Международное частное право

В ученой литературе и в учебниках, которые будут у вас в руках, вы будете встречаться с настойчивым напоминанием, что Международное Частное Право есть право, т. е. совокупность юридических норм, а не практическое руководство международной вежливости и расчета, право, – а не comitas nationum, courtoisie nationale. Вы узнаете, когда я буду говорить вам о теории статутов, как в XVII в. появилось учение, по которому применение иностранных законов в пределах государственной территории есть только акт вежливости относительно иностранного государства и результат своекорыстного расчета, в принципе же должен всегда применяться территориальный закон. Эта точка зрения была усвоена английской юриспруденцией, которая до недавнего времени мало интересовалась теоретическими вопросами в нашей области; она искала правильного разрешения отдельных казусов; когда она не находила ответов в судебных прецедентах, она спокойно обращалась к иностранной юриспруденции и вообще довольствовалась первым попавшимся ей теоретическим обоснованием. Некоторые континентальные юристы, например, Лоран, автор самого обширного, в 8 томах, произведения о Международном Частном Праве, мало знакомые с английской судебной практикой, видят в этом только отсталость английской юриспруденции и укоряют ее в том, что она будто бы санкционирует систему произвола. Это глубоко несправедливо; чувством законности английская юриспруденция проникнута насквозь, и под системой comitas она вовсе не разумеет что-либо противоположное праву. И затем, как на это недавно обратил внимание немецкий ученый Шторк, международная comitas вообще есть своего рода аморфная масса, где формируются юридические нормы, так что особенно противополагать ее праву нет надобности. Во всяком случае, бесспорно, что Международное Частное. Право есть не что иное, как право, что коллизионные нормы, предписывающие применение в известных случаях иностранных законов, по своей природе суть нормы юридические. Рассмотрим ближе ту природу.

Я уже сказал вам, что хотя Международное Частное Право имеет дело только с частными интересами, оно не есть материальное частное право; оно ничего не говорит о том, как приобретаются и утрачиваются субъективные права. Частное право каждой отдельной страны регулирует правоотношения, которые устанавливаются в согласии с материальным правопорядком этой страны; оно говорит, например, что право собственности на вещь принадлежит тому, кто приобрел ее согласно с такими-то законами. Коллизионные же нормы разграничивают сферы господства отдельных правопорядков; они определяют, какой правопорядок применим к обсуждению данного случая; они говорят, например, по какому из разноместных законов, русскому, французскому и т. д., следует судить, приобретена ли вещь так, что держателя ее можно считать собственником. Не всегда легко отличить коллизионные нормы от материальных норм; это мы увидим впоследствии, но это не изменяет сущности дела; коллизионные нормы предполагают, что существуют разные правопорядки, и они проводят между ними границы. Поэтому, как это выяснил Цительман, коллизионные нормы не могут составлять части материального права страны, а стоят вне его, «как нельзя самого себя вытащит за волосы из воды». Мне представляется боле правильным сравнение с межами, которые разграничивают две дачи генерального межевания и потому не входят в состав ни той, ни другой. Как эти межи принадлежат государству, так и коллизионные нормы составляют публичное право страны; потому публичное, что в них содержится приказ государства, обращенный к его должностным лицам и судьям в таких-то случаях применять не туземные, а иностранные законы; это есть обязательное для должностных лиц и судей объявление государства о границах его собственной законодательной власти в вопросах частного права, и о границах этой власти других государств. Это приказ, обращенный внутрь страны, а не объявление по адресу иностранных держав. Государство может находить, что в таких-то случаях должны применяться иностранные законы, в других – туземные; другое государство может смотреть иначе – ни то, ни другое никому отчетом в этом отношении не обязаны, судьи же и чиновники обязаны коллизионных норм своего государства держаться беспрекословно.

