Принцесса (не) волей Богов

И я оказалась права, чему несказанно обрадовалась.

На одной из верхних, но довольно чистых, полок и обнаружила необходимые мне мочалки и мыльные растворы в бутылках. Открыв пару, принюхалась, очень приятно пахнет, взяла баночку с запахом клубники и направилась на задний двор.

Вода даже остыть не успела, приятно паря, и я, быстро сбрасывая грязную и противно липнущую одежду, блаженно опустилась в воду почти по самый нос, поджав ножки и закатывая глаза от удовольствия.

Ха, даже в загробном мире приятно полежать в горячей воде и отмокнуть после тяжелого рабочего дня.

– Интересно, что же, всё-таки, здесь произошло? Надо будет и остальные дома проверить и прибрать, всё-равно нечем заняться, а искать дальше приключения на свою ж… голову не хочу. Осяду здесь, – думала я вслух, намыливаясь и полу-лёжа сидя в уже остывающей воде, млея и смывая слои грязи.

Подтянулась к бортику и зачерпнула ковшом ещё немного кипятка из кастрюли и добавила в ванну, подогревая воду.

Когда отмокла достаточно, принялась снова тщательно намыливаться и тереться мочалкой. Голову мыла с особым удовольствием, массируя кожу и вдыхая приятный аромат мыла, и когда встала, чтобы смыть оставшуюся пену, заметила кого-то, мелькнувшего за угол сарая, и застыла, вглядываясь туда.

Туча, сидевшая до этого и наблюдавшая за моими забавными манипуляциями, заметила мою настороженность и встала с места, угрожающе рыкнув. На сигнал опасности из дома выглянула и Дэни, а Ми-ми просто прекратила грызть подмороженный кусочек мяса, что служил ей ужином, и наклонила голову вбок, смотря на сарай.

– Сходи, Туч, проверь, кто там, – сказала я старшей собаке и она, на удивление, пошла в направлении сарая, подняв холку и коротенький хвостик дыбом.

Она зашла за сарай в очень боевом настроении, но, видимо, никого не обнаружив, успокоилась. Вернулась ко мне и чихнула, укладываясь обратно на крылечко рядом с ванной.

– Будь здорова. Наверное, у меня паранойя развивается, – погладила я её по голове, вытянув руку, и кивнула в сторону дома. – Иди домой, укладывайся баиньки, солнце. А я закончу тут и скоро сама приду спать.

Собака ушла, а я поняла, что сама уже смертельно устала и глаза мои так и норовят закрыться, а разомлевшее тело совершенно не хочет выходить из воды. Быстро ополоснувшись в последний раз и завернувшись в принесённую заранее простынь, ушла в дом.

Переоделась в одежду, которую нашла в шкафу маленькой спальни. Там были простенькие льняные платья нежных оттенков бежевого, голубого и красного цвета, длиной чуть ниже колен.

В том же шкафу обнаружилась пара тряпичных лодочек без каблука. Моего размера, как ни странно. Я замотала волосы небольшим отрезом хлопковой ткани и быстро оделась в самое подходящее ко сну, простое и максимально удобное.

Нижнее бельё и грязную одёжку простирнула в той же воде, в которой мылась и, чтобы оно успело просохнуть, повесила на перекладину у ещё горячей печки.

Замотав волосы в загогулину на затылке, чтобы не мешались, вышла снова на задний двор и выдавила у бочки пробку сбоку, чтоб слить воду. Очень продуманно.

Вода потихоньку сливалась и утекала ручейком в сторону от дома. Я унесла вёдра с холодной водой и кастрюлю с оставшейся горячей в дом, на кухню. Пустую кастрюлю снова наполнила и поставила на плиту – пусть греется, пока печь не остынет. Кадушку оставила стоять, а банные принадлежности унесла обратно в кладовку.

Пока я занималась уборкой после купания, собаки уже блаженно развалились на свеже вымытом полу пузами кверху и даже уже похрапывали. От умильной картины меня оторвал протяжный “МУ-У-У-У-У-У” в истерической тональности.

– Ох, я же совсем забыла проверить, что там в других сараях, – приложила ладони к щекам, – Вдруг, у бедных животных там нет воды и еды. – Меня прошиб холодный пот от осознания, что я забыла очень важную вещь. Наспех заскочила в кладовку, видела там веревки прочные, пригодятся и побежала к ближайшему соседскому сараю.

Я была права, бедные овечки и коровки стояли в своих стойлах без единого грамма еды и воды, даже сено, которое должно было лежать как подстилка уже было съедено подчистую, а все испражнения скапливались под копытами бедных скотинок.

