Выкрутасы

Так я проводил свои бессмысленные дни, стараясь не особо задумываться о сути своего существования, как такового, до тех пор, пока в один прекрасный день все не изменилось настолько кардинально, что я вообще поначалу сомневался, что это правда, а не проказы какого-нибудь не совсем порядочного волшебника.

Не имея возможности устроиться на нормальную работу и приобрести более или менее престижную профессию, я тем не менее, еще десять лет назад научился печатать на компьютере, при чем очень быстро и грамотно и тем самым обеспечил себе довольно сносное в отношении заработка будущее, получив должность внештатного наборщика и верстальщика в одном из больших издательств. Конечно, работа со сложными и не всегда внятно написанными текстами давалась мне с трудом, в том плане, что от нее у меня обычно повышалось давление, но оплачивался такой труд вполне прилично, на повышение давления я уже давно махнул рукой, а поэтому своим новым призванием был доволен, раз уж судьба не предоставила мне никаких более симпатичных возможностей.

Раз в неделю большая, пожилая тетка с бараньими завитками на голове по имени Адель Самуиловна, работавшая в издательстве (ха-ха!) курьером, посещала мои “шикарные апартаменты”, для того чтобы не без отвращения посидеть пять минут в моей комнатке, передать мне новую рукопись или забрать старую вместе с флешками, сообщить последние сплетни и умчаться восвояси, звеня своими грудями-пельменями по длинной лестнице, в надежде больше никогда не встречать такое жалкое подобие человека, которое по ее мнению всегда представлял собой бедный несчастный я.

Раз в неделю меня удостаивала своим визитом моя домработница Нина Михайловна – женщина во всех смыслах слова видная и аппетитная, на которую я несомненно бы повелся, окажись она хотя бы лет на тридцать помоложе. Нина Михайловна – доблестный пенсионер и ветеран труда еженедельно вывозила из моей квартиры тонны грязи и пыли, делала закупки съестного для моих холодильника и желудка, устраивала большую стирку и глажку и даже иногда делала вполне модельную стрижку на бурной растительности волосяной части моей головы, и все было бы ничего, если бы эта золотая женщина не была глухой, как пробка и немой, как табуретка, что делало общение с ней практически невозможным. А поэтому что называется “А поговорить?” мне было совершенно не с кем. Не говоря уже обо всем остальном.

Так бы я и мучился от бесконечного одиночества, кошмарных снов, плохого настроения и изнурительной работы, если бы не тот случай и не мой любимый гомеопат. После того, как однажды вечером, сильно переработав, я ощутил онемение во всем теле и сильнейшую головную боль, и догадался вызвать “скорую”, мне был поставлен диагноз “микроинсульт”, с которым я и провалялся в больнице два месяца. Консервативное лечение дало весьма скромные результаты и, хотя из состояния инсульта я вышел с минимальными потерями (ни речь, ни память, ни двигательные функции утрачены не были) чувствовал я себя все равно плохо и тогда кто-то из моих соседей по палате и порекомендовал мне хорошего гомеопата.

Брал дядька дорого, но мне, как инвалиду, сделал скидку и после своего посещения, и долгих, и нудных разговоров, выписал мне кучу всяческих чудных препаратов, среди которых был и “Лахезис”. Надо сказать, что к моему величайшему удивлению, эти маленькие сладенькие горошинки возымели свое действие и спустя две недели после начала приема, я почувствовал себя значительно лучше, давление немного понизилось, отеки стали спадать и мое лицо в зеркале стало приобретать нормальные черты и все меньше и меньше походить на задницу.

Воодушевленный такими результатами, я уже начал было подумывать о том, а не прекратить ли мне валять дурака и начать серьезно и целенаправленно выздоравливать? Но совершенно неожиданно мой организм дал очередной сбой в виде сильнейшего гипертонического криза, а милый и дорогой гомеопат сообщил мне не менее пренеприятнейшее известие, что если я хотя бы на день прекращу лечение этими чудными шариками, то моя болезнь вернется ко мне снова и ударит по затылку с удвоенной силой. Так я и подсел на этот чертов “Лахезис”, чтоб он провалился, как наркоман подсаживается на какие-нибудь синодействующие опиаты.

