Двумирье Креста. Бегущая по мирам – 17

Сергей Васильев

Двумирье Креста. Бегущая по мирам – 17

Глава 1. Всадники Малолесья

Утром жаркого дня через четверть луны после летнего солнцестояния в раскалённой песчаной пустыне Гол-са-Фот из портального камня вышла голая золотоволосая и синеглазая девица. Лана как в дурмане осмотрелась, обошла портальный камень с ровной южной поверхностью и пошла на запад, к видневшимся вдали горам.

С заходом солнца загоревшая и немного обгоревшая на солнце путешественница легла на остывающий песок, свернулась калачиком, отогнала ощущения безумной жажды, сама удивляясь почему ещё жива после дня такого перехода.

Утром девица проснулась, удивлённо осмотрелась, не понимая, где она находится, пробормотала:

– Кто я?.. Где я?.. Я… Лана… Что происходит?

Ответов на вопросы не было и отлично стёртая память ничего не содержала, кроме имени и весьма обширных общих знаний, позволявших понимать, что в этой пустыне голой путешественнице без воды смерть за несколько часов, и раскалённый песок должен сильно обжигать ноги. Но не умерла, и силы идти хоть мало, но были. Только пить очень сильно хотелось. Очень-очень. Даже сильнее чем есть. И конечно сильнее, чем прижаться к кому-то родному и приятному. И ногам было горячо, но куда деваться.

Третий день, а в её памяти второй, прошёл в походе через раскалённую пустыню. Сил становилось всё меньше, но идти надо. Хоть и медленнее. А пить уже почти и не хотелось. Просто отключила не понимающая своих возможностей девица эти ощущения. Вернее приглушила. До лучших времён.

На следующей день, уже к вечеру, появились изменения. Лана увидела на песке на небольшой возвышенности череп вада. И кости. Никакого пугающего впечатления на Лану кости не произвели. Наоборот, она начала с энтузиазмом копаться в раскалённом песке, отыскивая скелеты вадов – причём по остаткам кожи было видно, что это рептилоиды, они же репты или гровы – верблюдов, коня и двух четвероногих ящеров. Место гибели группы кочевников. Но к расстройству искательницы, никакой воды или хотя бы еды не было.

Зато под скелетом молодой девицы Лана отыскала сумку, которую убитая с обломком стрелы в спине видимо успела закопать в песок, а потом и накрыть своим телом. В сумке нашлось платье с пуговицами в верхней части. Целое сокровище, а надевать ремки с убитой очень не хотелось. Лана быстро надела добычу, красивая дорогая ткань, не очень пострадавшая от времени. Голубого цвета, короткие рукава до середины предплечий, поясок, четыре кармана – два незаметных разрезных по бокам подола и два потайных внутри на животе. Только подол слишком длинный, как что-то подсказало в голове. Лана ранее найденным широким с острыми краями наконечником стрелы быстро отрезала низ подола, сделав его немного ниже колен.

Затолкала наконечник стрелы в кармашек на подоле, а обломок стрелы длиной в поллоктя, или как что-то внутри пересчитало, шестнадцать с половиной сантиметров, засунула за второй пояс, который сделала из обрезка подола. Лана поворчала на оживление с мерами длины в голове, зачем-то легла на песок рядом со скелетом, и определила, что она ниже погибшей. Лана ростом 160 сантиметров, как пересчитала система перевода из четырёх локтей девяти ногтей и трети ногтя. Но это не точность на песке при подсчёте пядями такая, а просто всплыло знание откуда-то.

Затем Лана уже из-под сумки достала маленький кувшин с крышкой, высотой с поллоктя. Пискнув от восторга пересохшим ртом искательница самого желанного сокровища в виде воды открыла кувшин, не удосужившись прочитать вполне понятные руны. В следующий миг из кувшинчика вылетело чёрное облачко и через нос, рот и даже через лоб втянулось в голову несчастной.

Лана рухнула на песок и начала дёргаться в отчаянной борьбе не на жизнь, а на смерть. Но спастись от мозгового джинна невозможно. Никому. Кроме избранных и могучих магов. И Ланы с могучей защитой мозгов. И через пять минут джинн в виде растрёпанного и дырявого облачка с воем вылетел из головы, где его очень душевно отоварили, и улетел в небо. Жить будет. А вот любить никогда, как гласит старая шутка. Ну и мозговой джинн уже не сможет захватить ничьи мозги, да и не может он остаться целым вне мозгов или специально подготовленного колдуном кувшина.