Боже, а ведь я слышала мычание и блеяние по всей деревне… И лошади в левадах остались. И если птицы свободно гуляли и могли найти себе пропитание и воду сами, то бедные копытные стояли закрытые в стойлах и голодали…

Что ж, до полной темноты у меня, ещё, как минимум, час, должна успеть пробежаться по всем домам и всех покормить или хотя бы выпущу на самовыгул, сами найдут, что поесть и где попить, а завтра соберу всех в одно стадо. Сказано – сделано.

Я летала как электровеник по деревне, от дома к дому, прихватив два ведра из дома. Вода, сено, нашла даже мешок со смесью зёрен в одном сарае и насыпала прямо на землю от души целую кучу.

В другом сарае заметила тачку четырёхколёсную. Вот, на ней завтра и перевезу всё, что найду для животины съестного, к себе поближе.

Напоследок остались только лошади-бедняжечки. У них, в левадах, даже воды не было. Поэтому набрав в оба ведра воды я пошла к ним, а на небо уже взошли целых две луны разного размера и освещали всё вокруг очень ярко, окрашивая пространство в оттенки сиреневого и бледно-лилового. В их свете мне показалось, что лошади приобрели нормальный, для моего родного мира, вид.

И так оно и было. Красивые лошадки стояли передо мной. Они были очень похожи на наших арабских скакунов. Окрас глубокого сине-лазурного цвета со светлыми пятнами по корпусу, с длинными серебристо-голубыми гривами и хвостами, а их глаза были прозрачно-голубыми, как льдинки и светились неоном в темноте. Потрясающая красота.

Залюбовавшись ими, я совсем забыла зачем пришла, и только когда они подошли и потянулись к вёдрам, я вспомнила, что пришла напоить их и увести в стойла. Я поставила вёдра с водой на землю и похлопала по тонкой шее кобылу. А жеребёнок ткнул меня головой в плечо, требуя ласки и для себя.

– Пейте, мои хорошие, теперь я позабочусь о вас, пока не вернутся ваши хозяева, – сказала, глядя как жеребенок пьёт с мамой из одного ведра.

Когда вода закончилась я открыла ворота левад, улыбнувшись им и пошла к своему домику. Лошади сразу же пошли следом, что меня очень удивило, я думала, придётся их уговаривать или вообще волоком тащить на приготовленных лассо.

– Завтра вычищу ваши шкурки. Спокойной ночи.

А ведь птицы в деревне много, яйца бы мне очень не помешали.

С этими мыслями я вернулась в дом, умылась и заперла дверь на засов, закрыла все ставни на окнах. Мало ли, кому вздумается ночью проверить дома. Не хочу рисковать ни собой, ни своими собаками, которые уже мирно посапывали, перебравшись на диван в гостиной.

– Эх, – покачала я головой, – дома ведь не разрешала им на диваны забираться, а тут… Ладно, с этим тоже завтра разберёмся, – махнула я рукой и ушла в спальню.

Сегодня я слишком сильно устала, чтобы думать о чём-то ещё, кроме сна. Я скинула мягкие туфли у кровати и забралась под пушистое одеяло.

Как же здорово спать на мягкой постели с одеялом и подушечкой, а не на земле, подкладывая жёсткую куртку под голову. Думаю, я не стану запрещать девочкам спать на диване.

Пусть наслаждаются. Хоть какой-то плюс должен быть в том, что мы умерли.

*****

– Ты уверен, что мы правильно поступили, вырвав её и стражей из их родного мира? – прозвучал вопрос, заставивший Адикха повернуть голову к двери.

В величественном зале, освещённом мерцающим светом умирающих звёзд, верховный Бог Аэтернии, мира, угасающего под гнётом вечной войны, предавался глубоким раздумьям. Его лицо, изборожденное морщинами веков, отражало невыразимую скорбь.

Мир, некогда цветущий и прекрасный, был охвачен хаосом и разрушениями, порожденными безумием его сына, Нарда. Тяжёлый воздух пропитался ароматом увядающих цветов и горечи утраты. Сквозь огромные окна, украшенные витражами, изображающими былое величие Аэтернии, проникал тусклый свет, подчеркивающий безысходность ситуации.

На протяжении долгих часов, Верховный Бог и таинственная женщина, облаченная в одежды из тёмного, словно ночное небо, шелка, обсуждали возможные пути спасения.

