Убить Василиска, или Казнить нельзя помиловать

Елена Щетина

Убить Василиска, или Казнить нельзя помиловать

Как всё начиналось.

Человек проснулся и заворочался на жёсткой постели, ещё не понимая, что именно его разбудило. А поняв, вскочил, на ходу запрыгнул в холщёвые штаны, споткнулся о сапог, собрался было поднять, но махнул рукой и как был, выскочил за дверь. Да он не ошибся, над проклятой горой, что так рьяно освещалась полной, ярко жёлтой с кровавым отсветом луной, собрались тяжёлые тучи. Они корчились в этом неестественном зареве, сталкивались, глухо ворча. Ворчание всё нарастало, переходя в гром. Наконец молния разрубила небо надвое, и мужчина на мгновение увидел воздушный, поражающий своей тонкой архитектурой, прекрасный замок. С отвращением плюнув, он побрёл обратно в келью. В спину ударили раскаты грома, сквозь которые пробивался торжествующий смех. Но почему? Ведь прошло только пятнадцать лет.

Глава 1

«Да, сервиз у короля был знатный! Тончайший, кажется, светящийся изнутри фарфор, расписанный волосом зверя ночного, краскою, что взята у моллюска, что живёт на глубине не изведанной и поднимается на поверхность раз в сто лет. Изготовлен тот сервиз мастерами, что от отца к сыну в течении веков передают тайну искусства своего. Бывает, мастер не сотворит за жизнь и часть. Редко, очень редко достаётся сие чудо из ларца прозрачного, что на замок кованный заперт. Лишь, когда короли, да султаны иноземные в гости заезжают. Вот тогда и накрывается стол для чая вечернего, в комнате, специально для этого отведенной. Выставляются чаши прекрасные на скатерть шелками расшитую, разливается напиток душистый да крепкий. Пьют гости иноземные чай, медком янтарным да вареньями разными услаждаются, да речи неторопливые ведут. Вот этот самый сервиз царевич Василис и грохнул».

– Слушай, – возмутился царевич Василис, захлопнув летопись. – А ты сам-то этот сервиз видел? Да он от старости рассыпался уже! Купцы из-за этого, ха-ха, сервиза с нами торговать боялись. Конечно, неспешное чаепитие! Попробуй-ка, поспеши, когда чашки в руках развалиться готовы. А как на стол поставишь, так царь ещё чай подливать начинает. Чайник то покрепче был. Кухарки сервиза этого как огня боялись, только бабулька одна и могла по старой памяти на ощупь, а тут раз, да и померла…..

– Врёшь.

– Вру.

– Зачем? – Вард, совсем недавно произведённый в летописцы, выхватил древний манускрипт у друга, смахнув при этом канделябр с горящими свечами.

Так как незадолго до этого у царевича был острый приступ стихоплётства, а потом ещё более острое осознание своего ничтожества, пол был усыпан обрывками несостоявшихся песен. Которые незамедлительно и вспыхнули. Летописец вскочил на стол в обнимку с книгой, готовый защитить реликвию ценой своей юной жизни. Царевич же, привычно плюхнул на пол вазу с лилиями.

– Разжалую! – рявкнул он. – Ну, сколько можно? Фроська уже вся изворчалась, половики стирая!

– Да не могу я к этим рукавам привыкнуть! – буркнул новоиспечённый летописец, соскакивая со стола. – А может, и правда разжалуешь?

–Ну, нет! Давай лучше рукава от твоей хламиды оторвём. – Василис примерился к расшитому звёздами и саламандрами халату.

– Ты что, мой батюшка и так ещё от болезни не оправился, – попятился парень, – а этот вандализм увидевши, совсем концы отдаст! Он столько рассказывал, что одеяние это носил его отец, и дед, и ……

– Ага, и, судя по аромату, никто из твоих предков стиркой его не озаботился. В других странах летописцев по учёности определяют, а у нас по запаху!

