Туманы замка Бро. Том 3 – 4

Морвейн Ветер

Туманы замка Бро. Том 3 – 4

ЧАСТЬ 3. Время, которого не было. Глава 35

Милдрет не хотела признаваться в этом даже себе, но когда замок Лиддел был взят, она надеялась, что её господин будет восхищён.

Пробраться через подземный ход было не так уж трудно, основные сложности начались внутри, где нужно было послать людей к сигнальной башне и к воротам одновременно, и обеспечить им возможность пройти, минуя патрули. Это оказалось довольно сложно, учитывая, что замок находился на военном положении, а патрули были усилены и ходили гораздо чаще, чем в мирное время, однако, в конце концов, Милдрет удалось правильно рассчитать момент, и дело было сделано – войско Вьепонов ворвалось во двор замка. Во двор твердыни Армстронгов, которые для Милдрет были одновременно сородичами и воплощением её собственной неприкаянной судьбы, одной из причин того, что Элиотам она стала не нужна.

И всё же она чувствовала себя предательницей.

Одно дело служить Грегори лично. Грегори был вне войны, мира и племенных распрей. Грегори был… Грегори. И при звуке его имени хотелось улыбаться.

Но Милдрет никогда не думала всерьёз, что станет служить дому Вьепон. Все обещания Грегори и его дяди до сих пор казались эфемерными – и только теперь обрели плоть.

Милдрет наблюдала со своего места в тени шатра, как Грегори одного за другим посвящает в рыцари вчерашних крестьян. Он, не скупясь, раздавал награды из трофеев, захваченных в замке, и одного только дать им не мог – земли.

Затем он долго разбирал карты и писал письма – собственной рукой, чего не делал почти никогда.

Милдрет начинала чувствовать себя лишней здесь.

Наконец она кашлянула, решившись обратить на себя внимание.

– Вам принести ужин? – сухо спросила она.

Грегори вскинулся и поднял глаза от бумаг, будто бы только сейчас увидев её. Секунду смотрел в глаза Милдрет, не узнавая, а потом резко поднялся из-за стола и в два шага оказался рядом.

Что произошло потом – Милдрет до конца не поняла, потому что когда руки Грегори окружили её с двух сторон – ноги подкосились, а когда губы Грегори впились в её губы – жадно, будто силясь поглотить целиком – жар наполнил живот, и она поняла, что тонет в диком пламени, исходящем от тела Грегори и обволакивающем её со всех сторон. Не было сил даже на то, чтобы ответить, обнять в ответ. Она просто таяла, становясь бессильной в этих руках.

Грегори целовал её долго, не так, как в прошлый раз. Исследовал каждый уголок рта, водил кончиком языка по острому краешку зубов и снова втягивал в себя нижнюю губу. Прикусывал, будто силясь пустить кровь и испить её до дна, а Милдрет всё не могла шевельнуться, только слабо прогибалась навстречу в ответ.

Наконец Грегори отстранился и, тяжело дыша, посмотрел на неё.

– Когда мы вернёмся в Бро, дядя устроит пир в честь моей победы – и в честь моего вступления в пору зрелости. Но сегодня мне исполняется восемнадцать, и сегодня только наш день. Прикажи принести вина, Милдрет. Прикажи зарезать овцу. И пусть никто не беспокоит нас. Сегодня мы будем только вдвоём.

Милдрет судорожно кивнула, но не шевельнулась, всё ещё чувствуя, как Грегори обтекает её со всех сторон. Внизу живота пульсировало такое желание, какого она не испытывала ещё никогда.

– Я допишу письма, – закончил Грегори чуть охрипшим голосом, – и буду ждать. Иди.

Грегори было страшно. Не от победы и не от того, что ждало его в замке – он не боялся ни смерти, ни плена, ни дяди и его интриг.

Ему было страшно при мысли о том, что произойдёт через несколько минут, когда он коснётся Милдрет. Он просто не мог представить, как это должно произойти.

Столько раз он дотрагивался до Милдрет, видел её без одежды – но всё это было не то. Он хотел, чтобы Милдрет стала полностью его. Но Милдрет была пленницей, не имевшей статуса в его землях. И хотя самому ему было всё равно – это ломало всё. Он не мог позволить себе взять её, ничего не обещая дать взамен. А обещать ей брака он не мог.

Несмотря на это Грегори не переставал мечтать о том, что однажды между ними произойдёт. Он давно решил для себя, что, первой, с кем он проведёт ночь, станет Милдрет. Но Грегори сам ещё до конца не понимал, что за «ночь» он собирается провести, и что должен делать наедине с Милдрет под пологом темноты.

