Космическая оранжерея Лиги Содружества

Виас выдержал паузу, демонстрируя отсутствие возражений, после перевел тему:

– Мне кажется, я в последний раз видел таких детей, когда сам был такого возраста. Вообще своим глазам не верю до сих пор.

– Ага, – согласился Эмур. – И ему повезло, что мы его сразу заметили.

В этот момент вышел на связь офицер наземников и скинул координаты, куда им нужно было подать корабль. Летчики пересадили мальчика в кресло за своей кабиной, пристегнули ремнями безопасности и сразу стартовали.

При взгляде на происходящее с высоты полета глиссера было понятно, что с уличными беспорядками покончено. Двумя ровными рядами стояли крупные хозяйственные машины, заливая очаги возгораний. Они же создавали преграды для перемещений бунтовщиков, но в этом уже не было необходимости: те из них, кто не разбежался, теперь смирно загружались в патрульные корабли. Их дальнейшая судьба будет решаться позже и зависеть от множества факторов, от их социального рейтинга в первую очередь.

Пилоты приземлились в указанной точке, их уже ждали, сразу началась посадка. Когда она закончилась, Виас поднял глиссер в воздух и предал управление автопилоту.

Офицер наземников уселся рядом с открытой кабиной экипажа и присвистнул, увидев мальчика. Тот спокойно дремал, утопая в глубоком кресле под ремнями, которые были ему слишком велики.

– Как дела? – спросил Эмур.

– Ты про операцию? В порядке, это было не сложно.

– Пострадавших нет?

– Среди моих ребят нет. А где это вы ребенка нашли?

– Ползал перед кораблем. Нелегальный, судя по всему.

Наземник покачал головой.

– Выселять бы этих беспредельщиков подальше после первого раза. Всех сразу, мало ли планет у нас. Но нет же, цацкаются с ними.

– А что они на этот раз хотели?

– Ничего конкретного, как обычно. Чего им хотеть, гадам, жизнь идеальная, не то, что было до того, как к Лиге их присоединили. Судя по всему, у морбитов их сезонное сумасшествие началось, и под это дело они сумели завести ближайших соседей, у нас вон задержанных людей половина. Сформулированных требований мы не слышали, тупой протест против непонятно чего.

Эмур хмыкнул.

– Да, неблагодарные твари. Надо было оставить их в том диком состоянии, в котором они жили. Лига так много делает из чистой благотворительности, но присоединенные не ценят.

Глиссер автоматически припарковался в том же доке, из которого начал движение. Пилоты дождались, пока все пассажиры покинут корабль, и вышли последними, Виас с ребенком на руках. В доке снова было очень многолюдно. Еще не успели разойтись отряды наземников, прибывшие раньше них. Толпились задержанные, которых требовалось оформить и сопроводить в камеры. Возбужденная суета, шум голосов и техники, хаотичные, но деловитые перемещения заполняли пространство.

Двое пилотов пробирались через толпу к посту дежурного по доку. На их пути встретился выдающихся физических габаритов офицер с копной рыжих волос, усами и бородой под цвет прическе, который приветствовал Эмура хлопком по спине, а их обоих басом:

– О, ребенок? Кого из вас угораздило, парни?

Эмур похлопал его по плечу в знак приветствия.

– Идер, хорошо, если тебе самому от твоих шуток смешно.

Они добрались до дежурного по доку, офицера в черной форме внутренней службы Патруля. Виас вручил мальчика одновременно с тем, как Эмур давал пояснения:

– Нашли в зоне беспорядков. Личность не устанавливается, скорее всего, рожден нелегально. Возможных родителей не видели.

– Спасибо, – кивнул дежурный, – разберемся.

Выйдя из дока, летчики не спеша пошли по коридору.

– Интересно, что будет с этим ребенком дальше, – задумчиво сказал Виас.

– А какие варианты? Проверят генотип и пристроят к делу. Может, еще с ним на службе встретимся. Виси, ты позавтракать успел с утра?

– Нет.

– Я тоже нет. Жутко голодный. Составишь мне компанию?

– С удовольствием.