– Да? – Вард покрутил носом, – ничего не чувствую!

– Да куда тебе! Принюхался за столько лет. А если подумать, сколько этих самых летописцев, прямо при исполнении и померло, то есть….

– Василиск! – возопил красный от обиды друг, и, швырнув в царевича драгоценной книгой, начал срывать с себя хламиду.

– А чем это вы тут занимаетесь? – не слишком любезно поинтересовалась вошедшая Фроська, но увидев очередной всплывший коврик с кучей рваных бумажек, не стала тратить время на выслушивание ответа. Подняв метлу над головой и уподобив её крыльям мельницы, девушка ринулась на нарушителей порядка.

Досталось обоим.

– Но я же царевич! – попытался выкрутиться Василис, отбиваясь книгой.

– Летопись не тронь! – Вард закрыл щуплой грудью вверенную ему реликвию.

Сцена вырисовалась настолько неоднозначной, что Фрося выронила метлу и застыла с открытым ртом.

Василис меедленно осмотрел всех присутствующих и схватился за голову.

– Француз где? – простонал он сквозь пальцы.

– В темнице.

– За что!!!!!!!

– На границе с музыкальными ложками поймали.

– У нас ложек мало? Я же пол села ладейного за эти ложки посадил….

–А он, патент открыть на них собрался. Говорит суп хлебать удобно.

– Да? Надо попробовать, – отвлекся, было, царевич, но тут же снова подорвался – А петь кто будет? Одну солистку замуж выдали. Вторую выдали! А ведь я говорил тебе, Вард. Женись!

– Да, что ты, – взмахнул душистым рукавом летописец, у меня батюшка ещё после первого концерта не отошёл. Если бы я Зоюшку в жены притащил, точно круглым сиротой остался. Сам то, что не женился?

– Скажи ещё на французе, – вздохнул царевич, и сел на здоровенный барабан, отозвавшийся низким гулом. – Надо его вытащить.

–Надо, – кивнул Вард, – но петь он вряд ли сможет.

– Почему!!!!

– А ты думаешь, он просто так, за чаркой мёда про патент рассказал?

Василис дёрнул себя за чёрные кудри. Ещё раз обвёл шальным взглядом нестройную кучку парней в лаптях с бубнами, ложками, дудой и даже гуслями. Выбрал рожицу помиловидней и, ласково оскалившись, поманил пальцем.

Прошёл час. Миловидная рожица уже не выглядела таковой. Она выглядела красной и замученной.

– ААААААААА,– хрипел царевич. – Понял? Как будто тебе телега на горло наехала. – Вард, ну объясни ему!

Летописец без объяснений выдернул жердину из забора.

– АААААААААА, – заголосил подопытный.

– Вот, уже лучше,– обрадовался царевич. А теперь тоооненьким голосочком….

– Василис, – попытался воззвать к разуму друга летописец. – Не слишком ли много хочешь? Второго солиста надо.

Василис оглянулся. Не понятно, как парни умудрились спрятаться за свои нехитрые инструменты, но они это сделали. Царевич вздохнул, посмотрел на отвесную стену высившейся неподалёку темницы. На маленького паренька, пытающегося накрыться ложками. К слову, почти получилось. Опять на стену…..

– Ладно, посмотрим, что мне бояре выберут, – отложил решение нелёгкого вопроса Василис. – А пока всем спасибо, все свободны!

Обрадованные «все» быстренько рассосались, оставив после себя разбросанный там и сям музыкальный инвентарь.

– И когда же они за собой убирать научатся, – буркнул Вард, собирая инструменты в короб.

Василис же покрутил в руках расписную ложку, ещё раз посмотрел на стену и поинтересовался.

– А ты и темницу штурмовать в этой хламиде пойдёшь?

– Я?

– Мы!

– А если поймают?

– Ну, попрошу, чтобы не ловили. Царевич я, или нет?

– Тогда зачем штурмовать! Попроси, и будет тебе.