Они перебирали бесчисленные планы, словно песчинки на безбрежном морском берегу, но все они оказывались тщетными. Угасала вера в богов, истощались их силы, и только тьма, воплощенная в лице Нарда, крепчала с каждым днём. Даже аромат благовоний, призванных успокоить бушующую в душе Верховного Бога тревогу, не мог заглушить нарастающее чувство безысходности.

Единственный шанс на спасение мира лежал в возвращении дочери Адисха – Нейи, богини самой жизни и созидания. Но Нейя, израненная нескончаемой войной, развязанной её собственным братом, угасла.

Её сила, некогда способная созидать целые миры, была истощена, подобно высохшему руслу реки. Дети перестали рождаться, и вместе с ними угасала и надежда на возрождение и саму жизнь. Аэтерния, некогда райский уголок, превратилась в поле битвы, где царили лишь ненависть и смерть.

Верховный Бог, не в силах смириться с гибелью дочери и разрушением своего мира, нашёл выход. Он следил за реинкарнацией Нейи в безмагическом мире, оберегая её, насколько это было возможно.

И вот, наконец, пришло время. Собрав всю накопленную за столетия силу, он, словно бушующая стихия, призвал свою дочь домой, призвав на помощь и её вечных стражей, готовых защитить её в этом новом, опасном мире.

Женщина, стоящая рядом с ним, молча наблюдала. Её глаза, словно бездонные колодцы, отражали неизведанную глубину этого ритуала, несущего в себе надежду и отчаяние одновременно. В зале повисла тишина, прерываемая лишь негромким шепотом древних рун, сопровождающих этот судьбоносный призыв.

– Я ни в чём не уверен, Аэлинор, – владыка пантеона, Адисх, грустно улыбнулся, уголки его губ едва заметно дрогнули, словно отражая тяжесть нависшей над ними угрозы.

Его глаза, обычно сияющие могуществом, теперь были тусклыми, полными сомнений. Он протянул руку своей любимой супруге. Рука его, обычно сильная и твёрдая, казалась неожиданно слабой и дрожащей.

– Тогда, возможно, было бы лучше не трогать нашу дочь и оставить всё как есть? – с надеждой, почти умоляюще, заглянула она в лицо супруга.

Её прекрасное лицо, обычно светлое и радостное, было омрачено тревогой. Она нежно пригладила его непослушную шевелюру, в которой всё больше и больше появлялось серебристых нитей, словно память о прожитых годах, о тяготах власти и ответственности.

– Нет, – сурово сдвинув густые брови к переносице, покачал головой Адисх. Его голос, обычно звучавший как благородный гонг, сейчас был низким и жёстким, словно стальной клинок.

– Умрёт Аэтерния – умрём и мы. И даже этот глупый мальчишка, Нард, этот носитель ненависти и жажды войны, тоже умрёт с последним существом, способным испытывать подобные чувства! Его лицо исказила гримаса боли – боль не физическая, а душевная, боль от осознания неизбежного.

Адисх сам ловил себя на том, что начинает злиться по пустякам, что его терзают приступы гнева, словно тень, наброшенная на его душу магией сына. Он сжимал кулаки, стараясь подавить нарастающую ярость, стараясь держать себя в руках, не поддаваться тлетворному влиянию тьмы, которая всё сильнее и сильнее захватывала его сына.

– Она должна… – начала было богиня, но муж её перебил.

– Она не должна, родная, – обернулся он к жене, его взгляд, полный любви и нежности, смягчал суровость его лица. Он улыбнулся только глазами, и в этом немом жесте Аэлинор увидела всю глубину его отчаяния и надежды. – Но она, одним лишь своим присутствием, вернёт в Аэтернию Жизнь, – нежно коснулся он её щеки, пальцы его были тёплыми и ласковыми, и притянул жену к себе для поцелуя. В этом жесте была вся его любовь, вся его надежда.

– Да будет так, – шепнула богиня любви, Великая Аэлинор, целуя любимые губы мужа в ответ. Её голос был тихим, но полным решимости, и в нём звучало нерушимое доверие к супругу, к их общей судьбе. – Да будет так!

Глава 3. Внезапно разбуженная.

«КУ–КА–РЕ–КУ–КУ–КУУУУУУУ!!!» пронзительный крик петуха пробудил меня ото сна.

– Я те дам щас, кукареку-ку, блин, паразит пернатый, – рявкнула я в сторону запертого окна, швыряя в него подушку. Мягкий снаряд с глухим стуком приземлился у двери.