2

Ближайшая столовая, одна из многочисленных на базе, представляла собой большое светлое помещение с разнообразным набором мебели – столы, стулья, диваны, кресла, высокие, низкие – на разное количество народу и разные предпочтения относительного того, как разместиться во время еды. Как и везде в Лиге, приёмы пищи предполагались исключительно в компании. Патрульные, как и все остальные граждане, почти не имели возможности есть в одиночку, и пригодных для этого помещений тоже; покупка еды за деньги не поощрялась, а самостоятельное приготовление строго запрещалось. В продолжение политики, направленной на объединение и укрепление связей – новых территорий со старыми, старых граждан с новыми, и в целом на всеобщее единство, что было одним из государственных лозунгов («Наше единство – сила Содружества и смысл жизни»), граждан также побуждали к максимальному единению во всех житейских ситуациях, и трапеза являлась одним из средств, служивших этому как нельзя лучше, наравне с профессиональной деятельностью и сексом.

Сейчас столовая была почти пуста, несколько патрульных сидели за тремя столиками вдалеке. Пилоты подошли к стене, в пять рядов заполненной закрытыми ячейками – автоматическими постами для приготовления еды, и дотронулись до активирующих пластин. Спустя мгновение две ячейки открылись, и каждый из них получил свой завтрак, сервированный на подносе, сугубо индивидуальный, созданный исходя из тех физиологических параметров каждого, которые по состоянию на момент были известны Помощнику. А ему было известно почти все, поэтому он мог не только поддерживать здоровье граждан с помощью состава рациона, но и корректировать его и предвосхищать возможные проблемы.

Патрульные сели за столик и с интересом посмотрели на содержимое подносов друг друга. Это являлось вечной темой для всеобщего любопытства и обсуждения, поскольку состав блюд ярко демонстрировал окружающим состояние здоровья заказчика.

У обоих пилотов в одноразовой посуде оказалась похожая еда, разнообразная, легкая, не очень калорийная.

– За что я люблю базирование на планете, так это за настоящие продукты, – сказал Эмур, изучая овощи у себя на тарелке, часть из которых действительно была выращенной в земле.

– Как ты их отличаешь? – спросил Виас.

– Да видно же. И пахнут они иначе. Смотри, вот это точно из земли, а это точно из лаборатории.

– Ведь состав тот же самый, что у синтетики.

– Состав да. Но сами они нет.

Некоторое время они ели в тишине. Вновь заговорил Эмур, которому, как обычно, было скучно молчать:

– О чем задумался, Виси?

– Я все думаю про того ребенка, – быстро откликнулся тот, не поднимая глаз.

– Да? Что тебя так впечатлило?

– Мне кажется, он очень сильно отличается от нас. Ты сказал, что может быть, мы с ним встретимся на службе. Но представляешь, насколько он другой? Ты когда-нибудь думал, как это, быть рожденным от женщины и жить в семье из нескольких человек? С отцом и матерью, и, возможно, братьями и сестрами? И когда эти люди тебя воспитывают, наказывают, кормят…

Эмур пожал плечами.

– Наверное, все об этом в какой-то момент задумываются. Например, когда впервые про живородящих узнают. Ты прав, такое начало может оставить след на всю жизнь. Кроме того, поскольку он рожден нелегально, не известно, какой там набор генов и какие проблемы со здоровьем. Он, может, и не доживет до возраста, чтобы начать служить. Да и, если уж на то пошло, взаимодействие с ним опасно, у него могут быть любые инфекции и любые болезни, по-хорошему его надо было сразу в изолирующий бокс упаковывать, а не в салон сажать. И если у такого сильный собственный иммунитет, его счастье, а иначе в любой момент от простуды умрет, да и все.

– Да, – Виас по-прежнему смотрел в сторону, не выходя из задумчивости, – все это очень сложно.

Эмур пристально глянул на него.

– Насколько я помню, у тебя высокий репродуктивный рейтинг. Тебе ничто не мешает получить лицензию на рождение ребенка. Давай, Виси, ты у меня будешь первым знакомым с живорождением, это интересно.

Тот вздрогнул, сильно покраснел и взглянул офицеру в глаза.

– Да что ты такое говоришь, – пробормотал он.