– Во-первых, просить скучно. Во-вторых, может хоть так удастся разлучить тебя с твоим одеянием. И не надо мне про твоего еле живого батюшку речи вести, только что видел, как он галопом по дороге несётся.

– Где? – вытянул шею летописец и, правда, увидел уже достаточно далеко убежавшего папеньку. Судя по резвости и приличному по размерам баулу под болезненной мышкой, со здоровьем у старшего летописца всё наладилось.

– Шахматный турнир. – Догадался Вард, стянул с себя запашистое одеяние, под которым на этот раз оказалась рубаха, и с наслаждением расправил плечи. – Ну что ж, на штурм, так на штурм.

– Обиделся, – догадался Василис.

– Я же за него переживал, правда. А он…

– Вот, вот, мог бы и жениться.

– Да ну тебя. – Вард бросил хламиду на землю и нагрёб сверху кучу мусора. – Пошли лучше сами деву выберем, а то бояре опять решат, что голосистая это на счёт одежды.

– А пошли! Царевич я, или нет!

– Да кто бы сомневался, – вздохнул летописец. Конечно, царевичам дозволялось куда как больше, чем простым смертным. Василису же, как считал паренёк, дозволялось слишком много, вот он и пускался во все тяжкие, не забывая прихватить и его, Варда. Задумка с музыкальной труппой была бы вполне безобидной. Если бы не название. «Всадники чернобога». Надо же такое придумать! Оно то и оказалось последней каплей для его отца. Юный летописец покосился на закопанное одеяние. Всё равно не честно!

***

– Всё равно не честно! – всхлипнул Художник, собирая разбросанные по полу ёмкости и порошки. Что-то ещё можно было спасти, но большая часть погибла безвозвратно. Красочные пятна на стене манили на дорисовать, но обида была больше. Художник собрал уцелевшие сокровища в котомку, утрамбовал холстами, сунул за пазуху мешочек с накопленными монетками да прихватил с расписной тарелки пирожки. И прощай дом родной!

Глава 2

Как же вкусна шелковка, особенно белая. Крупные, тяжёлые ягоды, похожие на чуть розоватых, откормившихся за тёплые деньки, гусениц. Тьфу, гадость конечно. Но ягода и, правда, вкусна. Жаль, не унесёшь в подоле. Изомнётся, закислиться, да так и выбросишь. Вон их сколько нападало. Девушка, удобно расположившаяся на самой толстой ветке дерева, посмотрела вниз, где валялось много расплющенных ягод. Прямо на розоватой кашке стоял парень и умоляюще смотрел на подругу. Губы его двигались, как будто парень пытался, что-то сказать, а то и просто вздохнуть, но изо рта доносилось лишь мерное жужжание, сливающееся с пением множества букашей и жуков, облюбовавших эту летнюю столовую. Девушка состроила гриммаску, забросила ещё горсть ягод в рот и соскочила прямо на парня. Тот не попытался ни поймать её, ни отступить. Лишь рябь пробежала по его лицу, плавно перешла на тело, и, парень рассыпался пеплом. Девушка закатила серы глазки и с наслаждением попинала то, что ветерок разнести не успел. Хотела было залезть обратно, но, обиженно вздохнув, забросила в рот ещё пару ягод и побежала по тропинке к дому, откуда вкусно пахло свежеиспеченным хлебом.