Прошлая неделя, проведенная в этой деревне, отпечаталась на моих мышцах изрядной болью. Вставать совершенно не хотелось. Зарывшись с головой под одеяло, я попыталась снова уснуть, но настойчивое «КУ–КА–РЕ–КУ–КУ–КУУУУУУУ!!!» раздалось ещё пять раз подряд. Я подскочила, отбросив одеяло и подушку на пол.

– Я же тебя поймаю, пернатый гад! В суп полетишь, кукарекалка недобитая!

Минуту я сидела, словно восставший зомби, глаза закрыты, слюна стекает по подбородку. Едва не храпя, я сокрушалась: неужели даже в загробной жизни мне покоя нет? Ладно, вставать все равно придётся. Я обещала себе привести в порядок дом, переселить скотину… и ещё много чего обещала… Себе!

– Спать хочу-у-у… – протянула я, с неохотой открыв один глаз и безуспешно пытаясь заправить обратно сбежавшую слюнку. Махнув рукой, я стёрла её и поднялась с постели. Застилать не было сил, просто вздохнула и отправилась на кухню за водой.

Умылась прямо в кастрюле, почистила зубы щёткой, весьма отдаленно напоминающей зубную. Зубной порошок обнаружился там же, среди банных принадлежностей. Расчёска… где же моя расчёска? Вернувшись в спальню, я перерыла прикроватные тумбочки и, наконец, нашла свою любимую щётку с густой щетиной и резной ручкой. Прелесть! Взглянув в зеркало, я вздрогнула.

– К-краше в гроб, ик, кладут, ей Богу… – глаза словно песком засыпало. – Блин, вот, нельзя без синяков под глазами и опухшего носа. Я же, вроде как, умерла, – бормотала я, рассматривая своё отражение. – Хоть здесь должна быть идеальной, питаться росой и какать, хм, бабочками. – Кстати, об этом, уборная-то на улице… Надо бы поторопиться, а то организм почти проснулся.

– Ладно, экъ, – что за икота? – причешем эти пакли, экъ, может, синяки не так, экъ, выделяться будут, – начала я расчесывать свои колтуны. Сколько раз я зарекалась ложиться спать с мокрой головой…

В общем, внешностью я никогда не блистала. Тёмно-русые волосы до лопаток, слегка вьющиеся. Карие глаза миндалевидной формы, из-за которых меня часто принимали за азиатку. Овальное лицо, прямой нос, чуть пухлые губы. Фигура тоже далека от идеала. Однако, после смерти я заметила изменения: талия стала тоньше, а грудь и ягодицы – круглее. Рост, вероятно, остался прежним – метр шестьдесят четыре. Ну что ж, причесалась. Заплела косу и закрепила её на затылке. Подмигнула своему отражению в зеркале и улыбнулась.

– Пошли работать, – вздохнула я, хлопнула в ладоши и вышла на улицу. Собаки ещё спали, поэтому дверь я оставила приоткрытой.

Первым делом, я всё-таки посетила «тайную комнату» и долго сокрушалась, что отморожу себе всю филею зимой. А потом уже привычно выгнала на улицу всю скотину из сараев и увела их дружной гурьбой в левады, вместе с лошадьми, принявшими уже свой привычный дневной облик.

Мои коровы оказались невероятными существами: высокие, пушистые, похожие на яков, с двумя парами рогов, одна пара завивалась вверх и назад, вторая – вниз по бокам от морды и образовывала двойной бублик.

От головы по спине шерсть была белого цвета, плавно переходящая в тёмно-коричневую на животе, ногах и хвосте. Все они были в попонах, будто использовались как ездовые животные, что вполне вероятно.

В носу у всех висело кольцо, к которому крепилась сбруя, рога были обмотаны лентами и шнурами, а на шее красовались ошейники разных расцветок и орнаментов с кисточками «от сглаза». Очень интересные животные. В холке рогатые были почти мне по самую макушку, что я чувствовала себя гномиком!

Козы или овцы… что-то среднее – шестиногие! Три пары ног, две из которых, как у слейпнира, – спереди.

Все животные были белоснежные, пушистые и очень мягкие, с огромными толстыми рогами, закручивающимися в спирали. Чем старше животное, тем больше оборотов, судя по тому, что я наблюдала.

В размерах они не уступали земным собакам породы немецкий дог. Крупненькие, однако. Представляю, что будет, если такая козень захочет боднуть обидчика.

Радует, что меня животинки воспринимали как друга. Дождавшись, когда последняя козюля зайдёт в загон, закрыла калитку и ушла за водой.