Единственное, что спасало меня во всей этой ситуации, это то, что гомеопатия, в массе своей, стоит недорого и мне не приходилось раскошеливаться и выкладывать баснословные суммы за крохотный пузырек с лекарством, а поэтому я мог продолжать горстями заглатывать сладкие горошинки, не боясь скорого разорения. Так уж повелось, что в гомеопатическую аптеку за моими лекарствами ходила доблестная Нина Михайловна, позвякивая медалью “Ветеран труда”, приколотой на шикарной груди, на любую одежду, в любую погоду. Процедура покупки гомеопатии была проста до идиотизма и отработана месяцами дрессировки, так что она оказалась весьма доступной даже для человека лишенного слуха и голоса.

С торжественным видом, Нина Михайловна подходила к окошку в рецептурном отделе, просовывала в него рецепт, утвердительно кивала независимо от заданного ей вопроса, потом платила деньги и забирала пакетик с пузырьками и коробочками. Все. Акт гражданского мужества можно было считать совершенным. И все бы было ничего и вполне возможно так бы и продолжалось еще бесчисленное количество времени, возможно даже до моего полнейшего выздоровления, если бы моя любимейшая домработница не слегла в самый разгар лета с подозрительным воспалением легких и элементарно не вышла на работу, как раз в тот день, когда на дне пузырька остались последние заветные восемь горошин.

Пообщавшись по телефону с дочерью Нины Михайловны, которая и сообщила мне о болезни своей матери, я заметно приуныл, понимая, что мне придется какое-то время жить не только без хорошей уборки, но и без продуктов, и моего любимого печенья с маком, и что самое страшное без спасительного и гадкого “Лахезиса”, при одном упоминании которого у меня перед глазами представала хитрая и злобная, неизменно зеленая змеиная морда с нахальным прищуром и зловредной усмешкой, плюющаяся своим ядом в большую эмалированную кастрюлю с надписью “Опасно для жизни!”

Однако все мои душевные терзания и муки протянулись не так уж долго, поскольку я, как человек наделенный по крайней мере какими-то зачатками интеллекта, быстро понял, как разрешить данную на первый взгляд безвыходную ситуацию и выйти из нее максимально красиво и изящно. Доставка! Любой современный человек прекрасно знает, что в наше время через интернет можно совершить любую покупку, не выходя из дома, и она будет незамедлительно тебе доставлена по указанному тобой адресу в лучшем виде, что меня несомненно радовало и утешало.

А поэтому, недолго думая, я набрал в поисковом окошке слово “Лахезис” и через пару минут моему вниманию было представлено около сотни городских аптек, фармацевтических фирм и фирмочек, торгующих гомеопатией через интернет. Для того, чтобы понять, где выгоднее купить лекарство, чтобы не напороться на подделку и не ждать двое суток пока тебе доставят твою покупку, я “перерыл” огромное количество аптечных сайтов, изучил массу интересных предложений и был уже практически готов сделать заказ в одной из показавшихся мне респектабельных компаний, как вдруг мой компьютер сообщил, что мне пришло письмо по электронной почте.

Не имея ни малейшего представления, кто мне мог послать письмо в столь поздний час и полагая, что это наверняка, что-то срочное я забросил свои скитания по интернету и открыл письмо. К моему удивлению там была какая-то странная реклама, отчего-то автоматически не ушедшая в папку "спам". В письме, оформленном таинственными знаками и причудливым орнаментом, очень сильно напомнившим мне что-то кабалистическое, содержалась информация, что в фирме под названием “МедМагикум” я смогу заказать по очень выгодной цене целую оптовую партию высококачественного препарата под названием “Лахезис” и если сумма моего заказа будет превышать пять тысяч рублей, то я даже смогу получить специальный эксклюзивный подарок от фирмы, благодаря которому, как там было написано: “расширятся Ваши рамки представления о Бытии в самом сокровенном смысле этого слова”.

Слово “сокровенное” меня зацепило. Очень странно, но мне при его прочтении почему-то сразу же привиделась обнаженная рыжеволосая фурия с блестками на сосках и с татуировкой на круглом заду, отчего давление у меня тотчас подпрыгнуло и я решил, что если не помру в ближайшие пятнадцать минут, то несомненно закажу свой несчастный “Лахезис” на пять тысяч рублей, только для того, чтобы получить “эксклюзивный подарок” и познать “Бытие в самом сокровенном смысле”.

