Безумное искусство. Часть вторая. Возвращение в монастырь

– Неужели новая власть нуждается в интеллектуальной собственности? – спросил я, вспомнив, как разогнали наш журнал. – Она хоть умеет выговаривать эти слова?

– Умеет, – отмахнулся Клюшкин. – Кроме нашего департамента, образовывается ещё пара структур, которые будут заниматься охраной и продвижением авторских прав в сфере литературы, кино и науки. Вообще-то, мне на неё… с высокой колокольни, на эту власть. Существенно то, что я в ней пока нуждаюсь. Открываются, Паша, некоторые горизонты… И это хорошо, что ты нигде не работаешь.

– Что ж тут хорошего? – удивился я.

– Хорошо, что свободен. Поэтому пойдёшь ко мне. Я собираю команду, и такие люди как ты, могут пригодиться.

– В каком качестве?

– А тебе не всё равно, если для тебя готовые кошачьи котлетки – пир горой? Будешь работать в качестве моего доверенного лица. А должность придумаем. Например, главный инспектор Управления. Звучит?

– Ничего, – согласился я. – Когда начинать и что делать?

– Через три дня. А делать… Сядешь в машину, сопроводишь до места, получишь документы и вернёшься.

– Для этого можно нанять любого мальчика.

– Можно. Но не нужно. Детали обговорим перед выездом.

– А что за машина?

– С грузом.

– А что за груз?

– Ты ещё не дал согласие работать. Ладно… Груз – мелкие антики. Хочу, понимаешь, пока есть возможность, развернуть антикварный бизнес.

– Антикварный бизнес? Стёпа, посмотри в окно! Люди последний хрен без соли доедают! Какие антики?

– Помнишь, как мы в шахматы играли, Паша? Ты всегда проигрывал. А почему? Потому что не умеешь думать хотя бы на два хода вперёд. Да, у большинства людей сегодня нет денег на самое необходимое, им не до антиквариата. Но в стране есть уже и богатые люди, очень богатые. И с каждым годом таких людей будет становиться всё больше. Они попали в случай, и теперь боятся денег, которые свалились как снег на голову. Они хотят эти деньги вложить в нетленные ценности, которые не подвержены инфляции, которые можно уберечь от недреманного ока государства и передать детям как стратегический резерв. Вклад в банке государство может арестовать, завод отнять. А картина висит себе на стене и никого не кусает… Понятно? Естественно, пока будем гнать наши антики за бугор. А там и в России рынок появится. Если мы сейчас займём нишу, то через пять-десять лет тоже будем богатыми людьми. Ты хочешь быть богатым, Паша?

– Хочу, – вздохнул я, вспомнив о зимних ботинках.

– Вот и кончай со своим непроходимым романтизмом. Пора взрослеть.

Повзрослел я быстро – за один рейс.

Получив инструкции и документы на груз, рано утром сел у станции метро «Сокол» в кабину большого грузовика-фуры. Здесь были уютные сидения, играла попсовая музыка. Ветровое стекло по углам было украшено картонными иконками с изображением Богородицы и Николая-чудотворца, покровителя путешествующих. В кабине уже находились два малоразговорчивых товарища. Один тут же завалился спать на лежаке за занавеской, второй сел за руль – и мы покатили по Ленинградке. На посту ГАИ у кольцевой дороги нас задержали на несколько минут, проверили накладные и отпустили.

– Вы не расслабляйтесь, – сказал мне водитель, представившийся Витей. – Не все менты такие ласковые…

Подмосковные леса уже почти облетели, в деревьях сквозило серое и влажное небо, набухавшее холодом и дождём. Через сто с лишком километров нас опять остановили. Сержант с автоматом прикрывал тылы, а унылый лейтенант, хлюпающий носом, долго рассматривал документы, медленно перелистывая их корявыми, красными от холода, пальцами.

– А что всё-таки везёте?

– Изделия народных промыслов, – отрапортовал я.

– Давайте посмотрим ваши изделия…

Делать нечего, Витя распахнул двери фуры, я забрался в железное холодное чрево.

– Вон тот… второй ящик сверху, – сказал гаишник.

Я распорол ножичком полоску скотча на картонке, достал огромное керамическое блюдо. На это блюдо можно было без труда выложить жареного кабана, а если постараться – то и лейтенанта… По ободу блюдо было украшено широкой золотой полосой, а по всему белому полю – синими васильками и алыми розами. Неописуемая красота, страшная сила.

Гаишник поддёрнул сопли, заглядевшись на шедевр.

– Позвольте от лица нашей компании преподнести вам скромный сувенир, – сказал я. – Порадуйте жену.

– Спасибо, спасибо! – сказал лейтенант, загребая блюдо и крякая под его тяжестью.

