Убить Василиска, или Казнить нельзя помиловать

А Вард подумал, что если бы он так любил музыку, то батюшка давно бы уже выписал учителя из-за границы, а то и отправил туда учиться. Парень улыбнулся, вспоминая гордость, с какой отец развешивал по стенам его каракули, а потом уже и не каракули. Искал нужные краски, приглашал учителей…. Даже самого отправил на месяц в дружественную столицу. У Василиса тогда и случился срыв. Вард до сих пор винил себя за эту поездку, хотя понимал, что он вряд ли смог упасти друга. Просто больше помочь было совсем не кому. Парень навсегда запомнил чёрные провалы глаз, на абсолютно белом, как будто посыпанном мукой лице, искусанные в кровь губы и хриплый шопот:

– Он Кузьку кулаком…..

Бедный старенький Кузька. Лысый, бородавчатый, с почти уже отнявшимися лапками. Но всё ещё поющий свои крысиные песенки за пазухой у любимого хозяина. Видимо, соскучившись, он выбрался из укромного уголочка, заботливо устроенного ему царевичем, и попался на глаза плотнику, которого отправили чинить стол.

Как умудрился десятилетний мальчишка свернуть шею здоровому мужику, было не понятно, и от этого ещё более жутко, хотя куда уж больше. Ревел тогда Вард. И ревел, и ревел, оплакивая и старенького крыса, и друга, вдруг ставшего таким взрослым и…, и страшным. Ревел за себя, и за Василиса, пока царевич вдруг не всхлипнул, тяжело, с подвыванием. И, наконец, ревущих стало двое.

– Я не хотел, я правда не хотел убивать, – выл царевич. Вард верил. Но, что-то с тех пор изменилось в друге, как будто Василиск выглядывал из-за плеча, бросая тень на всё ещё детские их забавы. Царя Октавиана, этот случай лишь укрепил в неприязни к сыну, испугав, но не удивив. С брезгливым равнодушием отец исполнял любую прихоть Василиса. Лучше бы он обругал или даже побил, но не бросал вот так, ожидая, что нелюбимый сынок сам шею себе свернёт. Вард помотал головой, чего это он. Вот же, сидит его друг, живой здоровый. Лягух слушает.

Пение смолкло. Василис, так и не открывая глаз, прошептал:

– Не, на ложках цикаду не сыграть. Надо трещётки сделать мааааахонькие. Из серебра. А с лягушками думать буду. У француза спросим, когда достанем.

Вард переглянулся с Агафьей, фыркнул, и запустил в друга огрызком.

Ночь, полная луна освещала покосившуюся башню. Юная воительница по мужским спинам, подбиралась к окну на втором этаже. Эта эпическая картина навсегда врезалась в память охранников.

– А зачем они к этому окну лезут? – не отрывая глаз от происходящего, поинтересовался один.

– За французом наверное.

– Но это точно не его окно.

– А чьё?

Стражникам ответили звуки падающих тел. Сдавленные крики. Возня. И радостный девичий вопль:

– Батюшка!

Глава 4

В хлеву, как нелицеприятно обозвала Лада помещение для выбора «девок для измывательств», было темно тесно и сыро. В общем, да, скотинка бы тут вся передохла, то ли дело бабы! Баб, точнее девок, собралось с дюжину. Все причепуренные и страсть, какие решительные. Вошли два бородатых мужика. Осмотрели. Приказали по очереди петь. Лада от удивления запела на французском, не зря видимо учила столько времени. Бородатые мужики впали в ступор. Замахали руками. Обозвали ведьмой. Попытались сжечь вместе с сараем, другими девками, и даже собой. С первого раза не получилось, а потом пришёл лохматый парнишка и забрал Ладу. Бородатые перечить не посмели. Но в спину показали, нечто неприличное, потому что девки разом покраснели. Лохматый же, припадал то на правую, то на левую ногу, ворчал и постанывал, но не останавливался. Так до дворца и дохромали.