Лана через десять минут села, чувствуя как уходит боль в голове. Регенерация тоже неплохая. И повреждений вроде нет, но джинн расшевелил и усилил в голове Ланы старое даже не проклятье, а свойство – периодически впадать во в некотором роде безумие, раздражительность, ворчливость, глупый авантюризм, желание достать кого-то и совершить что-то резкое. Ну хоть не устроить небольшую резню, как порой проявляются такие обострения у её коллег. Лана добрая.

К вечеру шестого в её памяти дня измученная Лана прошла уже по потрескавшейся сухой земле со скудными травинками, перешла мало езженую дорогу и пошагала к зарослям деревьев впереди, за которыми была видна – о, чудо – река. А ещё дальше начинались предгорья довольно высоких гор, идущих далеко на северо-восток и не далеко на юго-запад, и с высоченным пиком прямо напротив. И на свою беду измученная девица, при виде воды начавшая чувствовать дикую жажду, не видела что творится по сторонам. Хотя толку, если бы и увидела.

Из негустого леса на юг выехал отряд разведчиков из шести всадников. Десятник Брон сразу разглядел в версте впереди бредущую к зарослям у реки светловолосую фигурку, подал знак не шуметь и толчком задников сапог пустил коня вперёд, быстро набирая скорость. И было отчего. Первое, ведьма могла успеть дойти до зарослей, и хоть поймать её там не сложно, но старики рассказывают, что всякое бывало, случалось как сквозь землю проваливались, или ныряли в воду и не выныривали. Да и лезть в реку и долго там плавать не хорошо, недалеко отсюда два года назад речной монстр сожрал бойца из его сотни. Второе, справа старательно пришпоривал своего скакуна старый Сарик, вечно желающий отличиться после своей давней выходки. А слева молодой Гнур тихо шипя ускорял свою кобылу, тоже желая отличиться. И хоть пленная ведьма, это добыча десятка, даже трое отправленных осмотреть берег западнее, там где река отходит от гор, получат долю награды, и такую же как все, кроме десятника с двумя долями, но лучше уж самому захватить пленницу.

Брон ещё раз толкнул бока своего гнедого красавца Журки и легко вырвался вперёд. Гордость десятника, которому и сотники завидуют, и даже приезжавший полковник языком цокал! Прекрасный баланский скакун, потомок пегасетов! Приданое жены. И хоть достался не совсем молодым и прошло тринадцать лет, но резвости не потерял. Из богатого рода привёл жену Брон! Но не думал о приданом, хотя многие и судачили про приданое и болтали, что рыжая девка из соседнего села не красавица, намекая больше на то, что рыжие, это ведьмы пустоши.

Но нет, просто бравый молодой всадник, не доживший и до двадцати годов, встретил на ярмарке красотку – а по молодости все красивы, да и кровь кипит – которая улыбнулась на подмигивание. А потом после разговора и подаренной конфетки недолго сопротивлялась предложению пойти искупаться… Ну и потом ездил и встречался за её селом… А через три месяца уговорил отца заслать сватов к богачам. А на середине дороги встретили семью суженой, с нею самой, зарёванной и еле сидевшей бочком на повозке… Зато свадьбу отлично отгуляли, тесть ржал как конь, как повезло Брону, что свататься ехал. И отличный сын родился через восемь месяцев, даже и не понятно, что не с первой брачной ночи… А теперь ещё сын и дочка в уже своём дворе бегают.

И на службе всё отлично идёт. За удаль и ум быстро выдали тройку, а потом и десяток, правда сейчас без одного бойца. И воевода говорит, что и двадцатником и полусотником будет Брон, просто войн давно не было, и командиры крепко сидят в своих сёдлах. Даже рыжие ведьмы с юго-востока мало приходят, и с малыми отрядами умертвий и прочей дряни. И мор давно не напускали. Зато уже поднимается гроза оттуда же, но уже от кочевых орков, груллов и ладов, которым тоже ведьмы досаждать перестали. Ну что же, славные всадники Малолесья, то есть лесостепей западного края Центра Крестона, а тем более несгибаемой Маланги, тоже не на коровах выросли.

