М-да… ну а с другой стороны, если у тебя нет врагов, то ты, получается, ничего в жизни и не сделал… Буду утешаться этим, ведь, судя по списку недругов, который я тут навскидку за пару минут накатал, сделать я успел уже немало.

Москва, Лубянка

Только вернувшись с совещания, полковник Третьяков был вызван к своему начальнику. Генерал Комлин, с которым он пока что общался только дважды, сразу его спросил:

– У тебя же майор Румянцев в отпуск в Ленинград собирается?

– Да, с понедельника.

– Отлично. Давай его ко мне, двумя днями раньше отправим в Ленинградское управление. Там как раз за пару дней и управится, и сразу и в отпуск уйдет.

Генерал мог бы и позвонить, – раздраженно подумал Третьяков, возвращаясь в свой кабинет, – он, получается, из полковника посыльного устроил, чтобы майора найти…

***

Румянцев никак не ожидал такой подставы. Мало того, что и так весь в мыле бегал, пытаясь успеть все до отпуска, так еще и внезапно оказалось, что выезжать придется на два дня раньше по служебному поручению. Какая-то дамочка, которую во время войны немецкая военная разведка завербовала шпионить против СССР, с повинной пришла. А причина – она в толпе во время короткой поездки в Москву своего куратора увидела бывшего из Германии. Давно война была, но необязательно тот капитан, что ее в 1943 завербовал, уже в отставке… Немцы сейчас в ФРГ холят и лелеют бывшие гитлеровские кадры. Так что вот и дело ему нашлось перед отпуском, показания у нее снять, да побольше информации собрать. Фоторобот уже местные коллеги сделают в Ленинграде, и пока Румянцев будет в отпуске, его товарищи начнут тщательно проверять всех немцев, что в указанные даты в Москве были. И начнут с сотрудников немецкого посольства, на случай, если он по его линии столицу посещал.

Да еще и Третьяков на него почему-то вызверился, словно он сам себе это дело попросил. А дома жена наверняка разозлится, узнав, что в Ленинград одна с тяжелым чемоданом поедет… Вот сто процентов не успеет она собрать свои вещички, чтобы он его с утра прихватил с собой.

Едва успел вспомнить перед тем, как домой бежать, про кубинскую поездку Ивлева. Третьякова на месте не было, он сам видел, как тот уходил домой. К счастью, Соловьев еще не ушел…

– Глеб, завтра к Третьякову зайдешь, скажешь, что мой Ивлев запрос сделал по поводу поездки на Кубу, что мы ему обещали. На него, жену и двоих детей.

– Тот самый Ивлев, что лекции читает у нас? Ничего себе запросы!

– Не тебе, старшему лейтенанту, такие вопросы решать, кому и что у нас положено, ясно? Твое дело сходить к полковнику и напомнить, что мы взяли перед ним на себя такое обязательство при Воронине. Он просил ноябрем, на три недели. Не забудь!

– Обижаете, Олег Петрович!

***

И что буду делать по поводу этой анонимки? Сначала нужно с Мещеряковым переговорить. А там видно будет…

Вышел погулять с Тузиком, привычно пробежался до дальнего телефонного аппарата.

Мещеряков был дома, и я быстро описал ему ситуацию. С особым акцентом, что хотелось бы убедиться, что это не очередной ход со стороны Регины Быстровой, или первый ход со стороны Дружининой Екатерины Андреевны. Потому что ни та, ни другая, явно этим не ограничатся…

– Да уж, Павел, бурная у тебя жизнь… Я думал у меня в молодые годы была бурная, но ты явно забрал у меня майку лидера…

– Можно подумать, я сам счастлив, когда на меня анонимки присылают, – сказал ему.

– Да я все понимаю…

– Тем более нам в любом случае нужно бы держать в поле зрения обеих этих… девушек.

– И ведь тоже верно, одна уж точно себя проявила по полной программе! Ладно, озабочусь и сообщу тебе о результатах.

– Доброй ночи, Андрей Юрьевич!