Из того положения, что коллизионные нормы суть публичное право страны, вытекает огромной важности практический вывод – само собою разумеется, что если бы применение иностранных законов было делом только вежливости, которую государство предоставляет своим судьям оказывать иностранным государствам в лице их подданных, то от произвола суда завило бы – применять иностранные законы или не применять. Но коллизионные нормы составляют право страны, а потому суд обязан применять иностранные законы там, где коллизионные нормы это предписывают. Но если бы коллизионные нормы составляли ветвь частного права, то суд имел бы возможность применять их так, как вообще применяются гражданские диспозитивные законы, т. е. от усмотрения сторон зависело бы всегда и во всех случаях ссылаться то на туземный, то на иностранный закон. А что подчас означает свободное усмотрение сторон в гражданском процессе, то отлично выражено в формуле римских юристов, которая сочинена, правда, не для этого случая: «Гражданские законы, – говорили они, – написаны для тех, кто не дремлет»; по-русски есть поговорка о щуке и карасе, которая не так звучно, но веско передает ту же мысль. Если коллизионная норма есть ветвь частного права, то применение иностранного закона там, где это требуется коллизионною нормою, попадает всецело в зависимость от того, доказал ли тяжущийся на суде, что говорит для данного случая иностранный закон, и если тяжущийся не сумел доказать, то суд будет прав, если применит к делу свой закон. Если бы на коллизионную норму можно было смотреть как на частное право, это было бы потворство лени судей, и правосудие было бы в опасности. Но раз Международное Частное Право данной страны есть ее публичное право, суд обязан применять иностранные законы там, где это предписывается коллизионною нормою, безусловно. Когда коллизионная норма написана в законе, изданном государственною властью, – например, у нас 707 ст. Устава гражданского судопроизводства, по которой договоры, совершенные за границей, обсуждаются по законам той страны, где совершены, то вопрос ясен сам собою; суд обязан ей повиноваться, и обязан сам разыскать содержание иностранного закона. Когда коллизионная норма изложена в международном трактате, например, 10 статья конвенции России с Францией 1874 г. о том, что наследование в движимом имуществе после француза, умершего в России, определяется французскими законами, – то, опять-таки, суд обязан применять французские законы, потому что конвенция есть акт государственной власти, и он обязан сам справиться, что говорит французский закон. Но и когда коллизионная норма не написана черным по белому в законе или в конвенции и когда она только вытекает из смысла и духа законодательства или диктуется аналогией, то суд и тогда обязан применять иностранные законы, если это следует по коллизионной норме; и при этом опять-таки совершенно безразлично, сослались ли спорящие стороны на иностранные законы, или по неведению этого не сделали; суд должен сам знать, когда надлежит применять иностранные законы. Нельзя требовать, чтобы суд знал содержание всех законов, какие существуют на земном шаре, как он обязан знать законы собственной страны; но для этого он имеет возможность отложить дело и навести справку. Но суд не имеет права требовать от сторон, чтобы они доказали ему существование иностранного закона известного содержания; его решение будет неправильно и подлежит кассации, если он мотивирует применение своего местного закона тем, что тяжущийся не доказал содержания иностранного закона. Вы, господа, не готовитесь быть практическими юристами, и сам по себе вопрос о поводах для кассации решения вас не может интересовать; но я останавливаю ваше внимание на нем для другой, не практической, а научной цели. То, что я вам сейчас сказал о кассации решений, есть только логический вывод из научного положения, что Международное Частное Право есть право публичное. Напомню сказанное раньше: существует только одна наука Международного Частного Права, но в смысле положительного законодательства существует столько Международных Частных Прав, сколько отдельных правопорядков. Сознание этой разницы я хочу вам внушить, и вы сейчас ее поймете на примере. Во Франции Кассационный суд тонко различает коллизионную норму законодательства и чужой закон материального права. Кассационный суд говорит, что если в низшей инстанции применен французский закон там, где следовало применить иностранный закон, или обратно, т. е. нарушена коллизионная норма, то такое решение не может быть оставлено в силе; но если неправильно истолкован иностранный закон материального гражданского права, то тем хуже для тех, кто не сумел объяснить смысл этого закона, что это все равно, как если тяжущийся не доказал какого-либо факта на суде; т. е. выплывает суровое соображение, что жертва должна пенять на самое себя за неосмотрительность. Но французская научная юриспруденция решительно восстает против такой практики кассационного суда. Напротив, в Англии точка зрения французского суда неприемлема; английские суды твердо держатся принципа, что права, приобретенные под действием иностранных законов, должны пользоваться в Англии юридической защитой, следовательно, и обсуждаться по иностранным законам, и потому неправильное толкование иностранных законов не может оставлять их равнодушными.

Этот пример я привел вам для того, чтобы на нем показать вам разницу между тем, что говорит наука Международного Частного Права, которая одна, – и тем, что встречается в положительном праве отдельных государств, которых много. Авторитет науки очень велик в Международном Частном Праве; можно сказать, что он стоит в прямом соответствии с трудностью ее задач. В вопросах Международного Частного Права редко встречается высокомерное отношение судей к теоретическим исследованиям, составляющее частое явление в гражданских судах; еще в XVIII веке президент Парижского парламента Бугье (Bouhier) находил, что здесь судьи должны на время отказываться от своего традиционного почтения к прежним судебным решениям, и обязаны прислушиваться к голосу писателей, потому что вопросы, с которыми имеет дело учение о коллизии законов, настолько сложны, что судьи фактически не могут посвящать им нужное время. И все же, никогда не следует смешивать того, что говорит наука, с тем, что есть в положительном законодательстве, иначе желательное можно легко принять за существующее; этим нередко грешат очень выдающиеся ученые.