Ведьма услышала топот очень поздно, уже взяв левее, где заметила спуск к реке, оглянулась, побежала до смешного медленно и ровно. Брон накинул на неё аркан. Но дёргать не стал, пожалев тихо завизжавшую пленницу, спрыгнул с коня и схватил очень приятное, да что там, до невозможности притягательное тонкое тело. Очень худая, только попа, ляшечки и сиськи очень даже ничего. Что удивительно, учитывая как она измождена и откуда шла. Но при обшаривании бравый десятник не пропустил ничего на теле загорелой, но с не сожжённым солнцем лицом, юной красотки. Бросил на землю отобранный кусок орочьей бронебойной стрелы, которым несчастная храбро пробовала защищаться, и вынутый из кармашка забавно короткого платья наконечник груллской кровопускалки.

Девица не особо и сопротивлялась, подёргалась немного и обмякла в крепких руках пленителя, тараща огромные прекрасные сияющие ярко-синие глаза. И волосы, хоть и запылённые и коса недлинная, но аж сияют золотистым оттенком. Друг детства Квачик рассмеялся рядом:

– Ну всё, командир! Будут и у тебя скандалы с женой.

– За награду, дурень? Ведьму жрец с магом допросят, да и на костёр, – зло буркнул Бонча, у которого при последнем море родители умерли, и ещё много родни.

– Не дури, Бонча. Ведьмы ярко-рыжие, конопатые, зеленоглазые и куда крупнее, и со сковороды Гол-са-Фот не приходят, южнее лежит их Мёртвая Пустошь, – сказал стрелок-маг-лекарь Зарван.

– Отовсюду ходят, и с севера пустыню обходят. Редко, но бывает. А может могут и блондинками быть? – сказал Сарик, изображая умного, хотя не дурак, но и хитрец. – Дай её мне, Брон, повешу перед седлом, у меня конь сильный.

Брон усмехнулся над хитрецом, но спорить, что потомок пегасетов и по силе не уступит, а по выносливости… да самого отяжелевшего после сорока Сарика можно ещё позади седла кверху наглой жопой привязать! А спереди, как только представишь такую добычу… Спросил на Общем, связывая руки красотки:

– Ты кто? Откуда?

– Я Лана, – еле прошептала пересохшими губами девица, не в силах оторвать взгляд от фляги на поясе десятника, кивнула на восток, в раскалённые накрытые миражами пески. – Оттуда.

Брон снял флягу с разбавленным вином, сам не понимая, почему так расщедрился для врушки, вставил горлышко в рот красотки и вылил всю. Девица аж постанывала от удовольствия, с сожалением глянула на опустевшую флягу, уставилась на большую заседельную круглую флягу, сглотнула, очаровательно облизала губы от вина и увлажняя.

– Там только смерть, и далеко, две недели каравану до оазиса, и столько же через гористую полупустыню до Баланских степей. Не обманывай.

– Я неделю шла… шесть дней, а до того не помню, – со спокойной обречённостью проговорила пленница.

Брон кивнул Гнуру и Бонче, и на восток. Всадники поскакали на разведку по цепочке следов. А десятник аккуратно под смех друзей усадил Лану на выжженную травку, связал прекрасные ножки, босые, грязноватые, но необожжённые, а все всадники и сами жарили на дневном песке яичницу. С неожиданным удовольствием продолжил поить пленницу, запрокидывая и придерживая её голову. А потом и начал складывать ей в рот еду из быстрого запаса. Ела с радостью, ещё и невероятно приятно облизывала губами и язычком пальцы кормильца. И смотрела хоть и тревожно, но и доверчиво и совсем беззащитно. Через полчаса вернулись разведчики, проорали:

– Пять вёрст отмахали, уже сами жариться стали, ладятина на конине! Следы идут на восток! В самую печь! Дальше только на верблюдах или груллских чачавах.

Лана рассказала, где и как нашла стрелы, умолчав про джинна и про платье, в котором груллский наряд всадники не опознали. Брон перекинул пленницу перед седлом, подстелив одеяло, и повёл отряд к привалу у излучины реки, куда и отдельная тройка прискачет. Десятник сначала как бы невзначай, а потом уже уверенно гладил попу покорно висевшей гибкой пленницы, как будто придерживая. И улыбался. Разок и подол задрал, вздохнул, но взять любовь пока не решился.