Позвонил еще и Некредину, пока не забыл. Начало десятого, конечно, но сомневаюсь, что он расстроится из-за моего звонка. Так оно и оказалось, антиквар был очень любезен, и согласовали с ним доставку сейфа ко мне домой с самого утра.

На следующий день начал дела со звонка Карнабеде прямо на завод. Услышал ответную заинтересованность, и назначил встречу через два часа. Как раз успею сейф принять.

Сейф привезли ровно в девять тридцать, как и договаривались. И как я и просил, обернули его старыми газетами так, что и не понять, глядя в окно, что же такое четыре здоровенных мужика, пыхтя, тащат к лифту. Весь подъезд и так знает, что у меня одного телефон и дверь железная. Хотя нет, такую же дверь наш моряк еще поставил. Но мне точно не нужно, чтобы обсуждали еще и огромный сейф, что ко мне занесли… Нечего будоражить воображение деятелей криминального мира.

Освободил в кабинете место под сейф, убрав тумбу, как раз он туда и стал, даже пару сантиметров между столом и стеной осталось. Придирчиво осмотрел, как все вместе выглядит, признал, что к старому столу этот сейф стал как родной. Отпустил мужиков, дав им десятку. Сразу открыл сейф, введя цифры, что мне продиктовал по телефону Некредин. И сразу же изменил их и на другие, по его же инструкции.

Снял со шкафа ружье и поставил внутрь. Влезло, еще пару сантиметров осталось. Можно было бы, не поместись оно, разобрать, конечно, но смысл в ружье, если его в разобранном виде хранить? Приятно, открывая сейф, ласково погладить его по прикладу, полюбоваться изящной конструкцией.

***

Чтобы не мучиться с проходной, Василий Карнабеда ко мне сам вышел, и присел в мою машину.

– Давай, показывай свою новую штучку-дрючку! – проворчал он.

По телефону я многое не объяснял, просто сказал, что его помощь нужна. Ну а он, как нормальный малопьющий мужик, обремененный семьей, никогда подработать был не против.

Карнабеда, как автомеханик, смысл моего устройства сразу понял, и даже очень им заинтересовался, когда я объяснил, что это за штуковина, и как должна работать:

– Дома свои спиногрызы тоже мелкие. Жена постоянно дергается дома, не полезут ли они к окнам. Этаж восьмой, все же… Пять лет старшему, три младшему, мозгов еще нет, а ловкие, как обезьянки, везде лазают! Я себе такие же гребенки замастачу!

– Да, Вася, так намного спокойнее. – согласился я с ним.

Договорились, что работа мне обойдется в десятку. Стандартная такса на все, что не выглядит для механика чрезмерно сложным. Материалы, понятное дело, он возьмет заводские…

От Карнабеды поехал в спецхран. Уже 21 июня… Завтра, получается, очередная годовщина войны. Помню, как в детстве, впечатлённый очередным фильмом про войну, я попросил отца разбудить меня 22 июня в четыре утра, как в той песне. Лет девять мне тогда было. Он поставил условие, что разбудит, если я рано лягу, в восемь вечера. Условие я выполнил, и он меня разбудил. Я тогда долго сидел у окна, ждал рассвета и представлял, как все это было 22 июня 1941 года. Все эти бомбы, обрушившиеся на мирные города, атаки на погранзаставы… И отец сидел со мной, рассказывал время от времени то, что ему его отец о войне говорил. Теперь я понимаю, конечно, что в сильно отредактированной форме, уж слишком мал я был. А потом отец пошел на работу…

В спецхране просидел долго. Решил как можно больше материалов заготовить, чтобы перед отъездом в отпуск с Галией организовать запас для записок для Межуева посолидней. Хорошо хоть не придется этим летом колесить по Подмосковью с лекциями от Знания, это меня в прошлом году здорово вымотало.

Приехал домой, в этот раз дверь открывал очень осторожно, чуть ли не по сантиметру. К счастью, никого под ней не оказалось. Ирина Леонидовна с детьми обнаружилась в гостиной, за закрытой дверью. Она на меня волком посмотрела, не забыла вчерашние замечания, но все же поздоровалась и сказала, что мне все время кто-то звонит. Да, обиделась она на меня, раз даже не записала, как обычно, кто это до меня дозвониться пытается. Быстро как-то у нас с ней дружба кончилась…

Ничего, пока организовывал себе перекус, телефон снова зазвонил.