Нужно для этого было немного. Необходимо было заполнить небольшую анкетку, где требовалось указать имя, фамилию, отчество, возраст, пол и домашний адрес, и что удивило меня больше всего: семейное положение и диагноз. В какой-то момент мне пришла в голову идея о том, что на меня таким образом просто хотят выйти “черные риэлторы”, чтобы, угробив мой слабый организм, завладеть моей жилплощадью, но потом я подумал: “ А что, собственно говоря, ты, старина, теряешь? Да, ничего кроме ста двадцати килограммов больного мяса и деформированных от тяжести костей! Душа-то твоя, старина, бессмертна, а поэтому, чего бояться?”

И с этими мыслями я, довольный собой, заполнил анкету и сделал заказ на пять тысяч рублей, после чего сел ждать, когда же наконец случится прекрасное и мне принесут мое лекарство: полезное, сладенькое, да еще и, поди, заряженное какими-нибудь очень положительными энергетическими волнами. Однако, все оказалось не так скучно и обыденно, как мне представлялось. Через несколько минут после того, как я отправил анкету в фирму, мне пришло подтверждение того, что мой заказ принят и будет выполнен в ближайшие полчаса, чему я был несказанно рад, поскольку на город уже опускался вечер, небо темнело на глазах, да и вообще, мой больной организм уже порядком подустал и требовал лекарства.

Сначала ожидание показалось мне томительным, поскольку я не был ничем занят и просто сидел перед окном, глядя на быстро погружающуюся в туман и синеву улицу, но потом мне на глаза попалась какая-то весьма занимательная книженция, принесенная мне Аделью Самуиловной из издательства и я углубился в чтение, уже не следя за ходом времени и забыв про заказанное лекарство, а поэтому, когда в мою дверь настойчиво позвонили, я вздрогнул от неожиданности и даже почти удивился.

Для того, чтобы добраться из комнаты до входной двери, мне понадобилось около пяти минут, поскольку, и поднимаюсь с кресла я с трудом, и шаркаю тапочками по квартире достаточно медленно и с одышкой, да и потом, пока я просто собрался с мыслями и прильнул к дверному глазку, выяснилось, что на лестничной клетке уже никогошеньки-то и нет. Видимо, курьер, доставлявший лекарство, слишком долго ждал пока я открою, пришел к выводу, что хозяев просто нету дома и убрался восвояси. Но дверь я все же открыл, так, на всякий случай, чтобы посмотреть, не стоит ли посыльный у лифта и, о, чудо! На пороге моей квартиры, прямо на половичке, выстиранном на прошлой неделе Ниной Михайловной, покоилась упакованная в нарядную темно-синюю бумагу с золотыми месяцами и звездами, средних размеров картонная коробка, которую, после некоторой паузы, я понял с пола, медленно разгибаясь обратно и пыхтя, как паровоз.

Закрыв дверь, я любовно перенес коробку в комнату, где сорвал с нее подарочную бумагу с остервенением молодожена, сдирающего подвенечное платье со своей вожделенной новоявленной супруги, и, вскрыв коробку, извлек из нее множество пластмассовых пузырьков с лекарством и тоже запечатанный в подарочную бумагу, на этот раз в золотую, долгожданный “эксклюзивный подарок”. Этот слой золотого обмундирования подарка я сковырнул с особым любопытством, если не сказать, трепетом. Меня даже захлестнуло какое-то странное чувство отдаленно напоминающее любовное волнение перед первым свиданием, и оно превратилось в истинное недоумение, когда из блестящей обертки я извлек простенькую и невзрачную на вид пластмассовую музыкальную шкатулку.

Музыкальная шкатулка… Мда… Ну, и зачем она мне? А, с другой стороны, чего я ожидал получить в подарок от странной, никому неизвестной фирмы за заказанный “Лахезис” на пять тысяч рублей? Да и вообще, разве может психически нормальный человек заказать одномоментно столько гомеопатии? Ответив на все свои вопросы что-то вроде “так тебе и надо”, я попытался открыть шкатулку, чтобы посмотреть, что же находится внутри нее, но к моему величайшему сожалению, эта безделица еще к тому же и отказывалась повиноваться моим пальцам. Я попробовал приложить усилие, постучать ей о край стола, полагая, что скорее всего в ней что-то заклинило, поковырял ножичком в щели, которая свидетельствовала о том, что шкатулка все же открывается, но все было тщетно.

