
Полная версия
Тимиана. Спасти дар
От обжигающей обиды боль расползалась по всему телу. Как они посмели?
Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь убрать красные вспышки перед глазами.
– Дай мне пить, – неожиданно произнесла Вилари.
Шустрей белки метнулась к столику и налила полный стакан воды. Потом голову посетила мысль и я, высунувшись наполовину из окна, сорвала лимон. Это дерево было посажено еще мамой Вилари. И очень сейчас пригодилось. Кое-как при помощи ложки разодрала пористую шкурку и выдавила сок в воду.
– Думаю, это тебя оживит немного.
Вилари с трудом села на кровать, уставившись в одну точку на полу. Дрожащими руками я поднесла стакан к ее бескровным губам. Подруга сделала несколько глотков и прикрыла глаза. Очевидно, лимон пробудил в ней кое-какие ощущения.
– Тима, беги. Они могут это сделать и с тобой. Подлость – она как сорняк, неискоренима. Не надейся на то, что ты не член семьи дяди и на то, что ты сирота. Ты же не видела бумаги? Может тебя уже давно удочерили и все твое состояние прибрали к рукам! Я уже ничему не удивлюсь! И тогда тебе тоже не видать академии, как своих ушей.
У меня внутри все похолодело. От моих родственников можно ожидать чего угодно. Подруга всегда отличалась трезвостью суждений и не витала в облаках, как я. А я, действительно, не знала истинного положения вещей. Тетушка постоянно подчеркивала, что меня держат из жалости. Все мои надежды были связаны с академией и получением диплома. А там уже я разберусь, что стало с моим наследством. Хотя сейчас мне стало страшно так, как никогда не было, сколько я себя помню. Без эмеры, без магии я так и останусь жалкой прислужкой.
На разговоры об эмеротомии существует негласный запрет. Кто прошел эту процедуру, молчит, как о чем-то позорном, невероятно постыдном. Потому что он не остается прежним. Это сравнимо с превращением гордого и смелого орла в откормленного кастрированного каплуна, лишенного не только способности «топтать» кур, но и ставить себя на одну доску с другими петухами.
Кто не прошел – не говорит, словно брезгует и боится заразиться только от того, что уста произнесут это слово.
До этого момента я старалась не думать о несправедливости, на которой построено наше королевство. Как говорит «любимая» тетушка – в голову приходят вредные мысли, если там есть пустое место. И чтоб в моей голове не осталось пустого места, она загружала меня работой, как подневольных фудр.
И я особо не сопротивлялась, понимая, что есть вещи несравнимо худшие. Как то, что случилось с подругой.
Многие альги и тем более гарды рождаются со способностями к магии. До совершеннолетия дар никак не проявляется. И после остается не у всех. Альги – многочисленное сословие. И если каждый сможет бесконтрольно пользоваться магией, начнется хаос. Такова официальная версия. Чтобы не допустить его, был издан указ об эмеротомии – насильственном извлечении эмеры, практически нематериального органа, в котором сконцентрирована магия. Эмера – энергетический сгусток, дающий способности чаровика. Лишенные эмеры могут лишь пользоваться изобретениями магов. Поливать грядки раствором, уничтожающим сорняки. Прикладывать заживляющий пластырь, купленный в Маго-аптеке. Там же покупать приворотные и прочие зелья и пытаться ими воспользоваться.
В общем, как говорят мальчишки-беспризорники в городе – мелочь по карманам у пьяных гуляк тырить.
Эмеру сохраняли те, кто поступал в академию и получал диплом определенной степени. Алмазный открывал все дороги, получивший его владел и бытовой, и целительной и боевой магией. Это были универсалы, имеющие право занимать высокие посты.
Рубиновый выдавался боевым магам, изумрудный – целителям. Аметистовый – бытовушникам.
Еще один способ оставить эмеру – официально заплатить баснословные деньги. Это лицемерно называется – весомый вклад в дело государственной важности. Правда, без диплома пользоваться даром официально все равно нельзя будет. И его тоже можно купить, снова выставив кругленькую сумму, и жить, как жил. Неважно, что в результате таких махинаций все равно получается маг – недоучка, но зато с правом использовать дар для защиты – а там поди докажи, что ты не защищался? Но самое главное – с сохраненным чувством собственного достоинства.