***

Регина Быстрова вся уже извелась… Почти две недели прошло после того разговора с капитаном госбезопасности Мельниковым. В тот же вечер они прошли на какую-то квартиру, в которой она подписала все предложенные ей бумаги, после чего ее отправили восвояси, велев ждать.

Дни шли за днями, родители ее так и не простили, а Регина все больше тревожилась. Иногда ей уже начинало казаться, что кто-то над ней зло пошутил, и никакого сотрудничества с КГБ и не будет. Может, Володин так над ней подшутил? Подослал какого-то мужика с фальшивым удостоверением КГБ, чтобы она поверила, что вот-вот станет студенткой МГИМО, и никуда не поступала в этом году, пролетев мимо высшего образования на дополнительный год. Мысли на эту тему были мрачными, но она все больше начинала верить в эту свою идею…

Но наконец, в пустой квартире раздался телефонный звонок.

– Это Мельников. Могу я поговорить с Региной Быстровой?

– Это я.

– Сможем с вами встретиться через два часа на том же месте, где я вас впервые встретил?

– Да, конечно.

Эти два часа Регина впервые провела в хорошем настроении. Ее сотрудничество с КГБ точно не было чьей-то злой шуткой!

Николай Сергеевич повел ее в небольшое кафе, в котором было полно людей, но для них двоих места тут же нашлись. Пожилую супружескую пару заставили пересесть из-за небольшого столика в углу за большой стол с тремя другими посетителями.

Осмотревшись вокруг, капитан достал папку и протянул Регине зачетную книжку и студенческий билет.

– За этот год все экзамены и зачеты проставлены. Дальше уже сами держите планку.

Регина онемела от восторга. На первой встрече речь шла о том, что ей помогут пересдать недостающие по программе зачеты и экзамены. Но она и мечтать не смела, что все обойдется без беготни и бессонных ночей с ее стороны.

– Вот телефон заведующего общежитием. Он в курсе про вас, в конце августа можете заселяться в общежитие. – протянул ей Николай Сергеевич небольшую бумажку.

И снова Регина решила, что в сказке оказалась. Она, наконец, сможет съехать от родителей! Чуть-чуть потерпеть осталось…

– Очень рекомендую потратить время до начала учебы на изучение иностранных языков. Многие из студентов, такое уж это учреждение, уже поступая, знали иностранные языки почти в совершенстве. В особенности дети дипломатов. Если у вас будет плохо с языками, вы не сможете завоевать какого-то уважения в студенческой среде, как нужно и вам, и нам. У вас со второго курса начнется второй язык, помимо английского, мы решили, что вам нужен немецкий. Ко мне есть какие-то вопросы?

Регина, онемев от восторга, просто отрицательно помотала головой.

– Тогда учитесь и ждите следующего контакта с нами. Он обязательно состоится. И помните, что, если снова по своей инициативе влипнете в любую историю, хоть какую, тут же, как пробка из бутылки, вылетите из МГИМО.

Их встреча на этом и закончилась. Опьяненная тем, что жизнь вернулась в норму, Регина чуть ли не вприпрыжку поскакала домой, совсем не обратив внимания на молодого человека в надвинутой на глаза кепочке, следовавшем за ней по другой стороне дороги…

Глава 3

Москва, дом Ивлевых

Звонил мне, оказывается, Вишневский Михаил Русланович, художественный руководитель Ромэна. Голос у него характерный, сразу перед глазами всплыл не менее запоминающийся облик. Крупный, лохматый седой цыган с волосами почти до плеч… Очень колоритный, вполне можно снимать в любых фильмах в роли Будулая.