Больше он ничего не досматривал, потому что были заняты руки. А мы покатили дальше, по взгоркам и лесам. На горизонте, в который мы ехали, медленно копились тучи и мгла.

Ещё через сотню километров нас опять затормозили. Я вновь продемонстрировал изделие народных промыслов с васильками и розами. Но от подарка очередной лейтенант, на сей раз старший, уклонился.

– Порадуйте жену, – предложил я.

– У меня нет жены, – усмехнулся гаишник.

– Тогда – невесту.

– Я ей лучше что-нибудь куплю…

Намек был предельно ясен, и я полез за кошельком. Зелёной бумажки с портретом президента Франклина оказалось вполне достаточно.

– Вы кошельком перед носом не трясите, – посоветовал Витя, когда мы отъехали от поста ГАИ, – не распаляйте людей… Разложите деньги по карманам.

Совет оказался дельным – до Новгорода пришлось ещё два раза доставать и деньги, и глиняную красоту. Чувствовал я себя мерзейшим образом – раньше ведь никогда не давал взяток. Ещё боялся, что какой-нибудь шибко бдительный гаишник расстарается добраться до ящиков у передней стенки фуры, до ящиков, которые были скрыты коробками с расписными блюдами-щитами. Перед моим мысленным взором нет-нет да и возникали решетчатые ворота, над которыми висел плакат: «На свободу – с чистой совестью». Но не эта интеллигентская рефлексия оказалась в дороге самым тяжким испытанием…

На одном из затяжных спусков, когда мы проехали Новгород, в закатном тусклом свете нас обогнала чёрная легковушка и внезапно перегородила дорогу. Из распахнутых дверец выскочили три крепких молодых человека в кожанках. Витя негромко сказал спутнику, который безмятежно дрых всю дорогу за занавеской:

– Дима, у тебя проблемы.

Тот мгновенно выпрыгнул из машины – уже с автоматом и засел за капот.

– Пригнитесь, – буднично сказал мне Витя, вытаскивая из бардачка пистолет.

А на меня словно столбняк нашёл…

– Стволы на землю! – заорал Дима. – Посеку!

Парни на дороге замешкались.

Дима дал очередь. Гильзы запрыгали, отсвечивая закатным солнцем. Легковушка тяжело осела на бок.

– Сказал, пригнись, – Витя придавил мощной рукой мою интеллигентскую шею. – Пригнись и не высовывайся…

Дальнейшего я не видел. Вскоре вернулся Витя, потом в машину грузно влез Дима. Дорога была пустынна. Только темный кривой след по мокрой опавшей листве уходил в осинник. Когда мы отъехали метров двести, в зеркале заднего вида просверкнула тусклая вспышка, а потом медленно встало небольшое зарево.

– Ну, артисты! – сказал Дима, нюхая пальцы. – С двумя стволами на дело подписались… Я бы их голыми руками урыл.

И опять улёгся за занавеской.

– Кто это был? – спросил я, когда меня перестало колотить. – Ведь убить могли?

– Да так, любители чужого… – ответил водитель. – Высматривают фуры, тормозят и груз половинят. Но не таких напали! Правда, Дима?

До Питера больше никаких происшествий не было. Город мы объехали уже ночью, остановились в каком-то лесном посёлке и загнали машину во двор неприметного приземистого дома, скрытого с дороги соснами. Встречал нас пожилой поджарый человек в меховой жилетке – по виду отставник. Глазки под мохнатыми седыми бровями у него были пронзительные. Ничего не спрашивая, он провёл нас в большую комнату с кроватями, как в гостинице, быстро накрыл на стол. Мы поели и улеглись, не раздеваясь. Мои спутники тотчас же захрапели, а я долго не мог уснуть. Стёпа, Стёпа, спрашивал я мысленно Клюшкина, на какое дело ты, сволочь, меня подписал?

С утра пораньше мы опять были в дороге. До небольшого города, неоднократно переходившего при Петре от шведов к русским и наоборот, добрались нормально, заправились на въезде и почти не задержались на посту ГАИ. Услышав, что мы идём к пограничному переходу, инспектор разрешающе отмахнул рукой. Промелькнули церковь на взгорке, старинный замок, мы проехали мост и на развилке повернули налево.

Вскоре уперлись в хвост длинной очереди из фур и крупнотоннажных грузовиков. Из кузовов торчали брёвна, кабельные катушки, рельсы, арматура, тавровые балки, контейнеры, механизмы… Виднелись ящики, мешки, пакеты, коробки. Словно всю Россию собрались вывозить.

– Пока отдыхаем, – сказал Витя.

А Дима ушёл вперед. Через полчаса он вернулся с молодцеватым капитаном-пограничником, который стал на подножку нашей фуры, и машина медленно поползла вдоль колонны, пока не показалась зелёная металлическая решётка. Капитан спрыгнул и поманил меня:

– Пройдёмте, оформим документы.