Та вернулась, как и было приказано, с бочонком вина и, поставив его на землю, шмыгнула за полог – чтобы тут же на пару с другим слугой внести внутрь ещё и вертел с бараном. Так много не требовалось на двоих, да и Грегори не хотел есть. Отпустив слугу, он разлил по дорожным чаркам вино и протянул один кубок Милдрет. Та приняла напиток и, благодарно кивнув, прикрыла на секунду глаза, полные нездорового блеска. Милдрет знала, – понял Грегори. Милдрет как всегда всё о нём знала.

Грегори разозлился было на собственную нерешительность, но сделать ничего не успел, потому что Милдрет спросила:

– Я справилась?

Грегори судорожно кивнул.

– Ты принесла мне победу, – произнёс он и понял, что голос всё ещё хрипит. – Ты самое дорогое, что у меня есть, Милдрет.

Милдрет вскинулась и доверчиво, даже как-то с надеждой, посмотрела на него. Будто спрашивал: «Правда?»

Грегори не ответил ничего. Он залпом осушил свою чарку и, отставив её на стол, схватил Милдрет за плечи – та едва успела убрать в сторону собственную чашу с вином.

На секунду Грегори впился жёстким поцелуем в её губы – но уже в следующее мгновение спустился ниже, изучая ртом едва приоткрытые в вороте туники ключицы.

– Милдрет… – выдохнул он и принялся искать кончики ремня, поддерживавшего тунику девушки на животе.

Милдрет судорожно шарила по его спине, но, заметив, что руки Грегори не справляются, принялась помогать, и, наконец, они вместе избавились от пояса, а затем стянули через голову и саму тунику, и рубаху, оказавшуюся под ней. Милдрет растерянно замерла, не зная, что делать теперь, но Грегори тут же поймал её руки и уложил себе на живот, приказывая раздеть и его. Тело Милдрет – обнажённое, хрупкое, натянутое как струна – было перед ним, и Грегори больше не мог терпеть. Он принялся покрывать поцелуями острые плечи и оторвался лишь на миг – когда Милдрет стягивала одежду с него самого, а едва та оказалась на земле, резко прижался к девушке, необычайно остро ощутив жар тела, которое давно уже казалось ему родным, но до сих пор оставалось далёким и неприступным.

Какое-то время они стояли так. Милдрет тоже принялась целовать его плечи. Руки обоих скользили по обнажённым телам, но больше они не делали ничего, лишь плотно вжимались друг в друга бёдрами. Каждый силился ощутить тело другого каждой клеточкой своего.

Грегори опомнился первым. Он поймал в ладони ягодицы Милдрет, ещё обтянутые тонким льном, и крепко сжал. Милдрет выгнулась, подаваясь навстречу, и громко застонала. Чуть отстранившись, Грегори перехватил её безумный, затуманенный желанием взгляд.

– Хочешь меня? – спросил он, склонившись к самому уху Милдрет. Та прогнулась ещё сильнее и коротко выдохнула:

– Да…

Грегори стянул с неё остатки одежды и, толкнув на шкуры, стал медленно раздеваться сам. Он любовался гибким телом, распростёртым перед ним, но и силился отсрочить самый последний момент. Сердце билось как бешеное. Вот она, Милдрет, была перед ним. Полностью открыта. Оставался последний шаг – но что дальше делать, Грегори не знал.

Наконец покончив с одеждой, он опустился на колени перед Милдрет и развёл её ноги в стороны. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, и Грегори замер, разглядывая доверчиво раскрывшееся ему тело. Всё это было неправильно – Грегори чувствовал, что не может взять Милдрет так же легко, как сделал бы это с дочкой мельника или кем-то ещё.

Он склонился над Милдрет и принялся целовать её грудь. Грегори ловил губами розовые соски один за другим, от чего Милдрет стонала и прогибалась под ним. Она билась в руках Грегори взбесившейся птицей, силилась притянуть того ближе к себе, но, кажется, тоже ничего не понимала.

Наконец Милдрет просто поймала плоть Грегори в ладонь, и теперь уже тот прогнулся, обнаружив, что эта рука на самом чувствительном месте сводит его с ума, даря ощущения, которые он никогда не смог бы доставить себе сам.

Милдрет стремительно задвигала ладонью, и Грегори, взяв с неё пример, тоже проник пальцами ей между ног и стал двигаться в такт.