Эмур очень старался не улыбнуться.

– Ну а чего. Все же можно сделать легально, не как родители этого бедного мальчика, которые прятали его неизвестно где, а после и совсем потеряли. Государство тебе разрешит. Ведь ты же сдаешь сперму, а так поучаствуешь в процессе сам, и заодно узнаешь, что такое воспитание в семье. Отцом семейства станешь.

Виас, опустив голову, ковырял еду, краска с его лица не сходила.

– Престань, пожалуйста.

Эмур рассмеялся, давая понять, что все прежде сказанное было провокацией

– А вот будь с нами сейчас кто-то живородящий, ты за свое смущение потерял бы с десяток баллов социального рейтинга. Надо уважать чужой законный выбор, Виси. И надо рассматривать все возможности, которые тебе доступны, мало ли, в чем ты найдешь свое счастье.

Виас улыбнулся и покачал головой.

– Это интересно, когда начинаешь сравнивать со своей жизнью. Но когда начинаешь примерять на себя… И как вообще такое можно своей паре предложить? Это же стыд. Меня полностью устраивает мое происхождение и то, как меня воспитали.

При упоминании пары Эмур на мгновение впал в задумчивость, его взгляд остановился в одной точке на лице собеседника так, как будто он мыслями был где-то далеко. Виас это заметил и отвел глаза.

– Ну да, – сказал Эмур, прерывая эту паузу. – Нас воспитывали в Школе в коллективе ровесников. С рождения мы видели только ровесников, и еще воспитателей. Помнишь, Виси, как мы в детстве относились к воспитателям?

Они были разного возраста, капитан примерно вполовину старше очень юного лейтенанта, но оба невольно улыбнулись своим воспоминаниям и друг другу. Некоторые вещи, ко всеобщему удовольствию, не менялись.

Школа была заведением, куда маленькие граждане Лиги попадали сразу же после того, как их вынимали из пренатальной капсулы, и где они жили в группах по 15-20 человек до конца второго (юношеского) возраста. Слово Школа являлось общим названием воспитательной структуры, единой на всех планетах Лиги; она представляла собой огромные интернаты, распределявшиеся по представителям биологически близких разумных видов.

Таким образом, разумная жизнь находилась под бдительным наблюдением с момента ее зарождения (в абсолютном большинстве случаев – в тишине роботизированной лаборатории, из генетически скорректированного донорского материала), и до момента смерти (изредка трагической, изредка насильственной, но чаще всего такой же комфортной, как и рождение, сопровождаемой внимательным Помощником).

Возраст детских групп немного колебался, так, чтобы были и те, кто чуть моложе, и те, кто чуть старше, но в целом каждая группа состояла из примерно ровесников. Профессия воспитателя в Лиге считалась очень почетной, но очень сложной и требующей высочайшей квалификации. Несмотря на то, что основная доля воспитания как такового приходилась на личного ИИ-психотерапевта, коммуникация с которым начиналась, как только ребенок начинал лепетать, а обучением занимался в основном Помощник, взаимодействию с живыми воспитателями придавалось большое значение. Они обеспечивали необходимый тактильный контакт в младенческом возрасте и обучали детей общаться со взрослыми в возрасте постарше. Перед воспитателями стояла очень сложная задача: хотя они должны были стать для подопечных идеальными первыми примерами старших и закрывать потребность в живой коммуникации, контролировать группы детей, решать возникающие в коллективах проблемы, они ни в коем случае не имели права становиться доверенными лицами для воспитанников – это являлось привилегией исключительно ИИ-психотерапевта, на которого детей надлежало переориентировать. Кроме того, воспитатели не могли менять состав групп: как и во всех учреждениях Лиги, коллективы формировал исключительно Помощник. Он мог учесть высказанные на психотерапевтической сессии пожелания гражданина, но не был обязан их исполнять, и принимал решение исходя из каких-то своих алгоритмов, доступа к которым не имел никто – разве что Основатели, но не точно, так как о них было известно крайне мало, и уж точно этих небожителей не беспокоила судьба отдельно взятого ребенка. Время от времени Помощник перетасовывал детей между группами, чтобы они могли учиться взаимодействию с новыми сверстниками. Как правило, он при этом не разлучал друзей, и таким образом группы «перемешивались» между собой, иногда переход двух-трех человек в соседнюю группу полностью менял микроклимат в ней, если новички оказывались сильными лидерами.