– Кого привёл? – поинтересовалось из глубокого кресла.

Вард выпихнул вперёд Ладу.

– Агафья не вернулась, – вздохнуло кресло.

– Тебе отшибленных рёбер мало?

– Да, ладно! Она просто на меня упала. Это тебе её папаша пытался ноги выдернуть…

– Да, некрасиво вышло, – поёжился летописец, выуживая из волос очередной репей.

– Объясни, наконец, как ты сверху оказался?– кресло заскрипело, и из него кособоко встал чернявый парнишка. Поморщился, и заглянул Ладе в глаза. – Пой!

– Во поле берёза стояла, – буркнула девушка.

– И?

– Да она на французском шпарила. Бояре с перепугу, чуть сарай вместе с девками не сожгли..

Василис медленно, стараясь двигаться плавно-плавно, обошёл Ладу. Подёргал за толстенькую косичку, пощупал бицепс. Удивился, но пошёл дальше. К креслу.

– И? – морщась, повторил он.

Лада бы и рада была, да все слова, а тем более песни, выскочили из головы.

Царевич повернулся к летописцу, пытавшемуся выдрать оставшиеся репья царским гребнем.

– Да пела она! Что думаешь, бояре просто так девок жечь будут!

Царевич подумал, махнул рукой и поплёлся к широкой кровати, на которую рухнул лицом вниз, да так и остался лежать. Недочёсанный летописец задёрнул бархатный, расшитый коронами полог, отчего поднялось облако пыли вперемешку с молью, тоскливо посмотрел на Ладу и похромал к свободному от царевича креслу.

– Есть хочешь? – спросил он, и, поёжившись от неприятных воспоминаний, придвинул к девушке резное блюдо с румяной горкой пирожков. Лада, успевшая проголодаться, с таким азартом кинулась на подношение, что Вард тоже взял пирожок. Попался с грушей. Летописец запустил надкусанным пирожком в балдахин и захохотал.

Из-за балдахина раздалось сдавленное хрюканье, подвывание и, наконец, вопль:

– Ирод ты, мне же смеяться больно!

И тут у Лады прорезался голос.

– Шумел камыш…, – завела девушка, и комната вдруг заполнилась чёрными тенями. Они протискивались в приоткрытое окно, лезли из королевского зеркала, просачивались сквозь стены.

– Точно ведьма! – припечатал Вард, освобождая место для очередной тени, начавшей приобретать плотность и вес. Секунда, другая, и покои царевича переполнились рыцарями в серебристых доспехах.

– Это не я, – прохрипела Лада, – пытаясь отодвинуть от себя пришельцев, явно намеревавшихся раздавить её своими телами.

Стены комнаты трещали. Вард втянул девушку под дубовый стол, но и тот рухнул, не выдержав наседавших рыцарей.

– Да, откуда же их столько взялось! – бурчала Лада, сидя под трещащей спиной парня.

– В смысле, тебя удивляет только количество! – возмутился летописец и крикнул, – стража!

– Бер, Горазд! – вспомнила про ждущих сигнала друзей, девушка.

Но услышали рыцари. Вард взлетел к потолку, схваченный железной рукой.

– Поймал! – прогудело из доспехов и….. и всё. Железный истукан так и остался стоять с летописцем в руке. Рыцарей и, правда, набралось слишком много.

– Эгей, Ладушка, ты где? – раздался от окна голос Бера. Потом скрежет, стук, глухой удар. Ещё скрежет, стук, глухой удар. Вопль. И так пока спаситель не добрался до девушки. Рыцарей изрядно поубавилось, что сделало их маневренней. Бер выдернул девушку из груды железа, но, получил по голове и рухнул туда сам.

– Ах вы, самовары дырявые, да я вас…. – рыкнул он, пытаясь подняться, но опять упал, подмятый очередным доспехом. – Ух, вы, кастрюли недоклёпаные, олова на вас нету… – перемежалось со звуками падающих тел.