Никто об этом не говорит, но я думаю, что император и высшая каста боятся не абстрактного хаоса, а того, что страной, где слишком много магов, управлять будет все сложнее и сложнее. Куда проще повелевать каплунами, не имеющими ни амбиций, ни возможностей. И нынешний правитель, Нерий, таким образом просто уничтожает не «прибившуюся» ко двору, небогатую знать, потомков могучего древнего племени магов. Будь его воля, он всех магов истребил бы, оставив только тех, кто непосредственно служит ему.
И началось это с принятия закона – «одна семья – один маг». То есть бесплатно поступает в академию один ребенок из семьи, в большинстве случаев старший. Исключения бывают, если он не обладает даром. Соответственно, чтоб сохранить эмеру остальным детям, придется платить. Кому нечем – не обессудьте. Закон есть закон. Причем это касалось только девушек. Безденежным юношам можно трансформировать эмеру в слабую боевую магию – обезболивание, регенерация и нанесение особых атакующих ударов.
Как всегда, если вопрос решается деньгами, открывается широкое поле для манипуляций. И жертвой таких манипуляций стала моя любимая подруга.
Вилари, как старший ребенок в семье альгов, имела право на поступление в академию. А уже за сводную сестру, рожденную от новой супруги отца пришлось бы платить. Но коварная мачеха подделала документы падчерицы, сделав ее на полгода старше, т.е совершеннолетней. Таким образом, Вилари обвинили в том, что она не подала заявку на поступление в академию и соответственно, незаконно хранит эмеру.
Приехали стражники и увезли мою подругу в совет.
Глава 5
Вилари говорила с трудом. С паузами. Видно было, что она открыла рот впервые после экзекуции. И сейчас ей приходилось буквально проталкивать слова сквозь зубы, которые она все еще не могла толком разжать.
Пытаясь выйти из ступора, она обхватила себя за плечи и принялась раскачиваться вперед-назад.
– Вил, ты чего? – испуганно пробормотала я, наблюдая у подруги признаки бесноватости. – Цветочек, не надо! Поговори со мной! На, попей еще.
Я прижала ее к себе и снова подала воду, осторожно поглаживая по голове, как маленькую. Вилари еще отпила и притихла. А потом на ее глазах, которые казались мертвенно-пустыми, подернутыми пеленой горя, наконец, выступили слезы. Это значило, что боль, замурованная внутри, начинает выходить.
– Вот, смотри! – он потянула вниз ворот свободной рубахи, и я с ужасом увидела свежий шрам ровно посередине грудины. Он был выпуклым, напоминающим волдырь от ожога, только не прозрачный, а плотный и перламутрово – розовый. Словно живой.
– Меня завели в зал для церемоний. Натолкнувшись взглядом на сидящих полукругом мужчин, я едва не лишилась чувств. В их глазах отражался пляшущий огонь свечей, переплетенный с дьявольским блеском жажды зрелища. И явно не все они были священнослужителями. Думаю, эти любители развлечений просто заплатили деньги, чтоб насладиться болью и страхом жертвы.
Голос Вилари сел, так что ей пришлось прокашляться и еще отхлебнуть воды.
– Меня захлестнула паника, и я дернулась, пытаясь вырваться из крепких рук стражников, мертвой хваткой вцепившихся мне в плечи. Но куда там! Насильно раскрыв рот, мне влили какую-то гадость, которая полностью меня обездвижила. Я все видела, слышала, умирала от страха, но не могла пошевелить не то что рукой! Я не могла открыть рта и закричать, словно парализованная. Меня выставили в круг, прямо под плотоядные взгляды мерзких извращенцев, жадно ловивших каждое мгновение происходящего представления.
Главный экзекутор ритуальным кинжалом распорол платье до пояса, выставив напоказ мою грудь. Я чуть не задохнулась от ужаса и стыда. Слезы, текущие по щекам, обжигали, но я не могла ни вытереть их, ни защититься от этого позора.
Но это были только цветочки. Мерзкие руки принялись больно сжимать мои груди, с вожделением мять их, будто я уличная девка. Призрачная надежда на то, что широкая спина инквизитора закрывает его преступление, тут же растаяла: мой взгляд, отчаянно метавшийся по залу в поисках помощи, натолкнулся на огромные зеркала, наверху. И в них видно было все, что со мной творят, в том числе и мой безумный взгляд.