– Павел? Рад, что смог дозвониться. Мы на десятое июля наметили первый черновой прогон твоей пьесы, милости просим в гости, посмотреть, сказать, нравится ли все…

Поблагодарил за приглашение. Обещал обязательно быть. Записал сразу в свой ежедневник. Надо же, теперь это все уже не чистой воды теория… Я драматург, блин! Пьеса не только одобрена, но и по ней уже вон, прогон делают… А что я драматург цыганского театра, так в этом только дополнительная интрига. Ай-нанэ-нанэ!!! Можно прикалываться над людьми, говоря, что нашел у себя в родословной цыганские корни. Или не стоит, а то кошельки начнут прятать и конюшни на ночь запирать… Ох уж эти стереотипы…

***

Старший лейтенант Соловьев утром в четверг исправно явился к полковнику Третьякову и доложил, как Румянцев и велел, про поездку на Кубу для их агента.

– Вот значит, как у вас в Москве дела делаются… Куба, подумать только! Но Ивлев… это же тот самый студент, что на полставки в Президиуме Верховного Совета подрабатывает?

– Это агент майора Румянцева, и я не знаю, в каком он там Президиуме подрабатывает, – честно признался Соловьев.

– Присядь-ка, сейчас вместе с тобой разбираться будем во всем этом цирке, – велел Третьяков.

***

Полковник Третьяков был искренне возмущен. Он, полковник КГБ, никогда на Кубе не был, а тут в Москве, оказывается, запросто туда на отдых готовы малолетнего шкета с женой и детьми отправить! Стоило приезжать сюда из Саратова, чтобы такое вот о родном комитете узнать!

Усадив Соловьева у стола, он взял из сейфа дело Ивлева и начал его снова изучать, пытаясь понять, как такое возможно?

Сосредоточившись на деле, он вскоре заметил ту странность, что его напрягала в прошлый раз, когда он дело просматривал, но тогда его все отвлекали, то звонками, то вызовами на совещания, и он это не сообразил.

– А где в деле обязательство сотрудничать с нами, спрашивается? Или у вас в Москве принято отдельно такие бумаги хранить?

– Да нет, оно в самом начале должно лежать, сразу за анкетными данными, – робко ответил старший лейтенант, вставая со стула.

– Да сядь ты обратно… И если его здесь нет, то что получается, он его и не подписывал?

– Получается, что нет, – согласился с ним Соловьев.

– Ну, знаете ли, это переходит все границы разумного! – полковник даже немного кулаком пристукнул по столу. – Кого мы на Кубу отправляем? Человека, который даже неофициально отказывается с нами сотрудничать? Может, есть какие-то разумные объяснения, почему это возможно? А, Соловьев?

– Никак нет, товарищ полковник! Знаю только то, что этот Ивлев регулярно приходит к нам лекции читать!

– Студент? Лекции читать?

– Так точно! Я даже был на двух из них. Уверенно работает, этого не отнять.

Третьяков совсем уже ничего не понимал. Студента приглашают лекции для офицеров читать? Человеку, не желающему сотрудничать с Комитетом, показывают десятки действующих офицеров? Где здравый смысл и элементарные меры безопасности? Да и что он вообще полезного сказать может? Ну, разве что для старшего лейтенанта… Похоже, этот Соловьев звезд с неба не хватает… Ему и из газеты дай передовицу прочитать, так он и из этого что-то почерпнет и скажет, что было полезно…

– А лекции эти кто разрешает? Кто согласовывает?

– Кто разрешает, не знаю, а согласовывать текст, сам видел, Олег Петрович ходил во второе главное управление. Такие вопросы же в их ведении.

– Ну, столица… Значит, так. Вызванивай этого Ивлева и организуй с ним встречу. Пусть подписывает соглашение о сотрудничестве, если хочет куда-то ехать. И то я еще буду разбираться, с чего вдруг такое поощрение для него выделено.

– А если откажется?

– А если откажется, то скажи, что не только никакой поездки не будет, но и уволят его с этого, как его, НИИ стекла, кажется? На который его на полставки устроили.

– Разрешите выполнять?

– Разрешаю.

***

С утра разбирался с рыбой. Ахмаду и Анне Аркадьевне еще до выхода на работу успел принести, потом сразу поехал к отцу. Думал Кире привезу и отдам, если его на месте не окажется, но у него сегодня занятий не было, так что и его застал. Давно с ним не общались, как-то и засиделись, перетирая разные новости. И Диану с Фирдаусом обсудили, и про Тимура он мне рассказал, что он ему пишет, а я ему, что от него и Ветки узнал. Нормально так поговорили, душевно.