А закончив с водой, присела у забора отдохнуть и съесть яблоко, отливающее синевой. Плодовые деревья и ягоды здесь были самых необычных цветов и оттенков.

«Что ж, пора перетащить провизию в одно место», – сказала я себе, доедая кисло-сладкое яблоко и поднимаясь на ноги. Солнце уже начинало клониться к закату, окрашивая небо в тёплые оттенки оранжевого и розового.

Следующие три часа пролетели в вихре деятельности. Я, словно муравей-труженик, таскала на тачке мешки с кормом: зёрна для птиц, душистое сено для коров, и сочные пучки травы для коз. Каждый взмах лопаты, каждый скрип колёс – это был шаг к порядку в моём новом хозяйстве.

Все тюки сена, обнаруженные мной в одном из заброшенных дворов, – целое состояние! – я грузила на старенькую, но прочную телегу. Теперь нужно было как-то перевезти этот ценный груз, чтобы не бегать по всей деревне каждый раз, когда придёт время кормить животных.

Поэтому я отправилась к левадам, искать пару упитанных быков, их мощь и сила были просто необходимы. С запряжёнными быками телега превратилась в надёжного помощника. Я выгрузила сено во дворе своего дома, а затем отправилась в заброшенные дома, на поиски припасов.

И если раньше мародёры обходили эти места стороной, то сейчас, похоже, какая-то «предприимчивая козявка», которой оказалась я сама, хе-хе, выгребла всё подчистую.

К вечеру, мои склады были забиты до отказа. Морозильная и холодильная камеры ломились от мяса и овощей, кладовка на кухне грозила рухнуть под тяжестью консервов и различной снеди.

На этих припасах можно было бы прожить пять лет, без всяких сомнений! Но тут возникла новая проблема: размещение животных. В моём сарае всего четыре стойла, и два из них уже заняты лошадьми.

Перевезти пару дополнительных сараев на свою территорию – это казалось невыполнимой задачей, за гранью реальности. В одиночку такое не провернуть, если не обладаешь магией телепортации. Поэтому я решила действовать постепенно, разобрать несколько сараев и собрать их уже у себя во дворе.

– Дел невпроворот! – вздохнула я, уставшая, но довольная. – Умеешь же ты находить себе работку, Аля, – пробормотала я себе под нос, аккуратно переставляя мешки и тюки сена.

Как и обещала накануне вечером, я почистила лошадей и поставила их в стойла. Остальных животных временно разместила в ближайших сараях. Уборка в домах могла подождать, пока я не устрою всех животных комфортно.

За весь день я совершенно забыла о своих верных собаках! Даже не покормила их… Ох уж эти заботы! Но, судя по радостному вилянию хвостов, они провели день замечательно, даже умудрившись поохотиться.

И весьма удачно! На полу кухни лежали десять тушек кроликов, одна белка и три фазана. Белку-то за что…

Я обняла своих собак и расплакалась.

– Что бы я без вас делала, девочки? – Тучка фыркнула, а Ми-ми старательно вылизывала мои слёзы. – Расклеилась я что-то, – прошептала я.

– Пора спать, милые, – сказала я, доставая из холодильника три больших куска мяса, три морковки и три пары яблок. Я ещё не успела разложить еду по мискам, как яблоки и морковь уже исчезли, а мясо осталось нетронутым.

– Вообще-то, я имела в виду немного по-другому, – улыбнулась я, оборачиваясь на облизывающихся собак. – Но ладно, кушайте, больше постараюсь не забывать о вас.

Я закрыла входную дверь, ужинать не было ни сил, ни желания. Всё, чего я хотела – это спать. Я рухнула в кровать, даже не раздеваясь, и уснула мгновенно.

Даже на Земле я так тяжело не работала. Спать. И ещё раз спать. Единственное, о чём я могла думать. Не успела я донести голову до подушки, как уснула, до самого утра.

Без сновидений.

Глава 4. Отдыхательная.

Сегодняшнее утро оказалось особенно тяжёлым. Даже разлепить веки было непросто, словно они склеились каменной смолой. Я чувствовала себя совершенно разбитой, как будто все кости превратились в вату, а тело налилось свинцом. Как-то всё слишком реально в этом мире, для загробного-то…

Не открывая глаз, я медленно поднялась, как кукла с оборванными нитями, и побрела на кухню, по пути дважды ударившись о резко выступающие углы стола.

– Кто так строит? – обиженно потирала я отбитые места. Жажда мучила невыносимо. Наконец, я дотянулась до кружки с водой.