Потешив публику, инквизитор провел рукой по коже и отточенным движением сделал глубокий надрез. Мне показалось, что я услышала, как кинжал зацепил кость. И тут же приставил к ране ладонь с растопыренными пальцами. От пронзающей боли у меня помутнело в голове, и я думала, что сердце остановится. Но вернула меня в реальность какая-то незримая вибрация. Из моей груди, подчиняясь чужому магнетизму, отчаянно упираясь, выскользнул маленький, искрящийся невыразимо прекрасным розовым светом шар. Мне даже показалось, что у него были крохотные крылышки, которыми он тщетно взмахивал, пытаясь сопротивляться. Крохотный, беззащитный комочек, которому я ничем не могла помочь! – Вилари выкрикнула эти слова и залилась слезами. Настоящими, несущими хоть какое-то облегчение, смывающими если не всю боль, то хотя бы режущую остроту. Крупная дрожь сотрясала ее плечи,
– Моя эмера! Она так ждала, что я ее спасу! Когда ее накрыли стеклянным колпаком, связь между нами прервалась, и я увидела, как прозрачные крылышки скорбно обвисли, и магическое сияние погасло.
Выкрутившись из моих рук, Вилари рухнула на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, снова зарыдала.
Оглушенная, раздавленная услышанным, я сползла на пол, прислонившись к ножке кровати. Это невыносимо! Дико! Рассказ подруги был до боли реалистичным, и мне показалось, что я сама пережила это. Волна ужаса и гнева захлестнула меня, смяла мой рассудок в лепешку, оставив только обжигающую ненависть к тем, кто это сделал.
– Вилар, клянусь тебе! Я что-нибудь придумаю. Найду того, кто владеет магией времени и заставлю изменить прошлое! Узнаю, что сталось с твоей эмерой и найду ее, пусть даже в хранилище императора! Я не верю, что они просто уничтожают эти зародыши магии. В конце концов, поделюсь своей!
Я почти кричала, пытаясь вытащить из отчаяния свою подругу. Я готова была уничтожить тех, чей извращенный ум придумал это святотатство. Я убью этого подонка в священных одеждах с кинжалом!
Меня трясло, как в лихорадке, в голове набатом стучала кровь. Пальцы, сжатые в кулаки, побелели. А я не знала, куда выплеснуть накатившую ярость. Пошатываясь, встала и, тяжело дыша, оперлась на стол.
Внутри разгоралось какое-то демоново пламя. Казалось, по венам течет не кровь, а расплавленный металл. И стоит меня сейчас окатить ведром воды, я превращусь в неподвижную статую, которую окружает шипящее облако пара.
Но никто не спешил усмирить раскаленную энергию. Мне становилось все хуже. Перед глазами мелькали огненные всполохи, из-за которых я практически ничего не видела. И уже не чувствовала своего тела – от адского жара оно теряло контуры. Во всяком случае, так мне казалось.
Остатками сознания, которые еще не захватил огонь, я поняла, что должна выплеснуть его из себя, иначе он меня сожжет. И каким-то чутьем также понимала, что, если сделаю это здесь, разрушу все, не оставив камня на камне не только от комнаты, но и от всего дома.
Стиснув зубы до скрежета, я рванула к окну и буквально слетела на землю. Не помня себя, оттолкнувшись от закрытой бочки, стоявшей чуть в стороне от окна, одним прыжком перемахнула огромный забор. Заставив себя двигаться, я, кажется, сумела немного подчинить бушующее пламя. Теперь этот огненный смерч нес меня на окраину, туда, где начинались холмистые предгорья. Как зверь, учуявший добычу, интуитивно поняла, что мне нужно. Сжав кулаки, я вдохнула и на выдохе резко разжала пальцы и выставила раскрытые ладони в сторону одиноко стоявшей скалы.
– Гори! – с такой ненавистью выкрикнула я, будто адресовано это было не бесчувственному камню, а тем гадам, которые надругались над моей подругой. И тут же из моих рук вылетели два раскаленных сверкающих шара. Раздался грохот, подобный мощному раскату грома. Скала, словно разрубленная огненным мечом, распалась на две части, затем вспыхнула, как головешка, и тут же осыпалась грудой дымящихся камней.
Ошеломленная этой картиной, я практически перестала соображать, смотрела и не могла поверить, что это произошло по моей вине. Бесновавшийся огонь, как утихомирившаяся кобра, с шипением сворачивал свои пылающие кольца. Силы покидали меня, и я чувствовала, что вот–вот упаду без чувств прямо здесь. Мозг туманился от эйфории. Именно эйфория от облегчения, избавления от убийственного жара.
Но тот же звериный инстинкт заставил меня сделать несколько шагов в сторону реки, деливший невысокий горный хребет пополам. Меня шатнуло, и я, не удержавшись на ногах, упала лицом в траву, еще горячую от дыхания пламени.