Из-за царского полога, как ни странно свободного от захватчиков, раздавалось ворчание, прерывающееся приглушёнными вскриками и глухой вознёй. Девушка с облегчением вздохнула и бросилась на рыцаря пленившего летописца. Глупо конечно кидаться на доспехи в платьишке, да ножи то при ней! А как бороться с этими чертями, в их с Кролем тупые головы наставник вбивал три года. Вспомнить бы ещё.

Лада оттолкнулась от споткнувшейся железяки и в прыжке приземлилась на скользкую спину захватчика. Главное свалить, а там уж видно будет…. Но, вожделенная спина вдруг пропала, и девушка, влетела в стену, не успев толком сгруппироваться. Рыцари пропадали один за другим. Не вылезали в окно и не всасывались в стену, они просто исчезали с нервным хлопком. Секунда – другая, и прыгать Ладе было уже не на кого. Спасать тоже. Лада с трудом поднялась и похромала, к королевскому ложу. Какая оказывается, хромота заразная вещ! Откинула полог. Кончики пальцев резко кольнуло наложенной ворожбой. Да, Василис был распластан по кровати, сидевшим сверху Гораздом.

– Ты бы поосторожнее, у него рёбра отбиты, – буркнула Лада, пытаясь спихнуть друга.

– Не советую, – предостерёг тот. – Дерётся как дикий кошак.

– Отпусти, – промычало снизу, и Горазд слез.

Василис вскочил, забыв про спину, обежал комнату, выглянул в окно.

– Вард! – крикнул он, и повернулся к девушке. – Где он?

– Рыцари вместо тебя забрали, – необдуманно ляпнул Горазд, за что и поплатился.

Гнев Василиска был страшен. Девушку отшвырнуло, посыпались осколки зеркала. Хорошо хоть не окна. Силясь подняться, Лада целую секунду, растянувшуюся в часы, смотрела, как чудище с оскалом даже не зверя, – демона, чудище, которое только что было симпатичным мальчишкой, убивает её друга. Как Бер пытается вклиниться, но падает на осколки. Наконец, вспомнив, на каком она свете и зачем, девушка сдёрнула с шеи заветный мешочек, полоснула по нему ножом и швырнула в чудовище.

Через минуту на полу уже сидел Василис.

– Куда они увели Варда? – взгляд парня был растерянным. Он с немалым облегчением посмотрел на кашляющего Горазда. – Если поможете найти, заплачу. Всё отдам!

Царевич опять полез к окну. Выглянул, почти вывалился. Бер сердобольно попытался придержать, получил по уху, заворчал, но всё равно остался поблизости; мало ли что!

– Вард! Вард… – всё звал парнишка, хотя понимал, – бесполезно.

– Всё отдам! Только помогите…. – последние слова царевич прошептал, опускаясь на пол. Хрупкая женщина в чёрной облегающей одежде, спрятала ядовито пахнущий платочек и кивнула друзьям.

Запоздавшая стража не нашла в разгромленных покоях никого. Царь, незадолго до этого

получивший предостерегающую записку от главы ордена «Свирепого ожидания» и с по истине царским хладнокровием проигнорировавшем её, схватился за голову. Старший же летописец, от лихого известия слёг по-настоящему. Октавиан поднял всё своё царство на розыск молодых людей, хотя прекрасно знал, где искать. Но если мальчишки уже в замке, то вряд ли что поможет. Весь ужас, в который он вверг сына, по спеси своей, отказавшись от помощи, рухнул на царские плечи огромным камнем. Царь швырнул корону в угол, дёрнул себя за остатки волос, и, чтобы как то прийти в себя, постучал головой о резной шкаф. Попадали расписные, стоящие целое состояние бокалы. Октавиан потоптался по осколкам, вспоминая разбитый сервиз, чтоб ему пусто было. И ему, царю тоже. Да куда уж пуще…..

***

– Да куда уж пуще…, – пробормотал Художник, выворачивая карманы перед лесными татями.