Итак, вы знаете теперь, что такое наука Международного Частного Права; вы знаете, что наука эта занимается изучением права; вы знаете, почему следует признавать это право за право публичное. Теперь мне предстоит объяснить Вам, откуда берутся нормы Международного Частного Права. Это самый важный из всех вопросов, которые нам обязательно надо разрешить для начала. Каждое культурное государство имеет или должно иметь известный комплекс коллизионных норм, обязательных к применению как нормы публичного права вообще; но откуда берутся коллизионные нормы? Кто автор их? Кто диктует их содержание? Кто определяет систему Международного Частного Права в каждой отдельной стране? Это может быть или какой-нибудь внешний авторитет, стоящий над отдельным государством; или же авторитет внутренний, – тот самый, кто дает государству все прочие его законы, – свободная воля национального законодателя. Над всеми культурными государствами стоит общество государств, которое в виде норм положительного Международного Права предъявляет к каждому из своих членов определенные требования; это с одной стороны. А с другой – в каждом государстве его внутреннее законодательство определяется им, в силу его политической независимости, самостоятельно, без внимания к желаниям международного общества государств. Спрашивается, где источник Международного Частного Права – в требованиях Международного Права или в положительном праве отдельного государства? Об этом я буду говорить в следующей лекции, а пока я прошу вас на досуге подумать над тем, какую нравственную ценность представляет изучение Международного Частного Права. Каков бы ни был источник Международного Частного Права, остается несомненным один факт – что каждое культурное государство не может не иметь коллизионных норм, не может не применять иностранных законов вместо своих. И вот, если вы возьмете себе только один этот голый факт и представите себе, что современное государство, этот огромный всепоглощающий левиафан, которому ничего не стоит раздавить отдельную личность, вынуждено поступаться полнотою своей суверенной власти и предписывать своим судьям и чиновникам не принять его законов, а применять чужие, ради того, чтобы не обидеть беспомощного индивида, заброшенного к нему судьбою, – то вы согласитесь, что перед вами зрелище, поддерживающее веру в лучшие стороны и лучшее будущее человечества.