Повинуясь чувству самосохранения, поднялась на четвереньки и упорно поползла к воде. Я помнила, что река хоть и неширокая, но довольно глубокая, и утонуть в ней, потеряв сознание, проще простого.
Но этот риск не шел ни в какое сравнение с тем, что меня ждало на месте моего преступления. Это были не размышления, а просто веление тела, которое пыталось себя спасти.
Спускаться с отрывистого берега сил не было, и я готова была рухнуть здесь же, но ощутила весомый тычок в бок.
– Давай катись. Там песок, не развалишься!
Ну вот и все. У меня в голове уже голоса… Наверно, скоро встречусь с родителями.
– Пошевеливайся, иначе сюда сейчас набегут зеваки и стражники, и тебя отвезут в тюрьму, – продолжал настырный голос. – А что ждет дальше, лучше не озвучивать!
Не имея сил пошевелиться, все ж не могла не признать, что он прав. Ведь я для этого и доползла сюда! Как каракатица, начала подтаскивать ноги к краю, и свесив их, уронила себя в пустоту. Пропахав на животе несколько метров, я плюхнулась в воду. Из последних сил оттолкнулась от берега, умоляя течение помочь мне. Набрав воздуха в легкие, попыталась изобразить из себя поплавок, но так и не успела понять, что из этого получилось. Я отключилась.
Теперь все стало на место. После такого, понятное дело, развалиться можно, не то что потерять память. Я, оказывается, не только объект охоты для высокородного мерзавца. Я сирота, которой угрожает реальная опасность. Как со стороны родственников, так и закона.
Я отчетливо понимала, что мое недельное отсутствие заставило тетушку действовать. Возможно, меня уже объявили мертвой. Нет меня – нет проблем. И если я появлюсь дома, то меня запросто могут отправить в монастырь, если не догадаются, что во мне проснулся дар. Но скорей всего, пригласят одного из старейшин, чтоб меня проверить.
И тогда мне конец.
Героиня, метавшая молнии и клявшаяся уничтожить гадов, которые угробили дар любимой подруги, вдруг исчезла. И осталась растерянная девчонка, никому не нужная и беззащитная. Слезы невольно навернулись на глаза, и я шмыгнула носом.
Меня всегда поддерживала Вилари. В области сердца запекло, будто снова начал просыпаться испепеляющий огонь.
«Подружка», «шустрик» или «травка», потому что я получила имя травы – Тимиана – чабрец – так она меня называла.
Няня рассказывала, что из-за меня родители чуть было не разругались вдрызг. Отец был уверен, что родится мальчик. Продолжатель рода. И он, когда мама была еще на сносях, уже начал собирать «приданое» – кинжал, выкованный из тончайшей стали подземными мастерами, лук и стрелы, топорик для метания. И когда родилась я, заявил, что дочь боевых магов вполне может заменить сына. И уже выбранное мужское имя Тимиан превратилось в Тимиану.
Хотя по имени меня нечасто называли. Родители обращались ко мне исключительно «наследница» или «дочка». Наверно, так напоминали, что я должна быть достойной продолжательницей рода, раз они пока не родили сына.
Горькие, уже не сдерживаемые слезы потекли по щекам. Они видели меня хозяйкой замка, умело руководящей прислугой, достойно принимающей гостей и умеющей дать отпор любому, кто рискнет обидеть.
Счастье, что до совершеннолетия нельзя разговаривать с духами предков. Я представила, каково им будет узнать, что случилось с родовым замком и с их наследницей, превратившейся в прислугу. А вдобавок еще и преступницу, обреченную на одиночество. Пусть не по своей воле, неосознанно. Но это дела не меняет.
И я должна сохранить эмеру, найти способ приспособиться, обмануть это демоново государство. Да и выбора у меня не было. Только став на преступный путь, я могла сохранить дар. На то, что мне удастся откупиться, я не надеялась.
Наследство могла получить только после совершеннолетия. И то, если сохраню эмеру, потому что до Совета справедливых мне не добраться. Не защищенной даром голодранке даже в столицу не попасть. Мигом вернут домой.
Судьба Вилари – наглядный пример того, что закон у нас работает только в одну сторону – в сторону богатых и сильных. Даже ради нее я должна выстоять!
Глава 6
– Милая, что случилось? – снова переполошилась тетушка Лея, заглянувшая в комнату.