Те, издевательски подхихикивая, перебрали холсты, примеряясь, нельзя ли хотя бы на портянки, но забраковали, и неожиданно аккуратно сложили на травку. Горшочки и амфорки с красками тоже были пересмотрены, перенюханы, судя по сердитому отплёвыванию даже попробованы, но также признаны негодными.

Из глубины кармана вывалился одинокий медяк. Тати обидно заржали, кинули к ногам художника ещё пару денежек да кусок вяленого мяса и, ушли.

– Спасибо! – крикнул им в след Художник, одновременно заглатывая жёсткое, но такое вкусное подаяние и проверяя заветные горшочки. Уф, всё цело. Парнишка сложил своё богатство в котомку, закинул её за спину, и, жуя мясцо, пошёл по еле заметной тропинке. Должна же она, куда-то вести!

Глава 5

Толпа рыцарей материализовалась в зале с расписной стеной. Вард, несмотря на пугающую ситуацию, художество оценил, и его руки невероятно зачесались на дорисовать. Цветные угольки, за большие деньги выписанные батюшкой из-за границы, лежали в кармане. Но подобраться к картине не было никакой возможности. Летописец подрыгался, пытаясь напомнить о себе пленителю. Бесполезно. Рыцарь, держащий парня в вытянутой руке, даже не пошевелился. Минуты переходили в часы….

– Эй, – возмутился уставший бояться Вард. – Ты что, совсем весь железный? Ручка не отвалится.

Никакого ответа. Парнишка ещё поёрзал, пытаясь высвободить часть одежды из железных лап. Ткань затрещала. Вард, проклиная ткачей, рванулся из последних сил и шмякнулся на пол. Немного посидел, ожидая справедливого возмездия. Не дождавшись, нащупал в кармане угольки, и, пополз между ног застывших воинов к манящей его картине на стене.

– Вот он, импрессионизм! – восхитился заграничным искусством он и, не

удержавшись, продолжил несколько оборванных линий.

Грянул гром. Пол заходил ходуном. Рыцари, брошенными куклами, попадали на пол, да так и остались лежать. Завершённый рисунок вспыхнул алым цветком и обвалился трухой. Следом выпал кусок стены. Летописец, открывши рот, смотрел на журавлей, плавно улетающих вдаль.

Летний, приятный ветерок, шевелил его, так и не дочёсанные волосы. Вард вздохнул, покосился на сломанных рыцарей, и шагнул в проём.

Чёрная королева, ведьма, проклятая ва-бааан, имя своё Кунава почти уже забыла. Зачем оно. Для рыцарей, верных благодаря заклятью, она повелительница. Для пойманных в её сети, – любимая. Небольшой родничок, оформленный мраморной купальней на звериных ногах, был не только центром замка, он был центром всей жизни ва-бааан. Только он мог разбудить в чёрной душе ведьмы слабые отблески прежних чувств. И поэтому каждый раз просыпаясь, Кунава пыталась его уничтожить. Не получалось. Женщина вгляделась в прозрачную гладь воды, силясь найти там прежнюю себя. Тщетно. Лик ва-бааан навсегда был спрятан под человеческой личиной заклинанием. Кунава зачерпнула горсть воды и просто смотрела как та медленно, капля за каплей вытекает из узкой ладони. Для женщины время текло так же. Капля за каплей. От жертвы к жертве. Столетний сон, промелькнувший как одно мгновение. И опять всё с начала. Женщина смутно вспоминала обрывки грёз, из которых так не хотелось возвращаться. Да и возвращалась ли? И следовавшее за этим отвратительное действо. Нет, конечно, так этим людям и надо. Иэти мужчины, если бы только они могли увидеть её настоящий облик….. Они бы её просто убили, и Кунава не была против. Даже этот смешной орден «Свирепого ожидания», ха-ха. Да бесполезно же. Против заклятья не попрёшь. Гордей вот не смог. А ей уже всё равно. Кунава попыталась сохранить в узкой ладони время – воду. Куда там! Да и сил, за внезапно короткий сон не сильно прибавилось. Ей хватало, а вот с прислужниками делиться почти нечем. Принесли парня и ладно. Женщина посидела, провела мокрой ладошкой по нежному лицу, стряхнув с себя морок и быстро пошла в зал с порталом. Не дошла. Грохнуло. Пол закачался. С потолка кусками повалилась лепнина. Упал портрет колдуна Гордея, предыдущего владельца, как замка, так и проклятия. С пола взгляд его показался Кунаве ещё более укоризненным, чем обычно. Женщина ускорила шаг. В зал, заваленный рыцарями, она почти вбежала. И поразилась количеству неподвижных тел. Это сколько же она прожила, если каждый…. Кунава тряхнула головой, отгоняя бесполезную мысль, и воззрилась на дыру, ещё совсем недавно бывшую пентаграммой перехода. Мальчишки не было. Было небо, солнце и грач, любопытно заглядывающий в дыру. Секунда, и бедная птица уже бьётся в руках ва-бааан.