На стоянке пленница сразу начала проситься в реку искупаться. Прискакавшая отдельная тройка сыпала остротами, еде сдерживая зависть и даже расписывая, как горячо ночью будет в командирском шатре. Что с них взять, они именно разведчики, отморозки с луками и саблями, на быстрых конях, даже поклажу за них возят полутяжёлые конники. Брон крепко хитрыми узлами обвязал щиколотку пленницы и разрешил, полагая, что она будет плескаться в платье.

А потом все девять бойцов забыли обо всём, когда прекрасная девица сняла платье, и плескалась прям перед ними во всей нагой красе, даже волос на теле нет в отличие от сельских девок, ну хоть… приседала, водя по… телу в воде руками. Потом и платье постирала, но хоть сев в воду, а не наклонившись как их девки, хотя и там многие жениться соглашаются, увидев торчащие из воды крепкие бёдра под подоткнутыми подолами. Если тихо подкрасться, а ещё и бинокль прихватить… А тут…

Затем опять все восторженно и удивлённо кряхтели, когда Лана съела пять здоровенных мисок густой наваристой похлёбки! Но Брон не возражал, и даже сам обошёлся одной миской. И его друг Квачик свою вторую порцию пожертвовал, и отвесил леща Гнуру, решившему пошутить, что не знал он, что командир с друганом такие малоежки, и тоже хочет третью миску.

Но Брон не решился взять красотку, которую аккуратно связав, как положено по уставу, уложил спать рядом с собой, и еле заснул, ощущая рядом прижавшуюся к нему горячую девицу. Но потом неожиданно, как потом пытался понять, обсуждая с парнями, очень крепко заснул. А перед рассветом Лана проснулась, погладила связанными руками голову пленителя, не понимая, что творит, да и зачем. Но умеет она навевать крепкий сон. И безумие, расшевеленное мозговым джинном, было достаточно сильным, и остановить и загнать его вглубь можно только сильной магией, которой нет во всём этом мире на задворках Вселенной, как с начала Эпохи нет и тех, кто про задворки понимает, если богов не считать, но они далеко. Но можно на время отогнать, битьём. До следующего обострения.

Лана вытащила кинжал десятника, посмотрела на его горло, но ей и в голову не пришло убить спящего не злодея. Разрезала путы на руках и ногах, разрезала заднюю сторону шатра, и осторожно поползла по влажной траве подальше. Слушая тихий шёпот часовых у почти догоревшего и накрытого главным двухведерным котлом костра. И убежала бы.

Журка, дремавший около лагеря, услышал! Он ещё и чувствует острее других коней. Заржал громко. Раздался шёпот и шуршание бойцов. Затем яростный мат Брона. Разгорелся от сухих веток костёр, а потом и факелы.

Лана сжавшись в комочек просто лежала, оцепенев от страха. Её даже не пинали. Брон связал беглянку, принёс к костру. Закурил трубку, ожидая заведённый смеявшимися бойцами кофе. Сказал готовить завтрак. Пошёл к кусту и срезал большой крепкий прут. Сказал Квачику и Зарвану держать руки и ноги. Решительно задрал подол. Утренние лес и реку огласил отчаянный визг. Остановил взбешённого командира Зарван, сказав, что хватит, дальше уже называется смертный бой. Хотя до смертного далеко…

А Брон выпил кофе, выкурил ещё трубку, отнёс уже замолчавшую проказницу в палатку, перекинул через накрытое одеялом седло и сделал то, что стеснялся сотворить с покорной несчастной пленницей, но не с подлой и наглой ведьмой, сделанный которой позорный разрез шатра пропускал свет и птичьи трели утра.

Опять удивила. Позавтракала отлично. И похоже совсем не дулась на Брона, который уже сообщил, что девственница ему попалась. А потом ещё раз удивила, когда посмотрела на спокойную выше и ниже реку, в которой купались трое бойцов и купали коней, и закричала:

– Выходите! В реке что-то есть! Огромное! И голодное!

Часовые, да и все начали осматривать спокойную воду мелкой и широкой здесь речки. Но Лана не унималась, вселяя тревогу. И десятник рыкнул выйти. А когда последний выводил коня, вода за ним взбурлила. Квачик с матом понёсся на берег, соревнуясь с храпевшим вытаращив глаза конём. А из реки поднималась громадная туша ящера, весом как четыре коня!

– Кокодрил! – орал Зарван, взводя свой тяжёлый арбалет, а потом догадался и кинул против ящеров и предназначенный магический порошок в пакете, который лопнул повесив серебристое облачко перед мордой твари, там помимо чар и перец адски жгучий, и ещё много всякой дряни, от которой глаза слезятся дня три и дышать больно.