Губы мои дрожали, и, чтобы выговорить то, что хотела, мне пришлось их прикусить до боли и выдохнуть.
– Тетушка Лея, давайте все, что может мне придать силы, – кулаки сжались сами собой. – Я не имею права сдаться!
– Молодец, девочка! В тебе виден характер! А вот моя Анели не выстояла. Сдалась. Погибла, как сорванный цветок, – тетушка Лея прикрыла глаза. Очевидно, чтобы спрятать слезы. Я взяла ее руку и прижала к себе.
– Я отомщу за нее. Не знаю, как, но он заплатит – почти беззвучно прошептала я.
– Слаба ты еще очень. Травки заварю, не волнуйся. И лежи, не вскакивай. Быстрей поправишься. А то соберешься в дорогу, а силенок не наберешь. Так тебя и обидеть может каждый, кому не лень. Голова закружится, упадешь где-нибудь и попадешь в лапы еще какому-нибудь мерзавцу! Не хотела тебя пугать, но позавчера старший стражник с местным аптекарем заявились. Якобы проверить мои запасы, что не держу ли запрещенных трав и снадобий. И пока я показывала аптекарю чуть ли не каждый мешочек, этот продажный охранник порядка шасть в твою комнату. Я, конечно, его вытолкала. Но что он хотел выведать, знаю. Явно ты его интересовала. Да и кроме него, Лагерд небось поблизости свою ищейку поставил. Не такой он человек, чтоб отступиться. Боюсь я за тебя, девонька.
А я себя боюсь, хотелось ей ответить, но пугать добрую женщину не стала. Лучше вывернуться наизнанку, но вернуть себе силы. Причем «вывернуться наизнанку» совсем не преувеличение. Некоторые отвары так и просились наружу…
Но я послушно глотала все принесенное мне доброй женщиной, а помимо этого, выпытывала у нее все рецепты и секреты.
Правда, целителем – аптекарем я себя плохо представляла. Мне бы так, чтоб ладонь приложил – и рана исцелилась. Но, учитывая мой опыт использования магии, можно сделать вывод, что своей ладонью я могу только в кучку пепла превратить, а не исцелить. Причем, кажется, и себя саму тоже. Поэтому впитывала знания, как губка. Неизвестно, что может пригодиться.
Моя добрая фея только головой качала.
– Откуда в тебе столько любознательности? Ты прости, я все время тебя сравниваю со своей Анели. Она такая домашняя была, мечтала о семье, детишках. Книжки только про любовь читала.
– Ваша любовь ее окутывала облаком, и ей было хорошо. А мне пришлось источники радости искать вне семьи. Вот и любопытство развилось, – ответила я и затормозила. Не обидела ли? Мне безумно было жаль дочь своей спасительницы. Но воспитывать нежный неприспособленный цветочек в нашем мире? Неразумно.
Хотя мне трудно судить. Я выросла, как сорняк, вопреки всем. И, кажется, характер у меня тоже, как у сорняка. Пробьюсь там, где другие скиснут! Главное, чтоб раньше времени не полили какой-нибудь магической дрянью против бурьяна.
– Да помогут тебе духи, детка! Только обещай! Если будет грозит опасность – ты отступишь! Нельзя допустить, чтоб из-за этого мерзавца погибла еще одна невинная душа! Денег я дам, из тех, что оставил мерр Ингард. Мне самой много не нужно. Все мечтала насобирать и как-то отомстить высокородному. Нанять убийцу. Или купить яду хитрого, наняться во дворец и подсыпать ему куда-нибудь. Или еще что-нибудь сделать…, – тетушка Лея обреченно махнула рукой. – Да куда там! Во дворец берут сильных и здоровых, а я уже не та. Я даже за травами не могу далеко уходить.
Неосмотрительное признание. А если бы я оказалась подлой доносчицей?
Или ей уже все равно? Или провоцирует меня на откровение? После того, как поступили со мной и с Вилари ближайшие родственники, я уже никому не верю. Женщина словно поняла мои мысли и грустно улыбнулась.
– Не думай, что я со всеми делюсь наболевшим. Просто хочется верить, что ты выздоровеешь и дашь отпор негодяю. Ты же непростая девочка. Лагерд, как зверь, чует в тебе какую-то избранность.
Она пытливо посмотрела на меня, но я отрицательно покачала головой. Рассказывать о своей избранности я не собиралась. То, что знают двое, уже не тайна.
– Просто мерр Ингард запретил меня трогать, а запретный плод всегда манит.