Лада и раньше, в не таком уж далёком детстве любила этот запах. И так же прибегала со двора в надежде ухватить горячую горбушку раньше братьев. Мать ворчала, а вот дед, что давно уже не вставал со своей лавки у окна, добродушно смеялся и старался одарить единственную в семье девчушку, то невесть откуда взявшимся яблочком, то горстью семечек, а то и вырезанной им деревянной фигуркой. Мать, видя в руках у Лады гостинцы, пугалась, и на время замолкала. А тот подносил к губам заскорузлый палец, мол, молчи внучка. Внучка и молчала. Отец с матерью не могли видеть умершего деда. Ушёл, ещё, когда Ладушка только на ножки стала. Не видели его и братья. Девушка порой гадала, сидит ли ещё дед на своей лавке, или нет. Вот бы съездить, проверить. Но по братьям девушка не особо скучала. А на родителей, продавших её в орден, и вовсе обижалась. Это теперь, в свои пятнадцать лет, поняла, что видеть умерших дар редкий. И в глухой деревне опасный. А здесь, как и предсказал на прощание дед, подкинув в котомку пару наливных яблочек, да леденец на палочке, гораздо лучше. Уж точно сытнее и интересней. Яблоки к слову были самые обыкновенные, Лада их потом съела, да ещё и Кролю дала укусить. Кроль, как прозвала его девушка, почти с рождения жил при ордене, и был немного старше Лады. Но, уж так получилось, что привыкшая к обществу пяти братьев, Лада с лёгкостью взяла в оборот нового дружка. Конечно, жизнь здесь не была совсем уж сладкой. Девчушке, до этого не знавшей даже о существовании букв, пришлось учиться читать и писать. И не только на родном языке. А этикет, чтоб ему провалиться? А танцы? Ну, боевые искусства, еще, куда ни шло. Лада тряхнула тугой толстенькой косицей, и усмехнулась. Пусть Кроль и превосходит её в учёбе, зато жителей тайных, не всех видеть может. Только простых самых, да тех, которые специально подразниться приходят. А уж речевик…..

– Сколько можно тебя ждать!

По тропинке навстречу Ладе спешил недавно рассыпавшийся паренёк.

– Я же сказал тебе, срочно! Все ждут!

– Ничего подобного, ты только губами пошлёпал и пеплом стал. Это было так печально, что я даже всплакнула. Корпел бы над ворожбой, как над своими любимыми законами, глядишь, толк и получился бы! – Лада отвесила другу подзатыльник, хотя для этого ей пришлось слегка подпрыгнуть. Кроль попытался увернуться, но куда там!

– Ладно, пошли, – смилостивилась, девушка.

Парень улыбнулся, из-за этой улыбки его и прозвали Кролем. Откуда взялся этот мальчишка, кто были его родители, никто не знал. Вуй сказал, что малыша принесла волчица. А уж серые её детёныши разорвали ему губу, или спасительница его таким и подобрала…..

Девушка улыбнулась в ответ и, привстав на цыпочки, взъерошила пшеничного цвета шевелюру дружка.

– Ты ляпа! – Лада неожиданно хлопнула парня по широкой спине и побежала по тропинке, но Кроль, привыкший к подобным пакостям, успел ухватить её за выцветшую кофтёшку. Лён затрещал, но выстоял и вот уже Лада, дрыгая ногами и вереща, едет на дружеском плече. А не этого ли она хотела?

– Эй, а завтрак! – возмутилась девушка, когда её пронесли мимо вкусно пахнущего дома.

– Я же сказал – ждут! Все! И можно подумать, ты ягод мало слопала.

– Крольчик…. Миленький….

Парень возвел глаза в небо, призывая в свидетели, всех богов разом, и, достав из кармана краюху свежеиспеченного хлеба.

– Жуй, утроба ненасытная!

– Шпашипо! – прочавкала та с плеча.

Взрослые члены ордена «Свирепого ожидания» собрались уж час как. Ждали Ладу и посланного за ней Кроля. Парнишка несомненно найдёт и приведёт шалопайку, но не сразу. При мысли о ребятах на заматеревшем лице Вуя прорезалась улыбка, но мужчина провёл по лицу ладонью, изгоняя непрошеную гостью. Не к месту это. Он глава ордена и суровый наставник, а не добрая нянюшка милым детишкам! Славные они выросли. Взгляд сурового наставника на секунду потеплел, уголок рта предательски дёрнулся и тут же вернулся обратно. Раздался тихий смешок. Вуй скривился и сердито зыркнул на скалящегося Горазда. Тот праведного гнева не убоялся, и даже с корточек своих не привстал.