Разные по возрасту дети встречали друг друга нечасто, хотя время от времени устраивались большие спортивные или культурные мероприятия, на которых они могли приобрести такой опыт.

«Все для всех» – правило, которое дети усваивали с питательной смесью, как только минимально начинали понимать универсальный язык Лиги Содружества. Именно друг на друге они учились строить отношения, дружили, ссорились, мирились, помогали, решали учебные задачи. То, как они коммуницируют в своем маленьком коллективе, было под большим вниманием со стороны воспитателей, Помощника и психотерапевтов, поскольку напрямую влияло на их дальнейший выбор профессии и в принципе определяло то, как они будут жить в обществе. Если ребенок демонстрировал качества, которые мешали открытому и дружелюбному контакту со сверстниками, он становился объектом пристального изучения. Если одновременно с этим он демонстрировал гениальность в какой-либо сфере, то ему могли подобрать индивидуальную программу воспитания, с тем чтобы в дальнейшем тщательно выбрать для него область деятельности и поместить в идеальные условия, в редчайших случаях именно под него созданные. В остальных ситуациях, если ребенок не обнаруживал значительных способностей, осуществлялась коррекция его поведения, пока он не оказывался нужным образом вписан в существующий коллектив. Средства для коррекции использовались любые, поскольку цель, с точки зрения Помощника, их полностью оправдывала. Чаще всего применялись медикаментозные средства, иногда хирургические. Небольшая часть воспитанников вовсе бесследно исчезала. Все относились к этому с пониманием.

Дети росли дружными, общительными, доброжелательными по отношению друг к другу и к воспитателям. Они все были красивыми, внешне идеальными представителями своего вида, и редко болели – результат генетического вмешательства в момент формирования зародыша. Геном каждого до «рождения» оказывался модифицирован таким образом, чтобы выжать из него максимум и сформировать существо настолько идеальное, насколько возможно.

Дети очень оберегались при взаимодействии со взрослыми и до конца второго возраста их не встречали вовсе, за исключением воспитателей и медиков со специализацией для работы в Школе. Вступление в третий возраст означало совершеннолетие, а с ним наступление возраста согласия и начала профессиональной подготовки.

– Только став взрослым, я понял, что наши воспитатели были сами обычными гражданами, просто настоящими специалистами, хорошо обученными и на своем месте. Но тогда они представлялись какими-то высшими существами, недосягаемыми, самыми добрыми, прекрасными и вообще великими. За их внимание боролись, о том, чтобы заслужить их похвалу, мечтали. Мне кажется, все дети в начале второго возраста обожают своих воспитателей. А после уже своих психотерапевтов, а как наступает третий возраст – тогда друг и друг друга, – Эмур рассмеялся искренне и весело, было видно, что ему доставляет удовольствие возвращаться мыслями к своему детству.

– Мне кажется, я до сих пор не до конца избавился от влюбленности в свою воспитательницу, которая вела нас почти до профессиональной подготовки, – застенчиво сказал Виас, погрузившись в грезы.

– Ничего себе, а у нас их часто меняли. Я очень переживал и думал, что это делают специально, чтобы мы не привыкали. Но страдал ужасно, подолгу рыдал из-за каждого расставания. Мой пси даже начал ругать меня за это в какой-то момент.

– Сурово, – посочувствовал Виас. – Я думаю, не существовало правила на этот счет, просто вашей группе не повезло.

– Кроме воспитателей, были ведь еще и друзья, с которыми вместе росли. Ты своих помнишь?

– Не особо, – он немного задумался, глядя вдаль и прикусив вилку. – Дружбы как таковой я тогда не знал. Мне ровесники доставляли много проблем. Пси объяснял мне, что моя внешность располагает к тому, чтобы дети меня дразнили и проверяли на прочность, я выглядел слишком слабым. Приходилось работать над собой, чтобы не быть слабым на самом деле. Ну, если б этого в моей жизни не случилось, я бы, наверное, не оказался в Патруле.