– Для жертвоприношения сойдёшь, – сообщила Кунава грачу, и вышла из разрушенного зала.

Вард кружился по поляне, не как пушинка, а как долбаная лошадь запряжённая в ворот. Везде невидимая стена. И высоко и низко и….. Там, за стеной, журчит ручеёк и летают бабочки, там жизнь, еда, а здесь…. Но ведь должен же этот металлолом питаться? Вард почесал макушку и ужом проскользнул обратно в зал. Ничего за его отсутствие не изменилось.

Те же разбросанные железные куклы, те же голые стены и каменный потолок, та же обгорелая дыра, демонстрирующая кудрявые облака. Вард подошёл к одному из рыцарей и постучал по шишаку. Никаких эмоций.

– Выковырю и съем, – пообещал летописец ухватив забрало, но тут его взгляд упал на еле заметную нишу.

Кунава стояла возле алтаря с грачом в одной руке и ритуальным кинжалом в другой. Но древняя чаша так и не наполнилась.

– Да что такое твориться то? – возмутилась женщина, и в очередной раз примерилась к горлу птицы. Бесполезно. Кунава плюнула и швырнула несостоявшуюся жертву об пол. Но грач извернулся, распустил крылья и, обидно каркнув, вылетел из зала, напоследок уронив вонючую каплю в ритуальную чашу. Женщина возвела прекрасные очи к потолку, призывая, в свидетели безобразия хоть кого-нибудь. Но кто ответит ужасной ва-бааан? Хотя один зритель у неё всё же был. Вард, проникший сквозь фальшивую нишу, следил из-за колонны за сим действом. И ничего не понимал. Он даже хотел выйти и поздороваться, но что-то удержало. И, как вскоре понял летописец, к счастью. Потому что место грача занял рыцарь. И чаша наполнилась. И остальные рыцари ожили. И Кунава, царственным жестом, отправила всех на поиски царевича. Летописец не сразу понял, что царевич это он. И, что комнату ему теперь не покинуть. Но грач как-то залетел! Значит надо просто выше прыгать! Или…..

Кунава тупо смотрела на рисунок, красующийся на некогда белоснежной колонне. Пепел говорил о том, что портал активировать смогли. А вот осталось ли от тела что-то кроме пепла….

А летописец, перенесённый силой заморского импрессионизма, тем временем пытался вжаться в камень, слиться с ним. Его похищение теперь казалось милой забавой, а рыцари вежливыми сэрами, зашедшими к отцу на шахматную партию. Потому что судьба, в образе кривой пентаграммы, занесла его к горным троллям. Вард был не очень послушным мальчиком и няня часто пугала его этими самыми, которые едят детей на завтрак обед и ужин. Несчастный летописец смотрел, как огромный волосатый тролль, помешивая коряжкой в котле, напевал песенку про корову и молоко, пробовал своё варево, жмурился от удовольствия и добавлял то травку, то нечто жёлтое, а то и белые крупинки.

– Славная кашка получилась, – сообщил он и махнул огромной ручищей. – Слазь малец, обедать будем.