Небольшой отряд, вольготно развалившийся на толстенном ковре, не подозревал об окончании привычной, спокойной жизни. Конечно, все они были готовы и к хорошей драке и к подвигу, да и головы сложить за победу….. Но, что греха таить, не сейчас, а как-нибудь на днях, или вообще лет так через десяток. Точнее через восемьдесят пять. Вуй тяжело вздохнул и отвёл глаза от проницательного взгляда Асны. Скорее бы уже ребята пришли! Невысказанная беда жгла изнутри, просилась наружу. Глава обвёл хозяйским взглядом подопечных, у каждого свой талант, умение. И ад у каждого тоже свой.

Огромный молчаливый Бер, спокойный, как скала, и такой же отчуждённый. Если бы не Горазд и вовсе говорить разучился. Да ещё Лада. При виде девчушки Бер становился чисто солнышком. Аж, светился. И не подумаешь, что может человека кулаком убить. И убивал по приказу хозяина. Но всему есть предел, – взбунтовался Бер. Так самого чуть плетями не забили. Хозяин и бил.

– Эй, – Горазд пихнул Бера, как всегда находящегося где угодно, но только не здесь. – У соседушек сливы почти созрели. И они такооого зверюгу на цепь посадили! Грех не почистить.

Горазд, невероятно гибкий, хитрый и удачливый… вор. Удачливости его, впрочем, на царскую сокровищницу не хватило. Точнее на сокровищницу то хватило, а вот пройти с наваром мимо слепой бабки – попрошайки, нет. Уронил цацку. Надо ли говорить, что бабка оказалась не только зрячей, но и царскими дознавателями прикормленной. Стражники тогда с радости упились, – не один год ловили поганца. Чтобы вытащить вора пришлось Вую царя поуговаривать, да старый должок напомнить. До сих пор не уверен, что стоило.

– Уймись, Горазд. – Вздохнула Асна. – Опять развлекаться поскачете. А порты вам потом кто штопать будет? Сыта я уже вашими сливами по горло!

Асну вообще вытащили из клетки. Её проезжие комедианты вместо обезьянки за денежку показывали. Да, темнокожая женщина с затейливым рисунком на пол лица удивляла. Как и её проржавевший ошейник с шипами внутрь. Но не клетка и строгий ошейник сдерживали пленницу. Ей было всё равно. И если Вуй это понял, то Горазд понимать что-либо отказался: ночью отправился вызволять. И получил. Хорошо Бер за другом увязался. Он то и притащил обоих наставнику на радость. Воспитывать. Вуй поёжился, вспоминая мёртвый взгляд женщины. Нет, Асна определённо не была благодарна своему спасителю. И вины, за рану ему нанесённую, не чувствовала. Тогда.

Со скрипом открылась дверь. Совсем домовой обленился! Кроль, с Ладой на плече, кособоко впихнулся в горницу.

– Высоко сижу, далеко гляжу! – оповестила начавших закипать присутствующих девушка и ловко соскочила с дружеского плеча.

– А по какому поводу собрание? – поинтересовалась. – И что вы все такие сердитые? Мы все умрём?

Наставник забегал по комнате. Вся команда, знавшая эту его, гм-гм, милую особенность, расположилась вдоль одной стены, стараясь не попасть под всё убыстряющиеся перемещения главы.

– Вуй, – первая не выдержала Асна. – В глазах рябит уже!

Тот резко затормозил. Постоял пару минут и….. Но был усажен Асной на ковёр.

– Сегодня ночью было знамение, – виновато изрёк он.

– Ну, наконец, то! – обрадовался Кроль.

– Дурак! – наставник потёр рукой лицо. – Лада правильно сказала, мы все умрём!

– Да она всегда так говорит!

Лада состроила испуганную мордашку и незаметно пнула дружка. Чтобы не зазнавался.