Эмур некоторое время после того, как он закончил говорить, молчал, затем резюмировал:

– Что сказать, ублюдки были твои ровесники.

– Я не держу на них зла. Я уже забыл, как их зовут. А ты сохранил какие-то отношения со Школы?

Эмур чуть задумался, затем вздохнул:

– Нет. Я уж тоже всех забыл. Столько светлых воспоминаний с детством связаны, пусть они там и останутся.

– А все-таки, мы счастливцы, если так подумать, – сказал Виас с мечтательной улыбкой. – В нашем детстве было много сложностей, конфликты, разочарования… но оно было очень хорошим.

– Да. Вот почему нас устраивает существующий порядок вещей. Нас таких, созданных в лабораторных условиях и выращенных с помощью оборудования – большинство, это норма. Это безопасно, это гарантирует качество, – Эмур подмигнул приятелю. – Имея подобный опыт, кто и зачем решится на живорождение? А если и решатся, то выберут пару себе под стать. Ни тебе, ни тем более мне оказаться с такими в союзе не грозит. Ну я на это надеюсь…

– Я согласен. Но при этом у нас всегда столько проблем с новыми территориями, которые не сразу принимают наш образ жизни. А после эти туземцы еще переезжают в наши города и пытаются наводить свои порядки, вот как морбиты сегодня…

– Со временем привыкнут. А до тех пор у нас будет работа. Давай ешь, Виси, я тебя заговорил.

Лейтенант рассеянно кивнул и вернулся к еде. Эмур, который закончил с завтраком, сидел напротив и смотрел на него внимательно, но больше не заводил разговор, чтобы не отвлекать.

Они вместе вышли из столовой.

– Ну что, Виси, сегодня полдня плюс завтра сутки разрешаю тебе не присутствовать на базе, – Эмур поправил складку на воротнике его комбинезона, – Насчет послезавтра пока не знаю, но, если все будет спокойно и тебе понадобится, тоже отпущу.

Тот посмотрел ему в глаза.

– Спасибо. Я тебя не просил, но правда спасибо.

Капитан ухмыльнулся.

– Я все понимаю. Поэтому даю тебе свободное время, распорядись им разумно.

Виас коротко кивнул по протоколу, и в следующий раз они встретились на построении через двое суток.

3

Функция социального работника в Лиге была незаметной, но непростой, требующей солидного образования и редких душевных качеств. Юст, человек, гражданин А-567485, был счастливым обладателем того и другого.

Со своей профессией он определился, как и полагалось, перед старшей ступенью Школы. Тема профессии становилась животрепещущей рано, потому что этот выбор определял всю жизнь. Ученики непрерывно обсуждали друг с другом нюансы, которые им удавалось узнать из разных источников, даже от личных психотерапевтов. И контуры того, кем станет в будущем каждый, начинали вырисовываться рано.

Юст любил работу с информацией, был готов читать и смотреть все, к чему Помощник предоставлял доступ, но особенно он интересовался тем, как организовано общество, как взаимодействуют друг с другом граждане. Ему казалось, что, если он как следует изучит все эти процессы, то сможет сделать так, что конфликты на присоединенных территориях исчезнут, и все станут счастливы. Поэтому выбор социологии оказался для него очевидным и естественным. Он начал специализироваться, как и хотел, именно в сфере межвидового взаимодействия и выстраивания связей.

Его профессиональной зоной ответственности была успешная интеграция в общество каждого очередного присоединенного к Лиге Содружества разумного вида. Институт, который занимался социологией, насчитывал тысячи сотрудников – представителей всех видов, населяющих Лигу. Соответствующие филиалы базировались на всех планетах. Часть социологов, как Юст, являлись урожденными гражданами, другие освоили новую профессию после того, как их планета вошла в состав Содружества. Найм – или вербовка? – таких специалистов начиналась задолго до завершения дипломатических процедур по присоединению. Иногда присоединение происходило мирным путем по обоюдному дипломатическому согласию, иногда военным, но итог был одинаковым: очередная планета отдавала свои ресурсы в распоряжение Правительства Лиги, и очередной разумный вид становился украшением оранжереи, как поэтично называл гражданское сообщество Помощник. Он управлял этой оранжереей, бережно переносил в нее очередные драгоценные цветочки и обеспечивал их приживаемость. Руками Юста и его коллег. Социология была тихой силой, которой зачастую удавалось больше, чем Патрулю с его смертоносным оружием.