Животы были тесно прижаты друг к другу, едва оставляя несколько дюймов для движений, но никто не замечал неудобства.

Грегори прекратил целовать Милдрет и теперь просто смотрел ей в глаза, краем взгляда замечая, как та судорожно облизывает губы и кусает их.

– Грегори… – шептала она.

Этот шёпот заставил Грегори излиться первым. Он последний раз толкнулся Милдрет в кулак и, на секунду прикрыв глаза, в изнеможении впился поцелуем в искусанные губы. Он сам задвигался быстрее, почти инстинктивно помогая себе бёдрами, продолжая толкаться в ногу Милдрет обмякшей плотью, пока та не выгнулась в последний раз и не затихла расслабленно, прикрыв глаза.

Руки её теперь крепко сжимались на спине Грегори, будто Милдрет боялась, что тот захочет уйти, но ничто на свете не заставило бы в эти минуты Грегори отстраниться хотя бы на дюйм.

Оба ощущали, как мучительно мало получили только что. Грегори хотел ворваться в Милдрет, проникнуть в самую глубь. Но оба понимали, что позволить себе больше им нельзя, и сейчас даже от этого немногого им было нестерпимо хорошо.

По приезде в замок их в самом деле ожидал пир.

Генрих был мрачен как туча – Милдрет, не отходившая от Грегори ни на шаг, наблюдала это, стоя у юноши за плечом. Каждую секунду она была готова к тому, что Грегори стиснет её руку так же, как это было, когда к нему подошли кузены перед турниром, но Грегори оставался спокоен и был даже, кажется, немного зол.

– Приветствую, наместник, – едва ли не с порога бросил он.

Гости, уже сидевшие за столом, замолкли, и все до одного посмотрели на него.

Сэр Генрих стиснул руку, лежащую на столе, в кулак.

– Приветствую, сэр Грегори, – холодно произнёс он.

Грегори, направившийся в зал, едва миновал ворота замка, не снимая плаща и не отстёгивая меча, теперь прошёл в центр залы и остановился, глядя на него сверху вниз. Три десятка вновь посвящённых рыцарей толпились за его спиной.

– Ты, видимо, уже начал праздновать мой триумф?

– Само собой, – Генрих немного расслабился и обвёл залу рукой, – мы ждали тебя.

Грегори проследил взглядом за его пальцами. Взгляд его поочерёдно падал на лица сидевших за верхним столом – Тизон по правую руку, по левую Ласе. Дальше те, на чью помощь он рассчитывал до сих пор – Седерик и капеллан.

Грегори скрипнул зубами, но и не подумал свернуть.

– Твой лорд прибыл, как видишь. Хотел отдохнуть с дороги, но башня, где ты держишь меня уже три года, показалась мне маловата.

Начавшая было оттаивать толпа снова замерла, все до одного переводили взгляды с наместника на самоназванного лорда и обратно.

Генрих откинулся в кресле, но фигура его оставалась напряжённой. Свёл густые брови к переносице и медленно произнёс:

– Обдумал ли ты моё предложение, прежде чем так со мной говорить?

– Обдумал, – ровно произнёс Грегори.

– И каков твой ответ? Ты не можешь стать лордом, пока не вступишь в брак, – Генрих снова обвёл рукой зал, – это признают все.

Грегори прищурился. Такого поворота он не ожидал, но не собирался показывать, как тот ошарашил его.

– Я завтра же прикажу разослать гонцов и привезти портреты, – сказал он.

– Зачем ехать далеко? У нас был уговор. Мы обсуждали Ласе.

Грегори кинул быстрый взгляд на кузину, бледную как мел. Ей явно было неуютно от того, что разговор, в котором она выступала товаром, шёл при всех, и оказывалось, что она не такой уж желанный товар.

Грегори вовсе не стремился её оскорблять и потому решил сбавить тон:

– Я рассмотрю и этот вариант, – сказал он наконец, – когда займу свой трон.

– Ты займёшь место в темнице! – Генрих резко нагнулся над столом и стукнул по нему кулаком.

Грегори поднял брови.

– Ты уверен, что сказал то, что хотел сказать? – Грегори подал знак рыцарям, стоявшим за его спиной, и те сомкнули ряды стеной.

Генрих неподвижным взглядом смотрел на Грегори. В голове у наместника крутились расчеты – количество людей в зале, и то, сколько из них выступит на его стороне.

– Я прикажу приготовить тебе новые покои, – тихо сказал он, – а помнишь ли ты другой наш уговор?