– Точнее не мы, а вы. А я должен буду ждать вас здесь! – продолжил вещать наставник. – Всё это чёртово время, я должен сидеть вот тут, в безопасности, и ждать.

– Да ладно, мы тебе будем каждый вечер телепатить, и спокойной ночи желать.

– С того света?

– О! А мысль!

– Лада, глупая ты…. девочка. Мы веками сторожим этот проклятый замок. И век за веком проигрываем. Разы, когда жертву умудрялись спасти, можно пересчитать по пальцам левой руки Бера.

– Гм, но у него на левой руке только один палец, причём самый похабный.

– Вот, вот. – Непонятно чему обрадовался наставник. – Ведьма как раз это нам каждый раз и показывает. Да, мы учимся, из века в век, от ученика к ученику. И каждый раз большая часть гибнет. Да, Кроль, ты останешься здесь, со мной. И когд…, то есть если все погибнут, подготовишь новых бойцов.

– Но почему я останусь, – возмутился Кроль. – Почему не Лада? – и тут же получил тычёк под ребро от подруги.

– У Лады своя миссия, – отрезал наставник.

– Вуй, – Горазд даже с корточек привстал. – Да самоубьёмся мы о ведьму, не нервничай так. Авось, веков через десять костями завалим.

– Вы не понимаете….. – взвыл несчастный глава.

– Да куда уж нам, – скривилась Асна. – Но, всё меняется, не так ли? В прошлый раз удалось спасти и ребёнка, и мужчинку. Может поэтому ведьма так рано проголодалась, что не получила желаемого?

– Она получила…..

Пещера была мало того, что тёмной и холодной, на это она имела полное право. Пещера была ещё и солёной.

– Принесла? – раздалось прямо в голове девушки.

– Угу.– На пол бухнулось ведро с водой. Кандалы брякнули и застыли. Тёмный сгусток, еле-еле различимый в свете принесённого факела, прильнул к ведру.

– Эй, Дымок, – позвала девушка, но сгусток не оторвался, пока не выпил всё.

– Тебе мерещится, – вобрав в себя последнюю каплю, сообщил узник.

– Что?

– Ты же хотела спросить, как на меня цепи держаться. – Сгусток серого дыма обвился вокруг тела девушки, доверительно заглянул ей в глаза, чем смог. – Так вот, нет никаких цепей. И никогда не было.

– Но почему тогда ты не уйдёшь?

– Соль. Она лишает сил, но даёт возможность видеть. О чём сегодня хочешь послушать, девочка?

– Обо всём! – заявила та и устроилась на перевёрнутом ведре.

– Тебе от сотворения мира или от всемирного потопа? А может….

– А может, ты прекратишь выделываться, – невежливо прервала старшего девушка.

– Может.

Глава 3

На этот раз бояре поняли всё правильно, и разноголосый вой резанул по ушам друзей ещё на подходе к старому сараю, где обычно происходил отбор девушек на «измывательство за рупь». Василис прислушался, пытаясь вычленить из общего ора более или менее подходящий голос. Тщетно. И вдруг… Голос девушки был чист и звонок, он перекатывался, взмывал ввысь и обрушивался на слушателей подобно алебарде.

– Сильно! – восхитился летописец.

– Да, такой голосище упускать нельзя. – Поддержал Василис. – А приданое я ей обеспечу.

С замиранием сердца друзья вошли. Селянки до этого испуганно жавшиеся к двери, не менее испуганно ломанулись от вошедших. Не отступила только она. Девушка возвышалась среди подружек подобно величавому дубу, непонятно, как и зачем выросшему в берёзовой рощице. Она пела и пела и пела…..

– В кольчугу её, представляешь, впереди, с топором…..

– Угу, вот только давай лучше ты на ней женишься. Не хочу жену с топором.

– А, там разберёмся! Уважаемые, – обратился Василис к боярам, тоже разинувшим рты на чудо-девушку, – эта селянка для измывательств мне вполне подходит.