Лекция 2-я

Ученые, занимающиеся Международным Частным Правом, обыкновенно причисляют себя к одному из двух лагерей, – интернационалистов или международников, и националистов или государственников. Одни видят в Международном Частном Праве ветвь Международного Права; другие относят все его нормы к составу национального права – того права, которое имеет своим источником государственную власть и действует внутри государства. Я мог бы сказать вам в общих чертах, что говорят те и другие; но это разногласие имеет коренное значение для всей науки Международного Частного Права, в особенности для ее метода, и потому говорить о нем мимоходом нельзя. Кроме того, мне хочется попутно познакомить вас с индивидуальными писателями, и потому я выберу нескольких, имена которых вам следует запомнить, рассажу вам, как они смотрят на дело, а затем скажу вам, как я сам думаю об этом. Скажу сейчас уже, чтобы помочь вам следить за мной; я думаю, что Международное Частное право есть ветвь внутренне-государственного права; что применение в известных случаях иностранных законов составляет юридическую обязанность государственной власти по отношению к собственным подданным, независимо от того, что думает об этом Международное Право и представители иностранных государств. Самым ярким и новейшим представителем интернационализма является французский ученый Pillet в книге «Principes de droit international prive» 1903 г. Он ставит на карту все существование Международного Частного Права как права и говорит: «признайте, что оно есть ветвь Международного Права; что его юридическое основание лежит только в Международном Праве; или же его не существует вовсе как права, а все сводится к международной вежливости – хочет государство, оно допускает у себя применение иностранных законов, не хочет, не допускает; о праве или обязанности тогда речи нет. Для того чтобы нормы Международного Частного Права покоились не на произволе отдельного законодателя, нужно найти для них высший авторитет, стоящий над независимыми государствами; этот авторитет принадлежит Международному Праву. Пилье, прежде всего, устанавливает связь между Международным Частным Правом и Международным Правом в отношении круга интересов, которые защищаются тем и другим. Вы думаете, что Международное Право есть право публичное, имеющее субъектами – независимые государства, объектом интересы народов в совокупности; вы думаете, что Международное Частное Право есть право частное в том смысле, что касается интересов частных лиц. «Нет, – говорит Пилье, – когда перед судом сталкиваются разные законы о семейственных или имущественных правах, то вам только кажется, что то конфликт, касающийся частных прав; на самом деле это вопрос не частноправовой, а международно-правовой; это вопрос о том, которое из двух законодательств имеет право простирать свой авторитет на спорные отношения или точнее, кто тот законодатель, т. е. суверен, который имеет право на то, чтобы его предписания были исполнены по отношению к спорному делу: всякий вопрос о конфликте законов сводится, таким образом, к вопросу о компетенции между суверенитетами. Вопросы Международного Частного Права по своей природе ничем не отличаются от тех, которые обычно входят в круг вопросов Международного Права и касаются, прежде всего, суверенитета государств и в самой высокой степени интересуют суверенитет. Когда налицо конфликт законов, когда. Нужно сделать выбор, пожертвовать одним законом ради другого, то нужно помнить, что позади частных притязаний, опирающихся на разные юридические системы, стоят государства, суверенитет коих один на самом деле поставлен на карту. Нужно рассмотреть в таком случае, по какому титулу каждое из этих государств может требовать, чтобы отдано было предпочтение его правам. Все государства между собою равны, и всякое произвольное предпочтение одного другому противоречит самой идее Международного Права; поэтому предпочтение должно быть дано тому государству, которое докажет свой более значительный интерес в решении вопроса. Это можно назвать законом максимума взаимного уважения суверенитетов друг к другу. Так; по мнению Пилье, доказано, что Международное Частное Право есть право, которым обязываются государства как члены общества народов. Отсюда вывод, что на территории каждого государства предписания Международного Частного Права должны пользоваться всем тем авторитетом, каким внутреннее законодательство облекает свои юридические правила. Но вслед за тем Пилье оговаривается, что эта формула получит свой полный эффект только тогда, когда все народы присоединятся к одной общей и единой системе Международного Частного Права. Тогда наука (слова «наука» и «право», изучение и его объект у Пилье перебрасываются как синонимы) образует общую дисциплину, которая будет импонировать отдельным законодателям. А до тех пор, пока будет существовать современное состояние, действующим в каждом государстве Международным Частным Правом будет то, которое то государство признает. Казалось бы, что после этого авторского признания нужно считать разрушенной самую попытку ввести Международное Частное Право из Международного Права, потому что, если принципы Международного Права одними признаются, другими не признаются, а Международное Частное Право существует во всех государствах, – и в тех, которые принципов Международного Права не признают, то ясно, что для Международного Частного Права должны быть какие-нибудь другие основания, а не Международное Право. Однако Пилье ищет примирения между действительностью и своею собственною спорною теориею в том, что ломает действительность дальше. В каждом отдельном государстве Международное Частное Право есть то, которого существование признано этим государством; значит, по словам Пилье, что государство в области Международного Частного Права действует не как творец права, а как его определитель. Норма Международного Частного Права неизбежно детерминирует в одном каком-либо пункте отношения государств между собою, и потому она не зависит от произвола отдельного государства; последнее определяет коллизионный закон так, как он, по его мнению, существует, но оно не претендует на то, чтобы фабриковать коллизионную норму по своему усмотрению. Так, например, когда французский законодатель в 3 статье кодекса говорит, что «состояние и дее способность французов определяются и за границею законами французскими», то этим он говорит, что иностранные законы к дееспособности французов неприменимы, и этим он детерминирует отношение между французским суверенитетом и иностранным суверенитетом. Здесь французское государство, которое не может ведь претендовать на превосходство перед иностранным государством, очевидно действует как определитель, а не как господин. Отсюда следует, что в случае противоречия между определением Международного Частного Права и нормою внутреннего права предпочтение должно быть оказано первому, т. е. норме Международного Частного Права, потому что она обязательна для государства; тогда как норму внутреннего права, как выражение свободы государства в области внутреннего законодательства, государство может и изменить.