– А-а-а-а-а-х, можно жить, – выдохнула я, чувствуя, как долгожданная влага оживляет пересохшее горло. Одним глазом я заглянула в гостиную, где мирно спали мои верные четвероногие друзья – собаки.

План на день был амбициозен, как всегда соответствуя моему неугомонному характеру: генеральная уборка в соседских домах и тщательная ревизия всего, что ещё плохо лежит и может пригодиться мне в хозяйстве.

Из морозилки я достала несколько хребтов с мясом, оставив их в мисках для разморозки. Налив себе ещё воды и отломив кусочек сыра, я вышла на улицу. Сыр, по пути к сараям, был с удовольствием съеден – отличное начало дня!

Я выпустила всех на волю из ночного заточения – кур, коров, коз – и отправила их на пастбища. День обещал быть долгим и насыщенным.

К обеду я привела в порядок соседний дом, который практически сиял, таким чистым стал. А чтобы пыль не успела осесть, я решила накрыть всю мебель простынями. К счастью, в одном из домов нашлись старые, но вполне пригодные для этого отрезы ткани. Я даже взяла с собой несколько лишних, на всякий случай.

В одном из дворов мне посчастливилось найти настоящую удачу: кувалду и стопки прекрасно сохранившихся штакетин – очевидно, кто-то планировал поставить забор. Идеально для моего птичника! Я аккуратно сложила находку на телегу.

Затем я отправилась на поиски гвоздей и молотка, которые, как я помнила, должны были храниться в мастерской рядом с домом. Идя, я поймала себя на мысли, что, несмотря на все странности этого мира, моя сущность осталась неизменной. Я – всё та же трудоголичка!

Улыбнувшись своим мыслям, я продолжила поиски. Для перевозки штакетин я запрягла двух быков – без них было бы просто не справиться. После нешуточных усилий по разгрузке телеги, я вдруг поняла, что забыла о главном!

– Мне нужны столбы и перекладины! – воскликнув, ударила себя я по лбу.

Это была настоящая катастрофа – без них накрылась медным тазом моя задумка, – оглядывая окрестности в поисках подходящего материала, хмурилась всё сильнее.

–Тц, самое важное и забыла, бестолковка, – часа два я потратила на поиски подходящих брусьев, заглядывая во все дворы и сараи. Наконец, удача улыбнулась!

Опуская подробности транспортировки, подкрепляемые крепким русским словцом, скажу лишь, что к вечеру у меня было всё необходимое: и штакетины, и столбы, и перекладины, и даже достаточно материала для небольшой пристройки к уже имеющемуся птичнику – курятника. Единственное, чего не хватало, так это моих собственных сил и спины как не бывало.

Как и накануне, я едва дотянула до кровати, уставшая до предела. Я покормила собак, лениво откусила кусочек яблока и рухнула на постель, чувствуя себя настоящей мёртвой царевной.

Всю следующую неделю я жила в бешеном ритме: вставала с первыми петушиными криками, занималась уборкой и строительством. Неожиданно, я начала привыкать к этому режиму.

Когда последний дом был приведён мной в порядок, мебель накрыта чехлами, ставни и двери закрыты, а все ценные вещи аккуратно сложены и убраны в импровизированный сейф, выкопанный мною же в земле рядом с домом и обшитый изнутри гладкими досками, я с облегчением вздохнула.

Работа была завершена! Наступило долгожданное чувство удовлетворения. Но одновременно с этим пришло и осознание моего одиночества.

Вокруг по-прежнему никого, с кем можно поговорить. И эта мысль немного пугала. Все приличные попаданки и умиранки тут же находят себе друзей, поступают в академии, женихов всяких разных арканят, Богов там, предназначения, истинные пары… И только я, как Истинная неудачница, нашла только покой! И смешно, и грустно.

Так я и жила.

Дни сменяли друг друга. Зима, видимо, здесь отсутствовала или лето было невероятно долгим, потому что я вела подсчёт дней, которые провела здесь. По моим земным меркам прошло уже около полугода…

За это время я постепенно перевела всех животных на свою сильно расширившуюся территорию. Научилась обрабатывать землю с помощью быков, посадила пшеницу, кукурузу, картофель, разбила небольшой огород для других культур.

По всей деревне росли плодовые деревья, и я даже успела собрать неплохой урожай. Каждый день был наполнен заботами и тяжёлой физической работой, но в то же время был наполнен смыслом и не давал мне времени на глупые мысли, самобичевание, уныние и хандру.