Вспомнил про совет Галии переговорить по поводу анонимки с Эммой Эдуардовной. А то что-то вчера забыл ему последовать. Решил вначале позвонить ей от Тараса перед тем, как уезжать от него, а то мало ли, учитывая, что это уже третья декада июня, и экзаменационная сессия позади, ее и на работе не будет. Замдекана оказалась на месте и заинтересованно выразила готовность встретиться, когда я сказал, что разговор нетелефонный.

Встретила меня она с улыбкой. Тем более, что я шестой том Конан Дойля в подарок принес. Она вообще не против подарков, а тут еще и такая редкость… Изощренно, конечно, я действую… Знаю, что в советское время никогда не стоит без крайней нужды ссориться с человеком, который тебе том за томом дарит книги из одного собрания сочинений. Это ты отдельную книгу где-то еще сможешь достать, а попробуй раздобыть отдельный том из дефицитного собрания сочинений… Шанс ноль целых, ноль десятых. Библиоманы те же наркоманы, только помешанные на книгах. И даря том за томом книги из одного сборника сочинений, ты их подсаживаешь, как наркодилер подсаживает своих клиентов на белый порошок. Хотя, к счастью, никаких поводов у нас ссориться с Эммой Эдуардовной и не было.

Книгу она даже убирать никуда не стала, оставила на столе, и даже одну руку на нее положила как бы невзначай. Сам библиофил, узнаю этот жест. Это когда книгу хочется открыть и погрузиться в чтение, а обстоятельства не позволяют. Ничего, я быстро изложу свой вопрос, и пусть запирается в своем высоком кабинете, чтобы не дергали, да читает…

Дал ознакомиться с анонимкой. Пожал плечами, когда встревоженная Эмма Эдуардовна спросила, кто ее мог послать, да прямо в Кремль.

– Увы, если хоть как-то выделяешься из числа остальных людей, таких вот завистников тут же целая толпа образуется. А я же выделяюсь… Статьи в газетах, выступления на радио, на занятия я почти не хожу… Вот и пойми, кто именно пытается подгадить. – сказал ей, – я вам показал анонимку на случай, если и вам в МГУ такую пришлют…

– Не волнуйся, Павел, я тебя отстою, если что, – воинственно выставила грудь вперед Эмма Эдуардовна, – а в Верховном Совете у тебя точно не будет из-за этой писульки проблем?

– Из-за этой? Точно. Мне ее лично начальник вручил, а учитывая, что мы с ним не в лучших отношениях были, так он явно не нашел ни одного способа ее против меня использовать.

– Ну, это главное. Тебе очень важно продолжать там работать!

Попрощались, я вышел из кабинета и постоял немного. Усмехнулся, услышав через полминуты щелчок закрываемого замка. Эмма подождала немного на случай, если у двери ждали другие посетители, ну а раз никого нет, то можно и почитать подаренный мной том.

Хорошая она женщина, нравится мне, что она так книги любит. Но и себе на уме, вовсю мечтает получать дивиденды в будущем от моей успешной карьеры в Кремле… Мало ли, однажды ее бывший ученик поможет ей деканом стать. В МГУ без мощных подвязок это дело на гуманитарных факультетах затруднительное. У естественников все полегче, там хоть понятно, кто настоящая величина в науке. Защитил докторскую в двадцать семь лет на прорывном научном открытии, вот перед тобой и открывается тут же ослепительная административная карьера. А у гуманитариев как понять, где настоящий прорыв? Тем более полно деятелей, пишущих официально одобренные мутные книги по истории партии… Премии за них получающие, было бы за что…

Ну а затем поехал к Сатчану…

Он, к счастью, занят не был, так что сразу ему и рассказал про анонимку, и даже показал ее.

– Решил предупредить на тот случай, если это дело рук Дружининой, помнишь такую? А то в таком случае и на тебя такое вот письмецо может скоро прийти… Возможно, уже и в дороге.