– Не след…. – начал было самый бородатый, а значит и самый уважаемый боярин, но девушка сама двинулась к царевичу, подобно крутобокой ладье средь рыбачьих лодчонок.

– А хороша! – восхитился летописец и зажал ладонью рот, пока Василис не услышал.

Остальные девушки нестройным ручейком поспешили покинуть помещение.

– Агафья, – представилась певица, ненавязчиво разгибая и обратно сгибая подковку. – Ну и кто над кем измываться будет?

Василис покосился на окончательно сраженного летописца, стоящего с открытым ртом, и известил:

– Для начала мы поизмываемся над охраной вон той башни.

На взятие башни шли по ночному холодку.

– Красота то какая, – прижала гнутую подкову к груди, с трудом упиханной в кольчугу, Агафья. Глаза девушки были обращены к небу, усыпанному звёздами.

– Тебя что, по ночам на улицу не выпускали? – прошипел царевич.

– Да кто ж меня удержит, – вздохнула та. – Только пока все дела переделаешь, сил уже ни на что не остаётся. У матушки нас семеро душ, да все бабские. Ни батюшки у нас нет, ни коня…. – Девушка задумчиво взялась заплетать в косу извечную свою подкову. Василис попытался отобрать игрушку, но это оказалось не проще, чем отобрать камень у крепостной стены.

– Что ж тебя, такую незаменимую на измывательства отправили? – съехидничал, тряся перетрудившимися руками, царевич.

– Сама пошла. Как налог за измывательства эти самые ввели, так совсем житья не стало. Бывает, сестрички от голода плачут, матушка исхудала совсем. Тошно.

Василис удивлённо повернулся к летописцу, тот лишь кивнул.

– Я не знал, – буркнул царевич и набычился, в ожидании отповеди от друга. Но Вард молчал. Говорила Агафья.

– А после измывательств, все вроде живыми приходят. С деньгами. Да хоть и говорят, что ужас, ужас, а веселые себе. Не замученные. Вот и пошла я. Ничё, у меня сестричка погодка тоже в силе уже. Замуж бы выдать, да где приданое взять?

Василис окончательно почувствовал себя зверем. Осуждающий взгляд Варда, сверлящий спину, тоже этому способствовал. Василиск участливо толкнулся в рёбра, мол, помочь? Но тут, сбоку, из цветущего душистыми соцветиями куста, раздался стрёкот одинокой цикады. Со всех сторон поддержал слаженный оркестр. Вдруг, раздалось величавое кваканье и цикады смолкли. Запели стройным хором лягушки. Василис стоял с открытым ртом.

Цикады вклинились в пение квакух, дополняя и украшая. Царевич, где стоял, там и сел.

– Это надолго, – сообщил летописец Агафье, приглашая на резную скамейку. – Есть хочешь? На том дереве воот такие груши растут. Только много не рви, а то царь батюшка опять охрану выставит.

Охранники, лежащие неподалёку в кустах, показали друг другу оттопыренные большие пальцы, мол, учимся, и поползли к дереву. Больше трёх и, правда, срывать было опасно.

Агафья сорвала пять, попутно оттоптав одному охраннику ногу, а на второго уронив подкову. Возмущаться, приняв во внимание размеры и кольчугу, несчастные не отважились. Они с тоской проводили глазами чавкающее чудо, и, поползли вглубь сада за паданцами.

Василис всё так же сидел, прижав острые, мальчишеские колени к подбородку. Глаза его были закрыты. Царевич растворился в ночном оркестре. Каждая клеточка его тела пела и вибрировала. Он слышал и хор, и каждого исполнителя по отдельности….

– Он всегда такой,– шепнула на ухо Варду девушка. От горячего дыхания по коже летописца пробежали мурашки, он передёрнул плечами и ответил:

– Он разный. Поверь, его стоит бояться. Но и дружба ему нужна больше чем другим.

Агафья сделала вид, что поняла.