В глазах Грегори отразилось недоумение, и Генрих снова откинулся назад, чувствуя, что возвращает себе контроль.

– Твой слуга, – пояснил он, – ты помнишь, на каких условиях я отдал его тебе?

– Он не слуга, – тихо сказал Грегори. В голосе его клокотала злость, но он звучал куда менее уверенно, чем до сих пор. Грегори помнил уговор. – Он свободный оруженосец. Он не подчиняется ни мне, ни…

– Он, возможно, не подчиняется тебе, – перебил его Генрих, и в голосе его звучала насмешка, – но он, как и прежде, подчиняется мне.

Милдрет, всё ещё стоявшая у Грегори за спиной, побледнела. Взгляд её упал на пол, где когда-то она стояла на коленях перед толпой.

Рука Грегори скользнула за спину и крепко сжала её ладонь, но Милдрет не нашла в себе силы стиснуть её в ответ.

– Пир в твою честь! – провозгласил Генрих. – Освободить для сэра Грегори рыцарскую башню – он достоин её больше, чем так и не сумевший одолеть наших врагов сэр Тизон!

На последнем слове Тизон, до сих пор смотревший в одну точку, вздрогнул и перевёл взгляд, полный недоумения, с наместника на юного лорда. Грегори даже не взглянул на него. Всё, что интересовало его в тот момент – это холодная и неподвижная кисть Милдрет, которую он сжимал в руке.

– А ты, – Генрих ткнул пальцем в шотландку и замолк, дожидаясь, пока та посмотрит на него. – С этого момента и всю ночь до утра – служишь мне.

Глава 36

Милдрет сглотнула и посмотрела на Грегори, пытаясь отыскать на его лице хотя бы тень поддержки – но тот стоял холодный и неподвижный. Глаза юноши смотрели прямо перед собой.

– Это правда? – спросила Милдрет шёпотом. В голосе её была боль, но даже теперь Грегори не повернул головы.

– Делай всё, что он говорит.

Милдрет медленно повернулась к Генриху лицом. На губах наместника играла улыбка. Он разжал наконец кулаки и теперь, подняв в воздух одну руку, щёлкнул пальцами.

– Вина мне. Кубок пуст.

Милдрет на негнущихся ногах двинулась вперёд и, обойдя стол, остановилась у Генриха за спиной. Руки двигались сами собой – она наливала вино, накладывала еду – но не чувствовала ничего.

Генрих тем временем приказал поставить ещё один стул по левую руку от себя, и Грегори занял появившееся место, как и на прошлом пиру – посередине между Генрихом и Ласе.

На девушку он не смотрел, как и она не смотрела на него. Разговор вёл в основном сэр Генрих – Грегори же лишь сухо рассказывал о ходе войны, и то старался не вдаваться в детали, чтобы не дать возможности Генриху использовать их против себя.

Ужин уже подходил к концу, и Милдрет уже стала понемногу надеяться, что сэр Генрих забудет про неё, и она проведёт эту ночь рядом с Грегори, как и всегда. Закрыв глаза, она видела перед собой гибкое тело и сильные руки, обнимавшие её. Ноги подкашивались при воспоминании о тех ночах, которые они проводили в походе, возвращаясь домой. Грегори изучал её тело – уголочек за уголочком, а Милдрет в ответ изучала его и упивалась сладкой дрожью, пробегавшей по мускулам любимого.

Грегори хотел её – так же, как она сама хотела его. Эта мысль сводила с ума, хотя и раньше Милдрет по ночам чувствовала возбуждение Грегори бедром. Раньше это были лишь догадки – теперь же она точно знала, что Грегори чувствует то же, что и она сама.

– Так ты твёрдо решил? – голос сэра Генриха, выбивавшийся из светского трёпа, негромкий, но достаточно ясно слышимый с того места, где стояла Милдрет, вырвал её из задумчивости.

Генрих не поворачивал головы, но то, что он обращался к Грегори, было ясно и так.

Грегори тоже не смотрел на дядю. Казалось, он был полностью сосредоточен на кубке, который держал в руке – разве что рассеянно улыбался при этом всем и никому.

– Не позорь мою сестру, – сказал так же негромко Грегори, – не заставляй повторять свой отказ.

Краем глаза Милдрет заметила, как вздрогнула и стиснула пальцы в кулак Ласе.

– Ты понимаешь, что речь идёт не о твоих желаниях или… – Генрих усмехнулся, – хуже того, о любви?

– А кто здесь говорил о любви? – ни один мускул на лице Грегори не дрогнул.