Эта маленькая пластмассовая дрянь никак не хотела меня слушаться и обнажать перед моим взором свои прекрасные, а может быть и такие же пустяковые, недра. Провозившись со шкатулкой около десяти минут, я устал и обозлился, но именно тогда, когда я уже отчаялся узнать, что же находится там внутри, моему взору открылся маленький ключик, которым обычно заводят подобные музыкальные механизмы. Обрадовавшись тому, что эта ерунда пусть не открывается, но возможно играет, я принялся с усердием крутить ключик и, слыша негромкий приятный рокот работающего заводного устройства, уже начал улыбаться, предвкушая уловить какую-нибудь приятную детскую мелодию, но стоило мне только поставить шкатулку на тумбочку и замереть в ожидании чуда, как даже негромкое потрескивание и то через миг заглохло, и пластмассовая дурочка поприветствовала меня одним единственным звуком “бздынь”.

– Замечательно. Просто прелесть. – изрек я трагическим голосом, понимая, что в очередной раз попался на удочку ловких мошенников, как последний простофиля, и тяжело вздохнул. – Чуда не получилось.

Расстроившись из-за того, что я не только больной и никому не нужный толстый парень с неоправдавшимися надеждами, к тому же глупый, раз верю, в то что бесплатный сыр существует не только в мышеловке, и еще из-за того, что меня бедного инвалида посмели так дерзко и жестоко обмануть, подсунув мне в качестве подарка сломанную музыкальную шкатулку, я решил сделать единственную доступную для меня в данной ситуации вещь – это лечь спать, чтобы во сне избавиться от неприятных эмоций и мыслей.

Повздыхав и поохав о своей несчастной судьбе, я потратил целый час на свой привычный вечерний туалет, в течение которого я семь минут карабкался в ванную и столько же вылезал из нее, оставшееся время принимал душ, чистил зубы и так же медленно переодевался в пижаму, после чего я прошмыгал в кухню, где выпил немного вишневого сока из холодильника и уже оттуда вернулся обратно в свою единственную комнатку, где лег на свою продавленную собственной тяжеленной тушей кроватку и, устроившись на боку, принялся вглядываться в помрачневшее с наступлением позднего вечера жилище.

Все было по-прежнему. Как и всегда. Как и день назад. И месяц. И год. Ничего не менялось в моем маленьком мире и ничего не предвещало никаких перемен в лучшую сторону. Я оказался заточенным в четырех стенах своей болезнью и своим одиночеством и не было во всем белом свете никого, кто бы хотел разделить со мной это несчастье. Понимая, что пройдет еще много лет, прежде чем Господь услышит мои молитвы и, прервав мои нескончаемые мучения, заберет меня к себе, я почувствовал, как в горле образовался противный душащий комок, слезы подкатили чуть ли не к самым зубам и, понимая, что еще секунда и я начну выть как белуга, я приложил к лицу одеяло и беззвучно заплакал.

Кому было дело до моих слез? Никому. Некому было меня пожалеть, спросить, как я себя чувствую, погладить меня по голове или же просто обнять, чтобы я смог ощутить человеческое тепло и участие, некому было утолить мою тоску по настоящей дружбе и по беспечной, трогательной любви и никому естественно не пришло бы в голову сожалеть обо мне, если бы в один прекрасный день меня не стало. Меня в тот момент не видела ни одна живая душа, что было совершенно объяснимо, а поэтому я мог реветь сколько угодно, но мои планы относительно того, чтобы провести остаток ночи в посылании проклятий судьбе и рыданиях, были безжалостно разбиты, потому что совершенно неожиданно я услышал достаточно громкую, но все же весьма тонкую и нежную мелодию, создаваемую крошечными молоточками, валиками и струнами.