Кокодрил взревел, развернулся, грохнулся в воду, и поплыл или побежал по дну, держа огромный гребень над водой. Да и не мог он полностью здесь погрузиться. Но смог подкрадываясь! И так, что его даже глазастые разведчики не видели.

Брон записал место обнаружения кокодрила, и даже вероятное место лёжки, за поворотом реки, где проскакавшие разведчики увидели как исчезла туша. Там какой-то омут или вообще подводный грот. Поймают охотники. И будут отличные доспехи и много мяса. Только телег надо взять побольше, и соли. И про загадки пленницы написал. Поймал себя на мысли, что могут его и в город Регер вызвать, и даже в славный стольный Старжик. И наградить. И повысить даже, чем чёрт не шутит, до сотника, пусть и не сразу, но заметят, а там уже проще. Нет, все всадники товарищи, но и плох тот, кто не хочет стать генералом. А потом ещё раз взял любовь с источницы его успеха, которая на удивление не сопротивлялась и даже похоже радовалась. И ещё поела.

А потом покорно висела перед седлом. Даже не ворчала на привалах, только была осоловевшей и сначала просто отлёживалась слабо шевелясь. Но еда и любовь её хорошо взбадривали. И вино, глоточком которого угощал терпеливую, слабую, но и на удивление живучую девицу Брон.

Ночами связанная пленница больше не чудила, ещё и извинялась, что не знает, что на неё нашло. И была очень подвижной и горячей любовницей. Даже начала называть Брона приятными словами «мой рыцарь» и «мой хозяин». Правда дыру в шатре зашить не смогла, а то что успела нашить кривыми стежками, исколов себе пальцы, Брон сам перешил. Это тоже шокировало сельских рыцарей. Таких безруких девиц просто не бывает. Зато остальное… любовь, аппетит, жизнерадостность, подвижность и весёлый смех по любому пустяку.

Разведка ехала не по прямой, но на четвёртый после поимки день к вечеру въехали в родное большое село Мучко, крайний восточный форпост царства Маланга. Все мучкане высыпали на главную улицу – ещё бы, бравый десятник вернулся с прекрасной добычей. И парни гладили висячие усы, у кого есть, а у кого нет, уголки ртов. Девки шептались. Кто-то сочувствовал жене счастливца – и так была рыжая среди брюнеток, а тут и блондинку муж приволок, и совсем юную и невероятно прекрасную, такой нежной и бархатистой кожи просто не бывает в лесах и степях, уже обсуждали какие дети будут. Даже сам воевода вышел за ворота своего двора, послушал краткий доклад, поднял голову полудохленькой после длительного последнего перехода пленницы, похлопал её по самой верхней части и сказал:

– Ладно, вези на свой двор. Вижу, что не скучал, но и после баньки советую. Завтра приведёшь, маг и жрец пускай изучают. А потом и в город свозишь. Через месяц опять совет про восточное брожение будет, вот и похвалишься. Только свою награду серебром парням отдай. А то слипнется жопа, и прощай самый бравый вояка. Смерть от закупорки кишечника самая страшная! Ха-ха-ха!

И никто из бойцов славного десятка даже не понял, что за все четыре дня пленница ни разу не ходила в кустики по… большим деликатным делам, несмотря на отменную прожорливость. Привыкли они, что девки такое творят очень секретно. И ходят слухи, что некоторые мужики так и помирали, уверенные, что их старые раздобревшие жёны, со скалками в руках при каждом приходе мужа из кабака на рогах, на самом деле феи, которые хоть и едят, но дальше всё куда-то в небеса девается. Но бойцы кроме Брона ещё не поняли и то, что осиная талия пленницы даже после пяти мисок, а это полведра вообще-то, совсем не раздувается. Хотя пять, это с голодухи было, а обычно две, ну три.

После бани поселенную в пристройке к дому пленницу Брон не побеспокоил, да и спала она в полном отрубе. Брон негромко ругался с женой, говоря, что нет ничего необычного в наложнице, и офицеры вообще за норму считают. Солдаты тоже, просто мало кому обламывается. Ну и Брон тоже будет офицером.