– Ты ведёшь себя как упрямый осёл, – оборвал его Генрих. – Неужели не понимаешь, что ты здесь никто?

– Я – сын Роббера Вьепона! – Грегори произнёс это немного громче, чем собирался, и Тизон, сидевший слева, бросил на него недовольный взгляд, так что Грегори тут же смолк.

– Ты никто! – с нажимом повторил Генрих. – Я даю тебе шанс закрепить право на наследование…

– Прекрати этот фарс! – Милдрет видела, что Грегори с трудом удерживается от того, чтобы сорваться из-за стола. – У тебя нет власти надо мной!

– Очень хорошо, – едва заметная недобрая улыбка коснулась губ Генриха, – Данстан, иди ко мне в комнату. Начинай готовить постель.

Милдрет бросила короткий, полный надежды, взгляд на Грегори, но тот по-прежнему на неё не смотрел.

– Как прикажете, – она развернулась и двинулась прочь.

Милдрет не знала, о чём говорили Грегори и Генрих потом, но могла догадаться, что Грегори не уступит ни на йоту. Сама же она с трудом могла унять дрожь в руках, когда поправляла простыни и раскладывала грелки в постели Генриха. Она смотрела на холодный угол, где ночевала когда-то, и с трудом могла поверить, что это было с ней. Закрывала глаза и думала о том, как хорошо было бы, если бы всё это оказалось сном.

– Грегори… – Милдрет сама не заметила, как её губы прошептали это имя вслух, и тут же услышала:

– Он не придёт.

Милдрет вздрогнула и открыла глаза, а через секунду снова зажмурилась, когда что-то тяжёлое, пахнущее пылью, пронеслось у неё перед лицом и упало на постель. Она чихнула и открыла глаза. На постели перед Милдрет лежало женское платье, некогда дорогое, сотканное из бархата и расшитое бисером, а теперь истлевшее и проеденное молью в нескольких местах.

– Разденься и надень это, – приказал Генрих. «Зачем?» – хотела спросить Милдрет, но не успела произнести ни слова, прежде чем получила ответ, – иначе у меня не получится ничего с тобой. Как только этот выродок пользуется тобой…

Милдрет вздрогнула, и взгляд её сам собой переместился на Генриха, потому что она не могла поверить собственным ушам.

– Он не… – Милдрет покраснела. – Как бы он смог? Я же не…

– Да хватит уже, – Генрих поморщился и, шагнув к ней, провёл кончиками пальцев по щеке Милдрет, по направлению к уху, а затем сгрёб волосы и оттянул назад. – Может когда вы оба были мелкими было и не разобрать, что почём. Но сейчас-то уж не заметит только слепой, – Генрих подался вперёд и опустив одну руку на грудь Милдрет с упоением сдавил, вырвав рваный испуганный вздох. – Весь двор говорит о подвигах моего племянничка. Выпороть бы его за такие дела, да жалко, родной. А ну надевай! – Генрих резко отпустил её и даже чуть подтолкнул в сторону кровати, так что Милдрет согнулась пополам, с трудом удержавшись от того, чтобы упасть.

Кровь стучала в висках, она ничего не понимала. Почему-то хотелось плакать от обиды, хотя ничего ещё, кажется, не произошло.

– Давай быстрей! – Милдрет вздрогнула, ощутив на ягодице увесистый шлепок.

Она выпрямилась и принялась торопливо стягивать рубашку, неожиданно смутившись наготы.

Сбросив одежду, взяла в руки платье и замерла на секунду, зажмурившись и прижимая его к себе – и тут же широко распахнула глаза, ощутив, как на ягодицу ложится жадная рука.

Никто, кроме Грегори, никогда ещё не трогал её здесь.

Руки у Грегори были жёсткие и сильные, но аккуратные, даже бережные, и хотя он мог быть груб на тренировочной площадке или когда был зол, в такие секунды он касался Милдрет так, будто боялся разбить.

У Генриха была не очень сильная, но тоже жёсткая рука. Он мял ягодицу Милдрет так, точно та была кулём с мукой, а потом пальцы его скользнули туда, в расщелинку, где не бывал до сих пор и вовсе никто.

Милдрет подавилась вздохом, когда те коснулись нежной кожи и прочертили круг, изучая складочки.

– Надевай! – напомнил сэр Генрих, заметив, что Милдрет замешкалась, и девушка, стараясь двигаться так, чтобы ненароком скинуть руку сэра Генриха с себя, принялась влезать в платье.