Ответ, кажется, удовлетворил хозяйку, и она пошла хлопотать по хозяйству. А я снова принялась ломать голову – как быть.
Несколько дней я еще могу пользоваться ее гостеприимством. А вот куда потом идти, хороший вопрос. Но и не идти тоже нельзя…
– Тетушка Лея, кажется, я уже достаточно нагостилась. Да и знак светлейшего вот-вот исчезнет. Пока он есть, мне надо как можно дальше убраться отсюда.
– Ты так и решила не возвращаться к родным? Куда ж ты пойдешь?
– Я не знаю. Доберусь до столицы, наймусь в лавку какую-нибудь.
– Поближе к зверю? – всплеснула руками женщина.
– Я не думаю, что он имеет привычку шляться по торговым кварталам. Это раз. А два. за пару месяцев он забудет о строптивой дворняжке.
Во второй части своего умозаключения я уже не была так уверена, и тетушка Лея тоже.
– Ты не строптивая дворняжка. В тебе порода чувствуется. Да и красавица ты. Анели моя была нежным цветком. Хрупким, беззащитным. А ты другая. Сильная. Тебя трудно сломить.
– Спасибо, что вы в меня верите, – грустно улыбнулась я.
– Вера – она часто крепче магии держит на ногах. Я вот что думаю. В столице у меня знакомая есть. Она парфюмы делает. Дело кропотливое, но прибыльное. Один флакончик дороже двух лошадей стоит! Скажешь, что от меня. Поработаешь у нее на подхвате – и тонкости освоишь, и переждешь первое время. Только думаю, выходить из дому тебе нужно в чужом обличье. Может, странником тебя обрядить? От мужа остались вещи, возьмем постарей, рубаху истреплем. Посох с котомкой, да шляпу.
Идея хорошая, но тут же пришлось ее отмести.
– Тетушка Лея, если вы думаете, что за нами следят, то сразу обман и вычислят. Ведь чтобы вышел бродяга из дома, он сначала должен в него войти! Так что это не выход.
Я приуныла. Оставался вариант настоящего бегства. Глубокой ночью, и не главной улицей, а через соседский огород, рискуя попасть в темноте в кротовые ловушки. Да еще и двор проскочить так, чтоб хозяева тревогу не подняли.
Но мужская одежда даже для этого варианта была предпочтительней. В длинной юбке по кустам много не напрыгаешься.
– Я, думаю, справимся. Не отчаивайся. Схожу на торговую площадь. Вдруг там странники. Приглашу тогда к нам. Переночевать. Вот и будет – один вошел – один вышел. А когда ты будешь уже далеко, выйдет и второй. А чтоб не скиталась в поисках ночлега, я вот что думаю. Пересидеть тебе надо, пока не уляжется все. Муж, когда был жив, построил домик. На полдороге к столице. На той стороне реки. Места там небезопасные. И зыбучий песок, и болото. Но тропки протоптаны. Белым днем в беду не угодишь. Он ночевал там, когда на охоту ходил. А я остаюсь, если ухожу за травой и засветло не успеваю обернуться. Грибов – ягод там полно. С голоду не умрешь, я тебе цукатов положу, будешь вприкуску с настоями да отварами травяными пить. Да солонинки – на похлебку.
Я благодарно улыбнулась. А после ее ухода откровенно расклеилась. Сбежать от Лагерда, чтобы превратиться в отшельницу? Одичать? Наследница знатного рода! Я не удержалась и всхлипнула. Мои родители должны гордиться мной! А я буду с нестриженными ногтями и спутанными волосами бродить, как лесной дух…
Жалость к себе захлестнула, как те холодные волны, чуть не превратившие меня в окоченевший труп.
– Тими, ты в кого такая паникерша? – вдруг напомнил о себе фамильяр. – Один в поле не герой. Но!
Я даже представила, как мой родовой защитник поднял указательный палец. Ну или то, что выполняет его функцию. Целую лапу или крыло?
– У тебя есть подруга, у которой есть некоторые сбережения. Уверен, она тебе одолжит, чтоб ты встала на ноги. Если улизнешь отсюда, то сможешь и к ней пробраться. А также в родовом замке есть потайной ход. Он ведет в хранилище с книгами по магии. В академию ж тебе не попасть, а даром надо научиться управлять. Потихоньку перетаскаешь. Твоя родня не заходит туда, им знания не надобны. Хорошо бы выкрасть драгоценности. Но для этого нужно заручиться поддержкой кого-нибудь из слуг.