Вард испуганно дёрнулся, оступился и рухнул прямо под ноги троллю. И тут же получил тарелку белой, рассыпчатой, одуряющее вкусно пахнущей каши.

– Громыхало младший, – представился тролль.

– Вард, – вежливо поклонился летописец, и набросился на угощение.

– А это кто ещё у нас, – раздался знакомый голос.

– Сестричка, – прогудел Громыхало. – Садись, кушай. А вот и батюшка.

Вард понял, что тролли ещё не самое страшное в этом мире. Перед ним стоял папенька Агафьи.

Кунава сидела на полу с портрет Гордея в руках. Над головой её кружил грач. Он раз за разом порывался добраться до картины, но женщина отгоняла птицу, удивляясь, почему не смогла убить столь зловредную тварь. Гордей на портрете смотрел со своей обычной укоризной, направленной то ли на Кунаву, то ли на грача, то ли вообще на весь этот мир.

– Зеркало, – вдруг пробормотала она. – Здесь было огромное зеркало!

Женщина осторожно положила портрет на пол и подошла к проёму арки. Потрогала воздух. Ничего. Победный крик грача заставил отшатнуться. Кунава споткнулась о невидимую преграду и упала. Кровь ва-бааан обагрила древние осколки, замок опять задрожал. С потолка посыпалось то, что не досыпалось в прошлый раз, и….. и всё.

***

– И всё, – вздохнул Художник, пересчитывая медяки, которые получил за портрет дочки старосты, – поскупился дядька, краски только сколько ушло! А холст! Жениху, видите ли, не понравилось. Так ведь против реализма не попрёшь. Эх, слышал, в заморских странах рисуют так, что глаз в ухе, а ухо вообще не пойми где. Поучиться бы.

Художник ссыпал монетки в бархатный мешочек, расшитый золотым рисунком. Скрепя сердцем отдал один за краюху хлеба, – краски были нужнее, но куда совсем без еды. Молодой человек пристроился возле сельского колодца, хлебнул водички, закусил хлебушком и залюбовался недалёкой горой, окутанной шалью – туманом. Ветерок легонечко колыхал белёсую невесомость, приоткрывая поражённому взору Художника прекрасное строение.

– Эй, дружище, – окликнул молодой человек проходившего мимо селянина, – чей это замок.

– Ну, хочешь, твой будет. – Сердито буркнул тот, и, плюнув под ноги Художнику, поспешил по своим делам.

Глава 6.

Василис понуро сидел на подстеленной рогожке. Сумеречный воздух холодил, и заставлял полчище персональных царских мурашек бегать по телу туда – сюда, туда – сюда.

– Замёрз? – пристроилась рядом Асна.

Василис не ответил, лишь попытался отодвинуться. Но со связанными ногами и руками особо не разбежишься. Хоть с острого камешка слез и то радость.

– Дурашка, – пожурила Асна.

Василис только фыркнул. Подошла Лада с миской похлёбки.

– Поешь, – почти ласково попросила она.

Пленник сжал рот в тонюсенькую щель и исподлобья посмотрел на девушку. Варево пахло если и не вкусно, то сносно. Царевич сглотнул слюну и отвернулся.

– Ну, что с ним делась, – всплеснула руками Асна.

– Объяснить, что наша задача в том, чтобы он к ведьме живым не попал, – послышалось с ближайшего дерева. – Так что можем и не кормить.

Через секунду перед Василисом стоял ухмыляющийся Горазд. Парнишка готов уже был подвывать. Голод и холод он бы ещё стерпел, но тупые шуточки вора просто убивали. К тому же на шею царевича повесили мешочек с гадостью, не дающей проявиться Василиску. И царевич впервые пожалел об этом.

Лада попыталась накормить пленника. Тщетно.

Тогда девушка просто зажала царский нос. Василис, не ожидавший такой подлости, открыл рот, и, получив в него слизкий комок, чуть не подавился, но плюнуть смог. И даже попал.