– А, эту, что профоргом на нашей будущей фабрике работала и пришлось ее убрать? У которой брат Сальников в Серпухове?

– Ту самую.

– А почему ты решил, что именно она тебя так атаковала? Переговоры же я с директором вел, после которых она с завода вылетела. Так что, по идее, если она, должна была на меня вот такую бумаженцию прислать.

– Ну здрасьте! Она же не тупая совсем. Стерва в чистом виде, но с мозгами у нее полный порядок. Сначала мы с ней сцепились на лекции от «Знания», где я совсем не понял ее позиции по работникам, которых она в своей должности должна защищать, а не гнобить. Она-то была уверена в обратном. Потом ты появляешься, и она запросто могла сообразить, что этот визит со мной связан. Потому как на следующий день она снова видит меня уже с директором в компании, и никакой лекции как повода там появиться у меня уже нет. Мы тогда, кстати, с ней второй раз уже поцапались, снова из-за рабочих и отношения к ним…

– Ну тогда да… Ты можешь даже тогда быть более приоритетной мишенью… Мещерякову высказал свои опасения?

– Да, и по ней, и по Регине. Я вообще считаю, что нам нужно всех, кому мы дорожку перешли, в поле зрения держать…

– Разумно, тем более он недавно еще новых архаровцев нанял. Вот пусть и следят… Спасибо за предупреждение!

Пообедав, поехал читать лекцию по линии «Знания». В этот раз хоть тему нормальную дали «Связь науки с производством». Правда, я уже что-то похожее раньше читал, про инновации на производстве… Скорее всего, в обществе «Знание» стараются как-то разнообразить темы лекций, чтобы на предприятиях не жаловались, что присылают с одними и теми же лекциями.

Прибыл на макаронную фабрику № 1 возле реки Рыбинка. Правда, уже давно эта речка полностью заточена в коллектор, и о ее существовании напоминают только номерные рыбинские улицы в том районе. Приехал заблаговременно, и тут же попал в руки симпатичной фигуристой блондинки, сантиметров на пять выше меня ростом. Самое то, чтобы в волейбол играть за сборную СССР. Может и играла когда, невежливо такое спрашивать.

– Товарищ Ивлев? А я все ваши статьи в «Труде» прочитала, когда Ионов сказал мне, что вы журналист! – радостно поприветствовала она меня.

– Рад слышать, э…

– Микиткина Карина Львовна, я тут профоргом работаю, – радостно исправилась она. – Директор тоже хотел с вами встретиться, но его вместе с замом в министерство вызвали. Хорошо, что вы пораньше приехали! Я для вас экскурсию проведу по нашему музею! А вы знаете, что наша фабрика была построена в самом начале этого века?

– Ну, судя по архитектуре, можно догадаться. Такие красные кирпичные здания как раз до революции и строили.

– Вот! А еще тогда помимо макарон у нас шоколад и кондитерские изделия выпускали! – радостно продолжила она, – но что я рассказываю – пройдемте в музей, я лучше все вам покажу!

Небольшой музей, но действительно интересный. В той его части, что освещала жизнь фабрики до революции, и в той, что касалась работников, прославившихся на полях Второй мировой войны. И Германию били на всех фронтах, и Японию в Маньчжурии. А дореволюционная часть подкупила красочными коробками для карамели. На них были прямо полноценные исторические пейзажи, в особенности мне понравились те из них, что были на тему войны 1812 года.

– Это хромо-литография! – радостно сообщила профорг, – правда, красиво?

Другие части музея были официально скучны. Макаронные стахановцы, достижения по пятилеткам и все такое. Как и в других подобного рода музеях неприятно резануло то, что про Великую отечественную есть много чего, а вот Первая мировая обойдена. Неужто тогда российские патриоты не погибали за отчизну?

Профорг рассказывала мне про свою фабрику не переставая. Похоже, человек явно на своем месте. Правда, наверняка не всем работникам ее энтузиазм должен нравиться. Знаю я таких – женщина-вихрь. До каждого постарается достучаться. Не всем это по нраву…