В этот день Юст совмещал приятное с полезным: он был в гостях и одновременно по рабочим вопросам у своих друзей, интеллигентной пары морбитов. Он познакомился с ними когда-то давно по долгу службы, и до сих пор они нередко помогали ему, объясняя многие нюансы, связанные с жизнью их народа. Но уже давно их связывала не только работа, но и настоящая душевная привязанность.

Морбиты представляли собой гуманоидов, дышащих кислородом, сравнимых с людьми по габаритам – в среднем на треть массивнее, но хилый морбит мог быть и полегче крупного мужчины. Им подходили похожие на человеческие бытовые условия, в связи с чем в «оранжерее» эти два вида обитали на одной планете. Морбиты имели вытянутые, по сравнению с людьми, тела, руки и ноги, заостренные лицами, очень бледную кожу, слегка голубоватую. Волос на их телах не было вообще. В отличие от большинства своих соотечественников, друзья Юста хорошо одевались и ухаживали за внешностью, обычно же морбиты не придавали значения внешнему виду.

Их рот вполне справлялся с универсальным языком Лиги, поэтому барьера в общении не возникало. Морбиты были двуполы, и исторически размножались откладыванием икры, сезонным, которое попутно служило расширению ареала обитания. Потомство становилось самостоятельным сразу по вылуплении, их древнее общество строилось так, что молодняк имел возможность обучиться всему самостоятельно. Пока он был мал, работал естественный отбор, которому особо не препятствовали. Пары обычно формировались только с целью оплодотворения самок – этот народ предпочитал одиночное существование, но жизнь в Лиге зачастую подталкивала их к сожительству с себе подобными просто потому, что так было комфортнее.

После присоединения к Лиге морбитам пришлось следовать репродуктивным порядкам, установленным Помощником. Получение лицензии на откладывание икры, так же, как и на живорождение у людей, было делом крайне хлопотным, в этом процессе Помощник включал избыточную бюрократию, поэтому мало кто из генетически близких к идеалу доноров репродуктивного материала решался на такое. Большинство же морбитов, как и представителей других видов – урожденных граждан Лиги, были бесплодны от рождения. Но в случае морбитов это врожденное бесплодие, а также медицинские подавители для доноров, никак не отражались на глубоких инстинктах, заставлявших этот вид раз в сезон начинать резко стремиться к свободе, чтобы искать место для икры и осваивать окружающее пространство, бессознательно пытаясь расширить свой ареал. Хотя на их родной планете сезоны менялись почти в два раза чаще, чем на Арильфисе, они быстро приспособили свои биологические программы к условиям Арильфиса, и генетики ничего не могли с этим сделать – надежда пока оставалась только на социологов.

Но и социологи были бессильны в том, чтобы надежно унять периодическую страсть морбитов к расширению территории, а также смутную, не поддающуюся разумному осмыслению тоску, которая делала для них невыносимым существование в ультратехнологичных квартирах Арильфиса.

Это и стало главным камнем преткновения для интеграции морбитов в условия Лиги, где эктогенез почти полностью заменил естественное размножение, потому что «цветочки» должны были быть исключительно здоровыми, сильными и генетически чистыми, как провозглашала государственная концепция по сохранению чистоты видов и обеспечению всеобщего благополучия.

Аг и Юна, жившие как зарегистрированная пара, были архитекторами, с высочайшей квалификацией и широкой зоной ответственности. Они всю жизнь работали над тем, чтобы сделать пространство Арильфиса удобным и комфортным. Благодаря этой теме когда-то давно с ними и познакомился Юст, потому что рабочие проекты архитекторов часто пересекались с проектами социологов. В случае Ага и Юны инстинкты всегда безропотно уступали первенство интеллекту.