Лада отшатнулась и в то же мгновение прямо перед её носиком просвистела стрела. В следующую секунду на девушку навалилось что-то тяжёлое. Она попыталась вывернуться, но держали крепко.

– Тише ты, – раздался шепот Асны. – Горазд к ним в тыл пополз. Посмотрит, что за сударики.

– А…

– Да живой твой прынц. Вон, тоже лежит.

Послышались звуки ударов, вопли. Потом всё стихло. Женщины замерли в ожидании, пытаясь определить, чей же крик был последним.

– Лада, беги! – вдруг подорвалась Асна, и, вздёрнув девушку, пинком задала ей направление.

Лада отскочила на пару шагов и непонимающим взглядом обвела поляну. Всё было тихо и спокойно, вот только…. Вот только Асна зачем то стояла с мечём в руках, примеряясь к лежащему ниц Василису. Лицо её было жалким, но рука меч держала твёрдо.

– Асна, нет! – девушка, сама не понимая, зачем ей это надо, поднырнула под меч и, схватив царевича за ворот, потащила вглубь леса.

Тащить было тяжело. Царевич, как будто нарочно, а может и не как будто, цеплялся за кусты и ветви. Ладу хватило минут на пятнадцать, а потом она упала, больно стукнувшись о камень.

– Ноги хоть развяжи, не убегу. – Буркнул из-под неё Василис. – Они мне Варда найти не помогут.

– А я помогу? – удивилась Лада.

– Договоримся…..

Лада вздохнула, и перерезала путы, пока только на ногах. Василис с трудом поднялся, секунду другую покачался, пытаясь размять затёкшие ноги и набирая скорость ломанулся в лес.

Девушка секунду постояла, раздумывая, бежать за царевичем или вернуться к друзьям. С одной стороны приказ есть приказ, с другой…. Лада прислушалась к происходящему на поляне, но та как будто в овечью шерсть закуталась. А вот со стороны, куда убежал Василис, звуки раздавались не однозначные. Тяжело вздохнув, девушка последовала тропой долга. Та оказалась на удивление короткой: царевич барахтался в небольшой ямке среди старых кореньев, пытаясь опереться на стянутые за спиной локти. Издевательский смех Лады, как будто придал ему сил. Василис одним плавным движением выпрыгнул из овражка. Девушка открыла рот от удивления, такого она не ожидала. Где ей было знать о любимой забаве закадычных друзей под названием «перепрыгни два забора». Но царевичу было не до игр. Собрав последние силы, и опустив голову, он, молодым бычком, пошёл на таран. Лада просто сделала шаг в сторону. Василис, пролетел мимо, забодав ещё не старый дуб. Посыпались жёлуди. Девушка почти с жалостью смотрела на свернувшегося в улиточку царевича. Потом, села рядом, достала краюху хлеба из котомки и, промурлыкав нечто мелодичное на французском, вонзила молодые зубки в подчерствевший хлеб.

– Ого, – раздалось из свернувшегося царевича,– а не обманул летописец то!

Лада сидела у потухшего костра, закутавшись в большущую, пёструю шаль. Асна плела эти шали только летом, и только в хорошую погоду. Она сидела на траве, поджав ноги и подставив солнышку своё, и без того коричневое личико. И творила эту неземную красоту из всего, что только попадётся под руку. Лада не удивилась бы, узнай, что старшая подруга вплетает туда лучи так любимого ею солнышка. А как ещё можно объяснить то тепло, что давали шали. Эх, где теперь Асна? Где Бер и пройдоха Горазд? Девушка не отважилась оставить вверенного ей пленника. А с Василисом на привязи идти искать друзей, было конкретным самоубийством. Лада покосилась на постанывающего во сне царевича, вздохнула и набросила на пленника часть шали. Из кармана выпростался речевик и взобрвшись к самому уху девушки забубнил, прося есть. Лада погладила мохнатое чудушко по головке, и достала из котомки кулёчек с изюмом, любимым лакомством речевиков.