Потом пробовал успокоить жену любовью, и впервые понял, что она бревно-бревном, такое определение для девок слышал несколько раз от заезжих городских хлыщей. Хотя не бревно, но считает неприличным двигаться и стонать. А после красотки, сейчас сопящей в пристройке, это… не годится. Потом опять ругались шёпотом, потом лупил дорогую ремнём, ибо не могла заткнуться, неся чушь про её богатых родителей, которые тоже между прочим считают, что воспитание жены дело мужа.

Утром Лана устроила фурор, отправившись купаться в бочке с водой для полива в огороде. Стоя на крыльце в одних штанах Брон просто тихо ржал, наблюдая на суету в обычно тихом дворе. Рядом покатывался его уже старый отец – который всю молодость провёл в седле в дальних походах и женился уже под сорок – нахваливая шуструю девку, которую младшая сестра Брона, засидевшаяся в девках из-за привередливости, решила выгнать из бочки выдернутым из веника прутиком. Ну выгнала. И погоняла по огороду, растоптав на двоих три куста помидоров. Только одежды на Лане от погони не прибавилось. А народу во дворе немало. И утром все ещё не в полях, которых не так и много, да и ждали рассказа главы большого подворья. Дождались. Показа добычи. Добыча с визгом скрылась в своём логове, ловко закрыв дверь просунутой в ручку предусмотрительно прихваченной при погоне метлой. Потом просила принести ей платье.

Завтракал десятник во дворе, за большим составленным столом, принимая и кучу гостей, заходивших с гостинцами взглянуть на пленницу, да и разузнать про шум на полсела. Виновница торжества скромно сидела на дальнем уголке и кушала за троих, слушая наставления нескольких баб про правильную длину платья. Потом сказала:

– Я шить не умею. Короче могу сделать, а длиннее нет. Экие вы глупые!

Послушали визг про дуру криворукую, которая даже шить не умеет, а обзывается как белошвейка. Пока Брон одевался для похода в цитадель, показывать Лану, эту Лану приспособили к мытью посуды. Ну и после грохота кучи посуды, для некоторых самых ценных тарелок и стаканов последнего, погоня за Ланой повторилась, на этот раз с полотенцами. Гоняли уже две бабы и сестра. Но Лана успела выбежать в калитку и в цитадель прибыла гораздо раньше Брона. Там спаслась за солдатами, которые малышку не обидели, а баб ощупали и те сами смылись.

Сельские маг и жрец ничего сказать про странную колдунью не смогли. И про её потерю памяти. Воевода посоветовал ещё разок хорошенько выпороть девку, что является универсальным эффективным средством для восстановления памяти, развязывания и завязывания язычка в зависимости от обстоятельств, радикального улучшения умственных способностей и острого приступа искренности и правдивости. Но при воеводе получившая по старым полоскам девка не раскололась, только верещала на всю цитадель и половину села, плакала и говорила, что ничего не помнит. Ну из того, что было за неделю до её поимки. Брон удивился, что на этот раз Лана на порку сильно надулась, считая её несправедливой.

Днём Брон опять взялся за розги. Выпорол во дворе двух самых агрессивных молодых баб и в доме сестру. Но пресёк преследование наложницы, которая сердито сидела в своей комнатке. Правда от обеда не отказалась, но после сразу гордо удалилась в комнату, и заперлась с помощью метлы. Чем вызвала полное офигение домочадцев, которые хотели видеть её на работах. Увидели кукиш в окошке. До ужина просидела, начав и песенки распевать на удивление красивым голосом, многие на совершенно незнакомых языках. Вечером не пустила в свою постель хозяина, даже в комнату, заперевшись метлой, а ломать дверь Брон постеснялся, да и жена шипение подняла.

На следующий день отсечённая от своего логова после завтрака Лана доказала хаотическими бултыханиями руками, перевёрнутым корытом и бельём в грязи, что стирать не умеет. Чем очень сильно удивила всех, и даже Брона, который сам видел как ловко она стирала своё платье от пыли пустыни, но никому не сказал, решив что стирка в том же одеянии опять переполошит двор и даже всё село, если прачка вырвется на оперативный простор.

Ещё Лана не умеет пропалывать огород. Вернее, дёргать умеет, но как раз в основном не сорняки. Сорняки были в восторге, а вот домочадцы не очень. Мытьё полов закончилось как-то особенно неудачно, ведром воды на сундук с приданым сестры Брона. Кормление скотины закончилось так же, как и уборка хлевов и птичников – весёлым отловом живности по всему двору и даже на улице.