Мы прошли в белое здание погранперехода, где капитан сдал меня с рук на руки суровой девушке в форме:

– Тосечка, оформи побыстрее товарища… У него груз государственного значения.

И ушёл.

Девушка полистала накладные и вздохнула:

– Изделия народных промыслов… Ага, самый стратегический товар!

В общем, всё устроилось. Витя с Димой пожали мне руки, передали капитану свёрток, я полагаю, с оружием, влезли в кабину фуры и через минуту были в Финляндии. А пограничник взял меня за рукав и сказал со значением в голосе:

– Позвольте ещё раз взглянуть на документы.

Я протянул папку, в которую уже засунул заклеенный конверт – как учили. Капитан посветил глазами в разные стороны и профессионально цапнул конверт.

– Всё в порядке. Сейчас будет служебный автобус до Питера, я вас устрою.

Вернувшись в Москву, я тут же пошёл к Клюшкину:

– Стёпа, в первый и последний раз!

– Не ори, истерик, – сказал Клюшкин. – Пойдём, покурим…

И выволок меня на лестницу.

– В чём дело?

– Нас там чуть не убили!

– Не убили же.

– Сначала нас чуть не убили, а потом мы… Вот мы точно кого-то убили!

– Не мели чепухи…

– Своими глазами видел!

– А если видел – забудь. Наши ребята знают, что делают.

– Но ты про такой риск не говорил!

– А мы хотим большие деньги без риска получать? Лежа на печи как Емеля?

– Тогда, может быть, покажешь мне эти большие деньги?

Клюшкин достал конверт:

– Это за командировку… Через две недели получишь за риск. А вообще, Паша, привыкай. Теперь это твоя дорога. Чем больше по ней будешь болтаться, тем скорее войдёшь в тему. И вообще… Оставь за дверью свои интеллигентские штучки и все эти дурацкие комплексы!

– И совесть?

– И совесть. Это, Паша, антик. Обходится дорого, а практической пользы – ни хрена.

– А не могут нас, Стёпа, таких бессовестных, однажды за жопу прихватить?

– Прихватки коротки… А кто будет прихватывать? Ведь не может лиса саму себя по морде бить, что курицу съела. Это наши функции, Паша, прихватывать. И курочек тоже мы будем жрать. Кстати, приглашаю в ресторан. Обмоем первое дело.

За ужином Клюшкин и рассказал, что «изделия народных промыслов» пошли через Финляндию в Гамбург. Я вспомнил о жене и сыне, которые в то время и жили как раз под этим ганзейским городом.

– Но зачем таким кружным путем? – удивился я. – Через Польшу и Германию ближе.

– Едешь в объезд, попадёшь на обед, а поедешь прямо, и к ужину не поспеешь, – усмехнулся Клюшкин. – Финляндия, Паша, это стабильность и нормальные правила игры. А в Польше теперь как у нас: семь пятниц на неделе. У них там у всех от независимости крышу снесло. Русских они давно и верно ненавидят. Поэтому я не хочу кормить ещё и польскую полицейскую босоту. Покатайся пока, Паша, по Чухонии… Пусть к твоей физиономии дорожные стражи привыкнут. И ты с ними задружись – умеешь ведь быть любезным. Потом легче будет – тут один дедушка предложил вскладчину купить метр госграницы. Именно на финском направлении.

– Купить метр границы? Это же невозможно!

– В нашей стране всё возможно. Кремль квадратными метрами продают. А тут, говна пирога – метр границы…

В конверте, который я открыл только дома, оказалось полторы тысячи долларов. Через две недели я получил ещё три тысячи. Одну отдал Платону Королёву. Тогда я считал, что это – огромные деньги…

Про легковушку, сгоревшую в осиннике за Новгородом, постарался забыть. И через несколько лет это почти удалось.

18. ВРУБЕЛЬ. «ПИРУЮЩИЕ РИМЛЯНЕ». 1883.

Существует мнение, что материальный мир трёхмерен. У каждого предмета есть длина, высота и ширина. Но посмотрите на фонтан: каждую секунду у него меняются все параметры… Они меняются под воздействием времени, и это наиболее наглядный пример существования четвёртого измерения. Даже вечные пирамиды становятся ниже, потому что их засыпает песок. Но чтобы увидеть это, надо жить так же долго, как и пирамиды. Впрочем, можно и в зеркало смотреть, чтобы увидеть разрушительное движение времени.

На философию меня тянет, когда пью пиво. А пиво пью тогда, когда нечем занять это самое четвёртое измерение.