Я считал своею обязанностью объективно и полно изложить вам учение выдающегося интернационалиста. Согласиться с ним невозможно. Начнем с примера Пилье о французском законе о дееспособности: если статья 3 французского кодекса говорит, что к французам, находящимся за границей, должны применяться французские законы, то для меня совершенно ясно, что такое предписание не имеет никакого обязательного значения для иностранных государств и уже потому нисколько не может задевать их суверенитет; и что не для того этот закон издан, чтобы вторгаться в чужой суверенитет. Кодекс имел в виду только французские суды, которые должны применять французские законы; он дает французскому судье приказ, что когда он будет обсуждать отношения, возникшие за границей, то он должен будет состояние и дееспособность француза, который за границею вступил, например, в брак или составил завещание, обсуждать по французскому закону. Но как будет обсуждать эту дееспособность иностранный суд, этого французский кодекс не говорит, и никакого покушения на то, чтобы обязывать иностранные государства также и у себя обсуждать дееспособность французов по их национальному закону, во французском кодексе нет. Поэтому, прежде всего, неверно, будто, издавая такую норму материального права, которая может стать в конфликт с иностранной нормой, законодатель определяет отношение к иностранному суверенитету; он о нем просто не думает. И поэтому утверждение Пилье, будто норма Международного Частного Права для самого государства, ее издавшего, выше нормы материального права, будто это нормы разных этажей, нисколько не иллюстрируется примером, который он выбрал, и вообще оно совершенно произвольно. Нельзя говорить, что нормы Международного Частного Права пользуются авторитетом закона, как выражение обязанности государства относительно других государств, потому что, как вы увидите, норма Международного Частного Права может состоять и в том, что иностранный закон не применяется. Возьмем для примера норму, в силу которой наследование в недвижимостях всегда определяется по закону страны, где лежит недвижимость, а не по закону иностранному; очевидно, в том, что государство предписывает применять у себя к недвижимостям свои местные законы, не лежит вовсе выражение обязанности по отношению к иностранному государству, а просто содержится регулирование отношения так, как это соответствует потребностям данной страны.

Обратимся теперь к исходной точке зрения, будто всякий вопрос о конфликте законов касается иностранных государей. Пилье сам чувствует, что это натяжка; он предвидит возражение, что решительно непонятно, какой интерес может иметь государство, чтобы в споре между двумя частными лицами о праве собственности или о наследстве в чужом государстве было основано на его законе, а не на местном законе. Пилье воображает, что местные законы всегда менее льготны для иностранца, чем его национальные законы; между тем, бывает и наоборот; например, если после француза осталось в России недвижимое имение, и его наследники – сын и дочь, то по французскому закону сын получит только половину, а по русскому – 13/14. Что же на это отвечает Пилье? Государство выиграет от того, что его подданные разовьют под охраной Международного Частного Права свои отношения с заграницей. Но ведь это не ответ. С точки зрения экономической политики государство, конечно, выигрывает от развития частных международных отношений, но ведь Пилье спрашивают не об этом, а о том, чем оскорблен суверенитет иностранного государства, чем нарушено право, признаваемое за ним Международным Правом, если в другом государстве спор о правах гражданских решен только по местным законам? – Пилье хочет предупредить и другое возражение: ведь никогда еще не бывало, чтобы государства вмешивались в то, по каким законам решаются гражданские споры в других государствах: не было случая дипломатического вмешательства из-за нарушения какого-либо принципа Международного Частного Права. И что же на это отвечает Пилье? Этих нарушений. Так много, они. Так часты, что у государств не хватало бы времени и сил, чтобы в них вмешиваться; и к тому же не все признают принципы Международного Частного Права, – а потому и нельзя жаловаться на их нарушения. Но в таком ответе содержится молчаливое признание несостоятельности собственных воззрений, потому что если никакое государство не думает, что, предписывая своим судам решать споры вопреки принципу Международного Частного Права, оно нарушает чужой суверенитет, то все учение, будто в спорах заинтересованы государи, падает само собою. – Главное положение Пилье, что нормы Международного Частного Права обязательны потому, что их предписывает Международное Право, очевидно построено на песке. Кто должен взять на себя решение вопроса о том, какому из двух государств должно быть оказано предпочтение в выборе закона материального права? Международного суда для дел, связанных с Международным Частным Правом, нет; все конфликтные вопросы решаются в судах внутри определенных государств; таким образом, вопрос о суверенитете попадает в руки судьи, который подчинен своему государю и никому больше; и вдруг этот судья обязывается в конкретном случае сказать, что он с большим почтением относится к чужому государю, чем к своему. Где же это видано и мыслимо ли, чтобы судья становился судьею над своим законодателем? Вот к какому опасному выводу приводит припутывание иностранных государей к вопросу, который их нимало не касается, и который касается только того государства, где решается материальный спор. Пилье хотел показать, что Международное Частное Право имеет свои корни в Международном Праве, и вместо этого он лишил его всяких корней. После Пилье можно только усомниться в существовании юридически обязательного Международного Частного Права.