Не веря своим ушам, я отнял одеяло от лица и моему взору открылась и без того еще более чудесная картина: крышка стоящей на моей прикроватной тумбочке шкатулки была открыта и из ее волшебного недра лился призрачный голубовато-серебристый свет, осыпающий своими переливающимися искрами всю мою нищую комнатушку со всеми ее полочками и табуретками. Музыка лилась из шкатулки и голубые лучи плясали на стенах и потолке, исполняя какой-то воздушный и магический танец и я, завороженный и совершенно одуревший от увиденного, лежал на кровати, раскрыв рот, и наблюдал за всем этим великолепием, а дальше…

Дальше произошло что-то вообще трудно поддающееся описанию. Из шкатулки, резво и весело, одна за другой начали выпрыгивать совершенно реальные, живые и крохотные (размером всего лишь с большой палец руки), легкие и сверкающие, горящие, как светлячки, ультрамариновые балеринки, одетые, как виллиссы из балета “Жизель”… Толкаясь друг с другом и смеясь своими тоненькими, похожими на звучание мелких колокольчиков, жемчужными голосками, виллиссы отталкивались от края тумбочки и взмывали вверх, паря и кружась в воздухе, как сказочные мотыльки, оставляя в темноте за собой искрящуюся серебряную пыльцу…

Кувыркаясь и взмахивая в воздухе крохотными ручками, виллиссы совершали какие-то немыслимые перемещения по комнате, в то время как их подружки все продолжали и продолжали вылезать из шкатулки, в которую едва ли могла поместиться только одна из них, и когда наконец, мой обалдевший глаз зафиксировал в пространстве над моей кроватью целых сорок восемь ультрамариновых балеринок, они выстроились в причудливую геометрическую фигуру над моим лицом и, синхронно послав мне прелестнейшие и сладчайшие воздушные поцелуи, начали свое волшебное плавное скольжение по воздуху, порхая в необыкновенном по своей красоте и грации танце…

В ту же секунду музыка льющаяся из шкатулки поменяла мотив и стала более громкой и мелодичной, свет сочившийся из нее стал все больше и больше напоминать освещение в театре оперы и балета, и мои крохотные виллиссы принялись летать, танцуя над моей головой, заглядывая мне в глаза, улыбаясь милейшими белоснежными личиками и осыпая меня своей невесомой, похожей на всполохи северного сияния, серебряной пудрой…

И я смотрел, как ребенок впервые попавший в кино, на этих лунных балеринок, похожих на призраков умерших девственниц, на плавные взмахи их тоненьких кукольных ручек, на мерцание блесток на их воздушных юбках, на их неповторимый танец, сотканный из небесных нитей, на невинные улыбки их прелестных детских лиц, и думал о том, какое неведомое счастье обрушилось на меня столь негаданно, а виллиссы все танцевали и танцевали, кружась в серебряном вихре и перебирая малюсенькими ножками в миниатюрных пуантах и каждая из них смотрела на меня с такими неподдельными любовью и нежностью, что мне снова захотелось жить.

А потом балеринки выстроились в один ряд и, порхая слева направо и справа налево, принялись сладко напевать хором:

“Сладостной ночи, дружок дорогой!

Месяц на небе сияет дугой,

Звезды, как слезы, искрятся во мгле,

Жизнь для тебя одного на земле

Станет прекрасной и очень простой,

Сказочной ночи, дружок золотой!”

И чувство неземного, поистине младенческого умиротворения, вдруг спустилось на меня словно по велению высших сил и, улыбаясь счастливой улыбкой и светясь от радости, я почувствовал, как веки мои начинают слипаться от навалившегося на них сна, но все еще продолжая следить за магическим танцем своих виллисс, я напевал себе под нос, что-то неуловимо-неразборчивое до тех пор, пока Морфей окончательно не одолел своего незадачливого подопечного и я не уснул.

Но в самую последнюю секунду, перед тем как мое подсознание окончательно одержало верх над моим сознанием, я отчетливо ощутил, что именно с этого самого дня, с этого самого момента моя жизнь кардинально изменится и все повернется к лучшему.