Рейс задержали по погодным условиям – за высокими стеклянными стенами аэропорта бушевал снежный заряд. Я пил пиво в кафе на втором этаже, где и подслушал странный разговор двух механиков, пробавлявшихся за соседним столиком салатами и газировкой.

Один, поглядывая на окно, занавешенное снаружи пеленой снега, сказал:

– Вот очень мне интересно – долетит Илюша Красногорский или не долетит?

– Смотря куда, – сказал второй механик. – До Уфы, например, долетит. Верняк.

– А до Челябинска?

– И до Челябинска долетит. А если и долетит, то не сядет.

Прикончил вторую бутылку пива, и на меня снизошло озарение: Илюша Красногорский – вовсе не имя с фамилией. Это надо читать так: «илюша» красногорский. То есть, самолет марки «Ил», назначением в Красногорск. Мой, стало быть, рейс.

Я не побежал в кассу возвращать билет. Мало ли чего наговорят механики с газировки. Тем более, что в душе давно не осталось ничего, кроме терпения и фатализма. Бог не выдаст – свинья не съест. На третьей бутылке метель кончилась, и вскоре объявили, что пассажиров рейса Москва-Красногорск приглашают пройти регистрацию.

Старый «илюша», дедушка четвёртого срока носки, провонял потом, дезраствором и той особой пылью, которая скапливается почему-то только в транспортных средствах – от поезда до автобуса. Народу летело много, под завязку. Это было объяснимо: рейс единственный в сутки, а поездом до Красногорска нужно добираться почти четыре дня.

Рядом со мной в салоне оказалась круглолицая девушка лет тридцати-сорока. Точный возраст определить было нельзя из-за обильного макияжа и необъятной шубы из какого-то серого колючего зверя. Самым примечательным в девушке были огромные серьги из кованого алюминия, которые постоянно цеплялись за воротник.

Сразу было видно, что соседка летит впервые: сначала едва управилась с ремнём безопасности, потом судорожно ухватилась за подлокотники, а едва самолёт взлетел и пассажиров мягко вдавило в кресла, сцепила зубы и захлопнула глаза. Когда полёт выровнялся и прекратилась болтанка, девушка разлепила веки и выдохнула. И тут же у неё началась вербальная диарея – как реакция на пережитый стресс. За три минуты она успела доложить, что летит в Красногорск на свидание с мужем, который отбывает срок неподалёку от этого города. Срок он получил за сущую ерунду – проткнул спьяну соседа отвёрткой. Как на грех отвёртка попалась большая, и сосед чудом удержался на нашем свете. Живучей оказался скотиной. И вот теперь он по-прежнему радуется жизни, хоть и с мочеприёмником, а бедный муж парится на нарах.

Выговорившись, девушка прилипла к иллюминатору, пытаясь разглядеть сквозь белёсое марево заметённую снегом планету. А я достал учебник испанского и попытался сосредоточиться на отклоняющихся глаголах. Только я собрался проспрягать в Preterito Indefinido выражение dormir mal, как соседка толкнула меня локтем и вышибла учебник из рук. Она съёжилась и поворотила ко мне лицо с обморочной белизной, проступившей под щедро наложенными румянами:

– Там! – каркнула сипло. – Там… крыло…

Я посмотрел в иллюминатор и пожал плечами. Крыло как крыло – мятое, клёпанное-переклёпанное, в потёках измороси.

– Оно… оно отламывается! – взвизгнула девушка шёпотом и с безумным взглядом полезла на меня.

Её не пускал ремень, и она рвалась из него, как лошадь из постромок. Вышколенная пожилая стюардесса тут же оказалась рядом с нами и гаркнула таким же вороньим шёпотом:

– Гражданка! Немедленно сядьте. Мы ещё не набрали высоту. В туалет нельзя.

Гражданка продолжала лезть на меня:

– Крыло… Я в газете читала…

– Вот и летайте на газетах, – сказала стюардесса презрительно. – А у нас с крыльями все в порядке. Сядьте на место!

– Там крыло!

– Если хотите, – встрял я, – если хотите, мы можем поменяться местами.

– Поменяетесь, – кивнула стюардесса, – как только можно будет отстегнуть ремни.

Через несколько минут, которые показались неделей, потому что соседка продолжала, пуская слюни, лезть на меня, по радио объявили, что можно расхомутаться. Я помог соседке расстегнуть ремень, хотя с удовольствием затянул бы его – только на шее. Едва не сломав мне колени и опять сбросив на пол учебник испанского, девушка бросилась по проходу в хвост самолёта, зажимая рот. Ох, грехи наши… Я пересел к иллюминатору и взглянул на крыло. Оно трепыхалось, как бумажное. Да уж, зрелище не для слабонервных. Я вспомнил разговор механиков в кафе аэропорта и пожелал одному неизлечимую чесотку на языке, другому спорадическое удушье.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.