У неё ничего не вышло. Платье Милдрет надела, но рука Генриха так и осталась под юбкой, а через секунду уже на бедро ей легла и вторая.

Генрих задрал юбки и рывком притянул Милдрет к себе, так что теперь она ощущала его жаркое дыхание у самого уха и чувствовала запах чеснока.

– Вот так девочка, тебе идёт, – прошептал Генрих и потёрся уже возбуждённым пахом о её обнажённые ягодицы. На секунду впился в бёдра Милдрет пальцами, прижимая к себе, а затем толкнул вперёд, заставляя опуститься руками на кровать.

Юбку он закинул ещё выше, на спину Милдрет, а сам ослабил завязки шосов, приспустил брэ и, высвободив содержимое гульфика, коснулся головкой открывшейся расщелинки.

Милдрет закусила губу, пытаясь преодолеть отвращение от мысли, что Генрих касается её там. Щёки пылали вовсю, но сопротивляться было уже поздно – из такой позы она сделать ничего не могла.

Милдрет корила себя за глупость, за слабость, за то, что не дралась и не вырывалась, но всё её тело будто бы онемело, а разум охватило отчаяние. Пальцы сэра Генриха гуляли по промежности, ощупывая края расщелинки и иногда толкаясь внутрь – скорее дразнясь, чем всерьёз пытаясь проникнуть в неё.

– У тебя есть выбор, – сказал Генрих за спиной, – можешь немного расслабиться, завести себя – и меня заодно. Тогда у нас легче пойдёт. Или можешь терпеть, потому что мне всё равно. Я люблю, когда сухо и горячо.

Милдрет покачала головой, всё ещё не понимая ничего.

– Дело твоё.

Генрих сплюнул в ладонь и, смазав слюной собственную плоть, надавил головкой на вход. Милдрет вскрикнула от боли и подалась вперёд, силясь уйти от проникновения, но Генрих подхватил её под живот одной рукой, а другой направил себя внутрь неё – медленно, тяжело дыша и упиваясь каждым мгновением. Милдрет была внутри тугой и горячей, так что на секунду наместник и вправду готов был поверить, что никто не брал девчонку раньше – но потом бёдра его коснулись бёдер Милдрет, он понял, что вошёл до конца и, чуть качнувшись назад, ворвался снова резко и глубоко. Все до единой мысли улетучились из головы. Он просто дёргал бёдрами, впиваясь в горячее нутро, а Милдрет подвывала под ним, уткнувшись в руки лицом.

Боль, такая острая, как будто её резали изнутри, пульсировала между бёдер и становилась сильнее с каждым толчком. Она буквально чувствовала, с каким трудом Генрих помещается в ней, как туго её тело сжимает плоть англичанина.

А потом Милдрет подняла взгляд и увидела в металлическом зеркале собственное раскрасневшееся лицо – и далеко позади, у самой двери, чёрные, полные ненависти глаза.

Грегори распрощался с Генрихом вскоре после того, как тот отправил Милдрет готовить постель, но дойти до башни так и не смог.

Смутное беспокойство не давало ему покоя. Он не знал, что может придумать сэр Генрих за одну ночь – что можно сделать такого за несколько часов, чего нельзя было бы обратить? В голове мелькали картинки прежних пиров. Милдрет, стоящая на коленях. Милдрет, которую заковывают в колодки.

Рыкнув, Грегори развернулся на полпути к своей башне и, не обращая внимания на сопровождавших его рыцарей, недоумённо переглядывавшихся между собой, направился в донжон.

Всё, что он мог представить себе, меркло перед тем, что он увидел в спальне Генриха.

Милдрет стояла на полу, облокотившись на кровать и опустив на руки лицо, а Генрих… Что делает Генрих – Грегори понял сразу. Волна ярости поднялась внутри него, но телом овладело странное оцепенение. С того ракурса, под которым он смотрел, хорошо было видно место соприкосновения двух тел. Такого Грегори не видел никогда и помыслить об этом не мог.

Его собственная промежность налилась жаром, и он сцепил зубы, чтобы не застонать. Кровь прилила к щекам, но ярость стала только сильней. В следующее мгновение Милдрет подняла голову и сквозь зеркало посмотрела на него. Грегори не мог шевельнуться несколько долгих секунд. В глазах Милдрет, в расширившихся зрачках, стояла беспросветная боль.

А потом Генрих, сдув с лица прядь волос, сквозь зеркало тоже посмотрел на него.

Грегори был уверен, что Генрих видит его, но тот ничего не сказал.