И будет яркое лимонно-желтое солнце в окне и веселый игривый ветер в приоткрытой форточке, и прогулки по вечерней Москве с разглядыванием фасадов старинных зданий, и дурашливые друзья дразнящие меня “толстопузом” или “пончиком”, или кем-нибудь еще, и пикники на зеленой сочной траве у кого-нибудь на даче и даже совсем взрослые поцелуи с настоящей взаправдашней девушкой, которая меня несомненно полюбит так же сильно, как и я ее, и все будет так хорошо, как никогда раньше не было…

За секунду до засыпания, вслушиваясь в прекрасные голоса виллисс, я вдруг понял, что именно с этого дня начну выздоравливать и совершенно точно уже со следующего утра пойду на поправку и это понимание сделало меня вдруг таким счастливым, каким я не был даже в самые безоблачные годы своего беззаботного детства. И еще я решил, что во что бы то ни стало завтра вечером снова заведу эту чудную музыкальную шкатулку с поющими балеринками, чтобы в очередной раз насладиться их маленьким спектаклем, дарующим мне забвение…

…Все-таки хорошая вещь этот самый “Лахезис”…

СВОЛОЧЬ!

Какая же ты все-таки сволочь! Если собрать всех самых гадких и отвратительных людей на свете, ты станешь достойнейшим украшением коллекции гадов, подонков и наглецов, которых только можно найти по всем закоулкам вселенной, если скрести по самым грязным ее сусекам. Никогда не встречала никого более отвратительного, чем ты! Ведь начиная кончиками ногтей, заканчивая кончиками твоей дегенеративной бороды, ты пропитан любовью к самому себе и пренебрежением ко всем остальным настолько сильно, что этим смрадом от тебя веет за километр, приблизительно так же, как после того, как ты выливаешь на себя литр своего любимейшего парфюмчика.

Я ненавижу тебя! Ненавижу, как только можно ненавидеть живое существо, да и неживое тоже! Если бы не моя набожность и нежелание гореть в самой сердцевине ада, то я наверное прокляла бы тебя самыми последними словами и пожелала бы тебе исходить кровавыми язвами, гнойными струпьями, разлагаться на ходу, чтобы от тебя отваливались куски твоей поганой плоти, чтобы на твоей голове не осталось ни единого волоса, а во рту не нашлось бы ни одного зуба, который бы не болел. Но так как во мне все еще остался страх перед гиеной огненной, в которой я рано или поздно окажусь, мне совершенно не хочется приближать свои собственные мучения, ради того, чтобы насладиться пожеланием тебе подобного.

…Как назло в самый последний момент меня заклинило и я поняла, что патроны в обойме кончились, только когда рука предательски затекла, а пистолет оглушил меня своими пустыми бесплодными щелчками и комната, некогда кричащая выстрелами, мгновенно замолкла и онемела, как лишенная голоса Иерихонская труба… Вылупив на свет остекленевшие, будто бы покрытые лаком глаза, я почувствовала, что не могу моргать, веки меня тоже не слушаются, и в следующую секунду дикая боль пронзила мои глазные яблоки, и только навернувшиеся от отчаяния слезы, смогли омыть мои пересохшие радужки, защитив их от гибельного высыхания… Опустив руку, я еще некоторое время постояла в идиотском оцепенении, не в силах соединить один конец мысли с другим, будто бы в моей голове оборвалась некая очень тонкая, но очень важная нить и только когда моя вынужденная кататония закончилась, я, в первую очередь, обратила внимание на свою новую розовую кофточку… Черт! Она была абсолютно испорчена....

Осознание того, что ты сволочь, пришло ко мне не сразу, не в первую секунду нашего с тобой знакомства, когда ты подсел за мой столик в кафе и заговорил со мной вкрадчивым голосом, очень вежливо и почтительно, так как если бы ты обращался к Английской Королеве, а потом, проведя со мной весь вечер и очаровав меня своим превосходным знанием нескольких языков, проводил меня до дома и при прощании поцеловал мне руку, склонившись в уважительном и благоговейном поклоне. И даже не тогда, когда при каждом нашем свидании ты дарил мне по свежей белоснежной розе, обвязанной алой лентой, и читал мне стихи неизвестных авторов, которые выдавал за свои и, зачарованно глядя в небеса, произносил длинные фразы, свидетельствующие о “максимальной степени вовлеченности моей персоны в твои ежедневные мысли”. И даже не тогда, когда ты сорил деньгами направо и налево, чтобы произвести на меня благотворное впечатление, чтобы я раскисла, как подогретое мороженное и стала липнуть к тебе с усердием некоторых взбалмошных малолеток, с которыми ты привык иметь дело. И даже не тогда, когда при всем этом ты с гордостью павлина в брачный период сообщил мне, что скорее пустишь себе пулю в лоб, чем когда-либо женишься. В том числе и на мне.